Смута. Ее герои, участники, жертвы

После свержения 17 июля 1610 года царя Василия Шуйского московские бояре оказались в большом затруднении: кому править государством? После достаточно длительных совещаний было решено, что до избрания нового государя на представительном Земском соборе власть будет в руках семи наиболее представительных бояр во главе с князем Ф. И. Мстиславским. 20 июля население страны стали приводить к присяге боярам. В тексте так объяснялось, почему власть оказалась в их руках: «Все люди били челом князю Мстиславскому сотоварищи, чтобы пожаловали, приняли Московское государство, пока нам Бог даст государя». Присягавший был обязан «слушать бояр и суд их любить, что они кому за службу и за вину приговорят; за Московское государство и за них, бояр, стоять и с изменниками биться до смерти; вора, кто называется царевичем Дмитрием, не хотеть; друг на друга зла не мыслить и не делать, а выбрать государя на Московское государство боярам и всяким людям всею землею. Боярам всех праведным судом судить, а государя выбрать с нами, со всякими людьми, всею землею, сославшись с городами. Бывшему государю Василию Ивановичу отказать, на государевом дворе ему не быть и вперед на государстве не сидеть; нам над государем Васильем Ивановичем, и над государынею, и над братьями убийства не учинить и никакого дурна, а князю Дмитрию и князю Ивану Шуйским с боярами в приговоре не сидеть».

Бояре, кроме того, были вынуждены разослать по городам грамоты, в которых объяснили причины свержения Василия Шуйского более подробно: «Видя междоусобие между православными христианами, польские и литовские люди пришли в землю Московского государства и многую кровь пролили, церкви и монастыри разорили, святыне поругались и хотят православную веру в латинство превратить; польский король стоит под Смоленском, гетман Жолкевский — в Можайске, а вор — в Коломенском; литовские люди, по ссылке с Жолкевским, хотят государством Московским завладеть, православную веру разорить, а свою латинскую ввести. И мы, поговоря между собою и услыша от всяких людей украинских городов, что государя царя Василия Ивановича на Московском государстве не любят, к нему не обращаются и служить ему не хотят, кровь христианская междоусобная льется многое время, встал отец на сына, и сын на отца, друг на друга. Всякие люди, видя Московскому государству такое конечное разоренье, били челом ему, государю, всею землею, чтоб он государство оставил для междоусобные брани и для того, что люди, боясь от него опалы или его не любя, к нему и ко всему Московскому государству не обращаются, те бы все были в соединенье и стояли бы за православную христианскую веру все заодно. И государь государство оставил, съехал на свой старый двор и теперь в чернецах, а мы целовали крест на том, что нам всем против воров стоять всем государством заодно и вора на государство не хотеть. И вам бы всем, всяким людям, стоять с нами вместе заодно и быть в соединенье, чтобы наша православная христианская вера не разорилась и матери бы наши, жены и дети в латинской вере не были».

Текст грамоты свидетельствует о том, что бояре хотели представить свержение царя Василия как нечто достаточно спокойное и мирное — сам царь под давлением общественности покинул трон и постригся. Они призывали всех русских людей объединиться, чтобы вместе дать отпор всем врагам: и королю Сигизмунду, и полякам, и Лжедмитрию II, а потом избрать на Земском соборе нового государя. Пока же предполагалось, что во главе страны будет боярское правительство.

Рассмотрим подробно, кто в него вошел. Главным объявлялся князь Федор Иванович Мстиславский. Следующим по значимости шел Иван Михаилович Воротынский, далее — Андрей Васильевич Трубецкой, Андрей Васильевич Голицын, Иван Никитич Романов, Федор Иванович Шереметев и, наконец, Борис Михайлович Лыков. Рядовыми боярами в Думе считались: В. В. Голицын, А. П. Куракин, Ю. Н. Трубецкой, И. Н. Одоевский, М. Г. Салтыков, М. Б. Шеин (находился в осажденном королем Смоленске), М. Ф. Кашин, И. Н. Салтыков (глава Стрелецкого приказа), И. М. Салтыков, М. Ф. Нагой, Б. Я. Бельский, Ф. Т. Долгорукий, М. С. Туренин, В. П. Морозов, А. А. Телятевский, B. П. Головин, Н. Д. Вельяминов, Г. П. Ромодановский, И. С. Куракин (глава московского гарнизона).

Окольничими были: С. С. Годунов, Н. В. Годунов, В. Ф. Мосальский, В. А. Звенигородский, И. В. Головин, Ф. Ф. Мещерский, Д. А. Крабов, Г. В. Грязной, И. Н. Ржевский, М. А. Молчанов. Казначеем был В. П. Головин, постельничим — К. О. Безобразов, ловчим — И. Р. Безобразов. Думными дворянами были П. П. Ляпунов и Г. Н. Ржевский, дьяками — В. О. Янов, И. Грамотин, И. Чичерин, Т. Луговской, C. Соловецкий.

Следует отметить, что далеко не все эти лица принимали участие в управлении страной, поскольку не находились в столице. Например, Годуновы были в Сибири, некоторые — в Калуге у Лжедмитрия, другие — у Сигизмунда. А. А. Телятевский находился в Троице-Сергиевом монастыре. В целом все правительство было достаточно аморфным и не слишком дееспособным. Рассмотрим биографии «седьмочисленых бояр», которым пришлось быть во главе страны 2 с лишним года, хотя с апреля 1611 года под их властью была лишь Москва.

Главный боярин Ф. И. Мстиславский

Ф. И. Мстиславский принадлежал к одной из ветвей литовских князей Гедиминовичей. Его дед, Федор Ижеславский, получил свою фамилию от матери, единственной дочери князя И. Ю. Мстиславского. Поскольку у князя Мстиславского не оставалось наследника, то внуку по женской линии позволили стать продолжателем знатного рода. Федор Мстиславский приехал на службу в Москву сравнительно поздно — только в 1526 году. При дворе Василия III он занял достаточно высокое место и даже получил возможность жениться на родной внучке великого князя Ивана III и таким образом породниться с государем. Получалось, что в жилах Ф. И. Мстиславского текла кровь московских князей, и это давало ему право после смерти царя Федора Ивановича претендовать на трон. Однако сам он этого никогда не делал и всегда отказывался от предложенной чести.

Отец нашего героя, Иван Федорович Мстиславский, был видным боярином и крупным военачальником. Его служба началась при дворе молодого царя Ивана Грозного. В 1549 году в возрасте 20 лет он уже получил боярство. В войске под его началом, как правило, был Большой полк. В 1552 году во время очередного Казанского похода он считался одним из главных военачальников, после царя. В 1558 году началась Ливонская война. Снова князь Иван Федорович — главный воевода. Вполне вероятно, что он был неплохим полководцем и достаточно опытным государственным деятелем. Поэтому после учреждения опричнины в 1565 году Мстиславский назначается главой земщины.

В начале 80-х годов князь Иван Федорович женился на дочери знатного князя и боярина А. Б. Горбатого-Шуйского. Это позволило ему породниться с мощным кланом суздальских князей. Старшая дочь стала женой бывшего татарского хана Симеона Бекбулатовича, который одно время, по прихоти Ивана Грозного, правил государством с титулом великий князь Московский.

Знатность, заслуги отца и обширные родственные связи позволили и самому Федору Ивановичу быстро сделать придворную карьеру. В 1576 году, в 20 с небольшим лет, как и отец, он получил боярский чин, минуя все предыдущие ступеньки иерархической лестницы. В 1577 году молодой боярин принял участие в очередном Ливонском походе. Ему было доверено руководство одним из наиболее важных полков — полком Правой руки. Поход оказался очень удачным. Было взято множество ливонских городков и богатая добыча. Казалось, что Ливония уже на грани окончательного подчинения России. В 1579 году Ф. И. Мстиславский стал главнокомандующим — ему был доверен Большой полк. Для Русского государства это был очень тяжелый год — на его территорию вторгся польский король Стефан Баторий, который вознамерился свести на нет все ливонские завоевания царя Ивана IV. Цель короля состояла в том, чтобы захватить некоторые русские города на северо-западе и таким образом отрезать Ливонию от России. Федор Иванович получил важное задание — организовать оборону Новгорода Великого. С этой задачей он успешно справился. Король Стефан даже не пытался подойти к этому городу, застряв у Пскова.

После воцарения в 1584 году Федора Ивановича оба князя Мстиславских, отец и сын, поначалу сохранили свое высокое положение первых бояр в Думе. Однако начатые царскими родственниками Годуновыми преобразования в правительстве не понравились Ивану Федоровичу. Особенно возмутила его опала казначея П. Головина и его родственников. Князь полагал, что тот невиновен в растрате казны, поскольку она была истощена бесконечной Ливонской войной. Но противиться всесильным Годуновым было нельзя. В итоге И. Ф. Мстиславский сам попал в опалу. Ему было предложено добровольно отправиться в Кирилло-Белозерский монастырь и там постричься. В 1586 году престарелый князь умер.

Ссылка отца не повлияла на карьеру Ф. И. Мстиславского. Напротив, с 1585 года он сам становится во главе Боярской думы и во всех официальных церемониях занимает среди остальной знати первое место. Даже Годуновы не пытаются оттеснить его от трона, зная, что царь Федор благоволит к своему дальнему родственнику. Он даже доверил Мстиславскому одну из важных должностей во время своего венчания на царство — обсыпать себя золотыми монетами при выходе из кремлевских соборов. В тексте Чина венчания по поводу исполнителя этих обязанностей было сказано, что он должен быть царским родственником (например, Ивана Грозного обсыпал монетами младший брат Юрий). Ф. И. Мстиславский сохранил и свое звание главнокомандующего. Росписи полков, составляемые для планируемых походов и для пограничной Береговой службы на Оке, показывают, что он всегда во главе Большого полка.

В 1589 году пришла весть, что крымский хан собирается напасть на Москву. К тому времени у москвичей еще не стерлись из памяти воспоминания о пожаре и разгроме, устроенных в 1571 году Девлет-Гиреем, поэтому новая угроза всех взбудоражила. Организовать заслон крымцам на Оке было поручено князю Федору Ивановичу. Все лето простоял он на берегу, но крымцы, к счастью, не появились. На этом служба Мстиславского не закончилась. Уже в декабре того же 1589 года царь Федор предпринял грандиозный поход на Запад, чтобы вернуть утраченное отцом побережье Финского залива и территории в Карелии. Снова князь Федор Иванович встал во главе Большого полка, с котором был сам царь. Пока другие полки брали Ям, Орешек, Копорье, Большой полк направился прямо к Иван-городу и Нарве — Ругодиву. Оба города-крепости находились на разных берегах реки Наровы.

Вскоре мощный артиллерийский обстрел заставил жителей Иван-города сдаться, но Нарва уцелела, поскольку царь Федор решил, что форсирование реки под артиллерийским обстрелом неприятеля вызовет большие жертвы. Поскольку крепость была сильно разрушена, шведы, не знавшие о планах царя, сами предложили начать переговоры о перемирии. Их поручили вести Мстиславскому. Он оказался неплохим дипломатом: не вступал в перепалку, в бесконечные дискуссии и твердо вел свою линию. В итоге Россия получила назад без всякого выкупа утраченные ранее города: Иван-город, Ям, Орешек, Копорье. Позднее после удачного Выборгского похода была возвращена Корела, и Швеции пришлось подписать в 1595 году Тявзинский мирный договор, выгодный для Русского государства.

В апреле 1591 года вновь пришли тревожные вести с южной границы — крымский хан Казы-Гирей собирал войско для похода на Русь. Остановить его предстояло только небольшим по численности полкам Береговой службы под командованием Ф. И. Мстиславского. (Основное войско стояло у Новгорода, поскольку в то время мирный договор со Швецией еще не был подписан.) Когда были составлены росписи полков, то выяснилось, что многие молодые воеводы недовольны своими назначениями и начали местнические тяжбы. Более того, оказалось, что черкесский князь Б. К. Черкасский имеет претензии к самому главнокомандующему Мстиславскому. Оборона государственных приграничных рубежей оказалась на грани срыва. Пришлось Федору Ивановичу при поддержке царя Федора наводить в полках порядок, проявлять спокойствие и твердость духа. Не вступая в местнические споры, он направился на линию обороны, показывая пример верности долгу. Остальные воеводы последовали его примеру.

