Смута. Ее герои, участники, жертвы

Следующей нашей героиней является вторая жена Василия Ивановича Шуйского Мария (в девичестве Екатерина) Петровна Буйносова-Ростовская. Царь Василий Шуйский, как отмечалось выше, взошел на московский престол на волне народного восстания против Лжедмитрия I и его польских родственников. Но далеко не все города согласились с законностью его воцарения и тут же поддержали новую авантюру с «Дмитрием». Очень скоро в стране образовалось двоевластие: один царь, Василий Шуйский, сидел в Москве; второй, Лжедмитрий II, — в Тушино. В итоге в народе обоих прозвали «полуцарями». Следовательно, Марию Петровну Буйносову можно назвать «полуцарицей». Ее печальная судьба вполне оправдывает это прозвище.

Отец

Екатерина (Марией она стала только после замужества) принадлежала к древнему княжескому роду ростовских Рюриковичей. Основатель рода Иван Александрович Хохолков носил прозвище Буйное. Оно и дало характерное добавление ко всей фамилии. Ростовские князья потеряли родовые владения в конце XV века и перешли на службу к великому князю Ивану III. Взамен они получили значительные земельные владения в новгородской Вотской пятине.

В целом ростовские князья при Государевом дворе считались одними из самых знатных, но службу им приходи-224 лось начинать с воеводских должностей. Вот и Петр Иванович, отец Екатерины, впервые был зафиксирован в 1573 году в государевых разрядных книгах, где записывались все служебные назначения, в должности городового воеводы маленькой приграничной крепости Алатырь. Отличиться ему удалось только в 1584 году в битве с татарами под Каширой. Еще через семь лет князя Петра стали назначать воеводой приграничных полков. Поэтому родившаяся приблизительно в 1590 году маленькая Екатерина вряд ли часто видела отца дома. Она была вторым, после брата, ребенком, младше были еще две сестры.

Можно предположить, что детство княжны проходило в родовом имении. Ведь отец стал думным дворянином и переселился в столицу только в 1597 году. Во время Серпуховского похода нового царя, Бориса, П. И. Буйносов был поставлен во главе всей артиллерии. Хотя никаких военных действий не было, расторопный князь приглянулся Годунову и уже в следующем году стал одним из главных воевод пограничных войск. В 1603 году карьера князя Петра достигла апогея — он получил боярство и стал приближенным к трону человеком. Не раз царь приглашал его на званые обеды по случаю различных праздников. Это дало возможность брату Екатерины Ивану сразу начать придворную службу с почетной должности стольника. Земельные владения, а с ними и богатство Буйносовых росли. Их большой и красивый дом гостеприимно распахивал двери перед множеством гостей.

Как цветок расцветала Екатерина в своем боярском тереме. Ни в чем у нее не было недостатка: ни в изысканных кушаньях, ни в красивых нарядах. Многие добрые молодцы заглядывались на нее, когда, окруженная челядью, она появлялась в храме во время церковных праздников. Но отец, потративший много сил и лет на то, чтобы занять при дворе высокое место, не желал отдавать дочь лишь бы за кого. Он хотел, чтобы Екатерина жила в доме мужа так же беззаботно и богато, как в его собственном. Среди знакомых П. И. Буйносова было много князей, достигших высоких чинов. Но они были приблизительно его ровесниками и давно женатыми людьми. Молодежи опытный воин и царедворец не слишком доверял. Поэтому с выбором жениха торопиться не стали.

Вскоре страна окунулась в пучину бурных и быстро меняющихся событий. В Польше у царя Бориса появился соперник — беглый чудовский монах, назвавшийся именем давно умершего царевича Дмитрия. Осенью 1604 года самозванец вторгся в пределы Русского государства и вступил в борьбу с Б. Ф. Годуновым. Для Петра Буйносова и его семьи все это было непонятно и странно. Царь Борис не стал отправлять его в действующую армию, чтобы не провоцировать некоторых воевод на местнические споры с князем. Дело в том, что к началу XVII века родственные связи и служебные назначения стали настолько запутанными, что определить, кто знатнее и выше из воевод, было крайне сложно. У Буйносовых уже были споры с князьями Голицыными, Татевыми, Черкасскими и Репниными.

Князь Петр вошел в ближнее окружение царя Бориса и вместе с ним разрабатывал планы военных операций. Государь был слаб здоровьем и не мог возглавить войско. Не доверяя никому, он пытался из Москвы с помощью гонцов руководить военными действиями. Но успеха это не приносило, поскольку лишало воевод личной инициативы. Добившись временного успеха, они его не развивали и позволяли противнику вновь собраться с силами. Будучи опытным военачальником, Петр Иванович видел ошибки царя, но указывать на них не решался, зная о крутом нраве Годунова. Лишь дома в беседах с сыном он делился своими мыслями. Их разговоры краем уха удавалось услышать и любопытной Екатерине. Наблюдательная девушка чувствовала, что впереди всех ждет неминуемая беда.

К вечеру 13 апреля в столице тревожно зазвонили колокола. Все спрашивали друг друга: «Что случилось?» Ответа не было. Несмотря на послеобеденное время, когда следовало отдыхать, Петр Иванович поспешил в Кремль. Там он узнал, что царь Борис скоропостижно скончался. Для семьи Буйносовых это известие не предвещало ничего хорошего. При дворе неминуемо должны были произойти перемены. Любой новый царь никогда не довольствовался окружением старого. Наследником был юный царевич Федор, с детства имевший близких ему людей, дядек, стольников и т. д. Именно их он должен был сделать своими главными советниками. Престарелому князю среди них места не было. Конечно, красавица Екатерина могла бы стать достойной невестой нового царя, но Годуновы вознесли себя слишком высоко над остальной знатью и не желали родниться ни с князьями, ни с боярами. Петр Иванович понял, что его придворная карьера близка к закату, и решил уйти в тень. На самом же деле 16-летний Федор Годунов остро нуждался в опытном и верном воеводе.

Вскоре в Москву пришла весть, что царское войско, стоящее под Кромами, перешло на сторону Лжедмитрия. Лишь немногие прискакали к Федору Годунову. Среди них был родственник Буйносовых М. П. Катырев-Ростовский. Он в деталях и подробностях рассказал о том, что многие знатные воеводы буквально потеряли разум и «бросились в объятия» плута и обманщика Гришки Отрепьева, чтобы получить при его дворе новые высокие чины. Среди них были главные противники ростовских князей по местническим спорам князья Голицыны, Татевы, Шереметевы и другие. Становилось ясным, что впереди Петра Ивановича ждали опала и бесчестие. Поэтому было решено, пока не поздно, всей семьей уехать в новгородское имение. Предлогом для этого могло служить начало сельскохозяйственных работ. Юной княжне не хотелось уезжать из столицы в деревенскую глушь. Ведь там некому было показывать красивые наряды, не с кем было обмениваться новостями. Не было там больших храмов, в которых по праздникам собиралась бы вся знать. Но делать было нечего. Очень скоро все ценное погрузили на телеги и под охраной боярской свиты двинулись в путь. Стояла солнечная майская погода, и путешествие обещало быть легким.

