Собрание сочинений

1. И. М. Зданевичу^*

Весна 1921, Тифлис

Дорогой Илья¹,

литературные новости за всю зиму:

Мои доклады: 1) Падэкатр 2) Блажь небесная 3) Пять заграниц 4) Вечер стихов².

Бесчисленные доклады Харазова³ и два доклада Рафаловича⁴: о Харазове один и об имажинистах другой (вчера прочитан)⁵.

Изданий ни у кого никаких. С приходом Р.С.Ф.С.Р.⁶ реквизирован по Сергиевенск[ой] ул[ице] дом Хоштария, где устроен «Дворец Искусства»⁷ – внешняя роскошь, многолюдство, скука и блестящие, вполне пустые надежды.

Там же существует «Союз Русских писателей в Грузии» под председательством Рафаловича⁸.

Грузины поэты с Робакидзе⁹ во главе что-то делают в том же доме, сохраняя тон господствующей нации.

Все общие места в оценке полит[ических] перемен – справедливы, поскольку вообще бывают справедливы общие места.

Для меня существенно то, что я один, т. е. без тебя и Крученых (он еще в Баку¹⁰, но собирается в Петроград). Маркезов¹¹ отставлен вполне, оброс седой бородой и грязен до пауков за воротничком.

Дружбу веду с Кириллом¹². С ним у нас общая мастерская плакатов и веселья (мы художники-плакатисты Грукавроста – Грузинское] Кавказские] Российские] Телеграфное] Агентство)

Терентьев

2. И. М. Зданевичу^*

8 февраля 1922, Константинополь

Дорогой Илья¹! Письмо твое получил. Речь на открытие Университета² не послал, п[отому] что лень было писать. Жду все время денег от Карповича³ из Вашингтона. Запрос сделан 1½ м[есяца] т[ому] назад. В зависимости от его ответа определится наше дальнейшее.

Одинаково возможны: поездка в Париж, Америку, Берлин и возвращение в Тифлис, а оттуда в Москву (Крученых пишет в Тифлис, что в Москве хорошо и зовет даже нас туда⁴).

Когда определится одна из этих возможностей, немедленно напишу.

Терентьев

Константинополь, 8 II 22

3. И. М. Зданевичу^*

8 августа 1922, Константинополь

8 авг[уста] 22 г[ода], Константинополь

Дорогой Илья!

По обстоятельствам] денежн[ым] и личным я с ближайшем] пароходом еду в Тифлис¹. В Константинополе я сделал кое-что – разумеется мало². Во всяком случае, по делам 41° можешь писать в адрес Русск[ой] Мысли³ – Юрию Константиновичу Терапиано⁴ – директору константинопольского] отделения 41 Секретарь – мой брат⁵. Зиму д[олжно] б[ыть] проживу в Тифлисе. А весною опять куда-нибудь поеду. Надеюсь на крепость нашей марки 41°, Мелочи нашей работы могут быть неизвестны – в свое время восстанем, соберем все и напечатаем. Может быть побываю в Москве. Зовет Крученых⁶. Парижским дадаистам⁷ от меня передай, что они молодцы, пусть не унывают. Жалею, что не повидался с ними, но уверен, что скоро встретимся так или иначе.

В Тифлисе выступать никак не намерен. Буду писать книгу под названием БЛАЖЕНСТВО⁸.

Кое-что уже написано и прочтено публично⁹.

Хуже всех у вас заграницей пишет Илья Эренбург¹⁰ – такую сволочь надо выводить. Это вошь вроде Якова Львова¹¹. А все остальные могут жить, если не будут писать.

«Слыхал, что ты волочишься за Саломеей Андрониковой¹². Пошли ее к ебени матери, если зря отнимает время и передай ей мое нежное почтение, если она дает тебе „типитит“ 2 раза в неделю».

Будь здоров.

Твой Терентьев

* Все это цитирую из Книги Блаженство. Печатать нельзя.