В начале июня пришла весть, что из Крыма выступило огромное войско хана. По подсчетам дозорщиков, оно состояло из 100 000 всадников, которые двигались на большой скорости прямо по направлению к столице. Вероятно, хан узнал, что у Москвы мало защитников, и решил воспользоваться ситуацией.

Действительно, в распоряжении Ф. И. Мстиславского было не больше нескольких тысяч воинов. Если бы они попытались остановить крымцев, то были бы попросту смяты и раздавлены. Поэтому князь срочно отправил гонца в Москву с сообщением о большой опасности. Сам же выслал разведчиков к ханскому войску, которые должны были следить за его передвижением. Вскоре выяснилось, что во главе войска стоит сам Казы-Гирей, с ним едут четыре царевича. Обходя заставы, они направляются прямо к Москве.

Царь Федор очень обеспокоился тревожными известиями с берегов Оки. Он понял, что Мстиславскому не задержать врага, и приказал ему со всеми полками срочно отступать к столице. Ведь они были единственными защитниками города, и лишиться их было смертельно опасным. 30 июня войско князя Федора Ивановича было уже на реке Пахре в 30 верстах от города. На Окской переправе оставили только 300 разведчиков «о дву конь» под началом С. Б. Колтовского. Мстиславскому и остальным воеводам было приказано немедленно ехать к царю в Кремль на военный совет. Положение с обороной города действительно было очень сложным. Количество защитников было раз в 10 меньше, чем нападавших. Сражаться с крымцами в открытом бою было просто невозможно. Поэтому в районе Данилова монастыря организовали «гуляй-город» — походную крепостицу на колесах. Она состояла из возов с пушками, прикрытыми дубовыми досками. Это сооружение было удобно тем, что в телеги можно было впрячь лошадей и быстро перевезти на другое место или перестроить в нужном направлении. Первоначально решили, что конница встретит противника у Коломенского и попытается с ним сразиться во время переправы. Но потом царь Федор пришел к мысли, что на открытой местности воины будут беззащитными и падут под обстрел очень метких татарских лучников. Поэтому всем полкам было велено встать под защиту «гуляй-города» и в открытый бой с главным крымским войском не вступать.

2 июля пришло печальное известие о том, что отряд Колтовского разбит, сам он ранен и едва спасся. Хан со всеми ордами переправился через Оку и как туча движется к столице. Ранним утром 4 июля русские воины встали на линию обороны у Данилова монастыря. Каждый знал свое место и четко выполнял указание главнокомандующего Мстиславского. Все понимали, что победу в сложившейся трудной ситуации могут принести только стойкость, мужество и слаженность. Паника или трусость могли стать роковыми и для защитников, и для столицы.

Царь Федор знал, что многое зависит и от его собственного поведения. В 1571 году столица пала во многом из-за того, что его отец Иван Грозный трусливо бежал. Поэтому он лично приехал в войско и спросил воевод и простых воинов о здоровье, осмотрел оборонительные укрепления. Этим он поднял у всех боевой дух и внушил веру в общую победу. В помощь полкам Мстиславского были присланы все члены правительства и служители царского двора. Командовать ими было поручено царскому шурину Борису Годунову. Он и стал заместителем главнокомандующего. Хотя Борис считал себя чуть ли не царским наследником, поскольку у царя Федора все еще не было детей (царевна Феодосия родилась только в 1592 году), но указания князя Мстиславского выполнял без всяких возражений. Сам он в сражениях участвовал редко и военного опыта не имел.

В этот же день в окрестностях Москвы появились отряды крымских царевичей, которые попытались вызвать на бой защитников. Поскольку они были малочисленными, то Мстиславский выставил против них конных иностранных наемников — шведов и литовцев. Хорошо вооруженные, с четким строем, они быстро разогнали крымцев. Разведчики донесли, что основное ханское войско расположилось в овраге у речки Котлы. Там оно чувствовало себя в относительной безопасности, поскольку на крепостных башнях города стояли дальнобойные орудия. Казы-Гирей направился на Воробьевы горы, чтобы осмотреть местность. Мощные крепостные стены и естественные речные преграды показали ему, что взять Москву будет очень трудно, тем более что у татар не было стенобитных орудий и опыта брать каменные крепости.

Мстиславский знал, что главным «козырем» защитников являются артиллерийские орудия, которые не только могут сразить противника, но и внести в его ряды панику — татарские лошади боялись взрывов. Поэтому, как только немного стемнело, он начал обстреливать позиции хана. Кроме того, стали палить и из орудий, установленных на крепостных стенах. Сделано это было на тот случай, если крымцы попробуют начать атаку под прикрытием темноты.

В итоге со всех сторон возникли языки пламени, дым заволакивал все вокруг, от канонадного грохота казалось, что само небо рушится на землю. Вполне естественно, что в стане крымцев началась паника. Никто не мог понять, что происходит, ведь сами они еще боя не начинали. Подосланный Мстиславским дезинформатор довершил дело. Когда он сказал, что к Москве приближается новгородское войско, которое собирается ударить по крымцам с тыла, то Казы-Гирея и его приближенных охватил ужас. За час до рассвета 5 июля крымцы бросились бежать во главе со своим ханом. Они даже оставили свои обозы с продовольствием и боеприпасами, а хан же пересел на резвого скакуна, не заботясь о дальнейшей судьбе своего украшенного золотом, обитого коврами расписного возка. Его потом обнаружили воины Мстиславского на переправе у Оки, когда попытались догнать беглецов.

Отход степняков был настолько стремительным, что защитники столицы не сразу осознали, что победили. Когда они решили броситься вслед за врагом, то оказалось, что хан уже в районе Тулы. Поэтому удалось только собрать брошенные пожитки и с триумфом вернуться назад. Так бесславно закончилось последнее наступление на Москву крымских татар. Больше столь далеко в глубь русской территории они никогда не заходили. С дороги Ф. И. Мстиславский отправил царю Федору грамоту о полной победе. При этом он забыл упомянуть своего «товарища» Бориса Годунова. Вряд ли он сделал это умышленно, просто Годунов не был настоящим полководцем и в военных советах не участвовал. Но царь обиделся за своего шурина и слегка попенял князю за невежливость и забывчивость. Если бы на месте Федора Ивановича был какой-нибудь заносчивый и чванливый вельможа, то он наверняка бы обиделся. Но наш герой и виду не показал, что недоволен выговором. Спокойно и с достоинством он получил причитавшиеся ему награды: «золотой португал» (золотую монету, считавшуюся высшим орденом того времени), дорогой кубок, роскошную соболью шубу. Для «кормления», т. е. получения доходов от налогов, он получил город Кашин с пригородами. Это было очень кстати, поскольку основные его земельные владения находились около Ярославля.

Мстиславский не обиделся даже на то, что второй воевода, Б. Ф. Годунов, получил существенно больше наград, хотя заслуг у него было меньше. Кроме «португала», кубка и шубы, тот получил звание «царского слуги», самое почетное при дворе, а также золотую цепь самого царя и богатую и обширную область Вага на Севере. О своих заслугах князь Федор Иванович знал сам, но выпячивать их не хотел. Ведь победу русскому войску обеспечили его четкое руководство, забота о мобильности связи, хорошая организованность и быстрота действий. Его спокойствие и уверенность в успехе передавались простым воинам, и они не паниковали и не трусили, четко выполняя свой долг.

Все годы правления царя Федора Ивановича Мстиславский постоянно занимал и в Боярской думе, и войске ведущее положение. Никто не оспаривал его знатность, опытность и хорошее знание своего дела. К тому же князь пользовался всеобщим уважением и часто приглашался судьей при решении сложных местнических споров. Неучастие в политических играх и интригах позволили Ф. И. Мстиславскому сохранить свое высокое положение и после воцарения Б. Ф. Годунова в 1598 году. Несомненно, что Федор Иванович, родственник по крови угасшей династии московских князей, имел больше прав на престол, чем Борис. Возможно, что последний это хорошо понимал, поэтому долго не решался занять царский трон. Но Мстиславский ни одним словом, ни одним поступком не обнаружил своего намерения вступить в политическую борьбу. Для этого он был слишком честен и благороден. Свое доброе имя и родовую честь он ценил превыше всего. Дав один раз клятву верности, никогда ей не изменял в угоду сиюминутной конъюнктуре. В этом он был мало похож на большинство своих современников, разжегших в конце концов яростную междоусобную войну.

Свое призвание князь Федор Иванович видел в верном служении царскому трону, несмотря ни на что. Поэтому он смолчал, когда царь Борис обрушил репрессии на его свояка Симеона Бекбулатовича, сослал того в глухое село Клушалино и потом послал ему отравленное вино, от которого Симеон ослеп. Вероятно, и в бывшем великом князе Московском Годунов видел соперника и стремился от него избавиться. Промолчал князь и тогда, когда репрессии обрушились на его дальних родственников Романовых, обвиненных в желании отравить царя Бориса. Несомненно, что гибель князя И. В. Сицкого и его жены, молодых Василия и Михаила Романовых, Б. К. Черкасского сильно его огорчала, но возмущаться было опасно. Малейшее неосторожное слово могло стать поводом для ссылки или пострижения его. самого.

Мстиславский знал, что Б. Ф. Годунов его не любит и пытается любым путем унизить. С мудрым терпением сносил он все попытки царя втравить его в местнические споры с каким-нибудь знатным выскочкой. Дело кончилось тем, что в пику Федору Ивановичу Борис приблизил к себе строптивого князя М. П. Катырева-Ростовского, удаленного от двора еще Иваном Грозным. Даже достаточно терпеливый царь Федор Иванович не мог сносить заносчивость и упрямство этого князя и не жаловал его. Годунов же уравнял Катырева по знатности с Мстиславским и не раз назначал того воеводой Большого полка и сажал на пиру на самое почетное место. Не роптал князь Федор даже тогда, когда после безвременной кончины жены царь Борис не позволил ему вторично жениться. Не имея наследников, ему пришлось бы после смерти оставить все свое значительное имущество казне. Вполне вероятно, что Годунов боялся, что сын знатного князя, может стать соперником его наследника царевича Федора позже.

Чувство долга всегда перевешивало у Мстиславского все остальные эмоции. Он старался забывать обиды и не помнить зла. Поэтому, когда в 1604 году на Русь вторглись полки Лжедмитрия I, обвинявшего Бориса Годунова в покушении на свою жизнь и узурпировании царской власти, князь без всяких колебаний согласился встать во главе царской армии и повести ее в бой против самозванца. 18 декабря 1604 года под Новгородрм-Северским состоялся бой армии под руководством Мстиславского и войска Лжедмитрия I. Князь Федор Иванович, как всегда, первым поскакал на врага, показывая воинам пример отваги и мужества. Однако годы уже взяли свое. Самозванец был в два раза его моложе и проворнее. К тому же за его плечами были поляки, владевшие европейскими методами ведения боя. В итоге в пылу сражения Мстиславского несколько раз ударили по голове (его жизнь спас золоченый шлем) и сбили с коня. Если бы не верные слуги, то он неминуемо попал бы в плен. Едва живого его вынесли с поля боя. Без главнокомандующего царская армия сразу потеряла боеспособность. Кончилось сражение победой Лжедмитрия, имевшего намного меньше войска, чем у Мстиславского.

Поражение настолько удручило воевод, что они долго не решались отправить в Москву гонца с этим известием. К тому же они боялись гнева скорого на расправу царя Бориса. Но на этот раз Годунову пришлось сдержаться, ведь от войска зависела судьба его трона. Поэтому он отправил к раненому Мстиславскому лекаря со всякими снадобьями. Кроме того, чашнику Вельяминову было поручено спросить больного князя о здоровье. В то время это считалось проявлением царской милости.

