Смута. Ее герои, участники, жертвы

Уже в конце 1610 года многим русским людям стало ясно, что польский король Сигизмунд — их враг. Его цель состояла не в том, чтобы помочь Русскому государству выбраться из кризиса междоусобия, а в том, чтобы присоединить страну к своей короне, лишив национальной самостоятельности. Одним из первых о коварных замыслах польского монарха узнал рязанский воевода П. П. Ляпунов, поскольку его брат Захарий входил в состав Смоленского посольства и наглядно видел результаты двойственной политики Сигизмунда.

Вскоре и москвичи узнали правду. Они. получили письмо от смолян, в котором те писали о разорении поляками православных церквей, о поругании веры, о. том, что их родственники захватываются в плен и увозятся в Польшу. В заключение они призывали всех христиан быть в соединении. «Если же не будете теперь в соединении, обще со-всею землею, то будете горько плакать и рыдать неутешным вечным плачем: переменена будет христианская вера в латинство, и разорятся божественные церкви со всею своею лепотою, и убиен будет лютою смертию род наш христианский, поработят и осквернят и уведут в полон матерей, жен и детей наших». Смолянам даже удалось узнать решение польского сейма о России: «Вывести лучших людей, опустошить всю землю, овладеть всей землей Московской».

Естественно, что те, кто прочитал эту грамоту, пришли в ужас. Сидеть сложа руки было уже нельзя. Вдохновителем национально-патриотического движения стал патриарх Гермоген. За это поляки разграбили его двор, а его самого посадили под домашний арест. С трудом добирались к нему посланцы от городов, чтобы получить благословение на борьбу с захватчиками.

Все борцы-патриоты давали такую клятву: «Стоять за православную веру и за Московское государство, королю польскому крест не целовать, не служить ему и не прямить (быть верными). Московское государство от польских и литовских людей очищать, с королем и королевичем, с польскими и литовскими людьми, и кто с ними против Московского государства станет, против всех биться неослабно; с королем, поляками и русскими людьми, которые королю прямят, никак не ссылаться; друг с другом междоусобия никакого не затевать. А кого нам на Московское государство и на все государства Российского царствия государем Бог даст, то тому нам служить и прямить, и добра хотеть во всем вправду, по сему крестному целованию».

Во многих городах стали собираться дружины для похода к Москве и ее очищения от поляков. Например, в Ярославле отряд возглавил воевода И. И. Волынский. В Новгороде Великом арестовали посланцев Владислава — Салтыкова и Чоглокова — и начали списываться с другими городами, правда, окончательный план соединения с патриотами не удался, поскольку город был захвачен шведами. В состав народного ополчения влились: муромцы во главе с князем Литвиновым-Мосальским, нижегородцы — с Репниным, суздальцы — с Измайловым, вологодчане и поморцы — с Нащокиным, Пронским и Козловским, галичане — с Мансуровым, костромичи — с Волконским. Присоединились к нему и оставшиеся без главы сторонники Тушинского вора Д. Трубецкой, И. Заруцкий, А. Просовецкий. Все они списались с П. Ляпуновым и договорились о совместном походе к столице. Местом сбора были назначены Серпухов и Коломна. Время сбора — вторая половина марта. Первым прибыл А. Просовецкий и организовал в районе Симонова монастыря «гуляй-город». Туда собрались и остальные отряды, заранее имея хорошее оборонительное укрепление.

1 апреля 1611 года ополченцы начали штурм Белого города. Ляпунов ударил у Яузских ворот, Трубецкой с Заруцким — у Воронцова поля, Волынский и Волконский — у Покровских ворот, Измайлов — у Сретенских, Мосальский — у Тверских. Осада была непродолжительной. Польский гарнизон был в этом месте малочисленным и не мог оказать достойного сопротивления. К 6 апреля большая часть стен и башен Белого города уже была в руках ополченцев. Через некоторое время и остальные башни были захвачены.

Польский гарнизон оказался в Китай-городе и Кремле на осадном положении. Главной проблемой для него стало недостаточное количество продовольствия и фуража. Пытаясь спасти польский гарнизон от голодной смерти, А. Гонсевский отправил часть людей под Переяславль-Залесский. Они должны были разорвать кольцо осады. Но это не удалось. Положение осажденных стало еще более критическим — через некоторое время поляков осталось не больше 3000 человек. Помощи было ждать неоткуда.

Ополченцы обосновались в Белом городе и решили избрать из своего состава временное правительство. 30 июня на общем собрании воинства были избраны три правителя: князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, носивший звание тушинского боярина, Иван Мартынович Заруцкий, который также получил в Тушино боярский чин, и Прокопий Петрович Ляпунов, который был лишь думным дворянином при дворе Василия Шуйского. Кроме того, был принят общий Приговор — закон, которому собирались следовать ополченцы до окончательного решения вопроса о верховной власти. Для его исполнения были созданы приказы, которые ведали вопросами материального снабжения войска и обеспечивали законность и порядок.

Главный ответчик за судьбу Отечества П. П. Ляпунов

П. П. Ляпунов принадлежал к старинному рязанскому боярскому роду, представители которого несколько веков служили великим князьям Рязанским. Поэтому, когда на рубеже XV и XVI столетий Рязанское княжество потеряло независимость, его бояре автоматически превратились в служилых людей московского государя. Но при великокняжеском дворе им места не нашлось. Зато в своей бывшей столице Ляпуновы занимали первое место и обладали правом возглавлять городовую дружину. Земельные владения Прокопия и его братьев были от 600 до 650 четвертей земли, что было немало для провинциальных дворян. К тому же они располагались в черноземной зоне Рязанщины. Словом, Ляпуновы были достаточно богатыми и влиятельными людьми, но не в столице, а у себя дома.

Прокопий Петрович родился приблизительно в 60-е годы XVI века. Это предположение исходит из того, что в период Смуты он уже был достаточно зрелым человеком, осознававшим свою личную ответственность за судьбу Отечества. Рязанщина считалась главной житницей Москвы, поэтому семья Ляпуновых имела тесные контакты с московской купеческой средой. По различным торговым делам Прокопий не раз посещал столичные рынки. Узнав о смерти царя Ивана Грозного, он немедленно отправился в Москву, чтобы поучаствовать в, похоронах и посмотреть на нового государя, Федора Ивановича. На торговой площади в Китай-городе он узнал страшную новость, оказывается, Богдан Бельский убил царя Ивана Васильевича и теперь хочет окончательно «извести царский корень». Встревоженный П. Ляпунов вместе с другими горожанами тут же бросился к Кремлю и стал требовать, чтобы им выдали Богдана на расправу. Они даже поворотили большую пушку на кремлевские ворота и стали угрожать, что их разобьют. Царя Федора это выступление горожан очень удивило. Чувствовалось, что их явно кто-то дезинформировал. На переговоры с ними были отправлены видные бояре. Бельского же на всякий случай из столицы выслали.

Как видим, судьба царского престола очень беспокоила рязанского воеводу. Он всегда стремился быть в курсе московских дел и по мере возможности принимать в них активное участие. Несомненно, что Прокопий посетил в столицу и в 1598 году, когда умер царь Федор и судьба престола оказалась в руках Земского собора. Можно предположить, что либо он сам, либо его не менее активный брат Захар были на избирательном Земском соборе в составе рязанской делегации. Вместе со всеми они дружно проголосовали за Бориса Годунова, поскольку иной более достойной кандидатуры не знали. (На всех делегатов большое впечатление произвела убедительная речь патриарха Иова.)

Следующие сведения о Прокопии относятся уже к 1604 году. Во главе рязанских отрядов он был отправлен на борьбу с Лжедмитрием I. Однако «прелестные грамоты» самозванца произвели на воеводу неизгладимое впечатление. Ему захотелось помочь «гонимому царевичу» отобрать «отчий престол» у узурпатора Бориса. Поэтому, как только пришло известие о внезапной кончине Б. Ф. Годунова и стало ясно, что служить московскому правительству не стоит, Ляпунов перешел на сторону Лжедмитрия I. Прокопию не удалось войти в ближайшее окружение лжецаря. Более опытные московские царедворцы его быстро оттеснили. Но долго оставаться в Переяславле-Рязанском ему не пришлось. В Москве события менялись слишком быстро, и находиться в стороне от них было невозможно.

