Смотри, как они умирают

Глава 13

Когда Эрнандес услышал крик, сначала он подумал, что ему померещилось. Его немедленной реакцией было повернуть голову в сторону улицы. Потом он понял, что Миранда в квартире уже отреагировал на неожиданное предупреждение. И тут же увидел самого Миранду: палец его немедленно нажал на спуск револьвера 38-го калибра. Он услышал взрывы внутри квартиры, и тут же его отшвырнуло назад, и он стал падать. Падать до металлической площадки пожарной лестницы ему пришлось не больше трех футов, но ему показалось, что он падал долго и грохнулся о площадку с такой силой, с какой ударяется о землю метеорит.

Грудь его прошили две пули.

Его еще никогда в жизни не ранили. Ни разу. На службе он видел раненых людей, но как-то не думал, что такое может произойти и с ним. В детстве они играли и в полицейских, и в грабителей, и в индейцев, и в ковбоев. «Бам! Я попал в тебя! Бам! Ты мертв!» В идее получить пулю всегда было что-то чарующее. Даже когда он видел настоящие открытые раны, ощущение очарования не пропадало.

Теперь он знал, что это ощущение было фальшивым, ему ужасно хотелось знать, кто же продал его вот так ни за что ни про что. Когда пули врезались в его грудь, сначала он почувствовал только удар, и больше ничего. Бить-то его раньше били, и еще как били, буквально вышибали из него дух. Так что он знал, что это такое. Однажды его огрел молотком сумасшедший сторож — удар пришелся в плечо, тогда он почувствовал внезапную резкую боль и холодный металл, врезавшийся в мясо. Но вот не стреляли в него еще ни разу, а теперь он узнал, что, когда человек получает пулю, у него отнюдь не ласково стискивает грудную клетку и он издает звук вроде «уф-ф-ф!», а потом совершает отличное картинное падение. Он узнал, что силу пули вполне можно сравнить с ударом мчащегося локомотива, что попавшая в человека пуля сбивает его с ног. Все оказалось очень просто. Может, и не каждый человек, в которого попадает пуля, валится с ног, но пули, пронзившие Эрнандеса, закрутили его и буквально снесли с пожарной лестницы.

Сначала он почувствовал только удар и шок, потом холодное ощущение падения куда-то в пространство, беспомощность, полное отсутствие контроля над собой, он просто падал, падал, падал, пока не столкнулся с металлом, будучи не в состоянии даже вытянуть руки, чтобы смягчить соприкосновение о преграду.

А потом он оказался в огне.

Огонь поглотил его. Он начал расползаться от двух дырочек в спине, откуда вышли из него пули, буровить тело вроде пылающих туннелей по направлению к входным отверстиям, охватил всю грудную клетку, плечи, горло, потом лицо — и через несколько секунд он весь был охвачен безжалостным пламенем. Ему стало трудно дышать, он втягивал воздух через приоткрытые губы, смутно осознавая, что, видимо, одна из пуль прошла сквозь легкое, на губах у него запузырилась кровь, а он думал, что это слюна, пока на манжете рубашки не заметил ярко-красные пятна. Вот тогда он запаниковал.

Задыхаясь, весь горя и едва не теряя сознания от боли, пронизывающей его, он чувствовал, как паника нарастает у него в голове и обосновывается за глазными яблоками, словно пара крючковатых пальцев, пытающихся выдавить их из глазниц. Кровь пузырилась на его губах все сильнее.

Как-то легко ему подумалось, а не умирает ли он.

Жесткие пальцы упорно продолжали давить ему на глаза, его стало периодически захлестывать волны темноты. Ему были слышны крики с улицы. Он с любопытством подумал, удалось ли схватить того, кто сдал его Миранде.

К горлу подкатила тошнота.

Она вдруг стала подниматься из глубины живота, во рту появился вкус рвоты, а потом пожарная лестница затряслась, и небо затряслось, он захлебнулся собственной кровью и провалился в небытие.

«Пурпурные латиносы» исчезли, как неуловимые арабские воры.

Зип побежал в тот же момент, когда закричал Миранде, предупреждая его об опасности; он продрался через толпу и скрылся за углом. Папа и Сиксто, едва успев осознать, что произошло, бросились за ним. Троица скрылась прежде, чем Бирнс, Карелла и Паркер выскочили из здания.

Бирнс немедленно повернул голову в сторону пожарной лестницы.

— Фрэнки! — заорал он. — Фрэнки!

Ответа не последовало.

