Снэк

Глава 7: 1999 — Осень

Снэк с Шарлоттой. Уже десять месяцев.

Мы больше не разговариваем друг с другом в школе. Вообще. Один раз, когда я спросила его, почему, он огрызнулся на меня и резко прошептал:

— Я не делю тебя. Не общайся с этими идиотами.

Я не знала, что ответить. Одной моей части это нравилось, потому что, если он не хотел делиться мной, это означало, что какая-то его часть все еще заботится обо мне. Конечно, он тусовался с суперпопулярной толпой спортсменов с тех пор, как начал встречаться с чертовски идеальной болельщицей Шарлоттой. В любом случае, популярная толпа — это сборище идиотов. Клип был частью этой толпы, но он учился в колледже. Снэк обычно подшучивал над ними вместе со мной. Теперь он был одним из них. Я не понимала, почему должна была быть невидимой для Снэка в школе. Или, может быть, на самом деле я ей не была. Несколько раз осенью нашего выпускного года, когда он думал, что я его не вижу, я ловила его на том, что он пялился на меня в коридоре. У него было такое выражение лица, которое я не могла расшифровать. Пустое? Злое? Смущенное? Конечно, я не могла спросить его. Неписаное правило гласило: не разговаривать друг с другом в школе.

Я подумала, может быть, он не разговаривал со мной, потому что это разозлило бы ее. Правда заключалась в том, что я не существовал для Шарлотты. О, она никогда не была груба со мной. С другой стороны, она никогда не была добра ко мне. Она никогда не проявляла ко мне никаких чувств. Наверное, потому, что у нее их не было. И вот как вы узнаете, что вы ничего не значите или, точнее говоря, ничего не стоите для человека. Когда вы даже не появляетесь в их жизни — ни на одну миллисекунду. Вы никогда не проходите через их сознание. Конечно, она знала мое имя. Я была Минни. Младшая сестра Клипа, если уж на то пошло, но она не знала об истории, которая была у нас со Снэком. Я думаю, он никогда не говорил ей, что я была его первой девушкой. Что он практически жил в моей спальне каждую ночь.

Черт возьми, Снэк научил меня, как получать удовольствие самостоятельно. Держу пари, Шарлотта разозлилась бы, если бы узнала эту историю.

Я никогда не могу пользоваться ванной у себя дома, когда захочу. Почему? Потому что мой младший брат постоянно там, принимает ванну и дрочит.

Я громко стучу в дверь.

— Привет, доктор Спанкенштейн (прим. переводчика — отсылка к Франкенштейну). Что ты там делаешь? Пытаешься оживить это существо?

— Секундочку, — стонет Сид через дверь.

Тьфу! Мне неприятно представлять, что он там делает.

Наблюдая за мной в коридоре, Снэк прислоняется к дверному косяку моей комнаты.

— О, дай ему немного расслабиться. Каждому время от времени нужно немного «саморазвлечься».

Я вскидываю руки в воздух, отворачиваюсь от двери ванной и топаю обратно в свою комнату, чтобы перекусить.

— Не мне, — гордо заявляю я, бросая на него косой взгляд.

— Что? Ты никогда этим не занималась? — Его глаза практически вылезают из орбит, а руки взлетают к волосам.

— Нет. — Мои щеки пылают, и я знаю, что становлюсь ярко-красной. Я плюхаюсь на край кровати и пытаюсь вести себя спокойно, но внутри у меня все горит. Этот разговор просто перешел в неудобное русло. Неудобное-потому-что-мы-говорим-о-сексе.

— Как никогда? — Он смотрит на свои ноги и качает головой. Мне кажется, я замечаю кривую ухмылку на его губах. Он внезапно уходит, и следующее, что я помню, — это как он колотит в дверь ванной. — Эй, Сид! Буксирная обезьяна! Мне нужно отлить. Открой.

Со своего места на краю кровати, плотно прижав бедра друг к другу, потому что все это меня как бы возбуждает, я слышу, как открывается дверь ванной, и они начинают шептаться. Затем дверь закрывается.

Снэк возвращается. Он стоит в дверях с моей электрической зубной щеткой, которую он вертит, держа между большим и указательным пальцами.

— У меня пахнет изо рта? — Я быстро поднимаю руку, чтобы прикрыть нос и рот, и вдыхаю в них. Нет, дыхание в порядке. Серьезно, почему он принес мне мою зубную щетку?