Когда в мае 1606 года «царь Дмитрий» был свергнут и на престол сел Василий Шуйский, П. Ляпунов очень возмутился. Почему все произошло без его согласия и участия? Ведь он был представителем «земли», с которой московские власти были обязаны считаться. Узнав, что «царь Дмитрий» спасся, рязанский воевода решил присоединиться к его воинству, направлявшемуся к Москве. Он списался с И. Болотниковым и по его указанию вскоре овладел Коломной.

5 октября совместное войско подошло к столице, и началась многомесячная осада. Вместе с другими городовыми воеводами П. Ляпунов вошел в общеармейское руководство. В этом отношении Болотников был вполне демократичен. Поскольку для решающего штурма мощных укреплений сил было мало, то было решено изнурять противника почти ежедневными атаками. Все ждали приезда царя Дмитрия, который должен был лично возглавить решающий штурм. Однако время шло, а государя, ради которого была предпринята вся военная акция Болотникова, все не было. Этим ловко воспользовался царь Василий и стал переманивать городовых воевод на свою сторону. Главным аргументом было то, что у них не было того, за кого они сражались. Ведь болотниковцы, по словам царя, были всего лишь чернью, затеявшей кровавое междоусобие ради желания пограбить богатых людей.

Грамоты царя Василия подействовали на умы рязанцев. 15 ноября 1606 года под покровом ночи их отряд из 500 человек во главе с Ляпуновым и Сунбуловым покинул коломенский стан Болотникова и отъехал к Москве. Это внесло колебание в ряды других воевод. 2 декабря во время решающего штурма на сторону москвичей перешли и отряды венёвского воеводы Истомы Пашкова. Силы болотников-цев оказались подорванными изнутри. Боясь новых измен, Болотников отошел к Калуге.

Царь Василий прекрасно понял, что отъезд Ляпунова и других воевод стал одной из причин провала осады Москвы Болотниковым. Поэтому он наградил рязанца, первым показавшего пример другим воеводам. Ляпунов получил чин думного дворянина. С этого времени Прокопий получил возможность заседать в Боярской думе. Несомненно, это его очень обрадовало, так как он всегда стремился быть в курсе всех государственных дел. Поскольку бои с Болотниковым и его союзником «царевичем» Петрушей еще не были завершены, то по приказу царя Василия Ляпунов вновь отправился воевать. На этот раз ему следовало поддержать сильно потрепанный полк А. В. Голицына, стоявший у Каширы. Вместе они должны были охранять тылы царской армии, направлявшейся к Туле. Рязанцы подоспели вовремя. Против Голицына был направлен болотнико-вец А. А. Телятевский, достаточно опытный воевода. 5 июня в районе Каширы разгорелась битва. Совместными усилиями царские воеводы одержали верх. При этом Прокопий отличился тем, что смог загнать в овраг отряд казаков и перебить его. Путь на Тулу был открыт. Царь Василий без всяких препятствий достиг последней ставки болотников-цев и в октябре 1607 года заставил их сдаться. Однако до полной победы было очень далеко.

Весной 1608 года стало известно, что к столице движется новый враг — материализовавшийся «царь Дмитрий», Лжедмитрий II. Царь Василий отправил рязанского воеводу вместе князем И. А. Хованским остановить «воров» у Пронска. Но силы оказались неравными — на стороне самозванца были профессиональные воины, польские шляхтичи. Прокопий был ранен в ногу и отступил к родному Переяславлю-Рязанскому. Там ему предстояло защищать родные стены от полчищ тушинцев. На этот раз победа оказалась за ним, на Рязанщину тушинцы не смогли пробиться.

После образования двоевластия Ляпунов остался верен царю Василию. Когда Москва оказалась в блокадном кольце, он умудрялся подвозить в столицу продовольствие. Для голодающих москвичей это было очень кстати. Возможно, Прокопий осуждал бездействующего царя Василия, почти ничего не предпринимающего для того, чтобы снять осаду Москвы. Большое уважение у него вызывал М. В. Скопин-Шуйский, который медленно, но верно со шведскими наемниками двигался к столице для ее освобождения. Рязанский воевода с большим вниманием следил за походом молодого полководца и радостно приветствовал все его победы. Когда в Александровской слободе образовалась ставка освободителей, рязанский воевода отправил туда грамоту с поздравлениями. В ней Ляпунов всячески превознес заслуги Скопина и даже прямо назвал его «новым государем, царем всея Руси». При этом он обругал бездействующего старика Василия Шуйского. По всему было видно, что Прокопий был за перемены на троне.

Но Скопин не принял оказанной ему чести и хотел даже наказать рязанских гонцов. Он был верен клятве, которую дал царю Василию, и устраивать дворцовый переворот был не намерен. Однако и в Москве стало известно о грамоте Ляпунова. Мнительный и подозрительный В. И. Шуйский вместе со своими родственниками тут же затаил злобу на удачливого полководца, снискавшего всенародную любовь. Кончилось дело тем, что на одном из пиров Скопин был отравлен. Невольно Прокопий оказался виновным в его гибели.

Весть о смерти молодого полководца-освободителя всколыхнула всю Рязанскую землю. Ненависть к царю Василию достигла предела, поскольку всем было ясно, что он приложил руку к гибели Скопина. Братья Ляпуновы решили свергнуть коварного убийцу. Они стали ссылаться с московскими боярами, которые, по их сведениям, не испытывали симпатий к Шуйскому. Их затею горячо поддержал князь В. В. Голицын, мечтавший о престоле. Прокопий же полагал, что престол следует отдать «царю Дмитрию» или тому, кто принял его имя. Однако переписка £ городами показала, что Тушинского вора почти никто не хочет считать государем. Нового царя следовало избрать общим советом — на Земском соборе.

После разгрома царских войск под Клушиным стало ясно, что ненавистного всем царя Василия пора ссадить с престола. Прокопий отправил к брату Захарию в Москву гонца с приказом действовать быстро и решительно. 17 июля 1610 года 3. Ляпунов во главе дворян отправился на Лобное место и заявил собравшимся москвичам, что время правления «шубника» закончилось. Все вместе они отправились в Кремль к царскому дворцу. Только патриарх Гермоген пытался их остановить, но его насильно вывели из Кремля. Сначала В. И. Шуйского с женой отвели на старый боярский двор, а потом и постригли в Чудовом монастыре.

Но последующие события стали разворачиваться не так, как планировал Прокопий. Земский собор для царского избрания собрать не удалось: под стенами Москвы стояли два грозных войска: Жолкевского и Лжедмитрия II. Из двух зол выбрали наименьшее — провозгласили новым государем королевича Владислава. В Смоленск для переговоров с королем отправилось представительное посольство. В его состав был включен Захарий Ляпунов.

Поначалу Прокопий не возражал против воцарения королевича и даже присылал продовольствие для польского гарнизона, обосновавшегося в столице. Однако от брата он вскоре узнал о том, что король Сигизмунд не собирался давать юного сына, а планировал сам завладеть Русским государством, лишив его национальной независимости. Чтобы поточнее выведать планы поляков, Захарий притворился их ярым сторонником и часто принимал участие в совместных застольях. Правда, потом король выяснил, что Ляпунов был тайным соглядатаем, и приказал его арестовать.

Получив известия от брата, П. П. Ляпунов решил действовать самостоятельно. Он начал рассылать по городам грамоты, в которых рассказывал о положении в стране и о тайных планах польского короля. Он разоблачал московских бояр, которые ради чинов и поместий предали интересы Отечества. Только Гермоген, как несгибаемый столп, один с помощью креста и веры отважился противодействовать врагам. Именем патриарха Прокопий запрещал русским людям целовать крест и приносить присягу Владиславу. Он призвал всех объединиться и очистить государство от интервентов.

Инициатива рязанца нашла отклик у многих городовых воевод. Они безоговорочно признали его лидерство и стали присылать в Переяславль-Рязанский своих представителей, чтобы поговорить о «добром деле и совете». В войско ополченцев приглашались даже холопы и крепостные: «А которые боярские люди крепостные и старинные, и те бы шли безо всякого сомнения, всем им воля и жалование будет».

Узнав о деятельности Ляпунова, московские бояре сочли ее крамольной и даже отправили к Рязани отряд казаков для наказания ослушника. В октябре 1610 года тем удалось взять Пронск и осадить рязанскую столицу. Но Прокопий был уже не один. Ему на помощь пришел зарайский воевода Д. М. Пожарский и отогнал московские войска. Патриарх Гермоген радостно приветствовал действия патриотов. Он дал им свое благословение и попросил поторопиться с освобождением Москвы, в которой хозяйничали интервенты. Получив от патриарха грамоту с рассказом о его бедственном положении, Ляпунов направил «седьмочисленным» боярам гневное письмо, в котором требовал прекратить гонения на православного пастыря и восстановить его в прежнем высоком статусе. Но эта грамота лишь ухудшила положение Гермогена — он был взят под стражу.