Уже в дороге Буйносовы узнали о страшных событиях в столице. 1 июня москвичи подняли восстание против Годуновых и свергли с престола. Их сторонники были ограблены и взяты под стражу до приезда «законного государя Дмитрия». Тут все поняли, что решение Петра Ивановича об отъезде было исключительно своевременным. В ближайшем придорожном храме отслужили молебен и воздали хвалу Богу за спасение. В деревне, среди цветущей природы, Екатерина забыла о московских опасностях. Как о чем-то далеком узнавала она о воцарении самозванца, о новых порядках при дворе, о печальной участи царевны Ксении, превращенной в наложницу лжецаря. Никто из членов ее семьи не верил в то, что на престоле сидит истинный сын Ивана Грозного. Всем было ясно, что царская власть оказалась в руках отъявленного плута и обманщика. Но Петр Иванович не желал рисковать своей головой для его разоблачения. Он надеялся на то, что жизнь сама все расставит по своим местам.

Незаметно пролетело теплое лето. Наступила осень, сбор урожая. Хлеба уродились отменные, домашний скот дал хороший приплод, погреба были заполнены капустой, свеклой, морковью и другими овощами. Зима предстояла сытная и беззаботная. Можно было целыми днями сидеть в теплой горнице, заниматься рукоделием, слушать песни деревенских девушек и сказки нянек и мамок. Однако как-то раз сонную деревенскую тишину разбудил звон бубенцов. «Едут, едут!» — кричали дворовые мальчишки. Любопытная Екатерина тут же выглянула в окно, а Петр Иванович вышел на крыльцо встречать гостей. Оказалось, то были посыльные из Москвы, среди которых были люди князя В. И. Шуйского, хорошего приятеля Буйносовых. Тут же был накрыт стол с богатыми деревенскими яствами, и за чарками водки потекла неторопливая беседа.

Новый царь Дмитрий во всем был странен: в храм ходил редко, в бане не мылся, в Думе никому не давал рта открыть, любил разъезжать по городу с ватагой вооруженных до зубов молодцов, по ночам устраивал дикие оргии, на которые доставляли юных невинных монашек. Более того, он задумал жениться на полячке Марине Мнишек и для подарков ей расхищает царскую казну. По всему было видно, что он — настоящий мошенник и еретик. Эти новости не очень удивили всех. Странным было то, что московские бояре служат этому обманщику и во всем ему потакают, вместо того чтобы публично разоблачить и свергнуть.

Вскоре оказалось, что цель гостей состояла не только в том, чтобы рассказать новости, но и в том, чтобы узнать мнение князя Петра относительно сватовства к его дочери Василия Шуйского. Тот давно был вдовцом, детей не имел и был не прочь вновь жениться. При царе Борисе это было сделать сложно, поскольку подозрительный монарх не одобрял повторные браки самых знатных бездетных князей. Самозванец же, напротив, вознамерился всех переженить сразу после своей свадьбы. Вероятно, ему хотелось, чтобы празднества при дворе были бесконечными. Екатерина тут только узнала, что давно привлекла внимание отцова приятеля, который по возрасту годился ей чуть ли не в деды. Конечно, не о таком муже она мечтала. Василий Шуйский был даже старше ее отца на несколько лет, маленький, некрасивый, с красными подслеповатыми глазками, широким ртом и крючковатым носом. Конечно, он был знатен, богат и умен, но во всем его поведении чувствовались неприкрытая фальшь, коварство, хитрость. К тому же он был известен своей непомерной скупостью. Словом, ничего завидного в этом женихе не было. Брак с ним мог принести только несчастье юной княжне. Поэтому в слезах Екатерина бросилась в ноги отцу и стала умолять не губить ее юную душу и не отдавать за старика.

Петр Иванович прекрасно понял состояние дочери, но чтобы не портить отношения со старинным приятелем, ответил уклончиво: пока он сам в немилости у нового царя, свадьбе не бывать. В Москву его не зовут, а дочь одна никуда ехать не может. Вскоре выяснилось, что самозванец решил показать князю свою немилость и назначил его воеводой маленького приграничного городка Ливны. Это было равносильно ссылке. Для Екатерины прощание с дорогим отцом стало очень горьким. Собственное ее будущее также было очень туманным.

В. И. Шуйский из ответа Буйносова понял, что, пока самозванец на престоле, красавица Екатерина его женой не станет. Поэтому он решил бороться за свое счастье. Еще до венчания Лжедмитрия на царство Шуйский с помощью своих сторонников попытался было его свергнуть. Но заговор был разоблачен, и сам князь едва не погиб на плахе. В дальнейшем он постарался быть осторожнее, но от своего замысла не отступил. 17 мая 1606 года стало последним днем царствования Лжедмитрия I. Организованный В. И. Шуйским заговор оказался успешным. Самозванец был убит, и власть перешла к боярам во главе с победителями. Хотя успех был очевиден, князь Василий чувствовал, что надо торопиться, ведь в любой момент мог появиться более удачливый претендент на трон. Конечно, следовало бы созвать избирательный Земский собор, но на нем все могло обернуться не в пользу престарелого и бездетного князя, не имевшего никаких родственных связей с прежней династией московских князей.

Поэтому Василий Шуйский решил ограничиться волеизъявлением одних москвичей и представителей двора, еще не пришедших в себя после убийства Лжедмитрия и разграбления польских родственников Марины Мнишек. 19 мая на Соборной площади собралась разношерстная толпа, которая послушно выкрикнула Василия в качестве нового царя. Избранника на руках внесли во дворец, тем самым сделав полновластным государем. Теперь-то Василий Иванович мог не опасаться, что юная Екатерина Буйносова откажет ему. Ведь стать царицей мечтали все девушки.