— Нееееет. — Снэк медленно качает головой и ухмыляется. — Ты определенно не собираешься чистить ей зубы. — Я не говорю ни слова. Я потрясена и заинтригована, и могу думать только о том, что… возбуждена. — Вот. — Снэк протягивает мне мою щетку. Его голос становится низким. — Когда я выйду, ляг на кровать. Представь свою любимую знаменитость или участника бойз-бэнда. — Я бросаю на него недовольный взгляд, потому что я не из тех, кто слушает бойз-бэнды. — Тогда закрой глаза, включи это и засунь себе в трусики. — Я почти уверена, что перестаю дышать, это заставляет его улыбнуться. — Позвони мне позже. Хочу знать твое мнение. Лично я считаю, что это лучший способ провести, — он показывает воздушные кавычки, — «время в одиночестве». Ты знаешь, если у тебя нет настоящего парня.

Нет. Я не знала.

Снэк это знает и говорит мне об этом. Ха! Сыплет соль на рану.

Прежде чем покинуть мою комнату, он опускается на колени у моих ног, проводит большим пальцем по изгибу и сжимает мой голый большой палец. Чертовски крепко.

Я дрожу и стону.

— Уууууух!

Снек поднимает взгляд со своего положения, подмигивает и шепчет:

— И когда ты издашь этот звук позже, помни, что я тот, кто сказал тебе, как туда добраться.

После того, как Снэк уходит, я смотрю на зубную щетку в своей руке. Засунуть ее мне в трусы? Я не могу этого сделать? Или могу? Думаю, мне придется потратить свои карманные деньги, чтобы купить еще одну зубную щетку для зубов.

Я встаю и запираю дверь спальни. С моей удачей Сид вошел бы прямо без стука, пока я пробовала «новый способ» использования зубной щетки.

Я возвращаюсь и сажусь на край кровати. Любопытствуя, я включаю зубную щетку. Вибрация в моей руке приятна. Забавно, как я никогда раньше не ценила это ощущение. Я провожу тыльной стороной щетки по руке, и волосы на ней сразу же встают дыбом. Низкое гудение отражается от стен моей маленькой спальни. Наверняка кто-нибудь заметил бы, если бы проходили мимо. Я быстро переворачиваю ее. Мне нужен способ замаскировать звук. Никто бы не поверил, что я на самом деле чистила зубы в своей спальне дольше пяти минут. Останавливаюсь на своей стереосистеме. Музыка! Она заглушит звук. Я встаю с края кровати и подхожу к своему CD-плееру. Никто ничего не заподозрит, если я включу музыку, которая всегда доносится из моей комнаты. Я осторожно запускаю саундтрек «Звездных войн» и закрываю крышку.

Инструкции Снэка прокручивались у меня в голове над строками сочинения Джона Уильяма.

— Ложись и думай о своей любимой знаменитости…

Я выключаю весь свет и на ощупь пробираюсь обратно к своей кровати. После того, как я сняла спортивные штаны и лифчик, оставив лишь майку, я, наконец, проскальзываю между прохладными простынями своей кровати с зубной щеткой в руке.

Я снова включаю щетку и провожу ею вниз по животу. Я засовываю ее под свои белые хлопчатобумажные трусики. Сначала она просто щекочет, но, когда я двигаю ее всего на долю сантиметра вниз и немного назад, толчок пронзает меня прямо до глубины души. Мои ноги подергиваются и расслабляются, когда ощущение за ощущением проносятся сквозь меня. Это даже лучше, чем на моей руке!

Зубная щетка попадает в особенно чувствительное место.

Я погружаюсь в эти ощущения. Когда звучит «Имперский марш», видение Дарта Вейдера, стоящего надо мной, усиливает мое удовольствие. Внезапно изображение Дарта превращается в Снэка. Мои ноги дрожат, а желудок сжимается. Я крепче зажмуриваю глаза, лицо Снэка окружено миллионом ярких цветов и стреляет лазерными огнями. Я вздрагиваю и выдыхаю долгий, громкий стонущий крик удовольствия. Тот же звук, который я издала, когда он погладил мой изгиб большим пальцем и сжал мой палец на ноге. После этого я стала зависимой. Я больше никогда не приставала к Сиду из-за его «одиночества». А еще я вынула батарейку из этой зубной щетки. Спасибо, Снэк.

Вот так Снэк и Лорд Вейдер подарили мне мой первый оргазм. Технически, моя вибрирующая чудо-щетка сделала это, но я не дошла до этого, думая о Джастине Тимберлейке и его волосах в виде лапши рамэн. Нет, когда я кончила в первый раз, я думала о лице Снэка.

***

Как я уже говорила, мне всегда больше нравилась середина историй. Любые истории: приключенческие, страшилки, романтика. Также мне очень нравится средняя часть моей истории со Снэком в 1999 году, но я бы предпочла, чтобы наша история любви тогда началась не так.