В начале 1611 года стало ясно, что патриотическое движение охватило многие центральные города. Все они поддерживали тесные контакты с рязанским воеводой. На февраль был назначен общий сбор. По плану Прокопия, следовало подойти к столице со стороны Коломны и Серпухова, хотя многие городовые дружины шли с севера: из Ярославля, Вологды, Костромы. Когда основное войско собралось, был создан военный совет из главных воевод. В него вошли: сам П. П. Ляпунов, тушинцы Д. Т. Трубецкой и И. М. Заруцкий, городовые воеводы Ф. И. Волконский, И. И. Волынский, Ф. Ф. Козловский, В. Ф. Мосальский и ряд других. Все они поклялись «стоять за один, быть в любви и братстве». Своей целью они ставила полное освобождение Русского государства от польских и литовских захватчиков во главе с королем Сигизмундом.

3 марта передовые отряды двинулись к Москве, но они не успели помочь москвичам, 19 марта стихийно поднявшим восстание против поляков. Штурм города начался только 1 апреля. Шесть дней ополченцы отвоевывали стены и башни Белого города. В этих боях Прокопий продемонстрировал не только хорошие организационные способности, но и личное мужество и военный опыт. Современники отзывались о нем так: «Всего московского воинства властитель скачет по полкам всюду, как лев рыкая». Взяв Белый город, ополченцы превратили его в огромный военный лагерь. Каждые городовые отряды стояли отдельно, но на военный совет все собирались вместе.

Московские бояре с возмущением встретили действия Первого ополчения и отказались признать их законными. Они считали городовых воевод крамольниками, выступавшими против законности и порядка. Чтобы опровергнуть это мнение, П. П. Ляпунов предложил избрать временное правительство — «Совет всей рати» — и утвердить текст Приговора, повествующего о целях и задачах всего движения, о законах, которые должны быть в войске, о правах и обязанностях руководителей и рядовых воинов. После этого все подписали Приговор.

Во временном правительстве Прокопий занял только третье место, поскольку по своему чину был ниже Трубецкого и Заруцкого. Однако очень скоро в его руках сосредоточилась большая власть, поскольку он ведал материальным обеспечением и осуществлял связь с городами. Под его началом оказался также Поместный приказ, занимавшийся распределением земельных владений. На общем совете было решено, что земли бояр-изменников будут розданы руководителями войска. Под контроль были взяты и дворцовые земли. С них собирались налоги и продовольствие для ополченцев. Ляпунов стремился к тому, чтобы во всем был порядок и контроль. Видя его честность и бескорыстность, городовые воеводы признавали его своим руководителем.

Однако очень скоро обнаружилось, что во временном правительств нет единства. Главное противоречие заключалось в том, что Заруцкий, а может, и Трубецкой полагали, что после победы трон должна занять Марина Мнишек с сыном Лжедмитрия II Иваном. Ляпунов же был категорически против полячки и Воренка. Сначала он планировал избрать государя общим советом. Потом он стал склоняться к кандидатуре шведского королевича Карла-Филиппа. Он даже направил в Новгород для переговоров князя И. Ф. Троекурова, который узнал, что шведы были готовы оказать ополченцам военную помощь в борьбе с поляками, но взамен требовали деньги и прибалтийские города. Вопрос о территориальных уступках Прокопий даже не стал обсуждать, поскольку не считал себя правочным его решать. Но он подумал, что шведским наемникам можно было бы заплатить из богатой новгородской казны. Однако вскоре переговоры со шведами прекратились, поскольку те обманным путем захватили Новгород и сами превратились в интервентов. Кандидатура Карла-Филиппа отпала сама собой.

Попытки П. П. Ляпунова всюду навести порядок и установить законность вызывали возмущение у казачьих атаманов. Они полагали, что с оружием в руках могут беспрепятственно брать чужое добро и хозяйничать повсюду. Их недовольство умело подогревалось И. М. Заруцким, который не хотел делить власть с рязанским воеводой. Некоторые казачьи отряды отправлялись в подмосковные деревни и грабили местных крестьян, страдали от них и купеческие караваны, и монастыри. В подмосковный стан стали приходить жалобщики и обвинять казаков в разбое. Ляпунов понял, что действия казаков подрывают доверие простых людей к ополченцам. Это было на руку лишь их врагам. Поэтому на «Совете рати» он поставил вопрос о том, что следует сурово наказывать тех, кто занимается воровством. Городовые воеводы горячо поддержали своего вожака и постановили тут же казнить виновных на месте преступления, без суда и следствия.

Как-то раз воевода Плещеев узнал, что 28 казаков грабят Николо-Угрешский монастырь. Он тут же приказал их поймать и бросить в воду, желая утопить. Товарищи выловили казаков и привели их к атаманам для разбирательства. Собрали казачий круг, на котором почему-то во всем обвинили Прокопия Петровича (якобы он умышленно настраивал воевод против казаков), кроме того, его стали укорять за грубость и непомерное высокомерие, из-за которого он гнушался общаться с простыми воинами. Сидя в приказной избе, он отказывался их принимать и не удовлетворял их просьбы.

Вполне вероятно, что многие из этих обвинений были несправедливыми, поэтому Ляпунов обиделся и решил уехать домой на Рязанщину. Узнав об этом, городовые воеводы бросились его догонять. Под Симоновым монастырем они уговорили его вернуться. Без его опыта и организационных способностей им было трудно обойтись. Но Заруцкий решил любым путем избавиться от соперника. Для этого он даже пошел на явный подлог. По его просьбе поляки изготовили в Москве грамоту, якобы написанную П. П. Ляпуновым и за его подписью. В ней писалось о том, что жителям всех городов следует убивать казаков, появляющихся в их местности. Эту грамоту подбросили казакам в подмосковный стан. Те, естественно, возмутились и потребовали собрать Большой круг — общий казачий сход. На нем Прокопий должен был объясниться.

Рязанского воеводу заранее предупредили о новом волнении среди казаков, направленном лично против него. Он понял, что это вновь происки его врагов и что его жизни угрожает большая опасность. По совету друзей Ляпунов решил с казаками не встречаться и не покидать расположение своего полка. Однако два авторитетных атамана С. Толстой и Ю. Потемкин пообещали в случае опасности защитить его и уговорили выйти на круг.

25 июля 1611 года с несколькими сопровождавшими его рязанцами Прокопий Петрович отправился к казакам. Он был уверен в своей правоте и надеялся убедить всех в невиновности. Но заранее настроенные против него казаки не пожелали выслушать воеводу. С шумом и криком они набросились на него. Не помогла и защита И. Ржевского.

Оба пали под ударами казачьих сабель. Жизнь П. П. Ляпунова оборвалась именно тогда, когда Отечество особенно нуждалось в его мужестве, опытности и воинской доблести. Среди ополченцев начался раскол. Городовые воеводы ушли из Белого города, и это очень ослабило силы оставшихся. Условия в лагере стали сложными. Всем начал заправлять И. Заруцкий с казаками. Беззаконие и своеволие превратились в норму жизни. В итоге среди простых людей авторитет ополченцев резко упал. Поэтому Гермоген начал рассылать по городам новые грамоты, призывая честных людей вновь взяться за оружие. Первое же ополчение он прозвал Казачьей армией.

«Крепкостоятельный воевода» Д. Т. Трубецкой

Д. Т. Трубецкой принадлежал к знатному роду князей-Гедиминовичей, перешедших на службу к Ивану III в 1500 году. С членом Семибоярщины А. В. Трубецким в этом отношении он имел одинаковое происхождение. Отец Дмитрия был одним из первых представителей их рода, дослужившимся до высоких чинов. При дворе царя Федора Ивановича он был видным боярином. Сохранил это положение он и при Борисе Годунове. Достаточно успешная карьера была обеспечена и его сыну. В возрасте 16–17 лет Д. Трубецкой — стольник при дворе царевича Федора Борисовича. После его воцарения он должен был составить его ближнее окружение. Однако свержение Годуновых положило конец быстрому продвижению Трубецкого по лестнице чинов. И при Лжедмитрии I, и при Василии Шуйском наш новый герой все еще оставался стольником.

