Снэк тянется через весь стол и берет меня за руку, переплетая свои пальцы с моими. Такое знакомое и родное движение.
Именно так Снэк держал меня за руку в детстве — наши пальцы, переплетенные вместе.
— Боже, инцидент на Женевском озере… — Он качает головой, как будто не может поверить в то дерьмо, которое мы обычно проворачивали. — Какое первое свидание, а?
Я недоверчиво разеваю рот.
— Это было свидание?
— Эй, я заплатил за мороженое, — хихикает Снэк. Его смех такой приятный и заразительный.
Я хихикаю вместе с ним.
— Меня почти арестовали.
Смех Снэка затихает, и он берет меня за другую руку. Он крепко сжимает меня и понижает голос.
— После очень запоминающегося первого поцелуя.
Я чувствую, как волна возбуждения поднимается по моей груди и опускается вниз к животу, заставляя ерзать на сиденье. Я смотрю вниз на наши переплетенные пальцы, и воспоминание наших тел, делающих то же самое, вспыхивает у меня в голове. Я чувствую, как озорная ухмылка расползается по моему лицу.
Что я делаю? Этот человек только что потерял свою жену. Он не может флиртовать со мной? Я не должна думать о таком. А как насчет Генри? Кем бы он ни был… Парень? Сосед по комнате? Я чувствовала себя паршиво, просто представляя себе Снэка, пока была с ним этим утром. Теперь мы обнимаемся. Снэку просто нужен друг. Успокойся, Минни. Я быстро стираю с лица неподобающее, как я могу только догадываться, выражение.
— Да! — Я едва могу выдавить это слово, когда поднимаю взгляд от стола и смотрю в его темно-синие глаза с тяжелыми веками. Темно-синие глаза, которые выглядят немного влажными. Снэк сглатывает пару раз.
— Мин… Моя девочка… Я скучал… — Входная дверь кафе распахивается, и сильный порыв холодного воздуха врывается в теплое помещение. Снэк поднимает глаза, и я поворачиваюсь на стуле, чтобы посмотреть, кто пришел.
Мой отец, сильно припорошенный снегом, входит в дверь и отряхивает ботинки. Видимо, на улице погода стала еще хуже. Я была так поглощена Снэком, что даже не заметила.
Колетт выбегает из-за прилавка, чтобы поприветствовать моего отца.
— Гил, ты весь в снегу! Что, черт возьми, там происходит?
— Снег идет все сильнее. Скорее всего, будет метель. Я припарковал «Эль Камино» дальше по улице и прошел квартал пешком. Посмотри на меня! — Он разводит свои белоснежные руки в стороны. — Я снеговик.
Они смеются вместе. Это так здорово, что у моего отца есть такой хороший друг здесь, в городе. Колетт оттряхивает от снега моего отца кухонным полотенцем, который всегда припасен у нее в заднем кармане. Она и мой папа засмеялись, когда снег разлетелся по всему кафе, начал таять и стекать по папиному лицу. Колетт почти благоговейно вытирает полотенцем растаявший снег с его щек. Он улыбается ей, когда она это делает, и я чувствую, что вторгаюсь в личный момент. В конце концов папа отрывает взгляд от лица Колетт и встречается со мной взглядом. Он моргает так, как будто его поглотил туман, которым окутала его Колетт. Может, я и правда поймала его на чем-то. Он наклоняется и что-то быстро говорит Колетт.
Оглядываясь на меня, он кричит:
— Мышь! — Мышь — сокращенная версия папиного прозвища для меня, Минни Маус.
— Я не знаю, почему он так тебя называет. Ты совсем не похожа на мышь, — заявляет Снэк. Я наклоняю голову и сжимаю губы вместе. Мышь просто идет с Минни, но нет необходимости объяснять.
Я убираю руки от Снэка и встаю, чтобы поприветствовать отца. К тому времени, как я добираюсь до него, Колетт помогает ему снять пальто и шляпу, чтобы я могла обнять его, не намочив свою одежду.