Вскоре в деревню Буйносовых прискакал царский гонец и рассказал о перевороте. Несомненно, что для Екатерины и ее сестер это было радостным событием. Наконец-то они могут вновь вернуться в столицу и стать желанными гостями при дворе. На более почетную и достойную службу надеялся и Петр Иванович. 1 июня состоялось венчание Василия Шуйского на царство. Среди почетных гостей оказался и П. И. Буйносов. Вновь он вошел в Боярскую думу и стал достаточно близок царю, ведь тот не забыл своего намерения жениться на Екатерине. Юная красавица-княжна навсегда запала в душу старика. Но Петр Иванович не хотел торопиться со свадьбой. Вскоре выяснилось, что далеко не все города соглашались целовать крест царю Василию. Некоторые горожане сочли его действия незаконными, поскольку он сел на престол без «воли всей земли». Более того, упорно начали распространяться слухи о том, что «царь Дмитрий» спасся, живет у тещи в Самборе и вновь вербует желающих в свое войско. Кроме того, на Волге занимался грабежами и разбоем некий «царевич Петруша», якобы сын царя Федора Ивановича, также претендующий на престол. Все это свидетельствовало о непрочности положения нового царя.

Осенью выяснилось, что к столице движется огромное войско под руководством И. Болотникова, действовавшего от имени «царя Дмитрия». В октябре состоялись бои на подступах к городу, в которых царские войска потерпели поражение. 28 октября началась пятинедельная осада Москвы. Князь Петр стал одним из ее защитников. Хотя среди москвичей были разные настроения и многие были недовольны новым царем, Буйносов остался верен своему старинному приятелю и, как мог, помогал ему. Один раз, когда царь Василий выходил из храма, толпа горожан окружила его и потребовала объяснить, что происходит и почему город оказался в блокадном кольце от своих же русских людей. Вырвавшись, Шуйский бросился к боярам, считая их подстрекателями народа. Сорвав с головы царскую шапку и протягивая скипетр, он заявил, что готов отдать их любому. Конечно, никто не взял эти атрибуты царской власти. Петру Ивановичу пришлось потом долго успокаивать разгневанного монарха. Вместе с другими боярами он вновь поклялся верно служить царю и этим немного его утешил.

Вскоре удалось внести раскол в стан болотниковцев. Большая часть городовых воевод перешла на сторону московских властей. Это заставило оставшихся отойти к Калуге; чтобы закрепить успех, Шуйский отправил наиболее верных воевод в стратегически важные юго-западные города. Среди них оказался и П. И. Буйносов. К нему присоединились его родственники А. И. Бахтеяров-Ростовский и Ю. А. Приимков-Ростовскич, а также князь В. К. Черкасский, М. Б. Сабуров, Е. В. Бутурлин, М. А. Пушкин, А. Р. Плещеев и другие. Эти назначения оказались очень своевременными, поскольку «царевич Петруша» вознамерился из Поволжья отправиться в Путивль, где разгоралась авантюра второго самозванца без реального претендента на его роль. Никогда не существовавший сын царя Федора Ивановича решил его заменить.

На пути казачьей армии встали царские воеводы. Однако силы оказались неравными, ведь каждый город-крепость защищали только несколько сотен стрельцов. В итоге почти все посланцы Шуйского пали смертней храбрых. Одних сбросили с высоких крепостных башен, других утопили во рвах, заполненных водой, третьих вешали вверх ногами, четвертых распинали на стенах, прибив руки и ноги гвоздями, наиболее упорных расстреливали из пушек. Гибель каждого воеводы была страшной и мучительной, поскольку никто из них не захотел быть предателем и бился до конца.

Среди погибших оказался и Петр Иванович Буйносов-Ростовский, воевода Белгорода. Весть о его смерти вскоре пришла в Москву. Многие опечалились, узнав о случившемся. Князя любили за прямоту, воинскую доблесть и верность присяге. Никогда не шел он на сделку с совестью, не пресмыкался перед более знатными и всегда оберегал родовую честь. Позднее о трагедии узнали Екатерина и ее сестры. Для них известие стало страшным ударом, поскольку отец был главной опорой для семьи, мудрым советчиком и наставником. Без него в трудное и опасное время юные княжны почувствовали себя беззащитными.

Царские посыльные посоветовали девушкам поскорее переехать в столицу, поскольку в деревенской глуши с ними могло произойти всякое. Для убедительности они рассказали о печальной участи их родственницы, дочери князя Андрея Бахтеярова, который воеводствовал в Путивле. Убив воеводу, Петруша взял княжну в плен и сделал своей наложницей. Стать рабынями казаков Екатерина с сестрами не желали, поэтому они быстро собрались в столицу. Царские стрельцы надежно охраняли их, и поездка прошла благополучно. Со второй половины 1607 года Буйносовы вновь поселились в московском доме под защитой мощных крепостных сооружений, несколькими кольцами опоясывавших город.

Жена «боярского царя»

С начала лета царя Василия в столице не было. Со 100-тысячным войском он выступил в поход против И. Болотникова и Петруши, обосновавшихся в Туле. С 30 июня началась осада города, закончившаяся только 10 октября полной победой царя. Крамольники сдались и были арестованы. Победителем возвращался В. И. Шуйский в Москву. Все дружно славили его доблесть и мужество. По случаю успешного завершения Тульского похода и разгрома врагов были устроены многодневные празднества. Казалось, со смутами и мятежами покончено раз и навсегда. Началась пора веселых свадеб, которые долго откладывались из-за длительной войны с болотниковцами.

Особенно понравилась Екатерине свадьба ее дальнего родственника князя И. М. Катырева-Ростовского, женившегося на Татьяне Романовой, дочери ростовского митрополита Филарета, до насильственного пострижения — боярина Ф. Н. Романова. Жених и невеста были молоды и красивы. Богатые родители не поскупились на угощение и всевозможные забавы и увеселения. Будучи среди гостей, Екатерина сразу же сошлась с матерью Татьяны инокиней Марфой. Она, как и муж, была насильно пострижена царем Борисом по надуманному обвинению в покушении на его жизнь. Много перенесшая монахиня стала хорошей утешительницей и советчицей осиротевшей княжне. В новой ситуации брак с престарелым В. И. Шуйским показался Екатерине не столь уж невозможным. Во-первых, сама она остро нуждалась в защитнике, который заменил бы ей отца. Во-вторых, после воцарения бывший вдовый князь превратился в наиболее завидного жениха, первого на общественной лестнице и самого богатого. Однако он почему-то не торопился присылать сватов. После гибели П. И. Буйносова и переезда его дочерей в Москву царю было очевидно, что последние из его воли уже не выйдут. Поэтому Василий не стал торопиться со сватовством. Он понимал, что Екатерина и так будет его. Промедлением он хотел помучить девушку и заставить ее саму предпринять первый шаг.

