Сначала отвести беду...

Вилен Арионов Сначала — отвести беду…

По- настоящему Иванов очнулся на пятый день после……после…….

До этого были какие-то всплески сознания, в которых ярко сверкали отдельные рваные картинки последних событий… Короткая жестокая схватка…Яркие вспышки почему-то совсем беззвучных выстрелов…Неожиданный удар сзади и долгое-долгое падение с балкона 5 этажа… Нет, вся жизнь не промелькнула перед ним, просто удивление и ожидание неизбежного…

По-настоящему Иванов осознал, что жив и лежит, вероятно, в госпитале на пятый день. Всё тело болело, обе ноги неестественно задраны и к ним подвешены грузы. Достаточно скверно, но это ещё не конец. Совсем не конец.

Иванов… Иванов…. Разве Иванов?

Да, конечно, Иванов. Пусть будет Иванов. Лев Гурыч Иванов. Ведь именно так назвал его Николай Иванович Леонтьев, создавая на основе долгих разговоров с ним знаменитый цикл романов о наиболее удачливом сыщике советской милиции. Потом российской милиции. Под этим именем его узнали миллионы читателей, запомнили, многие полюбили. И совершенно неважно, что в жизни его звали…. Впрочем, — Иванов. Лев Гурыч.

Разумеется, в жизни далеко не всё происходило так, как описывал Леонтьев.

Особенно в последние бурные годы, когда взгляды автора и прототипа его романов расходились и весьма серьёзно. Автор, как и многие до него, утверждал, что литературный персонаж со временем начинает жить самостоятельно, следуя своей логике жизни…. Но, скорее, всё же, логике автора. Ему же — прототипу — это часто не нравилось, было как-то обидно… Литературный двойник всё более отдалялся от него, становился ему чуждым. Иванову казалось, что и читательские симпатии к книжному сыщику стали меньше. Впрочем, кто знает? Анкетный опрос он не производил.

И вот, — у него есть время всё хорошо обдумать. Судя по поломанным ногам, по другим вполне осязаемым травмам, времени на раздумья хватит. Николая Ивановича Леонтьева, увы, уже нет. Спорить не с кем, а ответственность за….Иванова теперь лежит на нём.

Что ж, "что выросло, то выросло".

Он…да, да…он — Иванов, он — жив.

И будет теперь следовать своей собственной логике.

Простите меня, Николай Иванович, но о своих дальнейших делах я буду писать сам.