Несмотря на тяжелое ранение, Федор Иванович не покинул войско. Он знал, что его авторитет среди воинов нужен Борису, под которым уже начал шататься трон. Он лишь передал бразды руководства прибывшему В. И. Шуйскому и очень порадовался, когда тому удалось разбить Лжедмитрия под Добрыничами. Но развить этот успех не удалось. Четких указаний из Москвы не было, а сами воеводы не решались проявлять личную инициативу. К тому же стояла зима с морозами и бездорожьем. Войску требовались продовольствие и теплое жилье. Мстиславский планировал начать новую военную кампанию весной, когда просохнут дороги. Но внезапная смерть царя Бориса не позволила этому осуществиться. Наследник, царевич Федор Борисович, видимо, чувствовал себя неуверенно, поэтому тут же попросил Федора Ивановича вместе с Шуйскими прибыть в столицу. Это обезглавило стоящее под Кромами войско. В нем стала зреть измена.

В Москве Мстиславский поддержал нареченного царя Федора Борисовича и его мать, царицу Марию Григорьевну, но изменить ситуацию в войске и стране он уже не мог. В начале мая большая часть кромской армии перешла на сторону Лжедмитрия. Ничего не смог он сделать и тогда, когда москвичи поднял против Годуновых восстание. Ведь огромной толпе он мог противопоставить лишь сотню своих слуг. К тому же его возмущало непонятное бездействие Федора Борисовича и его родственников. Однако в глубине души он осуждал тех представителей знати, которые жестоко расправились с Федором и его матерью, поэтому не поехал в ставку самозванца в, Тулу, чтобы униженно просить чинов. Для этого он был слишком честен и горд. Но Лжедмитрий не решился отправить в отставку самого знатного князя. За Мстиславским сохранилось его ведущее положение в новой думе, названой Советом светских лиц. Правда, возглавлять войско его уже не приглашали. Самозванец сам мнил себя непобедимым полководцем. К тому же князь был слишком старым для широкомасштабных походов.

Несомненно, что Мстиславский остался в стороне от заговора В. Шуйского. О нем он, скорее всего, ничего не знал. Когда 17 мая 1606 года произошел переворот, князь Федор Иванович был в стороне от стремительно разворачивающихся событий. Но, думается, именно он был инициатором того, чтобы взять с нового царя, Василия Шуйского, ограничительную запись. Ведь по всем признакам тот был узурпатором, захватившим трон без всяких прав на него. Несомненно, многие понимали, что у самого Мстиславского больше прав на царскую корону, чем у Шуйского. Ведь он был кровным родственником угасшей династии. Но Федор Иванович никогда не претендовал на высшую власть, и даже когда ему ее предлагали, решительно отказывался.

Нейтральная позиция вновь помогла Мстиславскому сохранить в Боярской думе самое высокое доложение и незыблемый авторитет во всех делах. Хотя царь Василий и видел в нем соперника, но предпринять что-либо против князя не решился. Он даже оставил его ведущим полководцем в армии, хотя на эту роль претендовал его брат Дмитрий, а потом и молодой М. В. Скопин-Шуйский. В декабре 1606 года Мстиславский во главе Большого полка был отправлен вслед за отступившим в Калугу Болотниковым. Началась осада города, но взять его не удалось, поскольку восставшие дрались отчаянно. Кроме того, они находились в более выгодном положении — в теплых домах, Мстиславскому же с войском приходилось жить в походных палатках. Через некоторое время на смену престарелому князю прибыли молодые царские родственники, но и они не взяли Калугу. Более того, они позволили самозванцу Петруше снять осаду и дать возможность Болотникову соединиться с ним в Туле. Летом 1607 года царь Василий предпринял грандиозный поход под Тулу, надеясь окончательно расправиться с врагами. Князь Мстиславский вновь во главе войска. На совете воевод он главный, и ни Д. И. Шуйский, ни М. В. Скопин его авторитет не оспаривали.

У Ф. И. Мстиславского никогда не возникало желания изменить правящему государю, хотя он вряд ли испытывал симпатии к скупому, мелочному и подозрительному царю Василию. Поэтому он любил повторять «перелетам», что нельзя изменять данной клятве верности. Измены приносят вред не только правителям, но и всему государству, подрывая его основы.

В сложных ситуациях Федор Иванович предпочитал не вмешиваться в ход событий, полагая, что все зависит от Божьей воли. Он ничего не сделал, когда группа дворян выступила против Василия Шуйского и 17 июля 1510 года свергла его. Единственно, что князь предпринял, так это собрал бояр на экстренное совещание и сказал, что нельзя позволить народной стихии вновь разгуляться. Управление государством следует взять в свои руки. Так возникло правительство Семибоярщина, главой которого стал он сам.

Можно предположить, что выбор ведущих бояр происходил на общем собрании Боярской думы и Освященного собора. За каждую кандидатуру голосовали отдельно. Требовались люди честные, знающие и авторитетные, хотя и знатность играла не последнюю роль. Рассмотренные ниже биографии «седьмочисленных» бояр это наглядно показывают.

И. М. Воротынский — князь-полководец

ИМ. Воротынский принадлежал к древнему роду черниговских Рюриковичей, родоначальником которых был знаменитый святой князь Михаил Всеволодович, героически погибший в Орде. К этому же роду принадлежали князья Белевские, Одоевские, Мосальские, Мезецкие и Оболенские. На службу к московским князьям Воротынские перешли в конце XV века, сохраняя полузависимое положение и родовые владения. Но постепенно принадлежащие им города переходили в руки сначала Ивана III, потом — Василия III. В память о былой независимости Воротынским было присвоено звание «слуги» и право участвовать только в юго-западных походах великого князя. Благодаря двум бракам дед И. М. Воротынского, его полный тезка, породнился с родом Захарьиных и Шестуновых (Анастасия Ивановна Захарьина была бабкой И. М. Воротынского).

Служба деда и отца Ивана Михайловича была далеко не безоблачной. В 1521 году дед был обвинен в том, что не сумел защитить Москву от набега Магаммед-Гирея, и брошен в тюрьму. На самом деле виновным были брат Василия III Андрей Старицкий и глава войска Д. Ф. Бельский. Только в 1525 году по ходатайству духовенства он был выпущен на волю. Но уже в 1534 году после бегства в Литву С. Ф. Бельского и И. Ляцкого он был арестован и в оковах вместе с семьей отправлен в Кирилло-Белозерский монастырь. Вероятно, правительница Елена Глинская боялась, что князь последует примеру беглецов. После смерти деда семья Воротынских была прощена. Видным полководцем и государственным деятелем становится Михаил Иванович, отец нашего героя. В 1547 году М. И. Воротынский умело организовал оборону Белева от крымцев и прогнал их до Дона. В 1552 году во время осады Казани он был воеводой Большого полка и руководил осадой Царских ворот и Арской башни — одним из главных направлений атаки. Но в 1561 году на заслуженного воеводу обрушилась опала, и он вновь оказался в Кирилло-Белозерском монастыре. Пробыл там он, впрочем, недолго.

После возвращения Воротынскому было поручено организовать пограничную службу. По его инициативе был принят первый устав пограничной службы и были созданы две линии обороны на южных рубежах страны: сооружались лесные засеки, заграждения на бродах, выжигались трава и кусты. В 1572 году Михаил Иванович стал главным защитником страны от ханского нашествия. За год до этого Девлет-Гирей напал на столицу и сжег ее. Царь Иван Грозный не смог защитить город и с позором бежал вместе со своим опричным войском. На следующий год хан решил повторить свой «подвиг». Против него выступил М. И. Воротынский с пограничными полками. В битве при Молодях ему удалось разгромить 120-тысячное крымское войско, хотя собственных сил у него было в несколько раз меньше.

Но царь Иван Грозный не захотел по достоинству оценить заслуги талантливого воеводы. В 1573 году по доносу беглого слуги князь был обвинен в чародействе. Наказание было ужасным: связанного Михаила Ивановича положили между двух костров, а царь самолично подгребал под его тело угли. После этого, едва живого, его отправили на Бело-озеро, но туда он не доехал, поскольку в дороге скончался.

Несомненно, что Иван Михайлович хорошо знал о жизни и деда, и отца. Он должен был бы ненавидеть царя Ивана Грозного, но долг заставил поступить на царскую службу. В 1582 году он — воевода Тулы. Там располагался украинный Большой полк, который должен был соединяться с главными пограничными полками. Князь И. В. Сицкий попытался было с ним местничать, но царь отказал в суде, зная, что Воротынский значительно выше стоит на иерархической лестнице, несмотря на опалы отца. Можно предположить, что в это время князю было 20 с небольшим лет — именно в этом возрасте начиналась воеводская служба для представителей знати. В следующем, 1583, году И. М. Воротынского отправляют на подавление восстания поволжских народов. Он главный военачальник — первый воевода Большого полка. Воеводы других полков А. Куракин и И. Ноготков решили местничать с молодым князем. Из Мурома они отправили царю грамоты о том, что не будут исполнять свои обязанности, пока тот их не рассудит. Иван Грозный быстро разобрался в этой тяжбе и приказал князя Ноготкова отправить в тюрьму за излишнее чванство, Куракину же пообещал устроить после похода суд. В итоге все воеводы отправились в Нижний Новгород исполнять свой долг, правда, пробыли они там недолго, поскольку в марте 1584 году царь Иван умер. Новый царь Федор Иванович отправил в Поволжье другие полки. Предположительно в 1586 году Воротынский попал в опалу за участие в выступлении Шуйских против царицы Ирины. Только в 1588 году он получил новое назначение — во главе плавной рати (войско на судах) отправиться к Астрахани, где предстояло строить каменный кремль. Сколько пробыл князь в Астрахани — неизвестно. Новые сведения о нем относятся к 1592 году. Он получает боярство и назначен воеводой Казани. С одной стороны, эти данные говорят о том, что положение князя при дворе улучшилось. Однако казанское воеводство говорило о том, что в число близких царю Федору Ивановичу людей Воротынский не вошел. Годуновым не нужен был слишком знатный соперник, царь же не мог забыть того, что князь пытался вмешаться в его семейные дела. Так и прожил Иван Михайлович в Казани до 1598 года, пока на престол не взошел Борис Годунов. На смену ему прислали боярина Ф. И. Хворостинина.

Разряды молчат о том, чем занимался Воротынский в царствование Бориса. Вероятнее всего, был не у дел, и потому что выступал против царицы Ирины Годуновой, а значит, и против всех ее родственников, и потому что был внуком Анастасии Захарьиной и приходился дальним родственником Романовых, попавших в опалу в 1600 году.

Поскольку при дворе царя Бориса у Воротынского не было никакой перспективы, то появление Лжедмитрия I оказалось для него выгодным. После свержения Годуновых 1 июня 1605 года князь одним из первых отправился в Тулу приветствовать самозванца. Вместе с ним поехал и A. А. Телятевский, зять С. Н. Годунова, главного Борисова наушника. В итоге князья были приняты без всякого почета. Лжедмитрий демонстративно принял первыми донских казаков, обласкал и одарил их. Князей же стал ругать за то, что они долго не верили в его истинность и не оказывали ему поддержки. Это неуважение запало глубоко в душу знатному князю. Он сразу же окончательно разуверился в том, что «Дмитрий» — настоящий сын царя Ивана IV. Вернувшись в Москву, Воротынский связался со своим другом B. И. Шуйским, и вместе они пришли к выводу, что самозванца следует как можно скорее разоблачить.

Однако первый заговор не удался. Василий Шуйский и его сторонники из числа посадского населения были арестованы. Коснулись ли репрессии Воротынского — неизвестно. Возможно, на какое-то время он был выслан из столицы вместе с Шуйскими. Правда, роспись двора Лжедмитрия I показывает, что И. М. Воротынский существенно возвысился. При царе Борисе он занимал одно из последних мест среди бояр. Лжедмитрий поставил его сразу после Д. И. Шуйского — на четвертое место. Этим он подчеркнул его особую знатность и заслуги деда и отца перед страной.