Действительно, наиболее близкие царю бояре стали намекать на то, что ему следует жениться, чтобы оставить наследника и основать династию. Правда, у Василия было два младших брата, и официальным престолонаследником считался Дмитрий Иванович. Поэтому патриарх Гермоген, напротив, отговаривал Шуйского от брака во избежание конфликта с родственниками. Хитрый царь Василий выслушал всех, но поступил так, как считал нужным, т. е. посватался к той, которая уже давно завладела его сердцем. Екатерина долго думать не стала, поскольку все ее родственники единодушно советовали поскорее дать положительный ответ. Перед ней жених поставил лишь одно условие — поменять не слишком привычное для царицы имя Екатерина на Марию. Та согласилась, так как не видела принципиальной разницы между именами.

В конце 1607 года начались приготовления к свадьбе. Всегда скупой царь Василий на этот раз расщедрился и прислал дорогие ткани, драгоценные камни, золотые украшения и много жемчуга, чтобы наряд невесты был великолепным. Сам он тоже постарался преобразить свой неказистый вид: сбрил седую бороду, заказал парчовую одежду и сапоги на высоких каблуках, чтобы не выглядеть маленьким и старым. Долго и тщательно составляли списки главных участников свадебной церемонии и гостей. Во избежание неприятностей решили не приглашать престолонаследника — Дмитрия Ивановича Шуйского. Ведь в случае рождения у царицы ребенка он лишался перспективы получить престол. Поэтому посаженным отцом был назначен младший брат Василия Иван. Посаженной матерью стала жена Дмитрия Екатерина Григорьевна (в девичестве Скуратова-Бельская). Дружками жениха выбрали М. В. Скопина-Шуйского, племянника царя, и окольничего И. Ф. Крюка-Колычева. Дружками невесты — князя Н. А. Хованского и И. М. Пушкина. Тысяцким стал самый знатный князь — Ф. И. Мстиславский. Вновь, к радости ревнителей православия, решили строго соблюсти старинный свадебный обряд, без новомодных «польских штучек».

Утром 14 января 1608 года дружки приехали за Марией и, посадив ее в красивые сани с одной из сестер, отвезли в Столовую палату. Там был накрыт стол, рядом стояли два украшенных стула для жениха и невесты и лавки для гостей. Невеста с сестрой сели на стулья и стали ждать прихода жениха. Тем временем каравайники принесли ковриги хлеба и сыр. Первым пришел тысяцкий, чтобы выяснить, все ли готово. Он рассадил бояр и ушел к жениху. Потом вместе с дружками появился царь Василий. Он свел со своего стула сестру невесты и уселся рядом сам. Затем пришла посаженная мать и стала расчесывать волосы молодых, посыпая хмелем. На голову Марии она надела великолепную кику и помахала вокруг соболиными шкурками. Потом ее плотно закрыли покрывалом. Этот обряд назывался укутыванием невесты. Наконец, все отправились в храм Успения для венчания. Первым со своими дружками вышел Василий, за ним — невеста со своими сопровождающими. В соборе патриарх Гермоген их благословил, а венчал же их священник. С этого момента княжна Буйносова превратилась в царицу Марию Петровну.

Престарелый царь прекрасно понимал, что не сможет внушить к себе любовь юной и красивой девушки. Поэтому, чтобы добиться расположения Марии, он стал осыпать ее дорогими подарками: ожерельями, браслетами, кольцами, всевозможными нарядами. Последние остатки царской казны перекочевали в терем царицы. Для молодой жены устраивались увеселительные загородные поездки, путешествия по монастырям, церковные празднества. Сам Василий существенно изменился: стал веселее, общительнее, щедрее. От прежней скупости и подозрительности не осталось и следа. По всем признакам царь был очень счастлив и обожал свою красавицу-жену. Вряд ли сначала роптала на свою судьбу и Мария. В царском тереме она чувствовала себя надежно защищенной и абсолютно ни в чем не нуждалась, в то время как страна вновь раздиралась на части.

Летом 1608 года к столице подошла большая армия второго самозванца и расположилась на лугу у Тушино. В итоге в стране образовалось двоевластие: часть территории сохраняла верность Василию, часть — перешла на сторону Лжедмитрия II. Наиболее тяжелым было положение Москвы, окруженной со всех сторон противником. Продовольствие поступало в город крайне нерегулярно, и многие люди начали голодать. У царя не было сил что-либо изменить. В этой критической ситуации В. И. Шуйский решил попросить помощи извне и отправил М. В. Скопина-Шуйского в Новгород для переговорах о военной помощи со шведским королем. Миссия оказалась успешной, и в начале 1609 года объединенное войско освободителей через северные земли двинулось к Москве. Но ждать его пришлось целый год.

Во время упорного противостояния царя Василия и Тушинского вора Мария родила дочь Анну. Она была очень счастлива, что стала матерью. Однако ребенок оказался очень слабеньким и вскоре умер. Та же участь постигла и вторую дочь, Анастасию, родившуюся через год. Больше детей в царской семье не было, а значит, и надежд на основание династии. Как видим, Марии не удалось обрести полного семейного счастья. В чем была причина ранней смерти ее дочерей, неизвестно. Может быть, они были слабы от природы, поскольку их отец находился в преклонном возрасте, а может, они стали жертвами инфекционных заболеваний, распространенных в осажденной и голодающей Москве.

Обстановка в городе в 1609 году была очень тяжелой. Продовольствия катастрофически не хватало, чтобы отогнать Тушинского вора, не было войска, москвичи были готовы в любой момент поднять восстание извергнуть «полуцаря» Шуйского. Мария все это прекрасно знала и пребывала в состоянии тревоги и беспокойства. Царь Василий осознавал опасность своего положения и старался держать кремлевские ворота на запоре. Но они были не слишком хорошей защитой в условиях массового предательства и измен.