Путь молодого князя к престолу старого Шуйского был закрыт. Это обстоятельство, видимо, и заставило Дмитрия сменить государя. В декабре 1608 года во время битвы при Ходынке он отъехал к Лжедмитрию II. В Тушинском лагере радостно встретили измену князя. Он сразу же получил боярский чин. В окружении второго самозванца столь высоких представителей знати почти не было. Вскоре Трубецкому было поручено возглавить Стрелецкий приказ. В полках он стал одним из наиболее видных воевод. Князь Дмитрий неблагодарным не стал. Тушинскому вору он никогда не изменял, «перелетом» не был и даже последовал за своим государем, когда тот бежал в Калугу.

После гибели Лжедмитрия II в декабре 1610 года Дмитрий Тимофеевич вновь не изменил своим убеждениям. Он остался при Марине Мнишек и ее сыне Иване. Хорошо изучив переменчивый нрав поляков, он был против воцарения Владислава. Своему родственнику Юрию Трубецкому, приехавшему из Москвы уговаривать его целовать крест королевичу, он ответил так: «Если действительно королевич будет на московском престоле и крестится в православную веру, то буду рад ему служить. Но пока этого не случится, крест Владиславу не поцелую». Несомненно, что до Трубецкого доходили слухи о коварных замыслах короля Сигизмунда, который хотел связать русских людей клятвой верности его сыну, сам же тем временем начал прибирать ослабленное государство к своим рукам.

С большим вниманием Дмитрий Тимофеевич отнесся к посланнику рязанского воеводы Прокопия Ляпунова, который рассказал о том, как поляки притесняют православного пастыря Гермогена, как наводят в столице свои порядки. Без всяких раздумий князь решил примкнуть к патриотам, собирающимся в поход на Москву. От себя лично он связался с воеводами северских городов, которые также решили примкнуть к народному ополчению и влилсь в его полк.

В феврале 1611 года во главе достаточно большого войска (в него вошли северские городовые дружины и остатки войска Лжедмитрия II) Трубецкой отправился к Коломне, где был назначен общий сход. 1 апреля состоялась битва у стен Белого города. Наш герой отважно сражался в районе Воронцова поля. 6 апреля ополченцы отпраздновали победу — поляки были отогнаны в Китай-город и Кремль.

На «Совете рати» было решено создать временное правительство, которое должно было обеспечить законность и порядок в стране до избрания нового царя. Первое место в нем, по единодушному мнению воинов, занял Д. Т. Трубецкой. Он был самым знатным и носил самый высокий боярский чин, хотя получил его от самозванца. Но князь не стремился быть лидером во всем. Он со вниманием прислушивался ко мнению и Заруцкого, и Ляпунова. С последним он был солидарен в том, что нельзя было позволять казачьей вольнице бесчинствовать и этим подрывать доверие местного населения к ополченцам. Поэтому он принял самое активное участие в составлении текста Приговора — своеобразного закона, по которому предстояло жить воинам до полной победы. Кроме того, Дмитрий Тимофеевич всегда был сторонником компромиссов и предпочитал любые конфликты решать мирным путем. Поэтому он не стал вмешиваться в ссору казаков с Ляпуновым, полагая, что они сами договорятся. Ведь нельзя же было рушить общее дело из-за некоторых разногласий.

Когда Прокопий погиб, Трубецкой очень опечалился, но разрывать отношения с казаками не стал. Он даже пытался уговорить городовых воевод не покидать подмосковный стан, но все было напрасным. Любым способом князь стремился остановить окончательный развал войска ополченцев, при этом он был категорически против того, чтобы с помощью оружия отбирать у мирного населения продовольствие и все необходимое для войска. Поэтому, когда Заруцкий предложил о отправиться на Север для сбора денег и продуктов, он решительно этому воспротивился. В этом случае ополченцы превратились бы в настоящих грабителей. Чтобы поднять моральный дух воинов и заставить осознать величие исполняемой ими миссии, Трубецкой по совету троицких старцев вместе с представителями духовенства организовал перенесение из Казани чудотворного образа Казанской Богоматери. По его замыслу, она должна была стать покровительницей народных ополченцев. Большую помощь в этом деле оказали монахи Троице-Сергиева монастыря. Они взяли на себя роль посаженного в земляную тюрьму патриарха Гермогена и стали рассылать повсюду грамоты, в которых убеждали население всячески помогать воинам-патриотам и присоединяться к ним. Когда торжественная процессия с чудотворной иконой достигла лагеря, князь Дмитрий вышел навстречу, с благоговением преклонил колени и поцеловал святыню. Заруцкий же в это время продолжал гарцевать на коне и осыпал всех насмешками. Это показало присутствующим, что у Трубецкого и Заруцкого разные цели. Первый стремился к тому, чтобы освободить Отечество от захватчиков и совместно выбрать государя, который бы всем нравился. Второй желал лично обогатиться и посадить на престол свою пассию Марину Мнишек, чтобы при ней заправлять всеми делами.

Находясь в подмосковном стане, князь Дмитрий Тимофеевич испытывал некоторую неуверенность от того, что реальной кандидатуры царя, за чьи интересы он сражался, не было. Поэтому, когда из Пскова пришла весть, что там объявился калужский царь, т. е. Лжедмитрий II, то он решил со всем воинством целовать ему крест. Конечно, Трубецкой не мог поверить в то, что его бывший государь остался жив — ведь он сам его хоронил. Но новый самозванец создавал видимость законности борьбы ополченцев, которых московские бояре называли сбродом разбойников и воров. Однако скоро всем стало ясно, что новый Лжедмитрий — откровенный плут и обманщик. Его авантюра стала возможной только благодаря помощи местных воевод Иван-города и Пскова. Выяснилось, что его звали Сидорка и ничего общего даже с Лжедмитрием II он не имел. Над ополченцами все стали откровенно смеяться. Тогда Трубецкой отправил в Псков своих представителей, которые арестовали ИЬкедмитрия III и привезли в подмосковный стан. Там его заковали и посадили на цепь. Все желающие могли откровенно над ним издеваться. При Михаиле Федоровиче последнего «царя Дмитрия» казнили.

В начале 1612 года из Нижнего Новгорода стали приходить вести о том, что там собирается новое ополчение. Трубецкой встретил положительно это известие, поскольку понимал, что у него слишком мало сил для взятия Москвы. Заруцкий же возмутился и решил избавиться от главы Второго ополчения Д. М. Пожарского. В Ярославль, где образовалась ставка новых патриотов, были отправлены наемные убийцы. Но их замысел был раскрыт, и Заруцкий понял, что ему следует покинуть подмосковный стан во избежание наказания.

Оставшись один, Трубецкий тут же связался с руководителями Второго ополчения. Весной 1612 года он написал в Ярославль покаянную грамоту с такими словами: «По грехам прельстился и целовал крест Псковскому вору, ныне же со всеми людьми узнал правду и готов целовать крест на том, чтобы быть всем православным христианам во единой мысли». Князь просил Пожарского поскорее прибыть к столице, чтобы общими усилиями добить врага.

Теперь в окружении Дмитрия Тимофеевича были не казаки, а городовые воеводы и дворяне. Каждый был наделен землей и имел годовой оклад. Стольниками числились: В. А. Измайлов (800 четвертей земли и 80 рублей оклад), Т. В. Измайлов (900 четвертей и 140 рублей), И. А. Пушкин (750 четвертей и 40 рублей), И. С. Погожий (750 четвертей и 59 рублей), В. П. Шереметев (оклад имел по Брянску), В. П. Шербатый (750 четвертей и 80 рублей).

Стряпчими числились: Д. П. Горчаков, И. Я. Плещеев, А. Б. Воейков, Л. М. Волконский, Я. А. Вельяминов, В. Г. Коровьин, Г. Н. Давыдов, Н. П. Лихарев, М. И. Солнцев-Засекин, В. Вешняков, Г. В. Измайлов, И. Ф. Пушкин, А. В. Волынский.

Московскими дворянами значились: М. А. Вельяминов, М. Остафьев, Т. О. Змеев, С. В. Колтовский, Г. А. Загряжский, Я. С. Змеев, Я. В. Колтовский, В. И. Самарин, С. И. Ис-леньев, А. И. Лодыженский, И. Ю. Мезецкий.

Дворянами из деревень были: М. И. Безобразов, И. Г. Одадуров, Б. Н. Приимков, П. Г. Сабу)К)в, И. П. Кологривов. Были также казачьи атаманы: А. Коломна, С. Ташлыков и К. Миляев.