4. И. М. Зданевичу^*

Конец сентября 1922, Тифлис

Дорогой Илья. Пишу из Тифлиса, сидя Кирпич[ный] 13¹. Месяц т[ому] назад выбрался я из Константинополя². Родину застал почти в довоенном виде. Прямо скажу, что здесь лучше, чем Заграницей: – ЖИВЕЕ

М[ожет] быть поеду в Петербург или Москву через 1–2 месяца. Но, кажется, и в Тифлисе предстоящий сезон кое-что обещает. Мы с Кириллом³ д[олжно] б[ыть] сможем заработать. Да и теперь живем не плохо. Я бы сказал – живем великолепно, если бы ты был в Тифлисе.

Будем издавать монографию о Пиросмане⁴; выставку его картин предположено организовать в Тифлисе⁵ как национальный праздник; возможна правительств [енная; субсидия для устройства выставки Пиросмана в Париже. Имей это в виду. Желательно получить от тебя из Парижа солидное письмо с уверениями, что Пиросман в Париже – верное дело. Лично я действительно не сомневаюсь в этом. Одновременно с монографией хочется издать кое-что 41°. Пришли большую статью – хронику обо всех Заграницах – я напечатаю в книге, которую назову к[ак]-нибудь вроде – Ежегодник 41 – или Ежевидник – или Ежевечник 41⁶.

В Армении живет (служа в N.E.R.⁷) Коля Чернявский⁸. Он по прежнему оркеструет⁹ и обещает свое сотрудничество. Людей в Тифлисе старых совсем нет – а новых бродячих много. Начинаю их обрабатывать.

Напиши мне пожалуйста об Институте Гюрджиева¹⁰ подробно. Что Жанна¹¹ и как ее здоровье. О них в Тифлисе имеются триумфальные слухи – Лондон, деньги, слава¹² и проч[ее].

Мелитта Зел[енская]¹³ д[олжно] б[ыть] еще в Константинополе, а Константин Данил[ович]¹⁴ вызывает ее в Тифлис – послал деньги и пароход[ный] билет. Я думаю, что она не вернется. Впрочем, болтаться по заграницам – глупое и трудное дело, когда нет денег.

Моих новых тифлисск[их] знакомых поставляет мне Ки[рилл]¹⁵ в сказочном количестве [?]¹⁶ – средний вес не менее [?].

Самая модная тема для разговоров в тифлисск[их] салонах – триппер. В сравнении с продовольственными] и политическими] сюжетами – как[ой] большой шаг вперед! Не правда ли? Мы с Кириллом пьянствуем у Зеленского¹⁷, котор[ый] при деньгах и так же как и мы – не болен.

Ну до свидания. Пиши – адрес Андреевск[ая], 20.

Игорь

P.S. Наташа¹⁸ кланяется тебе.

[Круч]еных при[слал] [к]нижку¹⁹ – дрянь.

[Издана] в Москве, но тифлисск[ой] перепечатки.

5. И. М. Зданевичу^*

Март 1923, Тифлис

Дорогой Илья. Сегодня пятница, а в ближайший] четверг мы с Кириллом¹ [едем] в Москву. Он везет картины Пиросмана для изготовления] кл[ише] к монографии². А я по делам 41° и на службу. Если бы к тому же времени в Москву приехал бы Илья Зданевич, было бы хорошо. «То, что касается Терентьева» – д[олжно] быть вырезки из газет – не получил – их не оказалось в тв[оем] письме. Жаль! А в остальном превосходно. Pourquoi се bal… и т[ак] д[алее] – transmental… zaoume³.

Крученых прислал 5 новых книжек. Некоторые под маркой 41°. Одна из них называ[ется] Сдвигология⁴. Развивает Малахолию в капоте. Это лучшая. Голодняк⁵ – книжка стихов не бардзо⁶. Внешний вид изданий напоминает приложение к Сатирикону⁷. Бедно и скучно и миниатюрно.

На всякий случай названия книжек моих – проекты (част[ично] осуществлено т. е. написано. В Москве хочу издать), – Иванылыч, Матьиматиха, ПифПафор и ейцы, Фонология, Валюта международных сожалений⁸.