Я привыкла ходить на школьные танцы с компанией. Обычно это было с Клипом, Снэком и другими девушками, с которыми они общались в то время. Один из их друзей обычно и был моей официальной «парой» на вечер. Он был достаточно любезен, чтобы купить мне букет, если это что-то значило. У меня есть фотографии с каждого школьного бала с разными парнями. Парни, которые никогда не прикасались ко мне, кроме медленного танца, никогда не целовали меня, никогда не звонили мне, и теперь, когда я думаю об этом, даже не смотрели в глаза после танца. Даже если я думала, что нравлюсь им, и мы, казалось, поладили во время танца, после — ничего.

Осеннее возвращение домой 1999 года. За день до танцев у меня не было пары, так что я решила, что не пойду.

Вся эта история с групповыми танцами Клип /Снэк /Минни прекратилась с тех пор, как Клип окончил школу. Я уже почти отказалась от всякой возможности поехать, когда Адам Питерсон, фотограф из школьной газеты, пригласил меня. Мы всегда отлично ладили, стараясь уложиться в сроки. Я даже никогда не думала о нем как о возможной паре, но он был умен, и я могла с ним поговорить, поэтому, когда он пригласил меня, я согласилась. В конце концов, это было бы верхом жалости, если бы я не пошла на выпускной вечер в выпускном классе.

***

С порога я слышу его голос.

— Все в порядке, Адам. Я разберусь.

Снэк здесь. В затемненной журналистской комнате.

Я сижу на одном из освещенных макетных столов, мое платье для выпускного вечера задрано до колен.

Освещение в некотором роде, ну, романтичное. Адам стоит между моих раздвинутых ног. Он наклоняется для поцелуя, когда Снэк прерывает его. Я замираю.

Адам замирает, но затем быстро оглядывается через плечо и пренебрежительно говорит:

— Со мной все в порядке, Снэк. У нас все в порядке, верно, Минни?

Снэк подходит к нам. Я вижу его, когда заглядываю через плечо Адама. Внезапно Снэк хлопает Адама по плечу и крепче сжимает его. Адам морщится. Он не ощущает свою собственную силу.

Он прочищает горло.

— Наверное, я недостаточно ясно выразился. Когда сказал, что Я. Разберусь. Сам. Я не спрашивал, А-дам. — Снэк тянет Адама за плечо и разворачивает его так, чтобы теперь он был лицом к нему, а не ко мне. — Проваливай!

— Снэк! Какого хрена ты так груб с ним?

Снэк фыркает и подталкивает Адама к двери класса.

— Адам понимает. Не так ли? — Адам поворачивается ко мне и пожимает плечами. Как раз перед тем, как выйти, он оборачивается и говорит:

— Снэкенберг, ты псих. Перестань уже с ней играть. Боже! — Адам толкает дверь класса, громко хлопая по ней ладонью.

Я зла, но в то же время так взвинчена. Снэк всегда относился ко мне по-собственнически, как будто я его игрушка или домашнее животное, но сейчас я чувствую себя очень, очень по-другому.

— В чем твоя гребаная проблема? — Я собираюсь оттолкнуться от стола, но Снэк бросается на меня, занимая место, где только что был Адам, между моих ног. Волна тепла успокаивает мой гнев, но оставляет меня в замешательстве. И с каждой секундой становится все теплее. И я не думаю, что это потому, что я сижу на световом ящике. Я думаю, это потому, что Снэк никогда не нарушал подобных границ со мной.

Он берет мое лицо в свои руки и смотрит мне в глаза самую долгую минуту в истории. Я ищу в его глазах понимания происходящего. И как только я это осознаю, губы Снэка оказываются на моих. Его поцелуй неистовый, и вскоре его язык прижимается к моим губам, когда он молча умоляет меня открыться для него.

Что я и делаю. Этот поцелуй совсем не похож на поцелуй с миндальной помадкой из Джемоки. О, нет. Я чувствую тепло, и это не от светового стола. Я бы хотела целовать его вот так вечно. Весь гнев, который я испытывала, давно прошел, и на его место пришло горячее желание, гортанные стоны удовольствия и в высшей степени мокрые трусики. Поцелуй продолжается и продолжается. В конце концов Снэк прерывает его и заканчивается еще одним мягким сладким поцелуем.

— Что… — Я спрашиваю, затаив дыхание: —…что происходит? Что ты…мы… делаем?

У него есть девушка. Очень популярная подружка, которую, вероятно, коронуют королевой бала выпускников, пока мы говорим. Она убила бы его, если бы узнала. Мне пришлось бы прожить свою школьную карьеру как занудной шлюхи, которая приударила за чужим парнем. Жизнь в школе была бы несчастной.