Список показывает, что в окружении Трубецкого были и представители знатных княжеских и боярских фамилий, и провинциальные дворяне. Никаких деклассированных элементов среди них не было. Князь вскоре наладил регулярные сношения с руководителями Второго ополчения, чтобы держать их в курсе происходящего под Москвой. Как только он узнал о подходе полков гетмана Хоткевича, то тут же отправил к Пожарскому своих оборванных и голодных послов. Князь не разрешал ополченцам брать все необходимое силой, добровольно же Первому ополчению почти ничего не привозили.

Вовремя предупрежденное Второе ополчение быстро двинулось к Москве. Трубецкой радостно встретил Пожарского и Минина, но те отказались расположиться рядом с ним. Не позвали его и на военный совет. Это очень обидело Дмитрия Тимофеевича, он решил не вмешиваться в ход сражения с гетманом. Его воины даже с издевкой стали говорить о том, что богатые ярославцы и сами справятся с поляками.

22 августа Пожарский попытался было остановить Хот-кевича у Чертольских ворот, но поляки бились отчаянно. Тогда воевода попросил, чтобы Трубецкой ударил со стороны Крымского моста. Но тот все еще считал себя обиженным и не ответил. 8 часов воины Второго ополчения бились в одиночку. Наконец Хоткевичу почти удалось прорвать их оборону, получая поддержку от кремлевского гарнизона. Увидев это, казаки Первого ополчения не выдержали и бросились в атаку. Трубецкому они крикнули так: «Из-за вашей нелюбви Московскому государству и всем ратным людям грозит погибель». Это заставило князя также вступить в битву. Общими усилиями была одержана победа.

В новой битве 24 августа все уже действовали сообща: князь Дмитрий Тимофеевич сражался у Лужников, князь Дмитрий Михайлович — у церкви Ильи Пророка на берегу Москва-реки. Сражение продолжалось 6 часов. В какой-то момент казаки Трубецкого отошли, чтобы передохнуть. Это позволило Хоткевичу усилить атаки. Тогда к казакам бросился троицкий келарь Авраамий Палицын и стал умолять их вновь вступить в сражение. За это он сулил им всю троицкую казну. Казаки не стали ломаться. С криками: «Сергиев! Сергиев!» — яростно набросились на врага. Клементьевский острожек, находившийся неподалеку от Кремля, был отобран у поляков. Вскоре свежие полки Кузьмы Минина окончательно довершили дело. Гетман был вынужден отойти к Данилову монастырю. Ночью по его стану ударила артиллерия, и он окончательно, с позором ушел от Москвы.

Радостную победу оба ополчения праздновали вместе. В честь нее был построен походный храм, в котором все полководцы воздали хвалу Господу. Отныне было решено военные планы обсуждать сообща. Местом встречи выбрали нейтральную территорию у реки Неглинки. Вскоре пришлось решать и сугубо мирные вопросы: чем кормить воинов, из каких средств платить им жалованье и т. д.

Через некоторое время пришла весть, что король вновь отправил подмогу осажденному польскому гарнизону — хочет доставить ему продовольствие. Чтобы враги не застали их врасплох, ополченцы соорудили вокруг Кремля заградительное укрепление — земляной вал с плетнем. Ночью его объезжали караульные. В итоге к Кремлю никто не смог пробиться. Без продовольствия польский гарнизон был не в состоянии долго продержаться.

22 октября оба ополчения организовали мощную атаку на Китай-город и взяли его. После этого начались переговоры с осажденными. Во избежание ненужного кровопролития договорились, что женщины и дети выйдут из Кремля. После этого 26 октября капитулировал и весь гарнизон. «Седьмочисленные» бояре один за другим выходили из кремлевских ворот. Казаки хотели было на них наброситься, но Трубецкой и Пожарский не позволили им это сделать. Каждый взял несколько человек под свою защиту и отвел в свою ставку. Арестованы были только поляки и их ярые приспешники типа Ф. Андронова.

Только после этого был организован торжественный въезд победителей в Кремль. Сначала из ворот вышел архиепископ Арсений с главной русской святыней — иконой Владимирской Богоматери. Полководцы спешились и стоя на коленях ее поцеловали. Потом все вместе отправились на торжественный молебен в Успенский собор, затем почтили другие кремлевские храмы. Радость омрачало то, что кругом были запустение и разгром. Все ценности были разграблены, царский дворец разломан: без полов, дверей и окон, которые были использованы на дрова. В подвалах были обнаружены чаны с засоленными трупами, которыми питались гайдуки.

На Совете уже двух ратей было создано новое временное правительство. Его главой, правителем, стал Дмитрий Тимофеевич, который был и знатнее, и выше чином Пожарского (последний был только стольником при дворе Василия Шуйского). Своей главной задачей правительство считало созыв представительного Земского собора для «царского обирания». Кроме того, в стране нужно было навести порядок, установить местную власть, выгнать сторонников короля Сигизмунда, восстановить Кремль и начать сбор денег в царскую казну, из которой следовало заплатить воинам за службу. Для выполнения этих задач были восстановлены некоторые приказы, по городам были разосланы гонцы с грамотами о созыве Земского собора и отправлены сборщики денег и продовольствия.

Несомненно, что Д. Т. Трубецкой сам стремился к престолу. Казалось, что у него есть все, чтобы быть избранным: знатность, заслуги перед Отечеством, сравнительно молодой возраст. Возможно, первоначально ополченцы мыслили именно его назвать новым государем. На одном из первых заседаний Земского собора он получил титул правителя государства и богатую волость Вага. В жалованной грамоте его заслуги были исключительно прославлены. По всему видно, что она была написана для того, чтобы повлиять на ум избирателей (аналогичные писания создавались и в период избрания на престол Бориса Годунова — «Повесть о честном житии царя Федора», и перед воцарением Василия Шуйского — «Сказание о Гришке Отрепьеве»). Но если на первых заседаниях Земского собора присутствовали в основном ополченцы, то позднее доминировать стали представители городов. Им Трубецкой не нравился, поскольку они знали о его измене царю Василию, малопопулярной службе второму самозванцу и даже крестоцеловании Псковскому вору Си-дорке. Получалось, что и по своим убеждениям, и по своему поведению князь был не слишком тверд и благонадежен.

Трубецкой безропотно отнесся к решению большинства и не стал добиваться власти силой оружия — ведь это привело бы к новому междоусобию, которого все боялись. Вместе со всеми он согласился с избранием на престол шестнадцатилетнего Михаила Романова, двоюродного племянника царя Федора Ивановича. Хотя этот юноша не имел никаких личных заслуг перед Отечеством, но по своему происхождению и родственным связям устраивал большинство.

После того как 21 февраля имя нового царя было объявлено официально, оба полководца продолжили исполнять свой долг: поддерживали порядок в столице и ее окрестностях, сформировали Костромское посольство к избранному царю и его матери, делали все возможное, чтобы собрать средства и продовольствие для царского обихода. Узнав, что молодой царь боится ехать в столицу, чтобы не оказаться на положении заложника у ополченцев, ведь у него не было собственных вооруженных сил, Трубецкой и Пожарский написали ему униженное письмо, в котором просили разрешения встретить его. Несомненно, что для заслуженных полководцев это было очень неприятно делать, но иного выхода не было. Новый царь был необходим измученной стране.

Михаил Романов оценил заслуги полководцев-освободителей. За Дмитрием Тимофеевичем остались его тушинский боярский чин и волости Вага. Пожарский получил боярство во время венчания Михаила Федоровича на царство. На церемонии оба исполняли весьма почетные функции: Трубецкой держал царский скипетр, Пожарский — яблоко, державу. Однако мать царя, великая государыня старица Марфа Ивановна, навсегда сохранила к князю Дмитрию подозрительное отношение. Не без ее инициативы он был сразу же отослан из Москвы. По царскому указу он должен был вступить в борьбу со шведами, захватившими Новгород. Однако войско у князя оказалось столь малочисленным и плохо экипированным, что во время сражения на реке Мета потерпело поражение и едва выбралось из болот, куда его пытался загнать шведский полководец Делагарди. Отступив к Торжку, Трубецкой стал ждать подкрепление. Но из Москвы ему ответили, что дополнительные силы следует вербовать самому из числа вольных казаков, рыскающих по Северу в поисках легкой добычи. Князь Дмитрий вступил с ними в переговоры и благодаря своему авторитету многих привлек на свою сторону. Но в целом новгородская кампания оказалась неудачной. Сил для борьбы со Швецией в то время не было. Поэтому все проблемы было поручено решать дипломатам.