Войдя в число самых первых людей государства, И. М. Воротынский получил право переписываться с иностранцами. Так, вместе с Ф. И. Мстиславским он отправил грамоту Юрию Мнишеку, в которой поблагодарил того за помощь «Дмитрию» в достижении «отчего престола». Но в истинность Лжедмитрия Воротынский, конечно, не верил, поэтому вновь поддержал заговор Василия Шуйского по его свержению. На этот раз князья действовали очень осторожно и до срока ничем себя не выдали — весело пировали на свадебных многодневных застольях и знакомились с новыми польскими родственниками царя.

17 мая 1606 года Лжедмитрий был свергнут и убит. Власть перешла к боярам-заговорщикам. Воротынский тут же оказался в ближнем окружении нового царя Василия Шуйского. Возможно, что он даже помогал получить тому престол. Шуйский поручил своему другу очень важную миссию — привезти из Углича останки настоящего царевича Дмитрия, которые должны были убедить всех в том, что на престоле был авантюрист-самозванец. Иван Михайлович со своим заданием справился успешно — мощи Дмитрия были найдены нетленными, что свидетельствовало о святости царевича. В народе, правда, поговаривали, что разложившиеся останки царского сына были заменены трупом недавно умершего мальчика, поповского сына, поскольку за 15 лет тело не могло сохраниться столь хорошо.

Вскоре князю Ивану Михайловичу пришлось оказывать царю Василию и другие услуги — вести борьбу с эмиссаром нового Лжедмитрия Иваном Болотниковым. Особую опасность представлял Елец, где было собрано много оружия для похода на Азов. Жители этого города категорически отказывались признавать власть Шуйского. Осенью 1606 года Воротынский отправился под мятежный Елецк. Но осада городка не принесла успеха. Более того, в его собственном полку появились изменники. Когда же пришла весть, что на помощь ельчанам идет Болотников, большая часть дворян разбежалась. Пришлось князю почти в одиночку вернуться в Москву.

В следующем году Воротынский вновь сражался с болотниковцами, но удача ему не сопутствовала. Многолетнее бездействие, видимо, давало о себе знать. Все же общими усилиями и Болотников, и Петруша были разбиты. Наступила долгожданная передышка. В январе 1608 года царь Василий женился на Екатерине (Марии) Петровне Буйносовой. И. М. Воротынскому было позволено жениться на ее младшей сестре Марии. Таким образом, он породнился с самим царем и еще больше приблизился к трону. Но его счастье оказалось очень переменчивым.

Летом 1608 года к столице подошла армия Лжедмитрия II, и в стране образовалось двоевластие. Воротынский оказался запертым вместе с Шуйским и с трудом отбивал атаки тушинцев. Так продолжалось до начала 1610 года, когда на помощь осажденным пришли полки М. В. Скопина-Шуйского вместе со шведскими наемниками. В марте столица была освобождена. Это радостное событие совпало со счастливой переменой в семье Воротынского. Молодая жена родила ему сына Алексея. На крестины младенца был приглашен князь-освободитель М. В. Скопин-Шуйский, его родственники и вся знать. Пир был многолюдным и веселым. Однако, когда кума Екатерина Григорьевна, жена Д. И. Шуйского, преподнесла куму М. В. Скопину чашу с вином и тот, по обычаю, полностью ее осушил, всем стало не до веселья. Знаменитый полководец вскоре схватился за живот и переменился в лице. Ему стало настолько плохо, что его тут же отвезли домой. Присутствующие стали поговаривать, что Екатерина поднесла Скопину отраву, чтобы избавиться от соперника мужа. Естественно, что Ивану Михайловичу было очень неприятно, что все это произошло в его доме. Но предотвратить несчастье он вряд ли мог. Ведь отравители не посвятили его в свои планы.

Князь Скопин умер, и армия оказалась без своего полководца. Д. И. Шуйский бездарно проиграл Клушинское сражение и оставил столицу без защиты от сильных противников: войск коронного гетмана С. Жолкевского и Лжедмитрия II. Популярность царя Василия упала до нуля. Несколько дворян во главе с 3. Ляпуновым подняли против В. И. Шуйского бунт, к которому привлекли и Воротынского. Они объяснили князю, что будет лучше, если он сам объяснит царю его незавидное положение и убедит добровольно оставить престол. Поэтому Иван Михайлович отправился во дворец на переговоры со свояком. После некоторого размышления царь Василий решил, что сражаться за корону не стоит, лучше довольствоваться достаточно богатым бывшим Суздальско-Нижегородским княжеством. Заговорщики обещали дать ему его в собственность. Однако на самом дела это условие не было выполнено — Василия просто постригли в монахи и отправили в Иосифо-Волоколамский монастырь. Об этом коварстве Иван Михайлович вряд ли подозревал, иначе бы не согласился стать посредником во время переговоров с Василием. Все же он был его старинным приятелем и родственником по жене.

Нам точно не известно, как выбирались семь главных бояр, которые на время должны были стать во главе государства. Возможно, учитывались в первую очередь, знатность, личный опыт и заслуги. Иван Михайлович, несомненно, был очень знатен и состоял в родстве со многими родовитыми князьями. Относительно его личного опыта трудно сказать что-либо определенное, ведь военных заслуг у него почти не было. Возможно, важную роль сыграло то, что он шесть лет управлял достаточно большим Казанским краем и помог свергнуть непопулярного царя Василия Шуйского. Кроме того, он страдал от произвола Годуновых и не был замечен в предательстве во время борьбы с Лжедмитрием. Может быть, Воротынский обладал и какими-то другими положительными качествами, но источники не сохранили о них сведения. Так или иначе, но он стал вторым по списку в Семибоярщине.

Старейший представитель рода А. В. Трубецкой

А. В. Трубецкой, как и Мстиславский, принадлежал к роду князей Гедиминовичей, т. е. был потомком великого князя литовского Гедимина. Его предки перешли на сторону московского князя в 1500 году во время русско-литовской войны. Они происходили от второго сына Ольгерда и на иерархической лестнице стояли выше Бельских, ведших свой род от четвертого сына Ольгерда. На протяжении всего XVI века Трубецкие сохраняли свои владения — город Трубчевск. С 1503 года они считались «слугами» московского государя. Однако при Василии III им выдвинуться не удалось. Только в период опричнины боярство получают сразу два представителя их рода: Федор Михайлович и Никита Романович, которые, вероятно, были двоюродными братьями Андрея Васильевича.

Впервые имя А. В. Трубецкого появляется в разрядах в 1577 году. Он участник Ливонского похода царя Ивана Грозного. В составе одного из полков он был отправлен под Таллин (Колывань). Правда, осада города успеха не принесла, хотя в целом этот Ливонский поход был очень удачен. В 1579 году была составлена роспись похода царя Ивана IV против Стефана Батория. Трубецкому полагалось быть свите государя и спать у его изголовья, оберегая сон. Это назначение свидетельствовало о том, что молодой князь был в числе наиболее доверенных лиц Ивана Грозного. На свадьбе царя с Марией Нагой, состоявшейся 6 сентября 1580 года, Андрей Васильевич первый среди поезжан, т. е. тех, кто должен был сопровождать свадебный кортеж жениха. В 1581–1583 годах составлялись росписи предполагавшихся походов Ивана Грозного против Стефана Батория. Они, правда, так и не состоялись из-за плачевного состояния здоровья царя. Снова Андрею Васильевичу полагалось спать у изголовья царя.

После воцарения Федора Ивановича в 1584 году Трубецкой остался в числе молодых и перспективных воевод. В 1584 году он был отправлен на Тулу, где должен был возглавить сходный полк для похода против крымцев. Ему следовало влиться в Большой полк. В 1589 году Андрей Васильевич получает при дворе должность стольника. Она была не слишком высокой, но многие знатные юноши начинали свою службу именно с нее.

Зимой 1589/1590 года состоялся поход царя Федора Ивановича под Нарву. В его росписи А. В. Трубецкой определен есаулом и посыльным воеводой в Большом полку. Это означало, что он находился при царской особе для различных поручений. Возможно, молодой князь показал свою опытность и расторопность, поэтому позднее ему было доверено вести полк на Ям. Город был успешно взят. Показав способность действовать самостоятельно, Трубецкой получил назначение на воеводство в Новгород-Северский. Через год, в 1591, он уже воевода крупного и важного со стратегической точки зрения Смоленска. За эту службу в 1597 году он получает чин окольничего и в новом качестве участвует в приеме австрийского посла.

Воцарение Бориса Годунова лишь способствовало успешной карьере князя. Во время грандиозного Серпуховского похода нареченного царя он только есаул. Но во время венчания того на царство 1 сентября 1598 года получил боярство. С этого времени он при царском дворе и непременный участник встреч почетных гостей. В 1599 году он приветствовал первого жениха царевны Ксении шведского принца Густава. В 1602 году встречал второго жениха датского королевича Иоганна. В это время ему удается выиграть местнические споры с князьями В.П Тростенковым и А. М. Голицыным. Правда его родственник Т. Р. Трубецкой признан знатнее. В 1601–1602 годах был небольшой перерыв в придворной службе, когда Андрей Васильевич воеводствовал в Пскове. В сражениях с Лжедмитрием он не участвовал, видимо, вновь находясь в Москве при царском дворе.

О взаимоотношениях А. В. Трубецкого с самозванцем ничего не известно, но в его Совет светских лиц он вошел, пропустив вперед мнимых царских родственников Нагих. Далее источники почти не содержат каких-либо сведений об Андрей Васильевиче. Известно, что он вошел в Боярскую думу царя Василия Шуйского, но в военных походах больше не участвовал. Даже во время грандиозного Тульского похода оставался в Москве. Возможно, что причиной этого было слабое здоровье, да и возраст его должен быть почтенным — за 50 лет. (В то время 50-летние люди считались стариками.)

Избрание Андрея Васильевича Трубецкого в Семибоярщину свидетельствовало о том, что среди бояр он пользовался уважением. К тому же он, как Мстиславский и Воротынский, не был замечен в предательстве и клятвопреступлении в лихие годы самозванческих авантюр. Возможно, именно это и было главным критерием при избрании бояр во временное правительство. К тому же среди представителей своего рода он был старейшим.

По некоторым данным, А. В. Трубецкой умер во время польского господства в Кремле, предположительно, в 1612 году.

Бескомпромиссный А. В. Голицын

А. В. Голицын значится следующим в списке временного правительства. Об этом государственном деятеле известно еще меньше, чем об А. В. Трубецком. Он также принадлежал к разветвленному роду князей Гедиминовичей.

Предком Голицыных считается литовский князь Патрикий Наримонтович, который приехал в Москву в 1408 году в свите князя Свидригайло, одного из сыновей Ольгерда. Патрикий был встречен с почетом и даже смог женить своего сына Юрия на дочери Василия I. Родоначальником Голицыных был правнук Юрия Патрикиевича Михаил Голица. Следует отметить, что старшей ветвью этого рода считаются князья Хованские. Голицын и Куракины были младше, но они состояли в родстве с великими князьями, поэтому при дворе занимали более высокое положение.

Отец Андрея Васильевича, Василий Юрьевич Булгаков-Голицын, был достаточно видным боярином и полководцем Ивана Грозного. Он не раз возглавлял в походах Большой полк, в опричнине не участвовал.

Служба самого Андрея Васильевича началась в 1591 году — он стольник у кривого стола во время одного из пиров. Можно предположить, что в это время ему было около 20 лет. Следующая зафиксированная разрядами служба относится уже к 1598 году. А. В. Голицын, получивший прозвище Ску-риха (высокий, стройный), — есаул в Серпуховском походе Бориса Годунова. В 1603/04 году он вдруг оказывается на воеводстве в Тобольске. Можно предположить, что это была опала. Боярство князь получил только после воцарения Лжедмитрия I. Такой стала плата самозванца его братьям (В. В. Голицину и И. В. Голицину) за переход на свою сторону под Кромами. После этого А. В. Голицын входит в Совет светских лиц, занимая место ниже И. В. Голицына.