— Шарлотта? — говорю я, даже не используя полное предложение, чтобы задать вопрос. Мне никогда не приходится это делать со Снэком. Мы разговариваем друг с другом по своего рода коду «Минни/Снэк».

— Все кончено. Мы расстались. Давно следовало это сделать.

— Что?

Снэк придвигается ближе, насколько это возможно.

— Ты сводишь меня с ума. Я скучаю по тебе, Минни. Я скучаю по общению с тобой. Я наблюдал за тобой в школе. Наблюдаю, как ты справляешься без меня. Наблюдаю, как ты двигаешься вперед без меня. Как будто я тебе больше не нужен. — С каждым словом, которое он мне говорит, он где-то трогает меня. Мои волосы. Моя щека. Мое бедро.

Я выдыхаю с каждым прикосновением, пока мне не перестает хватать воздуха и не закружится голова.

Его испытывающий взгляд не отрывается от моего. Снэк ждет моей реакции.

— Я думала, что ты не хочешь меня, что ты тот, кто «двигается дальше». — Часть меня хочет поцеловать все его страхи и прогнать прочь; другая часть невероятно зла. Я отталкиваю его. — Ты, блядь, издеваешься надо мной? — Я встаю и опускаю юбку своего платья вниз. — Ты не имеешь права говорить такие вещи. Ты не можешь заставить меня жалеть тебя и хотеть поцеловать. Снэк, ты игнорировал меня каждый день, все дни, в течение нескольких месяцев. Примерно десять месяцев. Ты оставил меня. Одну. И СЕЙЧАС ты говоришь, что скучаешь по мне? — Я заставляю себя не плакать, я так зла. Снэк отступает и несколько раз сглатывает. Он наконец отрывает свой взгляд от моего. Свет от настольной лампы освещает его глаза, и я вижу, что они мокрые. Он поднимает глаза, быстро моргает, и по его щеке скатывается слеза.

Снэк вытирает слезу тыльной стороной ладони, тяжело сглатывает и снова смотрит на меня.

Он целеустремленно делает несколько шагов ко мне, прижимая меня спиной к столу. Обняв меня за талию и притянув ближе к себе, он выключает свет. Мы находимся в полной темноте. Снэк берет меня за руки, и я пытаюсь вырваться, но он мне не позволяет. Я все еще злюсь на него за то, что он заставил меня думать, что перестал заботиться обо мне. Он обвивает мои руки вокруг своей шеи. Я задерживаю дыхание. Это те моменты, о которых я мечтала с тех пор, как нам исполнилось двенадцать.

Следующего поцелуя я так и не получила. Поцелуй, который он скрыл от меня. Его руки, обнимающие меня, — это ощущение, на которое я так долго надеялась и никогда не думала, что оно будет. Я беспомощна в его объятиях, и каждая клеточка моего тела физически отзывается счастьем, в то время как я борюсь со своим гневом в перетягивании каната между разумом и телом. Я наконец выдыхаю, и, к моему удивлению, это звучит как всхлип. Мое зрение затуманивается, и слезы начинают капать сквозь ресницы.

Черт возьми, Снэк! Почему он так со мной поступает?

Он скользит руками вокруг моей талии, и вскоре я полностью прижимаюсь к нему. Объятие Снэкенберга.

Я бестактно вытираю слезы о лацкан его пиджака.

— Снэк, придурок. Почему? Почему ты делаешь это сейчас?

— Потому что я скучал по тебе. Так сильно, — красиво признается Снэк, — Ты права. Я был мудаком, но с меня хватит. Я покончил с Шарлоттой. Я покончил с блондинками-самоубийцами, как ты их называешь. Мне надоело притворяться, что они — это ты, когда я должен был быть с тобой. Ты мой лучший друг. Моя девочка. — И с этими словами он находит мои губы в темноте и легко целует меня, наши губы соленые от смешанных слез. Мягкий, нежный поцелуй медленно набирает силу. Я приподнимаюсь на цыпочки, чтобы попытаться прижаться к нему еще ближе.

Все мое тело сотрясается. Я не знаю, чувствую ли я это, но это идет из глубины души. Глубоко внутри, в том месте, рядом с моим сердцем, где я храню все чувства, которые слишком боюсь выпустить наружу, опасаясь, что они убегут со мной. В последний раз я что-то оттуда выпускала, когда моя мать вернулась и даже не признала меня, когда я была маленькой. В тот раз мой подсознательный способ справиться с болью от ее отказа заключался в том, чтобы прыгнуть с лестницы и разбить губу. Сейчас это почти незаметно, но у меня все еще есть шрам. Я молю Бога, чтобы на этот раз у меня не было шрама.