Пришли преподробный и хронологически] порядковый] список своих работ, выступлений] и проч[ее] для Москвы в Москву Крученых мне. Я сделаю доклад о Международном] положении 41 градуса и о тебе гл[авным] образом⁹. Побольше материала, фотографических] карточек, рецензий, афиш¹⁰.

Терентьев

Март 23 г[ода] Тифлис

6. И. М. Зданевичу^*

4 мая 1923, Москва

Москва, 4 мая 23 г[ода]

Дорогой Илья!

Крученых мне показал твое декабрьское письмо к нему¹. Приятно было читать, п[отому] что есть правда, но есть и чепуха, особенно неприятная, потому что ты в Париже, а мы в Москве² и следовательно работаем не вместе. Хотелось бы твоего присутствия здесь. Коммунизм выше всего, хотя бы по остроте своей парадоксальности и простоты. В нем бесспорно пафос и жест 41 градуса.

В искусстве объявлен идеологический фронт. Журнал «Леф» под редакцией] Маяковск[ого] стремится к объединению Левого Фронта искусства³.

Все кто не в Лефе – сволочь несосветимая. Сам же Леф тоже сволочеват. Позиция д[олжна] быть общественно ясной, а потому я в Лефе с Крученых заняли самую левую койку и в изголовье повесили таблицу 41° и притворяемся больными. Ставка на «поэтический интернационал», возможный только через заумь. Футуризм, так сказать, и русская революция – знак равенства. Но революция в международном масштабе = 41°. Это и правильно и вообще не плохо!! Поэтому, например, Илья Зданевич сидит в Париже, Крученых развращенный] татар[ин], Терентьев грузин, турок и т[ак] д[алее]: «смешение языков на заумной основе».

Это теория.

Этого достаточно!

На практике: 1) мы должны как-нибудь печататься⁴ 2) твои пьесы, драмы⁵ д[олжны] быть поставлены в московских] театрах нами 3) советую тебе в Париже издать х[отя] бы один номер по-французски – «Леф» – само собой выйдет, что это 41°.

Прием испытанный и единств[енный] – узурпация того, что всегда было нашим*! Пиши.

Терентьев

* Название «Леф» разве не наше⁶? У них это случайно и зря пропадает.

7. А. Е. Крученых^*

21 ноября 1923, Петроград

21 ноября 1923

Дорогой Круч¹! Дела такие, что в скором времени будет в Петрограде диспут на тему о «беспредметности»². Устраиваем вдвоем с Малевичем³. К нам присоединяются Матюшин⁴, Мансуров⁵ и Филонов⁶. Из литераторов я один. Моя работа в Петрограде гремит. Я выступаю с докладами и стихами в Академии Художеств, в университете, Старом Петербурге⁷, Финотделе⁸, институте жив[ого] слова⁹ и проч[их] местах. РКСМ¹⁰ пригласили меня заниматься с ними по искусству. В день 6-й годовщины соввласти я поставил в двух местах спектакль¹¹. Без моего ведома ученики Академии Художеств (коллектив РКСМ) сочинили пьесу из цитат Трактата о сплошном неприличии. Эту самую пьесу я и поставил. Она прошла с очень большим успехом в собрании 4000 молодежи два раза. Полтора часа меня не спускали с эстрады (я читал стихи) и несколько раз принимались «качать»!!! Вчера спрашивали согласие быть «почетным комсомольцем». Твой приезд в Петроград на диспут мог бы оказаться весьма кстати! Я думаю, что сбор огромного количества публики обеспечен. Если хочешь на равных долях дележа – приезжай! Диспут мы намерены повторить в Москве к январю. Вообще говоря – настала пора возобновить работу – сила в коммунистической] молодежи, которая нас поддержит, а не Леф! «Пролетарск[ие] писатели»¹² охотней слушают о зауми, чем о «футуризме» вообще! Заумь чистое дело и самостоятельное, мы ни с кем не конкурируем и учить своему делу не отказываемся, а наоборот! Футуризм же лефовский соблазнителен только тем, что в нем были мы. Маяковский партии создать не может – порядочной, п[отому] что он индивидуалист. Напрасно он берется за такое дело. Он для этого слишком Маяковский! Брик¹³ – не профессионал; его отношение к искусству – со стороны, он критик – вот и образовалась партия критиков! А мы тут ни при чем! Вопрос о критиках здесь в Петрограде стоит со всей резкостью классовой вражды и непримиримостью. Я еще более обостряю этот вопрос и прямой дорогой иду к «пролетарскому беспредметному искусству»¹⁴. За три месяца упорнейшей работы я сделал все, что надо для успешного выступления. Наша победа сорваться не должна: уничтожить все партии искусства и создать свою партию большинства'. Реально убедился, что большинство с нами! У реалистов, у пролетарск[их] писателей, имажинистов, футуристов – совершенно одинаковые основания и равные шансы – пойти за нами. Очередной лозунг – искусство зарабатывает не у государства, а для государства! И мы сумеем заработать именно для государства при условии формальной поддержки и полного доверия!