Но князья Голицыны, в том числе и Андрей Васильевич, оказались неблагодарными подданными, возможно, им не понравилось слишком низкое место, которое они получили при дворе самозванца. Поэтому все вместе они приняли участие в заговоре В. И. Шуйского, закончившегося 17 мая 1606 года гибелью Лжедмитрия. При новом царе Василии Ивановиче Голицыны вновь у трона. Во время борьбы Шуйского с Болотниковым А. В. Голицыну было доверено возглавлять полк Левой руки. Во время Тульского похода ему было поручено идти на Каширу, чтобы защитить царское войско от возможного нападения сторонников болотниковцев. Несмотря на то что полки князя были сильно потрепаны, с помощью других воевод Андрею Васильевичу удалось одержать победу над А. А. Телятевским, сражавшимся под знаменами нового самозванца.

Несомненно, А. В. Голицын с братьями был в числе ближнего окружения Василия Шуйского. Вместе с ними князья оказались в осажденной Лжедмитрием II Москве. В июне 1609 года Андрею Васильевичу было поручено защитить деревянные укрепления столицы, которые тушинский гетман Рожинский вознамерился сжечь. Бой длился целый день. Общими усилиями А. В. Голицына, И. С. Куракина и Б. М. Лыкова тушинцы были отогнаны почти до табора. Но окончательно их разбить у московских князей не хватило сил.

Краткая биография князя Андрея Васильевича показывает, что он был отважным воеводой, долгу и клятве не изменял, чины получал по заслугам. Можно предположить, что Лжедмитрий I дал Голицыну боярство не только за заслуги перед ним его братьев, но и за то, что тот страдал от произвола Бориса Годунова. Правда, точно неизвестно, за что знатный князь оказался в далекой Сибири, когда оттуда уже были отозваны оставшиеся в живых Романовы и их родственники.

Интересно отметить, что среди братьев Андрей считался младшим, однако именно его включили в состав Семибоярщины. Возможно, многие бояре не любили Василия Васильевича и Ивана Васильевича за то, что те «смутили» царскую армию под Кромами и этим способствовали успеху самозванца. Кроме того, Иван Васильевич первым поехал на поклон в Путивль, а Василий Васильевич участвовал в убийстве Федора Борисовича Годунова и его матери, царицы Марии Григорьевны. Данные факты не украшали биографии старших Голицыных и заставляли остальных думных людей сомневаться в их честности и порядочности. В этом отношении Андрей Васильевич от них выгодно отличался. Во время польского владычества в Кремле ему удалось на деле доказать, что своим убеждениям он никогда не изменял. Когда поляки стали склонять бояр к тому, чтобы те признали своим государем короля Сигизмунда или отказались от требования к Владиславу принять православие, то Андрей Васильевич решительно им воспротивился. Более того, он связался с патриотами, которые подняли в марте 1611 года восстание против польского гарнизона, и поддержал их. За это по приказу А. Гонсевского он был брошен в тюрьму и через некоторое время убит.

Факты говорят о том, что А. В. Голицын представлял опасность для поляков, и они постарались от него избавиться. Ведь он слишком активно поддерживал патриарха Гермогена, а может быть, даже готовил переворот. Источники, к сожалению, точных фактов по этому поводу не содержат.

Царский двоюродный брат И. Н. Романов

И. Н. Романов был младшим сыном известного боярина и видного государственного деятеля Никиты Романовича Юрьева, родного брата первой жены Ивана Грозного Анастасии. Он носил прозвище Каша, происхождение которого неизвестно. От рождения Иван Никитич страдал рядом дефектов: плохо владел одной рукой и прихрамывал. Возможно, это было результатом какого-то заболевания костей, которое часто встречалось в роду Захарьиных-Юрье-вых-Романовых. Служба И. Н. Романова началась во время Нарвского похода царя Федора — он есаул, исполнявший поручения государя. При дворе у него традиционная для знатного юноши должность — стольник. Вероятно, она была не столько реальной (ведь подавать блюда с больной рукой было сложно), сколько номинальной. Его братья занимали еще более высокое положение, поскольку считались наиболее близкими родственниками царя по крови: Федор Никитич был боярином, Александр — кравчим.

В 1591 году, когда крымский хан Казы-Гирей с позором был отогнан от столицы и воеводы бросились его преследовать до Серпухова, Ивану Никитичу была поручена важная миссия — поздравить их от имени царя с победой, высказать его жалованное слово и вручить награды — золотые монеты. Сначала Иван, он уже был чашником, направился к Ф. И. Мстиславскому и Б. Ф. Годунову. Им он сказал следующее: «Государь царь и великий князь Федор Иванович всея Руси велел вам поклонитися, и велел вас о здоровье спросити, и велел вам говорить: приходил недруг наш крымский царь Казы-Гирей со многими людьми, и Божиею помощию против царя крымского Казы-Гирея посылал вас, бояр и воевод: тебя, боярина своего и воеводу князя Федора Ивановича Мстиславского, да тебя, конюшего и боярина Бориса Федоровича Годунова, и товарищи. И вы, бояре наши, крымских людей побили и языки поймали, и царь отошел и стал за Коломенским, и слышал звук полков наших, и побежал, что вы пошли на ново со всеми людьми. И то сделалось милостию Божию, а вас, бояр наших, промыслом: тебя, боярина князя Федора Ивановича Мстиславского, и промыслом твоим, и тебя, конюшего нашего и боярина Бориса Федоровича, учитывается прежняя твоя Ругодивская и нынешняя служба».

После этого И. Н. Романов раздал боярам и воеводам золотые различного достоинства. Рядовым дворянам он сказал так: «Послали вас с боярином и воеводою, со князем Федором Ивановичем Мстиславским с товарищами, вас, дворян, и стольников, и стряпчих, и голов, и дворян городовых, и всяких служилых людей, против крымского царя, и вы с царем и его людьми бились, и многих людей побили, и мы (т. е. государь) за ту вашу службу вас жалуем».

Миссия Ивана Никитича оказалась не столь простой, как представлялось на первый взгляд. Дело в том, что при вручении наград некоторые воеводы затевали местнические споры, и ему приходилось все эти случаи записывать, чтобы доложить царю.

В целом служба И. Н. Романова и его братьев при царе Федоре Ивановиче была вполне успешной. Они всегда были на виду и принимали участие во всевозможных празднествах, приемах послов и т. д. После воцарения Бориса Годунова, казалось, что положение Романовых даже улучшилось. Боярство получил Александр Никитич, окольничество — Михаил Никитич. В Серпуховском походе Бориса они на почетных должностях. Однако в 1600 году все резко переменилось. По доносу одного из слуг Александра Никитича все братья были обвинены в попытке отравить царя Бориса. В казне Александра были найдены ядовитые корешки, используемые для приготовления отравы. На самом деле они были подброшены самим слугой.

Следствие продолжалось полгода. По решению боярского суда старший брат Федор вместе с женой был пострижен в монахи, Александра отправили в Усолье и там убили, Михаила выслали в район Перми, где он вскоре умер в земляной тюрьме от холода и голода. Василия в кандалах отправили в Пелым, где он тяжело заболел. Там же оказался и Иван Никитич, у которого обострилась его болезнь костей. Братьев посадили в одну комнату и приковали цепями к разным углам. Дело кончилось тем, что у Василия от ран на ногах началось заражение крови, и он вскоре умер.

У Ивана Никитича от переживаний случился приступ эпилепсии, после которого все его тело онемело. Он не мог ни говорить, ни двинуться с места. Его состояние так испугало приставов, что они срочно написали об этом в Москву. Царь Борис решил, что смерть младшего Никитича ему совсем не нужна, и повелел как следует его лечить. Через некоторое время состояние больного улучшилось. Тогда было решено перевести его в Нижний Новгород вместе с племянником И. Б. Черкасским. Сначала Иван Никитич содержался под стражей, потом ему были объявлены царская милость и прощение. Стало считаться, что он находится не в ссылке, а на воеводской службе.

Только с воцарением Лжедмитрия I, в 1605 году, И. Н. Романов смог вернуться в родную Москву. Он тут же получил боярский чин и все родовые земельные владения. Теперь в Боярской думе он был единственным представителем своего славного рода. После воцарения Василия Шуйского положение Ивана Никитича не изменилось и даже улучшилось, ведь он стал царским родственником (его мать была из рода князей Шуйских). К этому времени его здоровье наладилось, и он даже смог вступить в борьбу с болотниковцами. Особенно успешным было сражение под Козельском с В. Ф. Мосальским: князь был убит, а его воины, чтобы не сдаваться в плен, взорвали себя на пороховых бочках. Когда летом 1608 года образовался Тушинский лагерь, И. Н. Романов не предал царя Василия и остался с ним до освобождения столицы М. В. Скопиным-Шуйским. Не был он и в числе тех, кто выступал против Василия Шуйского, желая воцарения королевича Владислава или Лжедмитрия II. Правда, и помочь непопулярному царю он не мог.

Избрание Ивана Никитича в Семибоярщину, несомненно, было связано с его высокими моральными качествами и безупречной репутацией. Все хорошо знали, как много страданий он вынес по ложному навету. Кроме того, он был единственным представителем знатного рода, состоявшего в близких родственных связях с царем Федором Ивановичем.

Некоторые исследователи полагали, что у Ивана Никитича был шанс стать царем после свержения Василия Шуйского, но, думаю, что это маловероятно. Дело в том, что он был младшим братом, а у старшего, Федора Никитича (в монашестве Филарета), был сын Михаил, который продолжал старшую родовую линию. Последний как раз и был более реальным претендентом на трон. Но в 1610 году его воцарение было невозможным из-за крайне тяжелого положения, в котором находилась Москва, к тому же Михаил был тогда еще подростком. И. Н. Романов не мог стать царем и из-за физических недостатков, и из-за того, что к 1613 году у него не было детей, а значит, и перспектив основать династию.

«Муж войны и совета» Ф. И. Шереметев

Ф. И. Шереметева можно назвать неудачником, поскольку судьба не раз играла с ним «в прятки», поманив невиданным взлетом, она внезапно покидала его, оставив ни с чем. Но это не помешало ему считаться «мужем войны и совета» и подпирать своим плечом шатающийся трон московских царей в период смут и междоусобия.

Шереметев' принадлежал к роду Кобылиных-Кошкиных, как и Романовы, но к более младшей ветви. В XVI веке Шереметевы играли видную роль при дворе Ивана Грозного. Особенно знаменит был своими подвигами на поле брани И. В. Большой Шереметев. Его имя со страхом произносили в крымских улусах, а в далекой Турции слагали легенды. Отцом Федора Ивановича был младший брат Большого Шереметева, носивший такое же имя и отчество, но прозванный Меньшим.

Отец и мать Федора рано умерли, и опекуншей мальчика, который, видимо, родился в начале 70-х годов XVI века, стала его старшая сестра Елена. Она, судя по всему, была очень красива, и царевич Иван выбрал ее себе в жены, уже третьей по счету. Поскольку Иван Иванович был наследником царского престола, то при удачном стечении обстоятельств именно Федор мог быть царским шурином, а не Б. Ф. Годунов. Но судьба распорядилась иначе.

По сведениям современников, царь Иван Грозный за что-то разгневался на невестку и, придя в ее покои, начал бить. (Одни полагали, что причиной гнева был слишком простой наряд Елены, ждавшей ребенка, другие считали, что все произошло из-за интриг молодой жены царя Марии Нагой.) Так или иначе, но за жену вступился муж, царевич Иван, и тут же получил тяжелым посохом по голове. Вся эта ссора закончилась тем, что Иван Иванович тяжело заболел и вскоре умер, а у Елены случился выкидыш. Овдовев, она приняла постриг в Новодевичьем монастыре под именем Леониды.