— Добро пожаловать в Чиберию! Ну, технически, я думаю, что Даунерс-Гроув — это Внешняя Чиберия (Чикаго). — Папа обнимает меня своими большими руками и крепко сжимает. Видимо он проводит с Колетт больше времени, чем я думала, потому что это объятия Снэкенберга, а не Купера. Он целует меня в лоб и говорит:
— Похоже, вы с Снэком наверстываете упущенное.
— Да, немного, — отвечаю я.
— Не могу дождаться, чтобы наверстать побольше, — говорит Снэк позади меня, заставляя немного подпрыгнуть в папиных объятиях.
— Привет, Гил! — Снэк протягивает руку моему отцу и пожимает ему руку, придерживая его локоть. Все посетители, которые были в «СНЭКе», когда я приехала, ушли. Я даже не заметила, как кто-то выходил; я была так поглощена воспоминаниями со своим старым другом. Колетт перевернула табличку «Открыто» на «Закрыто» и выключила большую часть света, за исключением того, что за прилавком и сзади, где играют дети.
— Снэк. — Колетт кладет одну руку на плечо Снэка, а другую на плечо моего отца. — Уже поздно, может стоит отправить детей домой спать?
— Да, хорошая идея, — в унисон говорят папа и Снэк. Странно. Зачем папе отвечать на этот вопрос?
— Мне нужно закрыть магазин, — говорит Колетт, — а потом мы сможем уехать.
— Знаешь, что, мам? Почему бы тебе не позволить нам с Мин прибраться и не закрыться?
— Правда?
— Конечно, вы с Джилом можете отвезти детей в мам-мобиле.
— Мам-мобиль? — я изо всех сил стараюсь подавить хихиканье.
— Да, я вожу микроавтобус, — говорит Снэк. — Не начинай, Купер. У меня есть дети.
Мое хихиканье превращается в полномасштабный приступ смеха, когда я машу рукой и говорю:
— Я ничего не говорю. — Снэк снова обращает внимание на маму и моего папу.
— Как я и говорил, — Снэк бросает на меня нехороший взгляд, — Мам, ты можешь взять фургон. Мы с Минни вернемся домой на «Эль Камино». Если ты не против, Гил.
— Тогда я могу забрать тебя, и мы поедем домой, хорошо, пап? — Добавляю я.
Папа кивает Снэку.
— Конечно, звучит хорошо. Но, — Он пережевывает слова, — Ммм, Минни Маус, я вроде как… остаюсь… у Колетт. — Папа краснеет от признания.
Я смотрю на каждого человека в комнате в поисках какого-то объяснения.
Колетт добавляет:
— Гил помогал нам заботиться о детях вместе со Снэком, чтобы я могла работать в кафе, а Снэк — начать искать новую работу. Джилу было удобнее оставаться у нас.
Я думаю, странно, что папа не упомянул об этой жизненно важной информации по телефону. Точно, как долго Снэк был дома в Даунерс-Гроув. И как долго папа живет у Колетт. Что-то случилось. Я не могу понять, в чем дело, но не думаю, что понимаю всю историю целиком.
Папа заикается:
— Да, эм… Я помогаю, и ты знаешь, что наш дом такой большой… А Сид почти никогда не приходит домой с тех пор, как переехал и… Э-э…
— Итак, где я остановлюсь?
Папа отвечает:
— Мы разберемся с этим, как только вы, ребята, доберетесь до Колетт. В зависимости от шторма. Может быть, мы все просто останемся там на ночь и разберемся с этим утром.
— Фифи! Эйден! Собирайте игрушки и поехали. Уже поздно, пора домой, — зовет Колетт детей в задней части кафе. Вуки следует за ними, лая и прыгая от радости при виде своих новых друзей по играм. Он останавливается прямо у ног Снэка, садится и смотрит на него снизу вверх. Снэк наклоняется и поднимает его. Вук позволил Снэку обнять его, не рыча и не скуля. Он никогда не позволяет Генри обнимать его. Он едва позволяет ему гладить себя. Очевидно, что Снэк может очаровать как животных, так и женщин.
— Вау, с каких это пор ты стал укротителем Йорков?
— Минни, ты забыла, как я потрясающе отношусь к животным. Помнишь, как сильно Эггролл любил меня? А?