17 февраля стража донесла, что на Лобном месте собирается огромная толпа москвичей. Предводителями выступали князь Гагарин и дворяне Г. Сунбулов и Т. Грязной. Они требовали, чтобы патриарх Гермоген и старшие бояре вышли к ним и объяснили сложившуюся ситуацию. Гермоген не захотел вступать в переговоры со смутьянами, тогда те ворвались в Кремль и силой вытащили святого старца на площадь. Разгоряченные своими «подвигами», они кричали, что царя Василия необходимо ссадить с престола, поскольку он воцарился с помощью своих потаковников незаконно, не спросив согласия всей земли, т. е. жителей всех городов. Наиболее смелые даже утверждали что Шуйский — совершенно недостойный человек: глупый, нечестивый, пьяница и блудник. Такая характеристика возмутила патриарха, и он твердо заявил, что Василия Ивановича избрали старшие бояре, что никогда он не был ни глупцом, ни пьяницей, ни блудником. Напротив, царь — исключительно благочестивый человек и примерный семьянин. Последнее могла подтвердить и Мария, поскольку супруг все еще питал к ней почти по-юношески пылкие чувства. Других женщин для него просто не существовало. Речь Гермогена поддержали сбежавшиеся на шум служители двора. Видя, что их акция проваливается, крамольники решили запугать самого царя. С криком и шумом они ринулись ко дворцу. Но царь Василий, опытный политик и достаточно смелый человек, отважно вышел на Красное крыльцо и гневной речью заставил смутьянов ретироваться. На этот раз мужество Шуйского спасло его и царицу. Возможно, силы ему придала ответственность за судьбу молодой женщины, полностью доверившейся ему. Восстание сошло на нет, а его участники, опасаясь наказания, бежали в Тушино.

Волнения среди дворян показали царю? что следует больше опираться на родственников жены. Поэтому боярами стали ее дядя В. И. Буйносов-Ростовский и князь В. И. Бахтеяров-Ростовский. Брат Иван, правда, так и остался в должности стольника — из-за молодости и отсутствия способностей к государственной деятельности. Поскольку Мария была царицей, то ее младшие сестры смогли достаточно выгодно выйти замуж. Пелагея стала женой князя А. Г. Долгорукого, Мария — князя и боярина И. М. Воротынского, считавшегося одним из ведущих полководцев.

Но главной надеждой царя Василия был все же М. В. Скопин-Шуйский, медленно, но верно продвигавшийся к Москве. Одну за другой он одерживал победы над отрядами Лжедмитрия II и очищал север страны от тушинцев. Вести о его победах заставляли крамольников держать рот на замке и не пытаться выступать против государя.

Из-за осады Москвы тушинцами Марии пришлось отказаться от всех развлечений. Выезжать за город было невозможно, празднества были явно неуместными, подарки из истощенной казны прекратились. Утешало только то, что брат и сестры были рядом и можно было их достаточно часто навещать. Вскоре выяснилось, что Мария, жена Воротынского, ждет ребенка и весной 1610 года должна родить. Царица ей по-хорошему позавидовала.

Летом 1609 года всем стало казаться, что долгожданное освобождение от осады близко. Скопин взял Торжок, Тверь, Калязин. Ф. И. Шереметев с Понизовой ратью держал под контролем Поволжье. Рязанский воевода П. П. Ляпунов очистил от «воров» Зарайск, Пронск, Михайлов. Крымские татары, заключившие союз с Василием, обещали напасть на Орел, Оскол и Ливны, находящиеся под контролем Лжедмитрия II. В самом Тушинском лагере царили «разброд и шатание». Однако осенью 1609 года к «царику» добавился еще один враг — польский король Сигизмунд III, недовольный дружескими связями Москвы со шведским королем Карлом IX, ярым противником Речи Посполитой. Он вторгся на русскую территорию и осадил Смоленск. Эти известия очень расстроили Марию. Теперь ей стало казаться, что бедам и напастям не будет конца. В своем положении царицы она обнаружила много отрицательных моментов, поскольку создавалось впечатление, что вокруг были одни враги, пытавшиеся любым путем отнять престол у нее и мужа. Окончательно убили царицу слухи о том, что даже князь-освободитель М. В. Скопин-Шуйский может быть соперником царю Василию. Шептуны утверждали, что молодой полководец столь популярен среди дворян, что только его они хотят видеть своим государем. Более того, рязанский воевода П. Ляпунов направил князю Михаилу грамоту, в которой прямо назвал его «истинным русским царем» и всячески поносил действующего правителя.

В разговорах с мужем Мария заметила, что ей кажется подозрительной медлительность Скопина. Вместо того чтобы снять осаду столицы и разгромить Тушинский лагерь, он зазимовал в Александровой слободе, обрекая москвичей на еще одну голодную и холодную зиму. На царя Василия слова жены подействовали, как красная тряпка на быка, он и сам постоянно возмущался медлительности племянника и без конца слал ему грамоты с просьбами поторопиться. Но тот на них никак не реагировал. Причина была не в тайных замыслах Скопина, а в том, что наемникам-шведам нужно было платить деньги, да и продовольствие приходилось добывать по дороге, в северных городах. В столице, как всем было известно, ни казны, ни еды не было. Разоренными были и ее окрестности. Ослепленный подозрениями Шуйский все это не хотел понимать. В его голове твердо засела мысль о том, что племянник представляет главную угрозу для его трона: не только Мария, но и другие родственники на это намекали. Особенно усердствовал брат Дмитрий, вновь возомнивший себя наследником царя.

Наконец 12 марта 1610 года войско М. В. Скопина-Шуйского торжественно въехало в Москву. Жители восторженно приветствовали своего освободителя. Царю Василию не оставалась ничего другого, как очень ласково принять племянника и осыпать всяческими милостями. Но все это было лишь притворством. В глубине души коварный монарх отчаянно завидовал молодому и удачливому полководцу и думал лишь о том, как бы его погубить. Такие же мысли зрели в голове его брата Дмитрия Ивановича. Оба ждали подходящего момента для исполнения своих замыслов.

Тем временем в Москве устраивались всевозможные празднества. Жители наслаждались свободой и чувствовали себя исключительно защищенными, пока в городе был князь Скопин со своими шведскими союзниками. В середине апреля князь И. М. Воротынский устроил пир по случаю крестин сына Алексея, недавно родившегося у сестры царицы. В числе гостей были самые знатные князья и бояре. Кумом стал М. В. Скопин-Шуйский, кумой — жена Д. И. Шуйского Екатерина. По обычаю, она должна была поднести князю Михаилу большую чашу с вином. Когда тот опустошил ее, то вдруг почувствовал себя плохо. Голову будто стянуло обручем, а в животе начался пожар. Не дождавшись конца празднества, Скопин отправился домой. Там он буквально упал на руки матери и жены. Изо рта и носа у него хлынула кровь, лицо побагровело. Все признаки говорили о том, что в чаше с вином была отрава, но доказать это было невозможно. Вызванные доктора-иностранцы ничем не могли помочь князю, испытывавшему страшные боли. Несколько дней его могучий организм боролся с ядом. Но 23 апреля наступил конец.