На какое-то время Трубецкой оказался не у дел. Его помощь потребовалась только в 1618 году, когда к Москве направилась армия королевича Владислава, пытавшегося силой получить московский трон. Вместе с ним к столице подошли взбунтовавшиеся казаки. Он стали у Яузского острога и собирались также начать штурм. Для переговоров с ними был отправлен Трубецкой, пользовавшийся большим авторитетом в казачьей среде. Князю удалось уговорить бунтовщиков отстать от королевича и поступить на царскую службу. Эта услуга была оценена царем. В следующем году Трубецкому была поручена почетная миссия — встречать вернувшегося из польского плена отца Михаила Федоровича Филарета.

Однако вскоре выяснилось, что патриарх симпатий к Дмитрию Тимофеевичу не испытывает, отдавая предпочтение Д. М. Пожарскому. Во дворец его стали приглашать не слишком часто и даже попытались умалить родовую честь. По царскому указу Трубецкому следовало объявить боярство С. В. Головину. Это означало, что князь должен был признать себя ниже дворянина, чьи предки выше должности казначея никогда не поднимались. Это было настоящим оскорблением. Естественно, что Дмитрий Тимофеевич возмутился и не захотел ехать на церемонию награждения Головина. За это царь приказал наказать заслуженного полководца. Второй раз его унизили на царской свадьбе с Марией Долгорукой, когда предложили должность ниже, чем у И. И. Шуйского, недавно вернувшегося из Польши, где он служил Владиславу. Несомненно, что в последние годы жизни Трубецкой чувствовал себя незаслуженно обиженным. Это рано подточило его здоровье. 24 апреля 1625 года, в возрасте 40 с небольшим лет, он умер.

Думается, что современники не воздали должное князю за его заслуги перед Отечеством. Ведь только благодаря ему Первое ополчение не распалось окончательно и в течение года с лишним держало в осаде польский гарнизон. Только это обеспечило быстрый успех Второго ополчения. Можно предположить, что и в избрании Михаила Романова Трубецкой сыграл большую положительную роль. Он не стал настаивать на своей кандидатуре и решительно отверг предложение казаков посадить на престол Воренка Ивана с Мариной Мнишек. Но царь Михаил Федорович и его родственники не простили князю, что и у него был шанс занять престол, и сделали все возможное, чтобы его заслуги были забыты современниками и потомками.

Д. М. Пожарский — главный полководец-освободитель

Д. М. Пожарский считается общепризнанным национальным героем, спасшим Отечество от польских интервентом. Ему вместе с земским старостой Кузьмой Мининым благодарные потомки поставили памятник на Красной площади. Жизни и деятельности Пожарского посвящено множество научных и художественных книг и статей. Повторять их содержание не имеет смысла. Поэтому данный очерк будет достаточно краток.

Дмитрий Михайлович принадлежал к древнему роду стародубских князей Рюриковичей, перешедших на службу к московскому князю еще в XV веке. Связано это было с тем, что их собственные родовые владения были невелики и быстро раздробились между многочисленными ветвями. Достаточно сказать, что к роду стародубских князей принадлежали также Ряполовские, Палецкие, Ромодановские.

Пожарские считались в роду старшей ветвью, но при московском дворе они до высоких чинов не дослужились. Например, о службе отца князя Дмитрия Михаила Федоровича, прозванного Глухим, вообще никаких сведений нет. Может быть, он был глух от природы, поэтому при царском дворе не появлялся и проживал в родовой вотчине селе Медведкове около Москвы или в Мугрееве на реке Угра.

Д. М. Пожарский родился в 1578 году, 1 ноября. В 9 лет он осиротел, оставшись со старшей сестрой Дарьей и младшим братом Василием на попечении матери. Понимая, что сыновьям придется самим пробивать себе дорогу наверх, она постаралась дать им хорошее образование. Не воинские забавы и охота были основными занятиями юного князя, а чтение книг и упражнение в письме. Когда Дмитрию исполнилось 15 лет, семья переехала в Москву и поселилась в доме на Лубянской площади. Используя родственные связи, мать смогла пристроить его на службу во дворец. Там молодой князь получил должность стряпчего и стал подавать царю Федору Ивановичу одежду. В то время это была не самая плохая должность. Она позволяла не слишком родовитому князю часто бывать «при царских очах» и выдвинуться благодаря личным заслугам. (С такой должности начинал свою блестящую карьеру Борис Годунов.)

После воцарения Бориса Годунова в 1598 году положение Пожарских упрочилось. Мать Дмитрия стала старшей боярыней при дворе царевны Ксении, сам он выдвинулся в стольники. Новый царь даже позволил Пожарским поискать родовой чести и вступить в местнические тяжбы с Б. М. Лыковым и Б. М. Мосальским. Хорошее знание разрядов и истории рода позволили Дмитрию Михайловичу добиться успеха. Эти его качества были замечены царем Борисом, и казалось, что будущее продвижение по службе уже обеспечено для князя. Но царь Борис умер, а новые цари, Лжедмитрий I и Василий Шуйский, не заинтересовались годуновским выдвиженцем. При них должность Дмитрия при дворе осталась прежней. Но, живя в столице, он смог жениться на Прасковье Варфоломеевне и обзавестись сыновьями.

Поскольку Д. М. Пожарский военным опытом не обладал, то для борьбы с Болотниковым и «царевичем» Петрушей Шуйский не решился его использовать. Только осенью 1608 года князь получил первое «боевое» задание — привезти из-под Коломны продовольствие для столицы, блокированной тушинцами. По дороге выяснилось, что в селе Высоцком стоит А. Лисовский. Дмитрий Михайлович не стал ждать его нападения и нанес удар первым. В итоге смог привезти и продукты, и военные трофеи. Весной следующего года удалось вновь удачно съездить к Коломне. На этот раз был разгромлен отряд атамана Салкова.

Царь Василий заметил военные таланты стольника и отправил его воеводой в Зарайск. Однако на месте оказалось, что жители больше склоняются к Лжедмитрию II. Тогда Пожарский с гарнизоном заперся в местном кремле, предварительно доставив туда продовольствие, боеприпасы и казну. Местным жителям не осталось ничего другого, как перейти на сторону своего воеводы и целовать крест Василию.

В январе 1610 года в Зарайск прибыл племянник рязанского воеводы Прокопия Ляпунова Федор. Он стал склонять князя к тому, чтобы поднять против Шуйского восстание. На это Дмитрий Михайлович сказал так: «Будет на Московском государстве царь Василий, я буду ему служить, а будет кто другой, и тому также стану служить». В этом ответе заключалось его убеждение в том, что простым воеводам не следует вмешиваться в судьбу престола. Ее должны решать старшие бояре. Он не знал, что потом судьба доверит это сложное дело именно ему.

В итоге, когда свергали царя Василия и формировалось правительство Семибоярщина, Д. М. Пожарский оставался в Зарайске и занимал выжидательную позицию. Поскольку в Москве не было государя, то кому-либо присягать он не стал. Более того, он помог Ляпунову, когда из Москвы против него отправили отряд карателей. Произошло это так. Сначала к Зарайску подъехали казаки, вознамеривавшиеся захватить город. Пожарский приказал открыть перед ними ворота. Но когда те въехали, на них напал местный гарнизон и перебил. После этого князь отправился к Пронску, где сражался Прокопий. Вместе они добили противника.

После этого Пожарский понял, что следует примкнуть к народному ополчению, формируемому городовыми воеводами. Узнав, что в столице готовится восстание, князь поспешил домой, чтобы вывезти семью в безопасное место. Но он не успел. 19 марта 1610 года москвичи подняли восстание против поляков. Дмитрий Михайлович принял в нем самое активное участие. На Лубянской площади он соорудил «острожек-крепостицу» и из нее начал обстреливать поляков. Но тем удалось поджечь дома в Белом городе. Князь был ранен и обожжен и с трудом покинул пепелище. Слуги отвезли его сначала в Троице-Сергиев монастырь, а потом в родовое село Мугреево.

Осенью 1611 года к князю прибыли гонцы из Нижнего Новгорода, где собиралось новое народное ополчение. Они приглашали Пожарского встать во главе всего воинства. Дмитрий Михайлович был очень удивлен подобной чести, поскольку знал о боевых подвигах более опытных воевод. После долгих уговоров он согласился «стоять за один и в совете быть за общее дело» с другими воеводами. Горожане обещали снабжать воинских людей всем необходимым.