Он убивает меня. Отлично ладит с детьми и животными. Я могла бы поклясться, что у меня не было биологических часов, но у меня появились, потому что он только что завел их.
Снэк держит Вуки, как маленький пушистый футбольный мяч, и говорит своим детям, чтобы они взяли свою одежду. Дети идут и берут свои куртки со стола, за которым сидели, и одеваются самостоятельно, как учат в детском саду. Подбегая к нам, Эйден умоляет.
— Пожалуйста-пожалуйста, можно Вуки пойти с нами домой? — Фифи подпрыгивает вверх и вниз, сложив руки вместе, повторяя: — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
Я спасена от того, чтобы быть плохим копом, когда Снэк говорит:
— Вуки должен остаться со своей мамой, но вы скоро его увидите.
— Завтра. — Я обещаю им. — Ты можешь позавтракать с ним. — Эйден подпрыгивает от этой новости. Я все еще могу заметить легкую обиженность на лице Фифи.
Мой папа помогает Колетт надеть пальто, и они вдвоем выпроваживают детей за дверь, но только после того, как Эйден и Фифи поцелуют Вуки. Как раз перед тем, как они собираются уходить, Эйден подбегает и обнимает меня за ноги. Без слов. Просто обнимает за ноги и широко ухмыляется, как мини-Снэк. Его сонные, красивые голубые глаза сияют, глядя на меня.
— Ух ты, когда это ты успела стать укротительницей детей? — спрашивает Снэк.
— Ты забыл, какая я безумно крутая с… Нет, у меня ничего нет. Единственным ребенком, которому я когда-либо нравилась, был Сид, и это вроде как была обязанность, брат и все такое, ты знаешь.
— Не единственным, Минни. — Снэк указывает большим пальцем на Эйдена, выходящего за дверь. — Ты сделала его очень счастливым. Ну, ты и Вуки.
Вуки лает в знак согласия.
Снэк гладит Вуки за ушами и ставит его на пол, а затем он отворачивается и идет за прилавок. Я наблюдаю, как взгляд Снэка опускается на пол, когда он сжимает переносицу большим и указательным пальцами.
Когда наши родители и дети уходят, я начинаю собирать посуду, оставленную в кафе, и ставлю ее в раковину за стойкой. Снэк убирает чашки и тарелки с подноса.
— Что еще я могу сделать? — Он протягивает мне тряпку. — Протереть столы?
Снэк ведет себя так тихо. Слишком. Я неловко нарушаю молчание.
— У тебя великолепные дети. Эйден очень похож на тебя, но Фифи…
Снэк вздыхает и проводит обеими руками по лицу, последним движением вытирая немного влаги с глаз.
— Похожа на Меган?
Я киваю. Боже, он говорит о Меган. Его покойной жене, Меган.
— Я знаю. Иногда это бывает трудно. Видеть Меган в ее маленьком личике. Я люблю это. И ненавижу. Иногда это причиняет мне боль, а иногда это драгоценное напоминание. Правда в том, Минни… Я просто развалина. Ходячая чертова катастрофа. Я уволился с работы и перевез нас обратно в Даунерс-Гроув, думая, что у них будет больше стабильности. Хотя не продумал все до конца. Я просто не мог больше находиться в этом доме. И работать. Я не хотел видеть жалость на лицах коллег. И вот я здесь, живу в доме своей мамы и ищу новую работу. Я имею в виду, что с финансами у нас все в порядке, все будет хорошо, но… что я делаю? Как я собираюсь растить двоих детей в одиночку?
Он пытается сдержать печаль, застрявшую в горле. Но я слышу ее в дрожании его голоса. Он проглатывает слезы и отворачивается, протирая кофеварку. Его плечи двигаются вверх и вниз, сопровождаемые усталым вздохом. Я подхожу к Снэку и беру тряпку у него из рук, кладу ее на стойку рядом с нами. И разворачиваю его, чтобы обнять его в стиле Снэкенберга, думая, что от этого ему станет лучше. Я прижимаюсь щекой к его груди и слышу его ровное сердцебиение. Должно быть неправильно чувствовать себя так близко к нему — так интимно — но это не так. Это ощущается… правильно.