Терентьев

Я забыл адрес Ильи¹⁵. Напиши мне и нет ли известий оттуда.

Наташа¹⁶ на днях приезжает из Тифлиса.

Приглашение приехать исходит не только от меня – все ждут Круча!

8. А. Е. Крученых^*

23 декабря 1923, Петроград

23 XII 23 Петроград, Фонтанка 165.9 к

Дорогой Круч! Посылаю афишу. Народу было без конца¹. Все вузовцы и почти все маэстры. Малевич² говорил академически. Он «скидывает» одного «бога» за другим при моей марксистской помощи, которая принимается с жадностью. Малевич первоклассный работник, а его «философия» испорчена полемикой со всякой сволочью, но молодежь все же идет учиться к нему, п[отому] что он мастер! Еще недавно он и сам думал, что заумь призвана уничтожить весь свет. Теперь Малевич освобождается от загробных жестов и веселеет с каждым днем! Перспективы совместной работы на культурном фронте с компартией растут вполне осязательно: практически (в вузах) и теоретически (в Исследовательском Институте)³. Возможность ком-фут’а⁴ – невозможная для Лефа⁵ – для нас беспредметников и заумников – неопровержимый факт. Леф – меньшевики футуризма. Их положение на культурном фронте – соглашательство с эстетизмом во всех проявлениях эстетизма – военного и штатского. Только заумь (лаборатория⁶) нужна и практически обоснована. Мы имеем прогрессивный ряд: мир осязания, мир слуха и мир зрения. Все эти три мира – материальны и беспредметны, т. е. революционны. Марксизм (ленинский исключительно, а не плехановский⁷, богдановский⁸ и даже не бухаринский⁹) есть заумо-осязаемая материя, из чего делается: пища, дом, одежда, т(о] с[сть] все предметы, воспринимаемые через осязание. Заумно или беспредметно – оно от того, что его рассматривают со стороны производственной, а не потребительской, количественно, а не эстетически. Качество измеряется не удовольствием потребителя, а совершенством техники – т[о] с[сть] опять же – числом! Числом движений! Цель (целость) этих движений дается извне – всей совокупностью материалы! [ых] условий эпохи – прицел 1924!

В Петрограде я, м[ожет] быть, сделал в 100 раз больше, чем за всю свою жизнь. Говоря кратко: «перевел» Маркса на заумный язык и заумь утвердил на осязаемом фундаменте марксизма. То же проделывает весь Иссл[едовательский] Институт, куда валом валит молодежь – исключительно пролетарская. Во всех отношениях мы подчиняемся указаниям компартии и добровольно установили коммунистическую] дисциплину. Единство партии – единственная гарантия нашего успеха; поэтому политический курс наш определяется ЦК РКП¹⁰, а не дискуссиями, от которых, по всей вероятности, ломится квартира Лефа. В полемику на эстетическ[ой] платформе ни с кем не вступаем, отрицая эстетику как таковую и подчиняясь только официальным указаниям РКП, в отношении всех художественных группировок 14-го декабря объявили диктатуру зауми¹¹. «Разыгрывай наигранное» и «Мир химикам – война творцам»¹².