Вряд ли царица Мария была посвящена в заговор против полководца-освободителя. Но она сразу догадалась, чьих рук было убийство Скопина. Возможно, она решила, что для царя Василия без племянника будет спокойнее, а организатор смерти соперника, Дмитрий Иванович, сможет его заменить и возглавить войско. Действительно, уже летом Д. И. Шуйский был назначен главным военачальником. Предстояло сразиться с польским гетманом С. Жолкевским, отправленным королем Сигизмундом к Москве.

23 июня 1610 года у села Клушино состоялась решающая битва. Но вскоре оказалось, что Дмитрий Иванович и в подметки не годится племяннику. Он был совершенно бездарен как полководец и к тому же, как и царь, алчен и скуп. Вместо того чтобы заплатить жалованье шведским наемникам вперед и этим воодушевить их на битву, он решил выгадать — отдать плату после сражения, поскольку некоторые воины могли погибнуть. Скаредность царского брата стала всем ясна, поэтому шведы в разгар схватки покинули поле боя и направились прямиком к Новгороду, который потом захватили путем обмана. Оставшиеся русские воины пришли в смятение и побежали. В итоге обоз с деньгами и продовольствием достался полякам. Сам князь Дмитрий едва спасся и был настолько перепуган, что скакал без отдыха до самой Москвы.

Гибель Скопина и «клушинский разгром» имели самые тяжелые последствия для царя Василия и царицы Марии. Если раньше подданные относились к ним с прохладой, то после этих событий ненависть к правителям достигла высшего предела. Многие стали говорить, что не желают больше служить кровавому узурпатору Шуйскому, сгубившему единственного защитника Руси — молодого полководца Скопина. Душой заговора против царя стал рязанский воевода П. Ляпунов. Рассылая грамоты по городам, он призывал дворян скинуть ненавистного «шубника». Такое прозвище носили бояре Шуйские за то, что организовали в своем родовом городе Шуя производство шуб и другой меховой одежды.

Вскоре выяснилось, что не только собственные дворяне представляют для царя опасность. Клушинское поражение побудило Лжедмитрия II выступить в поход к Москве. Он взял сначала Боровский Пафнутьев монастырь, потом Николо-Угрешский и, наконец, достиг Коломенского. Не бездействовал и гетман Жолкевский. Ему удалось достичь Новодевичьего монастыря. Сражаться ни с тем, ни с другим было некому.

Крах надежд

Царица Мария чувствовала, что правлению ее мужа приходит конец. Бояре не являлись во дворец, отсиживаясь по домам. На площади перед Кремлем все время собирались толпы кричащих людей: «Не хотим царя Василия, не желаем, чтобы он властвовал нами, нет ему чести в государстве». От этих слов на глаза старого Василия Ивановича наворачивались слезы, и он с горечью говорил жене: «Что я им сделал? За что они так меня ненавидят? Ведь я смело боролся с двумя самозванцами, разоблачал их авантюры, защищал православие от их еретичества. Без меня русская церковь давно бы погибла и стала добычей римского папы». Мария, как могла, утешала супруга, но про себя думала, что слишком много врагов собралось около столицы и что царь бессилен в борьбе с ними. Будущее сулило катастрофу.

Только патриарх Гермоген пытался образумить разбушевавшихся москвичей. Он говорил им, что нельзя преступать крестное целование, что хотя Бог и наказывает Русь, но не до конца же он разорил страну. Можно вновь всем объединиться, собраться с силами и отогнать врагов. Однако мало кто его слушал. 17 июля вновь на Лобном месте собралась большая бушующая толпа. Во главе нее стояли рязанец Захарий Ляпунов, брат Прокопия, князья Засекины и другие. Они стали требовать, чтобы ворота Кремля открыли и им разрешили поговорить с боярами. Хотя царь просил не делать этого, князь И. М. Воротынский, его свояк, вышел к народу и поговорил с ним, а потом вместе со всеми отправился в царский дворец.

В. И. Шуйский попробовал было вновь своей отвагой остановить крамольников и вышел к ним навстречу. Но те не испугались и потребовали, чтобы он добровольно оставил царство. Справедливые слова восставших возмутили царя. Он схватился за нож и закричал: «Как смеете вы мне это говорить!» Но заговорщиков это не остановило. Они набросились на низкорослого старика и выволокли на улицу под улюлюканье толпы. Князья, правда, не позволили надругаться над свергнутым царем и под конвоем отвели его на старый боярский двор Шуйских.

Царица Мария в это время сидела в своем тереме ни жива ни мертва. Она слышала, как в покоях мужа происходит что-то нехорошее, но вмешаться не могла. Ей оставалось только горячо молиться и лить слезы. Вскоре она услышала, что и к ней ломятся какие-то люди. Служанки в страхе забились в угол. Первым вошел свояк Воротынский и громко сказал, что царь Василий свергнут с престола, поэтому и сама Мария больше не царица. Отныне ее жилищем станет боярский дом, следует быстро собраться и переехать туда, пока разгневанные москвичи не причинили ей зла и все не разграбили. В итоге Марии не позволили взять подаренные мужем царские сокровища и лишь с одной служанкой и самыми необходимыми вещами отвели на двор Шуйских. Там уже были не только Василий, но и его брат Дмитрий с женой Екатериной и неженатый младший брат Иван. Все со страхом стали ждать дальнейшей своей участи, вспоминая о жестокой расправе над Годуновыми.

Через два дня к Шуйским вновь вломились мятежные дворяне во главе с князем Тюфякиным. Они схватили Василия Ивановича и потащили в Чудов монастырь для пострижения. Бывший царь упорно сопротивлялся, зная, что навсегда лишится и престола, и любимой супруги. Но силы были не равны. С него сорвали мирское платье и напялили черные монашеские одежды. Поскольку во время пострижения Василий хранил гробовое молчание и не отвечал на обрядовые вопросы, то князь В. В. Тюфякин сделал это за него.

Узнав о том, что муж пострижен, Мария горько заплакала. Выбежав во двор, она громко запричитала, так, что многие ее услышали: «О свет мой прекрасный! Жизнь моя! Как оплачу тебя, что смогу теперь сделать для тебя? Самодержцем всей Русской земли ты был. Ныне де от рабов своих посрамлен и ничем уже не владеешь. Многие страны ты примирил, был славой и красотой мира сего. Где теперь злато, серебро и дани твои? Где честь бесчисленная и гордение бояр твоих? Уже не будет этого у тебя никогда! Всего этого ты лишен. Где багряницы брачные и ризы царские многоцветные? Вместо них рабами своими ты одет в черные ризы. О милый государь мой, великий княже! Как ты от рабов своих, от безумных москвичей, от света отречен и в монашеский образ облачен! Я теперь своего супруга и царя лишена и остаюсь сирой вдовой. За веселье и радость теперь плачу слезами и плачем. За утеху и покой — болезненное сетование и многие скорбные труды свалились на меня. Когда настигнет меня смерть, кто будет вспоминать обо мне? Все твое человеческое уходит в небытие и предается забвению вместе со мной».