Я чувствую, как напряжение покидает его тело после нескольких глубоких выдохов. Я тоже расслабляюсь. Убрав щеку с его груди, я поднимаю лицо вверх, кладя подбородок на его внушительные грудные мышцы. Снэк опускает голову и смотрит мне в глаза. Его глаза влажные, но он смаргивает еще больше слез. Он смотрит мне в глаза, а затем его взгляд опускается на мои губы. Я бы с удовольствием поцеловала его полные губы и забрала часть его боли, но это было бы неуместно. Снэк наклоняется еще немного, и я приподнимаюсь на цыпочки. Если бы он поцеловал меня сейчас, я бы ни за что не смогла его остановить. Мое сердце полностью берет верх над разумом. Мы на расстоянии вдоха, поцелуй неизбежен, когда… Сотовый телефон Снэка звонит и вибрирует в кармане его брюк. Я слишком хорошо это чувствую! Вместо того, чтобы поцеловать меня, Снэк смеется, качает головой и говорит:
— Супер!
Отдаляясь достаточно, чтобы дотянуться до кармана и достать телефон. Он смотрит на имя, а затем проводит пальцем по экрану, чтобы ответить на звонок.
— Снэк на связи. Говори. — Снэк подмигивает мне, когда отвечает своим запатентованным телефонным приветствием. Я так давно его не слышала, но это все еще заставляет меня улыбаться. Я все еще немного не оправилась от «почти поцелуя». Мне кажется, я могу разобрать голос моего отца на другом конце провода. — В самом деле? Так плохо, да? Вы нормально добрались? Хорошо. Нет, думаю, ты прав. Держитесь.
Снэк закрывает рукой динамик телефона и говорит:
— Это твой отец. Он говорит, что шторм становится очень сильным. Он не думает, что мы должны куда-то ехать. Они с трудом доехали до моей мамы, а это всего в нескольких милях. У Эль Камино привод на задних колесах. Лучше не ездить в метель. Ты не против остаться здесь? Со мной? На ночь?
Не против ли я остаться со Снэком? Одна? Мое сердце говорит:
— Черт возьми, да! — Я просто хочу, чтобы мое логическое сознание заткнулось.
— Остаться… Здесь? — Я взвизгиваю. Как мы будем спать в кафе? — Где находятся…
— Не волнуйся, — перебивает Снэк. — У меня есть идеальное место. — Он возвращает свое внимание к телефону, потирая рукой вверх и вниз по моей спине. Я устала больше, чем думала, а его прикосновения так успокаивают, что я могла бы начать мурлыкать.
— Гил, ты все еще там? Мы останемся в кафе. Скажи маме, чтобы она позвонила мне утром.
Когда Снэк прощается, я кладу голову ему на грудь и протягиваю руку, чтобы схватить и накрутить прядь своих волос, которая торчит из моей шапочки. Я начинаю быстро крутить ее. На самом деле, я проворачиваю его полный оборот. Это то, что я делаю, когда устаю — я накручиваю волосы на палец.
Его рука опускается на мою и останавливает меня.
— Ты устала.
— Откуда ты знаешь?
— Ты накручиваешь волосы на палец. Ты делаешь так, когда хочешь спать.
— Ты помнишь. — Я улыбаюсь ему в грудь.
Снэк смеется — это глубокий, сексуальный рокот, который я чувствую через его грудь.
— Конечно, помню. Это странная вещь.
Я снова смотрю на него снизу вверх. Снэк больше не смеется. Он тихий, напряженный. Он проводит рукой по моей серой шапочке и снимает ее. На его лице появляется выражение удивления, глаза прищуриваются.
— Когда ты стала блондинкой-самоубийцей?
Я открываю рот, чтобы возразить и сказать:
— Что? — Потом я вспоминаю, что теперь я блондинка. Блондинка-самоубийца — это выражение, которое я когда-то использовала, чтобы описать старых подружек Снэка. Он берет прядь моих волос между большим и указательным пальцами и перебирает ее. И шепчет:
— Самая нежная вещь… моя блондинка-самоубийца.