РКП – осязаемая материя.

МЫК (заумн[ый] язык) – звуковая (слуховая) материя.

Уновис¹³? – (м[ожет] быть, будет другое название) – зрительн[ое], световое], материал [ьное].

Щенок развивается последовательно от осязания, через слух к зрению. Так и человечество!

Последовательность д[олжна] быть соблюдена, потому мы не калеки!

Образовалась комиссия] по борьбе с контрмыком, которая послала ордера¹⁴: Эренбургу¹⁵, Асееву¹⁶, Третьякову¹⁷, Сосновскому¹⁸, Брику¹⁹ – в Москву и еще нескольким в Петроград. Когда дойдет до тебя слух об этих письмах – напиши свои впечатления.

«Заумный язык» – такое название устарело в одной букве – 3. Комсомольцы не понимают почему за! – и воспринимают как закоулок. Для старшего поколения понятно, что ум оставлен позади: ум буржуазии, разум, быт, бытовые понятия, предметность, старые связи! Опередить такой ум было подвигом! Это был мутный ум, а теперь ум – значит уметь, быть мастером. Ум = сумма (коллектив), умы (мы²⁰, а не они), комм. молодежь. Комсомол! Смычка²¹!

Это закон социальной исторической акустики!

«За» произошло под влиянием язык, т. е. АЗ (старина) или Я (современное) – АЗЫК, АЗБУКА, АЗ = Я! Это индивидуальный пушкинский язык – ени, вони²² (они), все, что идет от ЯЗВЫ. Онегин, Гремин(?!), Нулин, Гринев, Ленский, Пушкин, иные берега, иных уже нет²³, а те далече! И все это произошло так же, как менуэт, от движения французских] лакеев, фокстрот от движений ресторанных лакеев (негры) блюдодей – все это произошло от барченковского бытия пушкинской эпохи, читавшей свои стихи «только старой няне»²⁴. Ноющий пессимизм – старая псина индивидуалистов – Дургениев Туреновых гениев для ДУР!²⁵ Опять же вопрос в классовой акустике! Так создается классовая, пролетарская культура! Путем звука, путем работы над беспредметной материей!

Кто скажет, что это случайно или только иллюстративно в отношении чисто логических комбинаций, – в ответ цитирую Ленина из книги Материализм и эмпириокритицизм: «Если бы Луначарский захотел хорошенько подумать над „дивными“ рассуждениями Энгельса – он бы увидел, чем материалистическое понимание отличается от агностицизма, не признающего закономерности явлений природы или придающего им только логическое значение»²⁶.

Не будут же Арватов²⁷, Третьяков, Брик, Чужак²⁸ и проч[ие] утверждать, будто звук не есть явление природы! Ты как-то сказал мне, что «заумь – наполовину философия и лучше нам не впутываться в это дело, потому что философия – невылазное болото»! Но ведь и коммунизм тоже наполовину философия! Однако?!

Без организации культурных сил с помощью нашей коммунистической диктатуры – ничего не будет! Наша диктатура должна иметь две опоры – ЦК РКП и ЦК РКСМ²⁹. Мы – транспорт между двух поколений РКП! Мы – условие мировой революции.

Наш язык – МЫК! Исторически: «друг степей калмык»³⁰ + «простое как мычанье»³¹ + «смычка» + «заум» = мык!!!!

То, что МЫК производит в русском языке, т. е. из индивидуального, кустарнического (искусственнического), пессимистического орудия постепенно ростит, производит ОПТОВЫЙ³² (т. е. оптимистический) транспорт пролетарской культуры – это самое выносит нас за пределы русской и какой бы то ни было национальности к Матери[альности] всеземного – МК! (Молодост + Коммун[изм]).