— Что случилось? — выкрикнул Паркер, задыхаясь от бега. — Он мертв?

— Я не знаю. Он просто лежит там. Надо спустить его. — Он вдруг перевел взгляд на тротуар под пожарной лестницей. — Что за черт… Боже! Господи боже!

— Что такое? — спросил Карелла.

— Это кровь! — со страхом ответил Бирнс. — Сверху капает кровь!

Мужчины смотрели, как на тротуар падают красные капли. Они падали бесшумно, прямо как стрелы, одна за другой, образуя постепенно увеличивающуюся лужицу.

— Мы должны забрать его оттуда, — проговорил Бирнс.

— Миранду предупредил какой-то мальчишка, — сообщил подошедший патрульный.

— Эх, дети, — покачал головой Бирнс. — Иногда мне кажется, что в нашем районе куда больше неприятностей доставляют дети, чем все профессиональные воры, вместе взятые.

— Это не они, — возразил Паркер, неотрывно глядя на капающую кровь. — Это все родители. Они приезжают сюда, даже не зная языка. Так чего же еще можно ожидать?

— У моего старика был такой акцент, который можно было только ножом вырезать, — сказал Бирнс. — Так что же делать…

— Что вы сказали, лейтенант? — внезапно вмешался из-за заграждения репортер. — Про детей?

— Для прессы ничего.

— Вы считаете, что сегодняшние дети вырастут в подобных Пепе Миранде?

— Нет. Я считаю совсем не так.

— А как вы считаете, лейтенант?

— Я считаю, что на пожарной лестнице истекает кровью человек и он, возможно, умирает. Я считаю, что хочу достать его оттуда, пока у него еще есть шанс выжить, и еще я считаю, что вам лучше убраться у меня из-за спины, пока я не удалил отсюда всех репортеров.

— Не надо так раздражаться, — посоветовал репортер. — Это ведь такая история!

— Какая такая? О чем? Тут вам что, цирк? О чем эта история? О Миранде? О Фрэнки Эрнандесе, который, может быть, уже умер?

— Жизнь в наше время — штука дешевая, лейтенант, — бросил репортер.

— Да что вы? Знаете, идите вы с этой вашей историей в задницу! И оставьте меня в покое! — Бирнс сердито развернулся и отошел к патрульной машине.

— Ничего себе, — поразился газетчик, — а парень, видно, дошел до точки кипения, да?

— Он работает в этом участке очень давно, — объяснил Паркер. — А тут ведь не райские кущи.

— Я только пытаюсь выяснить кое-что о Миранде, — пожал плечами журналист. — Черт возьми, работа каждого тяжела по-своему.

— И что вы хотите выяснить насчет Миранды? — спросил Паркер. — Оглянитесь кругом. Миранда всего-навсего конечный продукт. Вам и не надо толковать с ним в квартире, чтобы выяснить, каков он. Просто оглянитесь вокруг, приятель. Таких, как Миранда, полным-полно. — Паркер с горечью покивал. — Просто оглянитесь.

Он пошел вслед за Бирнсом к патрульной машине.

Томми и Ли Первый Убийца увидели Куча в тот момент, когда он появился из-за угла.

— Эй, Томми, — обратился к приятелю Фил. — Вон один из них.

— Один из кого?

— Из «Пурпурных латинос». Господи, если копы увидят эту рубашку…

— Позови-ка его, — приказал Томми.

— Зачем?

— Чтобы предупредить. Хочешь, чтобы копы сцапали его?

— А кого волнует, сцапают его или нет? Он придурок.

— Придурок или нет, я не намерен давать копам очки. Позови его.

Фил пожал плечами:

— Эй! Парень, эй! Эй, ты!

Куч, разыскивавший в толпе Зипа и приятелей, остановился как вкопанный, немедленно узнав золотистые рубашки.

— Иди сюда! — позвал Фил.

Куч с опаской подошел к ящику.

— Ты меня звал?

— Да. Как тебя зовут?

— Меня?

— Да. А кого еще? Я забыл твое имя. Скажи снова.

— Куч.

— Точно. Куч. Верно. — Фил кивнул. — Куч, это Томми Ордис — военный советник «Королевских гвардейцев». Возможно, он хочет дать тебе наводку.

— Наводку на что? — с подозрением осведомился Куч.

— На седьмое небо! — расхохотался Фил.

— Хватит кривляться, — рявкнул Томми. — Тебе нужна эта наводка, Куч?