Федор остался совсем один. Иван Грозный, видимо, через какое-то время раскаялся в содеянном и стал покровительствовать сироте. Он даже подарил ему «шапку-скор-латку», которую носил царевич Иван. Она была обсыпана жемчугом и украшена соболиным мехом. Это стало слабым утешением мальчику, который мог бы оказаться у самого царского трона.

Первые сведения о службе Федора относятся к 1591 году. Он — думный дворянин. В этот год крымский хан совершил дерзкий набег на Москву, и молодой дворянин был отправлен в составе полков на ее защиту. Вместе со всеми он стоял у обоза с пушками, готовый в любой момент броситься в атаку. Но это не потребовалось — хан бежал, не вступив в бой. Как и все защитники, Ф. И. Шереметев получил от царя награду — золотую монету. Для юноши, не достигшего и 20 лет, это было очень почетным.

Царь Федор, видимо, считал Федора Ивановича своим родственником, поэтому всегда приглашал на семейные торжества. Был он и на крестинах царевны Феодосии, состоявшихся 14 июня 1592 года. В следующем году на дне ее рождения он также в числе почетных гостей. Характерно, что Б. Ф. Годунова и членов его семьи на этих праздниках не было.

Наиболее знаменательными для себя Федор Иванович считал приемы иностранных послов. С юных лет его очень 352 интересовала дипломатия. Царь Федор, зная об этом увлечении, часто приглашал его на встречи послов из Речи Посполитой, Турции, Грузии и Римской империи. Можно предположить, что при царе Федоре карьера Шереметева сложилась бы удачно. Но в 1598 году 40-летний государь умер. Его место занял шурин Борис Годунов. Сразу же молодой вельможа получил назначение на воеводство в далекий Чернигов. Новый царь не желал видеть его при своем дворе. В 1600 году стало еще хуже. По надуманному поводу на Романовых и всех их родственников обрушилась опала. Царь Борис заподозрил, что они хотели его отравить, чтобы самим занять престол. Поскольку Шереметев был не самым близким родственником опальных, то отделался сравнительно легко — у него отобрали обширный родовой двор в Кремле, все его поместья и вотчины отписали в казну, а самого отправили на воеводство в далекий Тобольск, который в то время был небольшой крепостицей в бескрайней сибирской тайге.

В сибирской ссылке Федор Иванович пробыл два с лишним года. Будучи деятельным от природы, он не унывал. В Тобольске построил деревянный храм в честь Николая Чудотворца, отправил отряд казаков исследовать реку Томь, и они основали там крепостицу, ставшую потом городом Томском. Однако царю Борису вскоре понадобился расторопный воевода. На Русь двигались полки Лжедмитрия I, и необходимо было их остановить. Среди его многочисленных родственников опытных воевод почти не было. Изнеженные придворной жизнью, ни Годуновы, ни Сабуровы, ни Вельяминовы не горели желанием проливать свою кровь.

Можно предположить, что, получая назначение ехать под Кромы с артиллерийским обозом, Федор Иванович в глубине души ругал царя Бориса самыми последними словами. Ведь он так и не получил назад свой кремлевский двор (занятый Годуновыми) и наиболее богатые вотчины. Естественно, что сражаться за интересы Годунова у него не было ни малейшего желания. Под Кромами выяснилось, что в городке засели казаки во главе с атаманом Корелой. Сдаваться они не желали. Шереметев приказал разрушить городские стены, но упорные казаки вырыли землянки и из них вели непрерывный огонь, не позволяя штурмующим приблизиться. В итоге взять городок не удавалось.

Царь Борис счел действия Федора Ивановича нерадением о государевом деле и отправил на воеводство в Орел. На его место прибыла вся армия под руководством Ф. И. Мстиславского. Правда, и она не добилась успеха. В Орле Шереметев пробыл недолго. В середине апреля пришла весть, что царь Борис внезапно умер. Многие сочли это Божьим предзнаменованием и отправились на службу к Лжедмитрию I. В числе них был и наш герой. Будучи глубоко и незаслуженно обиженным, он не захотел служить Годуновым, хотя неизвестно, верил ли он в истинность «царевича Дмитрия». В конце апреля Федор отправил гонца в Путивль, сообщавшего самозванцу, что Орел вместе со всем гарнизоном переходит на его сторону. Для оставшегося без войска и польских сторонников Лжедмитрия это было очень важным.

После воцарения «Дмитрий» наградил Федора Ивановича за службу и веру в его истинность. Он получил боярский чин и достаточно высокое 16-е место в Совете светских лиц (из 40). Для воеводы это было настоящим взлетом, на который при Годуновых он рассчитывать не мог. Однако очень скоро самозванец перестал нравиться русской знати, в том числе и Шереметеву. Он был равнодушен к православной вере и обычаям предков, вел себя слишком развязно, чванливо, самоуверенно. Его авантюрные планы по искоренению ислама и разгрому Крымского ханства и Турции у всех вызывали недоумение и даже страх. Русское государство было не готово к сражению со столь грозными противниками. Когда же в Москве появилась невеста — Марина Мнишек с многочисленными родственниками, желавшими занять ведущее место у царского трона, то всем стало ясно, что Лжедмитрия пора свергать.

Ф. И. Шереметев принял самое активное участие в заговоре В. И. Шуйского. После свадьбы самозванца он должен был с войском отправиться в Елец, где был создан плацдарм для осады Азова. Но воевода не стал торопиться. Для видимости он отправился в ближнее Подмосковье и стал ждать вестей из столицы. В случае необходимости он должен был помочь заговорщикам. Но это не потребовалось. Шуйский организовал переворот исключительно умело и хитроумно. 17 мая 1606 года Лжедмитрий был убит, а сам главный заговорщик тут же сел на вакантный престол. Мы не знаем, как отнесся к этому Федор Иванович. Возможно, как и все бояре, он довольствовался тем, что новый царь добровольно согласился ограничить свою власть в пользу Боярской думы и сохранил все пожалования самозванца. Вскоре наш герой получил новое задание — отправиться в Поволжье, разгромить «царевича Петрушу» и привести тамошнее население к присяге В. И. Шуйскому. Покидая столицу, он вряд ли думал, что вернется в нее только через 4 года. Интересно отметить, что «царевич Петруша», с которым предстояло бороться Федору Ивановичу, по одной из версий, называл себя неродившимся сыном царевича Ивана и его сестры Елены. Естественно, что верить в истинность этого самозванца было совершенно невозможно, хотя служба мнимому родственнику для Шереметева могла быть очень выгодной.

В Поволжье выяснилось, что Петруша отправился в Путивль, чтобы примкнуть к И. Болотникову, в Астрахани же находится мятежный воевода И. Д. Хворостинин, который объявил себя сторонником якобы спасшегося «царя Дмитрия» и отказался признавать законность узурпатора Шуйского. С ходу взять хорошо укрепленный город Федору Ивановичу не удалось. Пришлось отступить и зазимовать на волжском острове Балчик. Там его войско было вынуждено голодать, и страдать от зимних холодов, а также служить охраной для полутора тысяч астраханских купцов, которые покинули мятежный город из-за опасения быть ограбленными. К весне из-за недоедания среди воинов началась цинга. Однако мужественное «стояние» Шереметева вскоре было вознаграждено. Жители Астрахани осознали, что никакого «царя Дмитрия» нет, а есть лишь любители легкой наживы, желающие поживиться за счет доверчивости простых людей. Они «били челом и целовали крест царю Василию Ивановичу». Церемонию крестоцелования осуществлял сам воевода. Правда, после его ухода они вновь взбунтовались против Шуйского.

Хотя сторонники Лжедмитрия II покинули Поволжье, обстановка там оставалась напряженной. Волновались казаки у Царицына, ногайцы на Урале, татары у Казани. Всюду приходилось энергичному Федору Ивановичу наводить порядок. Под его началом вскоре уже был не 18-тысячный отряд, а целая Понизовая рать, возросшая за счет местных казаков и городовых дружин.

Царь Василий понял, что за спиной Шереметева образовалась мощная сила, поэтому, когда у Москвы появился Тушинский лагерь, стал требовать от воеводы немедленно прийти на помощь. Но Федор Иванович не спешил к Москве, понимая, что быть запертым в столице среди бунтующей страны смертельно опасно. Вместо этого он поставил цель усмирить не только Юг, но и Среднее Поволжье. В Казани он устроил свою ставку и твердой рукой начал приводить к повиновению чувашей, мордву, башкир и т. д. Эта политика дала хороший результат. Вскоре все поволжские народы присягнули царю Василию и не поддержали авантюру второго самозванца. Только после этого Понизовая рать направилась к Москве. Следующим опорным городом Шереметева стал Нижний Новгород. Здесь он узнал, что из Новгорода Великого движутся русско-шведские полки под началом Скопина-Шуйского. На подступах к столице следовало с ними соединиться.

В Нижнем Новгороде воевода пробыл до конца весны 1609 года, ожидая, когда вода спадет. У Ивановских ворот у него был свой двор, поэтому даже удалось отдохнуть в гостеприимном городе. Далее следовало направиться к Мурому, где были сторонники Тушинского вора. Но жители этого города не захотели сражаться с Шереметевым и заранее прислали гонцов с грамотами о своей верности Шуйскому. Касимов же пришлось брать штурмом, поскольку местный хан примкнул к Лжедмитрию II. После каждого успеха в Москву отправлялись грамоты.

Царь Василий, с одной стороны, хвалил отважного воеводу, в грамотах награждал «жалованным словом», слал дары, но с другой — постоянно ругал за медлительность, за то, что «идет мешкотно» и «государевым делом не радеет». Все эти укоры вряд ли нравились Федору Ивановичу, поскольку он по собственной инициативе наводил в Поволжье порядок в течение нескольких лет. Это не давало возможность тушинцам окончательно изолировать столицу, а 356 с ней и царя Василия, от всей страны. Ему удалось не только сохранить прежний царский отряд, но и существенно его преумножить, снабжая и продовольствием, и боеприпасами, поскольку царь ничего сделать не мог и был совершенно беспомощным в окружении тушинцев.

Напрашивается вывод о том, что заслуги Ф. И. Шереметева были более значимыми, чем у Скопина-Шуйского, действовавшего от лица царя и получившего военную помощь от Швеции ценой уступки ряда порубежных городов. Территория, которую контролировал Федор Иванович, была существенно больше, чем та, которую освободил Скопин. Но все же лавры полководца-победителя достались последнему.

В мае 1609 года, понукаемый царем, Шереметев направился к Владимиру. Город сдался ему без боя. Но рядом находился Суздаль, где засели сторонники Тушинского вора. Было ясно, что если отойти от Владимира, то он снова присягнет самозванцу. В этих условиях воевода решил сделать марш-бросок к Суздалю. Но он не учел, что рядом с городом открытая местность. В итоге его войско было обстреляно из артиллерийских снарядов и с потерями было вынуждено отступить. Так и пришлось Федору Ивановичу остаться во Владимире, ожидая подхода войска Скопина. В ноябре 1509 года обе рати встретились в Александровой слободе, и с этого времени они стали действовать сообща. В марте столица была окончательно освобождена от тушинцев. Летом планировался поход против короля Сигизмунда, осадившего Смоленск. Шереметев собирался стать помощником Скопина, но прославленый полководец не дожил до этого времени. В апреле он внезапно скончался.