Сообщи в Париже Ильюше Зданевичу³³ о том, что делается в Москве, и перешли ему это письмо, чтоб знал! О Петрограде! Посылаю лишний экземпляр] афиши!

41° = 40 + 1 – m + 1 (эм плюс единица)³⁴.

«m + 1» – знак количественного] увеличения! т. е. «соединяйтесь».

Вражда – только с теми, кто не подчиняется нам! Средство борьбы – акустические выключения из звуковой материи (раньше это поднялось пародией). Результат – человека перестают слушать! Фактически! Как это делается – каждый из нас отлично знает. Нужно, чтобы это средство было известно всему пролетариату. Секретов нет ни от кого: враги не посмеют пользоваться, п[отом]у что выдадут себя с черепом, не только с ушами!

Возможность пользоваться мыком дастся только чистотой классового] сознания!

Так я не ошибся, когда одним словом [умолчал] разменял³⁵ пушкиньянцев (в Старом Петербурге³⁶), назвав их нянцами Пушкина, что хуже «няньки»! П[отому] то в мужском роде! МЫК – хороший признак производственной чистоты сознания! Вернейшее средство самоконтроля!

↓

Контромык определяется сразу!

Так мы отражаем фонологическим (чистым) зеркалом – БЫТ в пользу бытия!

Это есть литературное ЧК³⁷ – чеканка!

Нс следует увлекаться формальной, т. е. форсированной и форсящей аналогией культурного фронта с экономическим. Но книга Ленина Детская болезнь левизны в коммунизме³⁸ – книга для нас против Лефа. Наш метод материальной, а не формальной аналогии, т. е. аналогия + статистика. Учет материальных единиц, образующих форму. Опояз³⁹ – клуб спиритов, п[отому] что формалисты крестовики. Поэтому всякое наше утверждение, добытое путем аналогии, подлежит проверке законом большого числа: мык основан на пролетарской акустике. Например, фразы:

1. Нам нужно не «классическое» искусство, а «классовое».

2. Это не «имажинисты», а «исможенисты» или «женись ты» «нема» «има»!

3. Нс «Леф», а «блеф», не «левый», а «лефша».

4. Нс «ассоциации», а «сосации» в отношении кредитов! Злоупотребляющие слово пролетариат!

5. Правый фронт более прав и более фронт!

Значит заумный подход к каждому звуку + акустический самоконтроль перед массой!

Звук должен перейти в за? у к = смычка – мык!

Масса состоит: 1) комм[унистическая] молодеж[ь]; 2) старые ленинцы; 3) всякая прочая молодеж[ь]; 4) всякая прочая стареж[ь].

По первому пункту: учиться и учить.

По второму: учить и учиться.

По третьему: только учить.

По четвертому: только бить.

Каждый наш шаг во времени д[олжен] быть подсказан комсомолом. Спешить некуда и бесполезно, п[отому] что победа неизбежна, а срок се зависит не от нас с тобой, а от развития пролетарской массы! Нужно только не отставать! То есть быть твердым, экономным и веселым!

Это стихотворение, разумеется, нигде не напечатанное, разошлось и расходится беспечатно и беспечно из уха в ухо по закону ахустики! В то же время всякие непустяки, т. е. «серьезные» вещи, серьезные люди, которые не пускают мык, сели – для мягкости – в калошу голышем! И колышутся в мире своей глупости!

А почему? Талант, гений!? Ничего подобного. Бытие сукинсынское ведет через сиротливое, суровое, сильное… СССР! ко всем материальным уровнениям!!! СРАЗУ!

Поэтому-то нам и незачем стоять исусом на картинке у Родченко⁴⁰: мы сам сусам! и стихи отовсюду идут наизуст и в уста без пожалуйста!

Я думаю, что Маяковский вернется к настоящему мыку. Недаром он подарил мне свои штаны и свою кофту⁴¹. Маяковский!

Улыбнитесь, п[отому} что нет больше мря-своя! Человек простой как мычанье⁴² не может из Облака в штанах превратиться в «аблоката Соединенных Штатов»!