— А кто кривляется? — ухмыльнулся Фил. — Я…

— Прекрати!

— Да я просто…

— Прекрати!!

Фил замолчал. Сунув руки в карманы, он сверлил взглядом Томми.

— Так тебе нужна эта наводка, Куч? — снова спросил Томми.

— Смотря какая.

— Хорошая. Я сегодня добрый. — Он выдержал паузу. — Тебе лучше снять эту рубашку.

На мгновение Куч онемел.

— Кто говорит?

— Я даю тебе хороший совет. Избавься от рубашки.

— Зачем? — строго спросил Куч. — Чтобы ты мог сказать, что раздел одного из «Пурпурных латинос?»

— А?

— Ты меня слышал.

— О господи, не будь таким тупицей, — фыркнул Томми, — у меня полно дел поинтереснее, чем…

— Да брось его, — посоветовал Фил. — Пусть сам выпутывается.

— От меня трофея ты не получишь, приятель, — заявил Куч.

— Послушай, — начал Томми, пытаясь терпеливо разъяснить ситуацию, — если ты останешься в этой рубашке…

— Останусь в рубашке! Чертовым «Королевским гвардейцам» не указывать мне, как одеваться.

— Видишь? — снова встрял Фил. — Что я тебе говорил? Пусть этот придурок сам…

— Нет, погоди-ка минутку, Фил, — остановил его Томми. Голос его прозвучал холодно и резко. Несколько секунд он внимательно сверлил Куча ледяным взглядом, потом заговорил: — Тебе надо следить за своими словами, парень, понял?

— Я ни за чем не должен следить, — отрезал Куч.

Он не знал, бояться ему или нет. На самом деле страха он не испытывал. Не с четырьмя же пистолетами, засунутыми за ремень брюк. И в то же время его как бы что-то подталкивало прислушаться к тому, что говорят ему члены враждебной группировки. Он был уверен, что чувством, управлявшим им в этот момент, был страх. А ведь ему казалось, что он не боится.

— Ты и в самом деле болтаешь слишком много лишнего, парень, — заметил Томми, соскользнув с ящика. — Тебе стоит последить за своим языком.

— Позаботься о своем, — огрызнулся Куч.

— Ты ищешь неприятностей, приятель? И твой день пройдет зря, если мы не сломаем тебе руку?

— А может, хватит шуметь попусту, — проворчал Куч. — Я тороплюсь.

Томми загородил ему дорогу:

— Постой-ка, парень.

— Томми, — встревожился Фил, — тут повсюду миллион копов…

— Заткнись! — рявкнул тот, не отрывая взгляда от Куча. — Я дал тебе шанс избавиться от этой рубашки мирно и спокойно, не так ли, Куч? Я просил тебя об этом для твоего же блага. Ладно. А теперь ты снимешь ее потому, что я так сказал. Как насчет этого?

— Как насчет чего? — переспросил Куч.

— Ты снимешь ее сам или мне стащить ее с тебя?

— Конечно. Попробуй.

— А ты мне нравишься, — с угрозой обронил Томми, делая шаг вперед и одновременно засовывая руку в карман. — Ты храбрый маленький ублюдок, и я…

— Оставь его! — прошипел Куч. — Оставь свой нож там, где он лежит. У меня под этой рубашкой четыре пистолета, и, клянусь богом, я воспользуюсь одним из них!

Томми внезапно замер, во все глаза глядя на Куча и лихорадочно соображая, не блефует ли тот. Казалось, что нет. Глаза Куча смотрели уверенно, губы были плотно сжаты.

— Да ладно тебе, герой, — примирительно проговорил он.

— Пошли, Томми, — встревоженно попросил Фил, стреляя глазами в разные стороны — не подбираются ли к ним полицейские.

Томми еще несколько мгновений испепелял Куча взглядом, потом отступил.

— У нас тут крутой парень с пистолетами, Фил, — сообщил он. — Ты ведь и в самом деле крут с этими штуками, да, Куч? Что ж, у меня есть для тебя совет. Дружеский совет. С этой минуты никогда не ходи по улице без своих пистолетов, понял? Потому что, приятель, один из них тебе понадобится. В самом деле понадобится.

— Спасибо за предупреждение, желтый ублюдок, — ухмыльнулся Куч, развернулся на каблуках и побежал прочь.

— Куч, а? — с ненавистью прошипел Томми и кивнул. — Ну хорошо, Куч. Еще посмотрим, Куч.