Особенно большую помощь стал оказывать Кузьма Минин, который организовал сбор «третьей деньги», третьей части всего имущества, и добровольных пожертвований. Вскоре в Нижний Новгород стали прибывать воинские люди. Из Арзамаса пришли смоляне, которые бежали туда после захвата Смоленска Сигизмундом. К ним присоединились дорогобужане, вязьмичи, балахнинцы, гороховчане. Сначала общая численность составляла только 3000 человек.

В марте 1612 года ополченцы отправились в Ярославль, где было собрано много орудий и провианта из северных городов. Туда прибыло подкрепление из Касимова, Темникова, Кадома, Алатыри. Всего войско достигло 10 000 человек. Во главе его стало временное правительство — «Совет всей земли». Титул Пожарского звучал так: «По избранию всея земли Московского государства всяких чинов людей у ратных и земских дел стольник и воевода князь Дмитрий Михайлович Пожарский».

Для Пожарского вопрос о новом государе также играл большое значение, но признавать истинность Лжедмитрия III он не был намерен. Поэтому он вступил в переговоры с новгородцами о кандидатуре Карла-Филиппа. Князь Дмитрий, как когда-то Ляпунов, надеялся на шведскую помощь в борьбе с поляками. Но достигнуть договоренности не удалось. В июле, получив тревожные известия из подмосковного стана, следовало быстрым темпом идти к Москве для сражений с Хоткевичем.

После поимки наемных убийц, подосланных Заруцким, Пожарский с подозрением стал относиться к представителям Первого ополчения. Поэтому он отказался расположиться в одном стане с Трубецким и сначала не приглашал того на военный совет. Но совместная борьба сблизила полководцев. Они вскоре поняли, что действуют во имя общей цели — освобождения страны от интервентов. Современники заметили перемены в отношениях между князьями и написали в своих воспоминаниях так: «Стали в одиночестве поступать и Российскому государству во всем добра хотеть безо всякой хитрости». Ведь в целом оба воеводы были честными и порядочными людьми, остро воспринимавшими все проблемы, стоящие перед Русским государством.

После окончательного взятия Кремля Пожарский и Трубецкой начали рассылать по стране грамоты с просьбой присылать на Земский собор выборщиков. Но только к февралю 1613 года их собралось достаточное количество. Некоторые современники полагали, что Д. М. Пожарский надеялся, что именно его изберут новым государем. Он даже устраивал для всего воинства пиры, желая всем понравиться. Но выбор пал не на него. Для русской знати князь был слишком худороден, и его воцарение внесло бы сумятицу в иерархические отношения.

Подобно Трубецкому, Пожарский со смирением воспринял мнение большинства и одним из первых целовал крест новому царю Михаилу Федоровичу Романову. Не возражал он и против того, что вскоре от ополченцев власть перешла боярскому правительству во главе с возвращенным в столицу Ф. И. Мстиславским. Такова была воля молодого царя, больше доверявшего высшей знати, чем воеводам-освободителям.

Выше уже отмечалось, что Михаил Федорович наградил князя Дмитрия Михайловича боярством и поручил держать яблоко (державу) во время своего венчания на царство. Но в первые годы его правления Пожарскому пришлось вынести немало унижений: Г. Г. Пушкин отказался «сказывать ему боярство»; казначей Н. В. Траханиотов возмутился тем, что не ему было доварено нести яблоко, наконец, по приказу царя ему пришлось самому «сказывать боярство» царскому двоюродному брату Б. М. Салтыкову, родственнику всем известного изменника М. Г. Салтыкова, бежавшего к польскому королю.

Дмитрий Михайлович не обижался и продолжал мужественно сражаться на полях сражений. В 1615 году он громил поляков под Оршей, в 1617 остановил у Можайска полки польского королевича Владислава. Потом он отбивал его атаки от московских Арбатских ворот. Во время проектируемой в начале 30-х годов войны с Польшей за Смоленск планировалось назначить главнокомандующим именно Д. М. Пожарского. Но из-за плохого здоровья он отказался. Для русской армии это стало большим ударом. Старый и упрямый М. Б. Шеин бездарно проиграл всю кампанию и капитулировал перед королевичем Владиславом.

Перейдя на гражданскую службу, Пожарский возглавлял разные приказы: Ямской, Разбойный, Московский судный, был воеводой Новгорода, собирал «пятую деньгу». При дворе он был на почетном месте. После смерти первой жены князь женился на дочери А. И. Голицына. В Медведкове построил красивый дом и шатровую церковь. На Красной площади он возвел храм в честь иконы Казанской Богоматери. Он покровительствовал иконописцам, книжникам, актерам-скоморохам, которых даже называли «людьми Пожарского».

Многие современники очень уважали князя Дмитрия Михайловича и отзывались о нам так: «Всегда против супостатов лица своего не щадит». Он скончался 20 апреля 1642 года, постригшись перед смертью под именем своего верного соратника Кузьмы. В этот день вся Москва была в трауре. Царь Михаил Федорович пешком проводил гроб полководца до ворот города — его отвезли в родовую усыпальницу в Спасо-Евфимиев монастырь.

В целом потомки отдали должное Пожарскому за его большие заслуги перед Отечеством. В этом отношении ему повезло много больше его товарища по оружию Д. Т. Трубецкого.

Земский староста Кузьма Минин

Вторым руководителем Нижегородского ополчения считается Кузьма Минин — торговый человек и земский староста Нижнего Новгорода. Поскольку он не принадлежал к дворянскому сословию, то яркого следа в документальных источниках не оставил. По крупицам историки собирали о нем сведения.

Год рождения Минина неизвестен. Считается, что его предки проживали в городе Балахна и занимались торговлей и солеварением. Отец Кузьмы Мина Анкундинов носил прозвище Сухорук, возможно, из-за физического недостатка. Он был довольно состоятельным человеком и владел тремя деревнями, лавками, соляными варницами и домами. Продолжателями родового дела стали старшие сыновья Иван и Федор. Младший, Кузьма, переехал в Нижний Новгород, где занялся торговлей мясом. Вскоре он женился на Татьяне Семеновой, которая родила ему сына Нефеда.

Дело Кузьмы Минина, видимо, процветало, поэтому в 1611 году нижегородцы избрали его земским старостой. Это было очень тяжелое для страны время. В Москве хозяйничал польский гарнизон, в Первом ополчении, захватившем Белый город, не было единства и крепости духа. Несколько нижегородцев отважно отправились в столицу и встретились с опальным патриархом Гермогеном. Они получали от него наставления и грамоты ко всем патриотам. Вернувшись в родной город, смельчаки рассказывали всем о коварстве короля Сигизмунда, бесчинствах поляков и призывали всех взяться за оружие, чтобы защитить веру и Отечество. Их слова, а также грамоты Гермогена нашли горячий отклик у Кузьмы Минина. Он решил, что именно в Нижнем Новгороде должно собраться новое народное ополчение, которое освободит Москву.

В один из воскресных дней после службы в Спасо-Преображенском соборе Кузьма обратился к собравшимся с пламенной речью. В ней он призвал горожан собрать деньги и всевозможные ценности для организации войска. Сам он тут же пожертвовал треть своего имущества на патриотические цели. Его примеру последовали многие. Когда была собрана значительная сумма, стали приглашать на службу воинских людей. Первыми откликнулись смоляне, вязьмичи и дорогобужане, которые были вынуждены покинуть Смоленскую землю, захваченную королем Сигизмундом.

Главным оставался вопрос о полководце. Хотя в городе были свои воеводы, А. С. Алябьев, князь Репнин и другие, было решено пригласить князя Д. М. Пожарского, жившего в с. Мугреево. Он не был замешан в связях с самозванцами и интервентами и отличался воинским опытом. Кузьма Минин должен был исполнять в войске обязанности казначея. Ему следовало собирать деньги, продовольствие и боеприпасы со всех городов и земель, поддерживающих ополченцев. В условиях военного времени это было непростой задачей. Иногда приходилось убеждать прижимистых людей и силой слова, и силой оружия. Ведь от этого зависела судьба Отечества.

Ранней весной 1612 года ополченческое войско двинулось в Ярославль, где его ждало существенное подкрепление. Там было сформировано временное правительство — «Совет всея земли» — и организованы Поместный, Разрядный и Посольский приказы для упорядочения вопросов материального обеспечения воинских людей и фиксации их служебных назначений. Кузьма Минин не только сохранил должность главного казначея, но и вошел в руководство войском. Во время военных действий ему полагалось командовать Засадным полком. Чин его звучал так: «выборный всей земли человек».