Мария правильно поняла, что с пострижением супруга жизнь заканчивается и для нее. Впереди не будет ни веселья, ни радости, ни утех, ни развлечений. В совсем еще молодом возрасте ей предстояло навсегда отречься от мира и превратиться в монастырскую затворницу. Такой стала плата за два года жизни в царском дворце с мужем-стариком. На следующий день Марию отвели в Вознесенский монастырь и постригли под именем Елена. Как и Василий, она отказывалась давать обетные ответы, но совершавших обряд это не смутило. Пленница была полностью в их власти.

После свержения Шуйского бояре сформировали временное правительство, прозванное в народе «Семибоярщиной». Они решили, что выгоднее вступить в переговоры с коронным гетманом Жолкевским, чем с неизвестным бродягой Лжедмитрием II. В польский стан были отправлены послы, которые договорились о том, что новым царем будет избран польский королевич Владислав. Из противника гетман превратился в союзника и должен был отогнать самозванца от столицы. Зная переменчивый нрав москвичей, Жолкевский потребовал, чтобы бывший царь Василий-Варлаам был переведен в Иосифо-Волоколамский монастырь. Но и там его не оставили в покое. Осенью поляки схватили царя-монаха и вместе с братьями отправили в ставку Сигизмунда под Смоленск.

Марию-Елену бояре оградили от унижения и плена, помня о заслугах ее отца и уступая просьбам сестер. Монахиню отправили поначалу в Новодевичий монастырь, но ненадолго. Пока же Мария-Елена сама оказалась под боярским судом. Ее обвинили в растрате царской казны.

27 октября 1610 года члены временного боярского правительства начали осмотр царской казны и сверять с описью казначея наличие драгоценностей. Вскоре они обнаружили отсутствие двух пар золотых серег с драгоценными камнями. Это побудило бояр начать розыск. Выяснилось, что бывшая царица отдала своей матери Марфе Буйносовой и сестре Марии низанное жемчугом платье. Те спороли украшение и продали его. Кроме того, во время осады Москвы Лжедмитрием II бывшая царица отдала на хранение старой княгине Шуйской сундуки со столовым бельем и сорочками, а также маленький кипарисовый ящичек с крестами.

Разбирательство и допросы очень возмутили бывшую царицу. Своим судьям она заявила: «Мало ли кого муж мой и я жаловали? Разве можно все это отнимать? Расстрига был не лучше нас, да его дачи ни у кого не отнимают». После допроса слуг и ближних бояр Мария-Елена сказала, что была вынуждена продавать драгоценности из царской казны, потому что мужу нечем было платить шведским наемникам, служилым дворянам и дьякам. Всего она продала ценностей на 12 000 руб. Помогали ей в этом князь Семен Прозоровский, Иван Чепчугов и братья Измайловы. После этого прислужницы бывшей царицы принесли опись проданного и подаренного. На этом допросы закончились. Подследственной было позволено покинуть Москву и отправиться в Покровский монастырь в Суздале, где она смогла наконец-то обрести покой и оплакать свою несчастную судьбу.

На время молодая женщина была оставлена в покое, хотя ее беспокоила судьба мужа. Редкие гости рассказывали ей о том, что польский король пытался заставить Василия поклониться ему. Но бывший царь гордо сказал: «Не подобает московскому царю кланяться. Так уж судьба сложилась и Бог повелел, что оказался я в плену. Не вашими руками взят, а московскими изменниками, рабами отдан». Но мужественным Василий был совсем недолго, вскоре плен и униженное положение окончательно его сломили. Король приказал отвезти его с братьями в Варшаву и там иногда заставлял появляться на официальных приемах при иностранцах. Хотя монашескую одежду никто не заставлял его носить, более того, по приказу Сигизмунда бывшего царя одели достаточно красиво, но кланяться все же приходилось. Присутствующие отмечали, что В. И. Шуйский превратился в дряхлого старика с седой головой, длинной бородой и крючковатым носом. На всех он смотрел сурово, исподлобья и не произносил ни слова, видимо, с трудом перенося унижения. Окончательным местом заточения Шуйских стал Гостынский замок. Здесь они были полностью изолированы от внешнего мира и вели исключительно уединенный образ жизни. Василий запирался в своей комнате и никого не хотел видеть. Перед его глазами проходила жизнь, наполненная борьбой за престол. Особенно страдал он от того, что не смог сделать счастливой свою единственную страсть и любовь — Марию и из-за собственного непомерного честолюбия обрек на тоску и боль. Многие часы проводил заключенный в молитвах у образа Богоматери, которая своим печальным неземным ликом напоминала о загубленной им красавице Екатерине Буйносовой. 12 сентября 1612 года Василий Шуйский умер. Возможно, ему уже было известно, что планы короля Сигизмунда посадить на русский престол сына Владислава провалились. Ополченцы-патриоты отбили все атаки польских войск от Москвы и осадили в Кремле польский гарнизон вместе с «седмо-численными» боярами. В некотором отношении свергнутый царь мог чувствовать себя отомщенным.

Весть о смерти несчастного супруга, несомненно, повергла Марию-Елену в состояние грусти и печали. Она понимала, что вернуть былое величие все равно нельзя, но надеялась, что Василий Иванович когда-нибудь получит возможность вновь оказаться на родине. Ведь для русского человека не было ничего хуже, чем быть похороненным на чужбине. Особенно расстроило бывшую царицу то, что Шуйский был погребен на перепутье трех дорог, в далеком от православной церкви месте, и что на его могиле был установлен столб с позорной надписью: «Здесь покоится прах московского государя Василия. Полякам на похвалу, Московскому государству на укоризну». Поэтому она дала себе клятву при изменении ситуации в лучшую сторону добиться реабилитации супруга и возвращения в Россию его останков. Но до этого было очень далеко.