Федор Иванович вместе со всеми стал думать, что князя Михаила отравили злобные завистники, столпившиеся у трона Василия. Он и раньше недолюбливал коварного старика Шуйского. После смерти Скопина отношение к царю стало однозначно отрицательным, тем более что тот не только не наградил инициативного воеводу, но даже не вернул ему кремлевский двор, отнятый когда-то Б. Ф. Годуновым. Правда, Шереметев был слишком честен и благороден, чтобы поддержать заговорщиков-дворян, вознамерившихся ссадить царя Василия. Когда 17 июля в Кремле начался бунт, Федор Иванович, как и Мстиславский, решил ни во что не вмешиваться, полагая, что жизнь сама поставит все на свои места. Так и произошло — царь Василий без них был свергнут и лишен власти. После этого вместе с другими боярами Шереметев приступил к формированию временного правительства. В Боярской думе он уже давно стал одним из наиболее авторитетных и уважаемых лиц. Его заслуги были всем очевидны, и главными были не родство с правящими кругами или близость к царскому трону, а воинская доблесть и верность долгу. Поэтому при выборе семи правящих бояр за его кандидатуру все проголосовали единогласно. В новом правительстве ему было поручено ведать царским имуществом на Казенном дворе. Там были царские короны, все регалии власти, одежда и наиболее ценные вещи. При отсутствии монарха все это следовало беречь особенно тщательно.

Честолюбец Б. М. Лыков-Оболенский

Последним членом Семибоярщины стал князь Б. М. Лыков-Оболенский. Он принадлежал к старомосковскому роду князей Оболенских, сильно разросшемуся в XVI веке. Достаточно сказать, что к нему принадлежали Кашины, Долгорукие, Щербатые, Курлятевы, Туренины, Тростенко-вы, Ноготковы и др. Среди них было много талантливых воевод, дипломатов и опытных государственных деятелей. Взяв любую роспись военных походов Ивана Грозного или царя Федора Ивановича, можно обнаружить среди воевод представителей этого рода. Однако к самому трону никто из них пробиться не мог.

Борис Михайлович родился, предположительно, в середине 70-х годов XVI века, поскольку первые упоминания о его придворной службе относятся к 1593 году. Для знатного юноши при дворе она начиналась в возрасте 16–17 лет, но на воеводство в города посылали позднее, уже лет в 20. Это назначение было менее почетным, но более ответственным.

Борис был сиротой — его отец погиб в 1579 году во время сражений со Стефаном Баторием, видимо, поэтому царь Федор Иванович и взял юного князя ко двору. Первым назначением Бориса была должность рынды. В белом атласном платье (иногда его шили из бархата), с золотыми цепями на груди и с серебряной секирой в руке он должен был стоять у царского трона. На эту должность брали только красавцев, поэтому можно предположить, что князь был высокого роста, стройный и красивой наружности. Таково было требование к рындам. Следует отметить, что рынд было четверо. Отстаивая родовую честь и пользуясь хорошим отношением к себе царя Федора, Борис регулярно затевал местнические тяжбы со своими собратьями по службе. В этом отношении он был одним из самых активных спорщиков.

Возможно, из-за чрезмерного честолюбия и склонности к местничеству продвижений по службе у князя долго не было. Разряды свидетельствуют, что рындой он был и на приеме австрийского дипломата Н. Варкоча в 1594 году, и на приеме папского легата в 1595, и в 1596 на приеме персидских, а потом и шведских послов, и даже в 1597 году, когда во дворце принимали австрийского посланника Авраама.

Воцарение Бориса Годунова поначалу не вносит ничего нового в карьеру Бориса Михайловича. Годы идут, а он все на незначительных должностях при дворе. В Серпуховском походе нареченного царя — рында с третьим саадаком (колчан со стрелами и лук). В 1599 году ему было поручено встречать в Торжке первого жениха царевны Ксении шведского принца Густава. Наконец в 1601 году он получает должность стольника, когда ему уже за 25 лет и пора становиться боевым воеводой. Царь Борис, видимо, мыслил, что карьера красивого князя должна идти по дипломатической линии, и в полки его не назначал. Поэтому, когда Москву посетили английские послы, Борису Михайловичу было поручено их сопровождать в роли пристава. Он сообщал им о датах приема во дворце, привозил кушанья с царского стола и исполнял роль радушного хозяина за обедом. Эти назначения говорят о том, что Лыков был достаточно образован, воспитан, обучен всяческому этикету и слыл хорошим собеседником. Возможно, в будущем он должен был войти в свиту второго жениха царевны Ксении, датского королевича Иоганна. В 1602 году он был в числе гостей на пиру в его честь.

Однако это некоторое возвышение не самого знатного князя пришлось не по душе его собратьям стольникам. Д. М. Пожарский, затаивший на него зло за проигрыш местнического спора, написал на Лыкова донос. Без всяких доказательств он обвинил его в тайных умыслах против царя Бориса. Поскольку ни подтвердить донос, ни опровергнуть его было нельзя, Бориса Михайловича на всякий случай от двора удалили и отправили на воеводство в захолустный Белгород.

Там князь узнал о появлении в Речи Посполитой «природного государя» — «царевича Дмитрия». Вряд ли он поверил сказке о спасении от рук наемных убийц, подосланных Борисом Годуновым, царского сына. Но вся эта авантюра была направлена против монарха, верившего любым ложным доносам. Кроме того, при новом государе возникал шанс выдвинуться, которого не было при старом. Сначала Лыков занял выжидательную позицию, но, когда узнал, что путивльский воевода князь В. М. Мосальский уже получил боярство, то медлить не стал и тут же отправился с поклоном в ставку самозванца. Но там мало служившего воеводу встретили не с самыми распростертыми объятиями. Сначала он получил лишь должность «великого кравчего», которая состояла в том, что он должен был подносить Лжедмитрию напитки и пробовать кушанья. Только после воцарения самозванца князь Борис все же выпросил для себя боярство и вошел в Совет светских лиц. Это был уже триумф, которого при Б. Годунове дождаться было невозможно. Умерший царь предпочитал вводить в Думу только исключительно родовитых князей. Лыковы-Оболенские в их число не входили.

Можно предположить, что Борис Михайлович не был среди заговорщиков, поскольку входил в ближнее окружение Лжедмитрия. Он даже женился на младшей дочери Никиты Романовича Юрьева Анастасии и как бы стал родственником представителей прежней царской династии. (Его жена приходилась царю Федору Ивановичу двоюродной сестрой.) Но когда Василий Шуйский сверг самозванца и сам воцарился, Б. М. Лыков не стал возмущаться и авантюру нового самозванца не поддержал. Напротив, с оружием в руках он отправился защищать трон Шуйского 360 от войска И. Болотникова. В 1606–1507 годах ему удалось наконец-то проявить свои незаурядные военные способности. В боях с болотниковцами он не раз побеждал.

В 1608 году князь Борис был одним из немногих, кто пытался остановить Лжедмитрия II на подступах к Москве. Сначала он сразился с его передовыми отрядами у Коломны и одержал верх. Потом он устроил с И. С. Куракиным засаду у Медвежьего брода. Здесь пытался переправиться и не смог это сделать только отряд А. Лисовского. Сам самозванец пошел в обход засады. В итоге царским воеводам пришлось вернуться в столицу и ждать удобного случая для нового сражения. Летом 1609 года голодающие москвичи попытались отогнать тушинцев. Битва состоялась на реке Ходынке. Снова царские полки возглавили Лыков и Куракин. Им удалось нанести существенный урон полякам и даже обратить их в бегство до самого табора. Окрыленные успехом воеводы попытались ворваться в ставку самозванца, но тут из засады выскочили казаки Заруцкого и яростно набросились на москвичей. Теперь уже им самим пришлось спасаться бегством. Зимой Лыков с другими воеводами отправился в ставку М. Скопина в Александровой слободе. Под руководством царского племянника войска стали наносить более ощутимые удары по тушинцам и в конце концов отогнали их от столицы. В марте москвичи радостно встречали своих освободителей. Среди них был и князь Борис Михайлович.

Лыков оказался одним из немногих воевод, которые до конца пытались спасти непопулярного царя Василия Шуйского. Он был участником Клушинской битвы, но из-за бездарного руководства Д. И. Шуйского не смог исправить плачевное положение русской армии. После этого вместе с И. М. Воротынским по просьбе царя Василия он отправился под Серпухов для переговоров с татарскими царевичами о военной помощи. Положение Шуйского стало настолько безнадежным, что его пытались спасти с помощью заклятых врагов Руси — крымцев. Совместное войско сразилось с Лжедмитрием II под Бронницами и нанесло ему ощутимый удар. Поэтому, когда самозванец вернулся в Калугу, он начал расправляться со своими татарскими сторонниками. Тогда и был убит касимовский хан Ураз-Магомед.

Но крымцы оказались ненадежными союзниками. Узнав о подходе войска Жолкевского, они ушли в свои степи. Тут уж и Б. М. Лыкову пришлось сложить оружие. Царя Василия никто не мог спасти — время его правления закончилось.

Можно предположить, что избрание Лыкова в состав Семибоярщины было связано с тем, что он был отважным полководцем. Ведь по знатности он был много ниже всех остальных бояр. Небезупречной была и его репутация — он одним из первых отправился служить Лжедмитрию I. Но в период военной опасности Временное правительство нуждалось в опытных воеводах.

Присяга Владиславу

Первоначально Временное правительство из семи бояр хотело созвать представительный Земский собор и сообща избрать нового государя из старинных и знатных родов. Гермоген призывал всех отдать голоса за юного Михаила Романова, сына ростовского митрополита Филарета (в миру — Ф. Н. Романов). Были сторонники и у князя-Гедиминовича Василия Васильевича Голицына. Среди рядового дворянства популярной была кандидатура Лжедмитрия II, при котором они надеялись приблизиться к трону. Однако всем этим планам не суждено было сбыться. В Можайске стоял коронный гетман С. Жолкевский, в Коломенском — Лжедмитрий II. У обоих было войско, способное взять столицу. Времени для созыва Земского собора не было. Приходилось выбирать между двумя кандидатами на престол: Лжедмитрием II или королевичем Владиславом.

После долгого совещания бояре пришли к выводу, что королевский сын предпочтительнее безвестного бродяги. Тут выяснилось, что некоторые дворяне из бывших тушинцев связались с Лжедмитрием и хотят впустить его в Москву. За это им были обещаны боярство и щедрые пожалования. Допустить самозванца в Москву было нельзя. Поэтому «седьмочисленные» бояре тут же обратились к Жолкевскому и попросили его подойти поближе к столице. 24 июля он был уже у Хорошева. После этого начались частые съезды, во время которых обговаривались условия военной помощи гетмана и воцарения Владислава.

Следует отметить, что избрание на московский престол иностранного королевича многим было не по нутру. Патриарх Гермоген сразу заявил, что если Владислав не перекрестится в православную веру, то он будет категорически против его избрания. Жолкевский не мог согласиться на эти условия, зная, что король Сигизмунд ревностный католик, считавший православие ересью. Переговоры затягивались. 2 августа сам Мстиславский отправился к Новодевичьему монастырю, чтобы лично встретиться с гетманом. Медлить было опасно, поскольку самозванец предпринимал попытки захватить Москву.

Следует отметить, что уже существовал договор о воцарении Владислава, который был подписан в начале 1610 года между Сигизмундом и бывшими тушинцами во главе с боярином М. Г. Салтыковым. Но не все его положения устраивали московских бояр. Некоторые статьи они предложили снять, некоторые — изменить. Так, был исключен пункт о свободном выезде русских людей за границу «для наук». Пункт о возвышении незнатных людей за заслуги был видоизменен — иностранцы не могли теснить русскую знать. Были внесены и новые условия: Сапегу следовало убедить отстать от Лжедмитрия, Жолкевский с войском после разгрома самозванца должен был отойти к Можайску, Марину Мнишек необходимо выслать в Польшу и запретить ей предъявлять права на московский трон, совместными усилиями нужно было очистить русские города от сторонников самозванца, вопрос об оплате ратным людям предстояло обговорить совместно с королем. Последний пункт касался требования к Сигизмунду снять осаду Смоленска.

Все эти условия были предварительными, окончательно решить вопрос о воцарении Владислава должны были русские послы во время переговоров с королем под Смоленском. Естественно, что о сути переговоров сторонники самозванца тут же ему сообщили. Больше всего испугала возможность перехода Я. Сапеги на сторону Жолкевского. Опасаясь предательства, Лжедмитрий II предпочел вернуться в свою резиденцию.