Поляки, узнав, что в руководстве Вторым ополчением есть торговый человек Кузьма Минин, с издевкой говорили, что патриоты не воины, а лавочники и торгаши, которых можно разогнать одним криком. Однако во время сражений с гетманом Хоткевичем именно полк Кузьмы решил исход сражения. Он ударил у Крымского моста и внес переполох в ряды поляков, полагавших, что сражаются только с Трубецким и Пожарским.

После битвы воины Первого ополчения прославили Минина, поскольку он отдал им польский обоз с продовольствием. Оборванные и полуголодные ополченцы наконец-то смогли достойно отпраздновать победу. После сдачи Кремля 26 октября 1612 года Кузьме Минину было поручено описать оставшееся царское имущество. По его инициативе сразу начали розыск похищенного и разворованного. Во временном правительстве бывшему земскому старосте приходилось заниматься всеми хозяйственными вопросами, а они были очень сложными, поскольку следовало не только организовать снабжение войска продовольствием, но и готовить царский дворец к приему нового монарха. Последнее было особенно трудным, так. как весь Кремль был разграблен, в царских покоях не было не только внутреннего убранства, но и крыш, полов, окон и дверей, к тому же в погребах было пусто и следовало собрать продовольствие для «царского обихода».

Несомненно, что Кузьма сделал многое, поскольку в мае 1613 года новый царь Михаил Федорович Романов смог поселиться в восстановленном дворце и через несколько месяцев широко отпраздновать венчание на царство.

Хотя представители знати не жаловали нижегородско; го купца, Михаил Федорович высоко оценил его подвиг и во время коронационных торжеств присвоил ему чин думного дворянина. С этого момента Кузьма Минин стал заседать в Боярской думе. В его ведении оказался сбор налогов с Гостинной и Суконной сотен — высшего купеческого сословия. Сам он стал служилым человеком с окладом в 200 рублей.

В начале 1615 года царь пожаловал ему в вотчину село Богородское Нижегородского уезда. В конце года здоровье Кузьмы ухудшилось, и на рубеже 1615–1616 годов он умер. Погребли его в Нижегородском кремле.

После Смуты

Как же сложилась дальнейшая судьба некоторых наших героев, после того как Кремль и Китай-город были освобождены войсками ополчения? Ф. И. Мстиславский, видимо, до конца был верен присяге королевичу Владиславу. Только когда положение польского гарнизона стало безнадежным и в феврале 1612 года патриарх Гермоген умер от голода в земляной тюрьме, князь понял, что убеждения следует менять. Он попытался было уговорить поляков сдаться, но в ответ лишь получил удар по голове. Так, с перевязанной головой, он и вышел на мост, ведущий из Кремля. Воеводы-освободители с сочувствием отнеслись к знатному князю и взяли под свою защиту. Ему было позволено отправиться в свою вотчину для поправки здоровья. Но на избирательный Земский собор Мстиславского не пригласили. Связи с королем слишком запятнали его биографию. Но когда было названо имя Михаила Федоровича Романова в качестве нового царя, князя пригласили для совета. Вряд ли он мог возражать против кандидатуры своего родственника.

Царь Михаил Федорович, находясь в Костроме, попросил назначить Мстиславского главой временного правительства, которое должно было подготовить его встречу. С этим заданием князь хорошо справился. При дворе нового царя он сохранил самое высокое положение: К званию конюшего ему добавили еще более высокое — слуги. Во время венчания Михаила Федоровича он обсыпал его золотыми монетами. На всех дипломатических приемах и праздниках оказывался на самом почетном месте. Умер князь уже глубоким стариком, около 80 лет. Это произошло 12 февраля 1622 года. Несомненно, что современники относились к нему с большим уважением, поскольку он всегда был верен долгу и своим клятвам не изменял.

Долгую жизнь прожил и Федор Иванович Шереметев. После освобождения Кремля он был принят Пожарским. Выяснилось, что только благодаря усилиям Шереметева остались в целостности некоторые царские сокровища. За это ополченцы его наградили и вернули кремлевский двор. Там он со временем возвел более 60 палат и разбил красивый сад.

На Земском соборе Шереметеву отвели почетное место — он представлял весь свой род. Когда выбор пал на кандидатуру Михаила Романова, Федору Ивановичу было поручено списаться с его матерью Марфой Ивановной. Однако та была категорически против воцарения сына, поэтому было решено поставить во главе Костромского посольства к нареченному царю именно Шереметева. С этой миссией боярин удачно справился. 14 марта в Москву пришла грамота о том, что Марфа Ивановна благословила Михаила на царство и сам он принял символ царской власти — скипетр.

В первое время именно Шереметев был наставником молодого царя, давая подробные сведения о состоянии казны, дворца и всего государства. Но вскоре Салтыковы, родственники Михаила по линии матери, оттеснили его от трона. Однако Федор Иванович все же остался при дворе на почетном месте. Не раз ему доверялись очень важные дипломатические миссии. Именно он летом 1615 года начал мирные переговоры со шведским королем Густавом, которые потом закончил Д. И. Мезецкий. В марте 1618 года он был отправлен на съезд с польскими послами. Переговоры были долгими и сложными и закончились только в декабре подписанием Деулинского перемирия на 14 лет. Царь Михаил Федорович высоко оценил заслуги Шереметева и подарил ему соболью шубу, крытую золотым атласом, дорогой кубок и добавил к окладу 500 рублей и 500 четвертей земли. Потом именно Федору Ивановичу было поручено встречать на границе Филарета, возвращавшегося из польского плена. Он выполнял и другие важные поручения: возглавлял Аптекарский приказ, разбирал дело царской невесты Марии Хлоповой.

Можно предположить, что Шереметев очень хотел женить Михаила на своей дочери Елене, даже отправил ее на смотрины невест. Но царю приглянулась ее прислужница Евдокия Стрешнева, которая и стала царицей. Елена же с горя постриглась.

В 1626 году во время кремлевского пожара сгорел весь обширный двор Шереметева. Для его восстановления пришлось залезть в большие долги. В 1632 году умер единственный сын боярина Алексей. Эти неудачи так подействовали на Шереметева, что он хотел постричься, но царь ему не позволил. Шла неудачная Смоленская война, и дипломатический талант боярина был очень нужен. Именно Федору Ивановичу пришлось заключать Поляновский мирный договор, по условиям которого Владислав навсегда отказался от притязаний на московский престол. В благодарность Михаил Федорович присвоил ему титул «ближнего боярина», а с 1641 года — конюшего.

Только после смерти Михаила Федоровича, в 1649 году, Шереметев принял постриг. 17 февраля 1650 года он умер в Кирилло-Белозерском монастыре. Несомненно, что он был выдающимся для своего времени государственным деятелем, талантливым полководцем, опытным дипломатом. Такие, как он, обеспечили успех царствования первого Романова.

Борис Михайлович Лыков также пережил тяготы осадного сидения. По решению руководителей ополчения он был отправлен в родовое имение. Но после избрания на престол Михаила Романова его тут же позвали в столицу, поскольку он был женат на родной тетке нового царя. Уже в 1614 году Лыков становится ведущим полководцем. В его обязанности входит очищение Севера от воровских шаек казаков. Особенно опасен был атаман Баловень. Но воевода с честью справился с заданием и в течение 1614–1615 годов навел на Вологодчине порядок.

В 1618 году Борису Михайловичу пришлось отражать атаки на Москву королевича Владислава. В 1619 году он проводил перепись в Нижегородском крае. После этого возглавлял Разбойный приказ. Потом был отправлен на воеводство в Казань. В 1626 году после смерти Мстиславского Лыков получает чин конюшего и возглавляет Ямской приказ. Потом ему доверяют ведать Казанским дворцом. Последнее упоминание о князе в разрядных книгах относится к 1641 году. Видимо, в это время он умер или принял постриг. Чин конюшего переходит к Шереметеву.

Жизнь Б. М. Лыкова свидетельствует о том, что он всегда был в гуще событий, происходивших в Русском государстве: он и полководец, и государственный деятель. Родство с первым царем из династии Романовых позволило ему приблизиться к самому трону.

Иван Михайлович Воротынский прожил меньше. Он умер в 1627 году. При дворе Михаила Федоровича всегда занимал видное место. Однако самое высокое положение в царствование нового царя было у его дяди Ивана Никитича Романова. К моменту своей смерти в 1640 году он стал самым богатым человеком страны.

Как видим, все бывшие сторонники Владислава и Сигизмунда из числа «семибоярщиков» быстро забыли о былой присяге и дружно сплотились вокруг всенародного избранника Михаила Романова.