Монастырская затворница

В Покровском монастыре Мария-Елена вскоре подружилась с другой затворницей из царского рода — Александрой. Она была первой женой царевича Ивана Ивановича и в миру носила имя Евдокии Юрьевны Сабуровой. Бывшая царевна проживала в суздальской обители с 1575 года и давно уже относилась к жизни исключительно философски. Ведь на ее памяти были все события, связанные с борьбой за московский престол и Бориса Годунова, и двух Лжедмитриев, и Василия Шуйского, и короля Сигизмунда, и всех других менее значимых претендентов. Хотя монахини жили за каменными стенами и были изолированы от внешнего мира, им приходилось страдать от бесконечной междоусобной войны и иностранной интервенции. Во второй половине 1610 года Суздаль оказался во власти казачьего атамана Андрея Просовецкого, бывшего сподвижника Тушинского вора. Для него не существовало понятий законности и порядка, поэтому знатные монахи немало натерпелись страха в ожидании грабежей и насилия, но на этот раз Бог их помиловал. Атаман решил примкнуть к патриотическому движению Прокопия Ляпунова и вскоре покинул город. Лишь его сподвижники продолжали хозяйничать до начала 1612 года, пока Суздаль не был освобожден от казаков братом князя Дмитрия Пожарского Романом.

Летом того же 1612 года все суздальцы с радостью встречали полководца-освободителя Дмитрия Михайловича Пожарского. Перед решающим походом на Москву он заехал в Спасо-Евфимьев монастырь, чтобы помолиться у родительских могил. Заходил ли он к знатным пострижницам в Покровский монастырь, неизвестно. Для них его приезд был, несомненно, важным событием. Он вселял надежду на скорое избавление страны от польских интервентов, которые для Марии-Елены были главными врагами, пленившими ее бывшего мужа и многих других знатных русских людей из Смоленского посольства и захваченного Смоленска.

Монахиням полагалось думать только о божественном и не интересоваться мирскими делами, но происходившие в стране события не могли не касаться их. С радостью встретила Мария-Елена весть о том, что в конце октября ополченцы полностью очистили Кремль от поляков и их приспешников. Патриоты не желали возводить на престол иностранных принцев и королевичей. В начале 1613 года был созван Земский собор, который после долгих дебатов назвал имя нового царя — Михаила Федоровича Романова, приходившегося родственником последнему царю из династии московских князей Федору Ивановичу. Для Марии-Елены эта весть была особенно радостной и обнадеживающей, поскольку она была в родственных и дружеских отношениях с матерью Михаила Марфой (на ее рано умершей дочери Татьяне был женат князь И. М. Катырев-Ростовский, происходивший из одного с ней рода).

Действительно, после воцарения Михаила Федоровича великая государыня старица Марфа Ивановна вспомнила о своей подруге и позаботилась об улучшении ее жизни. Из Покровского монастыря бывшую царицу перевели в Новодевичий монастырь, находящийся у самой столицы. Для ее содержания из казны были выделены более значительные суммы, чем раньше. Это дало возможность Марии-Елене отстроить для себя просторную келью с несколькими служебными помещениями и увеличить штат прислуги. Новоселье отметили в 1615 году. На него были приглашены мать царя Марфа и сестры-монахини Пелагея и Мария, жены князей Долгорукова и Воротынского. Все привезли подарки. От царя Михаила Федоровича было прислано сорок соболей, из которых Мария-Елена сшила потом роскошную шубу.

Последние годы жизни бывшей царицы были относительно благополучными. Только летом 1618 года опять пришлось натерпеться страха, когда к столице двинулись полки королевича Владислава. Однако польскому претенденту на трон не удалось взять Москву, потерпел он поражение и под другими городами, в том числе и под Троице-Сергиевым монастырем. В итоге королевич был вынужден заключить перемирие и согласиться на размен пленных. Для царя Михаила самым главным было то, что домой возвращался его отец Филарет. О бывшем царе Василии, конечно, никто не вспомнил. Всем было не до него, не до переноса его праха. Это, конечно, очень огорчило Марию-Елену. Когда ситуация нормализовалась, она с удвоенной энергией стала просить свою благодетельницу великую государыню старицу Марфу Ивановну, чтобы та не забыла и позаботилась о бренных останках ее несчастного мужа. В 1626 году Мария-Елена скончалась. Она была еще достаточно молодой женщиной, но жизненные невзгоды окончательно подорвали ее здоровье. К тому же после царствования она не видела в монастырской жизни для себя ни смысла, ни перспективы.

Значительно более удачной оказалась жизнь ее младшей сестры Пелагии, жены князя А. Г. Долгорукова. Она дожила до 1646 года и имела нескольких детей. Старший сын Юрий стал видным боярином и полководцем в царствование Алексея Михайловича. Другая сестра, Мария, жена князя И. М. Воротынского, умерла в 1628 году. У нее также были дети, служившие при царском дворе. Наибольших высот удалось достигнуть ее правнуку Михаилу Ивановичу, ставшему ближним боярином царя Алексея Михайловича. Сравнение судеб сестер говорит о том, что участь цариц не всегда была самой счастливой. После недолгого взлета многих из них ожидали годы забвения в монастырских кельях.

Смерть Марии-Елены была зафиксирована в официальном Новом летописце. Во вкладной книге Новодевичьего монастыря было записано, что 24 ноября следовало отмечать память благоверной царицы и великой княгини Екатерины, во иноцех Елены, схимницы. Но ни о каких вкладах для ее поминания данных нет. В монастыре бывшая царица, видимо, окончательно отказалась от своего нареченного в замужестве имени Мария и вновь приняла крестильное имя Екатерина.

Следует отметить, что завет нашей героини через много лет после ее смерти был исполнен. В 1635 году, после подписания Поляновского мирного договора между Россией и Речью Посполитой, в Польшу был отправлен князь А. М. Львов. Его задачей был перенос тел Шуйских на родину. В июне прах царя Василия встречал царь Михаил. Новым местом захоронения стал Архангельский собор — царская усыпальница.

Таким образом, в отличие от Бориса Годунова потомки признали права В. И. Шуйского на царскую корону. Возможно, в этом была заслуга и его жены, Екатерины-Марии-Елены, неоднократно обращавшейся с просьбой о реабилитации Василия к великой государыне старице Марфе Ивановне, царю Михаилу Федоровичу и к его отцу, патриарху Филарету.

Перед нами прошла короткая и достаточно драматичная жизнь юной княжны Екатерины Буйносовой, ставшей царицей Марией, а потом и монахиней Еленой. Сама она не стремилась ни к власти, ни к богатству, ни к царскому трону, но по воле судьбы в сложное и тяжелое время междоусобной войны и иностранной интервенции оказалась на московском престоле рядом со стариком Василием Шуйским. В итоге Великая смута тяжелым катком прокатилась по ее юной жизни, смяла, растоптала и окончательно загубила в унылой монастырской келье. В этом отношении ее участь была не менее печальной, чем Ксении-Ольги Годуновой.