Мы со Снэком стоим в темноте, держась друг за друга так, что наши лбы соприкасаются.

— Я всегда хотел, чтобы ты была со мной на танцах, но Клип отказал мне. Нет, пока он не убедился наверняка, что ты та самая. Что я завязал с любой другой девушкой. Со всеми остальными девушками. Потому что ты заслуживала быть чьей-то единственной и неповторимой. И я знал, что он был прав. Я пытался превратить Шарлотту в тебя. Я действительно думал, что это может сработать. У меня все было хорошо, пока я не понял, что у тебя нет пары на вечер, поэтому я убедил Адама позвать тебя.

Я недоверчиво смеюсь.

— Ты? Ты заставил Адама пригласить меня?

— Да, — говорит Снэк. — Это то, что я сделал.

Я полностью сбита с толку и очень хотела бы, чтобы горел свет, чтобы я могла прочитать выражение лица Снэка.

— Что ты имеешь в виду, говоря: «Это то, что я сделал»?

— Я позаботился о том, чтобы у тебя была пара… для танцев. Тот, кто, я знаю, не тронет тебя и не будет с тобой связываться. Позвонит тебе после.

Я отрываюсь от Снэка, подхожу к выключателю и включаю его взволнованным движением. Все это время я ругаюсь себе под нос. Проклиная Снэка, Клипа и всех глупых мальчишек, с которыми меня свели. В следующий раз, когда я увижу своего брата, я его задушу! Я поворачиваюсь лицом к Снэку, и, черт возьми, он выглядит раскаявшимся… и красивым. Весь мой гнев улетучивается. У меня не будет шанса выругать его до того, как он мне все расскажет.

— Минни, я всегда хотел побывать с тобой на танцах. Каждый танец я жалел, что не был с тобой. Больше ни с кем. Но я знал, что должен взять на себя обязательство. Я должен был выбрать быть только с тобой. Клип убедил меня, что быть с тобой — плохая идея. Что я буду обманывать. Что я был слишком молод, чтобы быть серьезным. Что я причиню тебе боль. И он поклялся, что убьет меня, если я причиню тебе боль. Итак, он познакомил меня с девушками, которые были готовы на все, и я, как идиот, подумал, что он прав. Я тоже не хотел причинять тебе боль. Я не хотел рисковать потерей нашей дружбы. — Снэк расхаживает по комнате и несколько раз проводит руками по волосам. — Я не хотел, чтобы ты встречалась с кем-то еще, поэтому я сам нашел тебе пару для танцев. Я просто никогда не понимал, почему за тобой все время не охотились парни.

Я настолько раздражена, что хочу его немного разозлить. — О, они бегали. — Я наблюдаю, как брови Снэка хмуро сходятся, но мне это не доставляет удовольствия. Я перестаю злить его и признаюсь. — Но они были не теми, кого я хотела.

— Кого ты хотела?

Я смотрю куда угодно, только не на него. Честность смущает.

— Давай, не заставляй меня говорить это.

Снова Снэк передо мной. На этот раз он прижал меня спиной к стене класса.

Он не прикасается ко мне, но его руки держат меня в клетке. Ловушка, в которую я рада попасть.

— Скажи это, — настаивает он.

Я наконец смотрю ему прямо в глаза.

— Тебя. Ладно… Тебя! — Я так долго отрицала и сдерживала это, что теперь, когда сказала ему, клянусь, мое сердце просто выпрыгнуло из груди и сделало круг по комнате. Я наконец-то сказала ему! Я не могу взять свои слова обратно. Я не хочу брать свои слова обратно. Я закрываю глаза, потому что это просто слишком давит на меня, чтобы продолжать смотреть в его глаза. И поэтому я жду его ответа.

Снэк наклоняется и снова крепко целует меня. Это его ответ. Я отталкиваюсь от стены, обнимаю его за шею и запускаю руки в волосы у него на затылке. Я посасываю нижнюю губу Снэка, и когда наши рты открываются друг для друга, каждое прикосновение наших языков, каждый глубокий вздох — это извинение друг перед другом за потерянное время.

Что за чертовски странная ночь! Чудесная, странная ночь. Ничего подобного я и представить не могла.

Снэк отстраняется и, без предупреждения, запрокидывает голову назад и воет:

— У-у-у! — Он хватает меня за руку и тянет нас через дверь комнаты журналистики в холл. Всем, кто покидает танцы, вообще всем проходящим мимо, вселенной, он кричит:

— Моя девочка! Минни Купер — моя девочка!