— Ерунда какая! — негодующе фыркнул Фил. — Мы ему помочь хотели, а он нас так отшил. — Он покачал головой. — Ни с кем нельзя быть хорошим. — Он взглянул на девушек. — А вы что, собираетесь весь день на этом ящике торчать?

— А что нам еще делать-то? — осведомилась Елена.

— Пошли ко мне, — предложил Фил. — Моих родителей нет. Раскатаем в гостиной ковер и немножко попрыгаем на нем. Что скажете?

— Я не знаю, — засомневалась Елена. — Хуана?

— Не знаю. А ты что думаешь?

— Ну для танцев сегодня жарковато, — протянула Елена.

— Тогда пошли пива попьем, — оживился Фил. — Какой интерес тут околачиваться? Не знаете, что случится?

— Нет. А что случится?

— Ну естественно, они пристрелят Пепе, — просто сказал Фил. — А ты что думаешь? Он сумеет сбежать?

— Он может, — предположила Елена.

— Это невозможно.

— Почему невозможно?

— Потому что так положено, — со знанием дела пояснил Фил. — Плохие парни никогда не побеждают. Преступления не вознаграждаются. А иначе небесная канцелярия не позволяла бы их совершать. — Он расхохотался. — Эй, Томми, ты понял? Небесная канцелярия…

— Да, я понял, — отрезал Томми. — Сукин сын! Я пытался его предупредить, представляешь?

— Пошли, девчонки! — позвал Фил. — Давайте забудем об этом, а?

— Хуана? — спросила Елена.

— Ну ладно, — согласилась та.

— Здорово! — обрадовался Фил, помогая им спуститься с ящика. — Поверьте мне, вы просто потеряли бы кучу времени, болтаясь здесь. С Пепе не случится ничего, кроме того, что его убьют.

Если бы полиция была так же уверена в исходе, как Фил, то не стала бы утруждаться возней с пулями со слезоточивым газом. Что бы ни предполагал Фил насчет неизбежного исхода (по мотивам голливудских фильмов о гангстерах), Пепе Миранде за день до настоящих событий удалось вырваться из квартиры, а сегодня — подстрелить патрульного и детектива, и нельзя было исключать возможности того, что он подстрелит кого-то еще — может, нескольких детективов или одного-двух патрульных прежде, чем представление закончится. И если учесть эту возможность, существовала и другая — что он сумеет сбежать и сегодня из этой квартиры, спутав карты полиции, небесной канцелярии и компании «Уорнер Бразерс». В любом случае полицейские отнюдь не были в безопасности. Одного из патрульных увезла «скорая помощь» в больницу, один из детективов лежал, истекая кровью, капля за каплей падавшей на тротуар, и далеко не всем казалось, что на этот день раненых вполне достаточно.

Так что они выстроились поперек улицы, водрузив на плечи заряженные патронами со слезоточивым газом ружья, и ждали приказа открыть огонь по окнам через улицу, чтобы опять загнать Миранду в глубь квартиры. Нет ничего печальнее плачущего злодея, и все эти доблестные люди в синей форме с болью в сердце смотрели бы на то, как заливается слезами Миранда, но это было привилегией зарядов со слезоточивым газом.

Лейтенант Бирнс махнул рукой, и полицейские открыли огонь. Теперь не осталось целого стекла, и даже оконные рамы были настолько измочалены, что новый каскад пуль, казалось, инстинктивно пытался отыскать хоть одни нетронутый кирпич вокруг окон. Пожарная лестница и тротуар под окнами были сплошь усыпаны красной кирпичной крошкой. Неподвижное тело Эрнандеса тоже покрылось слоем красной пыли.

— Хорошо, — обратился Бирнс к полицейским. — Продолжаем. Цельтесь по окнам. И поточнее! Старайтесь, чтобы внутрь попало побольше.

Стрелки снова открыли огонь. Внезапно в квартире, словно раненое животное, взревел Миранда. Раздалось шипение, потом — облако дыма, потом послышались хлопки, а из открытых окон повалил слезоточивый газ. Пули с газом врывались в окна, словно крысы. В воздухе появился легкий аромат цветущих яблонь. Миранда посылал полицейским проклятия, орал и рычал. Однажды он появился в окне, но был тут же загнан обратно выстрелами из автоматического пистолета.

А потом вдруг прямо на улице раздался хлопок, шипение, появился сильный запах цветущих яблонь, и Энди Паркер, отпрянув от одного из патрульных, завопил:

— Ты тупой идиот! Чертов тупица!