С 27 августа началась присяга русских людей королевичу Владиславу. Неподалеку от стана Жолкевского были установлены два больших шатра с богато украшенными аналоями. Туда и отправились москвичи и воинские люди. В первый день клятву верности королевичу дали более 10 000 человек. На другой день церемония происходила в Успенском соборе в присутствии патриарха. Там присягала знать. От имени бояр по городам были разосланы грамоты, в которых требовалось, чтобы жители клялись верно служить новому государю Владиславу. Но далеко не все захотели это сделать. Власти Владимира, Суздаля, Ростова, Юрьева, Галича тут же отправили своих послов к Лжедмитрию II. Они не были убеждены в том, что юный польский католик сможет стать достойным защитником их веры и Отечества. Всем слишком хорошо были известны ненасытные территориальные притязания его отца и ненависть короля к православию.

Действительно, уже через два дня после присяги королевичу к Жолкевскому прибыл Федор Андронов с письмом от короля, в котором тот требовал его самого назвать новым русским государем. Хорошо зная положение дел в Москве, гетман предпочел сохранить это указание в тайне; чтобы поскорее избавиться от слишком сложной миссии, он стал настаивать на скорейшем формировании русского посольства для переговоров с королем. В сентябре посольство было создано. В его состав вошли 1246 духовных и светских лиц. Главными считались митрополит Филарет и боярин В. В. Голицын. Кроме того, его членами были: окольничий Д. И. Мезецкий, думный дворянин Б. В. Сукин, дьяки Томило Луговой и Сыдавной Васильев, спасский архимандрит Евфимий, троицкий келарь Авраамий Палицын и многие другие. Торжественно выезжая из Москвы 11 сентября 1610 года, никто из членов посольства не подозревал, что некоторые из них больше на родину не вернутся (они умрут в польском плену), а некоторые вновь увидят Москву только через 9 лет.

Обнаружив слабость Русского государства, король Сигизмунд решил не отдавать сыну легкую добычу. Поэтому после нескольких месяцев безрезультатных переговоров со строптивыми послами он просто приказал их арестовать и отправить в польский плен. В Москве же «седьмочисленные» бояре пребывали в состоянии эйфории. Им казалось, что с избранием королевича все проблемы будут решены: на престоле будет юный иностранец, не способный без их мудрых советов обойтись, король Сигизмунд из врага превратится в надежного друга и союзника, польские войска помогут навести в государстве порядок. Но очень скоро появились осложнения. Шведы, узнав об избрании Владислава, стали заклятыми врагами России, они тут же взяли Ладогу и Ям и продолжили осаду Новгорода.

В этих условиях бояре предложили Жолкевскому ввести в Москву польский гарнизон. Они боялись, что среди простых горожан найдется немало сторонников Лжедмитрия II и тот вновь попытается захватить город. В ночь с 20 на 21 сентября поляки тихо вступили в Москву. Среди них было немало бывших тушинцев, которые получили возможность оказаться в городе, который безуспешно осаждали почти два года. Гарнизон разместили в Кремле, Китай-городе и Белом городе. Кроме того, в руках поляков оказались Новодевичий монастырь, Можайск, Царев-Борисов и Верея — пункты сообщения со ставкой Сигизмунда под Смоленском. Начальником гарнизона стал Александр Гонсевский, поселившийся на старом боярском дворе Бориса Годунова. Жолкевский вскоре покинул Москву, поскольку должен был отвезти пленных Шуйских к королю. Сигизмунд опасался, что при обострении отношений с поляками москвичи вновь посадят Василия на царский трон.

Уже в октябре 1610 года состояние умиротворенности покинуло московских бояр. От смоленских послов стали приходить тревожные вести. Король был категорически против принятия Владиславом православия, от Смоленска отходить не собирался, считая его своей вотчиной, более того, оказалось, что он сам вознамерился стать русским государем. Поэтому многие городовые дворяне стали приезжать к нему на службу, получать чины и пожалования. Особенно щедро были награждены тушинцы, первыми приехавшие в королевский стан. М. Г. Салтыков получил волость Чаронда, которая была за Д. И. Годуновым, а потом за М. В. Скопиным. Его сыну И. И. Салтыкову досталась не менее богатая волость Вага, которая была сначала за Б. Ф. Годуновым, потом — за Д. И. Шуйским.

Все эти известия буквально раскололи Семибоярщину на части. Ф. И. Мстиславский решил, что королю служить выгоднее, поскольку вряд ли он будет часто наведываться в Москву. Он даже получил от Сигизмунда хвалебную грамоту: «Ио прежнем твоем к нам радении и приязни бояре и думные люди сказывали: это у нас и у сына нашего в доброй памяти, дружбу твою и радение мы и сын наш сделаем памятными перед всеми людьми, в государской милости и чести учинит тебя сын наш по твоему отечеству и достоинству, выше всей братии твоей, бояр». В итоге ему было присвоено звание конюшего, считавшегося самым почетным среди бояр.

Ф. И. Шереметев отправил униженное письмо канцлеру Льву Сапеге, в котором просил походатайствовать перед королем и королевичем о возвращении ему родовых вотчин, отнятых когда-то Б. Ф. Годуновым, но положительного ответа не получил. Вступил в переписку с королем и Б. М. Лыков. Он надеялся с помощью лести увеличить свои земельные владения. В конце концов это ему удалось. В августе 1611 года ему были пожалованы земли погибшего к этому времени А. В. Голицына и умершего Б. Сукина. Только И. М. Воротынский и А. В. Голицын решительно воспротивились присягать королю. На заседании Боярской думы Андрей Васильевич открыто выступил против поляков и сказал следующее: «Господа поляки, кривду великую мы от вас терпим. Признали мы королевича государем, а вы его нам не даете и пишете нам грамоты не от его имени, а именем короля, раздавая дани и чины, что и теперь видеть можете. Люди низкого звания с нами, большими, поднимаются, будто ровня. Или впредь так не делайте, или нас от крестного целования освободите, и мы сами о себе помыслим». Эти откровенные слова очень не понравились А. Гонсевскому, и он стал с большим подозрением относиться к Голицыну. В итоге князя арестовали по ничтожному поводу. Под стражей оказался и Воротынский.

Наиболее активно против польского засилья начал выступать патриарх Гермоген. Он не ограничился публичным разоблачением сторонников Сигизмунда, а стал рассылать грамоты по городам, призывая патриотов очистить Москву от польских интервентов и врагов. Именно так он называл гарнизон Гонсевского. Грамоты патриарха находили в городах горячий отклик. Особенно воодушевили они рязанского воеводу Прокопия Петровича Ляпунова (подробнее о нем будет рассказано ниже). Он стал ссылаться с другими воеводами, призывая объединиться и освободить столицу. Эти сведения достигли ушей москвичей. Недовольство поляками стало зреть не в Кремле, а среди простолюдинов. Бояре же начали служить самому королю, забыв проект избрания Владислава. Молча встретили они королевского посланника Федора Андронова, который заявил, что по распоряжению Сигизмунда он будет ведать казной вместе с казначеем В. П. Головиным.

Вскоре с согласия А. Гонсевского казна стала опечатываться только Андроновым. Делалось это для того, чтобы без ведома бояр платить полякам за службу. Поскольку денег было очень мало, то решили перелить на монеты статую Христа, когда-то сделанную из чистого золота для храма Святая Святых (его пытался возвести Борис Годунов, но завершить не успел). Потом из казны стали изыматься регалии царской власти и отправляться в Польшу под предлогом того, что они нужны для будущего венчания на царство Владислава. На самом деле они были присвоены королем Сигизмундом. Андронову ничего не было жалко для своего благодетеля, но Ф. И. Шереметев пытался воспрепятствовать окончательному истощению царских сокровищ, собранных несколькими поколениями московских государей. Он стремился отдавать вещи под залог, чтобы при благоприятном стечении обстоятельств их можно было выкупить.

Андронов отчаянно боролся за власть и слал на всех доносы. Особенно возмущали его дьяки, которые стремились поддерживать порядок в документации и ведении всевозможных дел. Благодаря его интригам некоторые честные люди были заменены на его ставленников: в Большом приходе (сбор налогов) стал заседать Федор Мещерский, в Пушкарском приказе — Юрий Хворостинин, в Панском приказе — Михайло Молчанов, в Казанском дворце — Иван Салтыков, печатником стал Иван Грамотен, у денежных сборов — Евдоким Витовтов, думным дьяком даже стал бывший купец Соловецкий, хотя раньше этот высокий чин получали только очень опытные приказные люди. На заседании Боярской думы Андронов и его команда садились около А. Гонсевского и все дела решали между собой, не посвящая в них Мстиславского с товарищами.

В то же время по всей стране ширилось движение против поляков. Казань отказалась целовать крест не только Сигизмунду, но и Владиславу, так же поступили вятчане и пермяки. Новгородцы в конце 1610 — начале 1611 года были больше склонны подчиниться Лжедмитрию II, чем королю. Псков постоянно оставался за самозванцем. Нижегородцы вступили в переписку с патриархом Гермогеном и также не желали подчиняться ни королю, ни королевичу. Их примеру последовали жители других волжских городов. Вскоре стало ясно, что главным оплотом короля Сигизмунда является только Москва. Но и там простые жители не хотели служить полякам. Их возмущало, что все ключи от городских ворот находятся у Гонсевского, что им самим запрещено не только носить оружие, но и привозить тонкие жерди на дрова. По ночам не разрешалось даже священникам ходить к заутрене. Полякам же разрешалось буйствовать, оскорблять и насиловать русских женщин и молодых девушек, устраивать пьяные драки.

17 марта 1611 года было Вербное воскресенье. На этот праздник в столицу обычно собиралось много народа. М. Г. Салтыков решил, что москвичи, воспользовавшись случаем, нападут на поляков, и заранее их предупредил. Офицеры распорядились перетащить на башни тяжелые пушки. Один из поляков решил использовать для этого русских извозчиков, стоявших на площади. Но те возмутились и решили дать ему отпор. На шум и крик прибежали наемники и начали избивать всех находившихся поблизости горожан. В итоге в одном Китай-городе погибло около 7000 мирных жителей. Именно в этот день и был убит Андрей Васильевич Голицын, которого поляки сочли подстрекателем беспорядков.

Побоище перекинулось и на Белый город. Но там поляков встретила яростная атака москвичей. Они строили на улицах заграждения из бревен и мужественно отстреливались. По тревоге во всех церквях начали бить колокола, призывая горожан к восстанию. Полякам пришлось отступить в Китай-город и Кремль и запереться в них. Казалось, что победа осталась за москвичами. Однако поляки решили пойти на хитрость. Они сделали ряд вылазок и подожгли несколько домов в начале улиц. Ветер быстро разнес огонь по всему городу. Люди бросились спасать своих домочадцев и имущество. Им уже было не до сражений. В Китай-городе также сгорело несколько домов, а поляки оказались запертыми за крепостными стенами. Тогда бояре отправили гонцов к стоящему в Можайске пану Струсю; чтобы он смог подойти, было решено поджечь Заречный город, укрепления которого были деревянными. Там жили стрельцы, которые могли не пропустить польские полки и атаковать Китай-город. С большими потерями полякам удалось поджечь стрелецкие слободы. После этого оставшиеся в живых горожане запросили о пощаде. Было решено провести новое крестоцелование Владиславу, и сделавших это обязали носить на поясе полотенца.

Вскоре оказалось, что поляки и их сторонники-бояре рано отпраздновали победу. Накануне Пасхи пришло известие, что к городу приближаются отряды атамана Андрея Просовецкого, примкнувшего к Прокопию Ляпунову. За ним в понедельник после Пасхи, т. е. 25 марта, подошло и все 100-тысячное войско Первого ополчения. С этого момента время правления Семибоярщины в масштабах страны закончилось. Сторонники Сигизмунда оказались запертыми в Китай-городе и Кремле.