Моя кофта – ваша кофта! Кофта – вожаков! Штаны? Что делать с штанами?

Все, што нами до сих пор делалось!

Пролетарская культура! Их надо вымыть!

Кто скажет, что это – простая игра слов!?

«Возмешь» игру – «ростишь и ростишь» ее – любовь к жизни – «каждое наше четверостишие»!

Любовь к любому, но не к ближнему и не к дальнему. Любовь не миндальная. Любовь – лбом!

Покажи это письмо одному Маяковскому и секретно. До его ответа воздержусь от оглашения.

Ты спрашиваешь как зафиксировать «успех»!

Напечатать ли футурзаумный сборник или еще что-либо. Думаю, что – преждевременно. Дело не в наших стихах, а в революции культурной от комсомола!

В Петрограде через 2–3 недели будет митинг под председательством] Зиновьева⁴³. По всей вероятности – доклад⁴⁴ мой. Встречный докладчик едва ли в Петрограде найдется – здешние все больше привыкли опираться на столицу. Доклад мой назову как-нибудь… Мы вне эстетства.

Пришли свое название на пробу: Коммунизм как беспредметность?!

В Петрограде все художники (о «поэтах» уж и не говорю) проедены индивидуализмом] и мистицизмом, как молью. Один Малевич держится и всех поедает, как моль, но сам здоров (т. е. выздоравливает от божественного выскидыша) – надеюсь предупредить излишнюю беременность! Тут есть еще Туфанов⁴⁵ – ученый заумник. Платонический анархист – держу на расстоянии – мягок! Работает хорошо. Его книжка⁴⁶ полезна: только 30 % чепухи. Силы формируются. Будь здоров.

Терентьев

P.S. Письмо копировано. Стихи, поэмы, драмы, статьи идут из меня, как из носа кровь. А я удерживаю их изо всех сил – есть поважнее дела!

В литературе наш учитель Ленин, образец – Дзержинский⁴⁷!

9. И. М. Зданевичу^*

5 февраля 1924, Петроград

Фонтанка 165.9. 5 II 1924

Дорогой Илья! Тебе я отправил из СССР не меньше 4-х писем, от тебя же имел только одно за 2½ года¹. О твоем престиже в России хлопочу с большим престижем и никакой воды на мельницу Лефа не лью, если не считать стихотворения Май тай дай², в котором нет ни капли воды! Крученых действительно загляделся на Леф и не желает поддерживать 41°. Он думает, что сам Леф льется на нашу мельницу! До некоторой степени он прав, потому] что Леф не может рвать с заумью и принужден ее поддерживать из чувства самохранения – как ореол футуризма вокруг новоявленных теоретиков и вел мироприхлебателей из всех нор и дыр. Я уехал из Москвы 5 месяцев т[ому] назад именно потому, что работа с Лефами, при всем их великолепном отношении персонально ко мне, окончательная чепуха в роде легализации геморроя. Здесь – в Ленинграде в бывшем Мятлевском доме³ (Почтамтская 2) я имею две комнаты под 41°: – кабинет увешанный, обставленный и оклеенный 41 градусом и мастерскую звука! Со мной несколько] месяц[ев] работает до 10 молодых людей – музыкантов, актеров и инженеров (будущих). На днях под названием «Фонологический Отдел Исследовательского Института Высших Художественных] Знаний»⁴ эта работа д[олжна] быть утверждена в Академическом Центре. Подготовлены материалы для издания Известий Исследовательского] ИВХЗ⁵. Напиши подробнейшим образом о своей работе в Париже и пришли со всеми материалами и указанием как что печатать. Части института (90 %) объединены платформой «беспредметности»⁶ и составляют федерацию: 41° + супрематизм (Малевич)⁷ + Зорвед (Матюшин)⁸. Я прочел в Ленинграде до 14–17 лекций и в каждой говорил о тебе и читал твои стихи⁹. Крученых наиздавал 5–6 брошюр¹⁰! Это не маленькая работа, и в этом отношении он совсем не заслуживает названия «ленивого животного». С изданием вообще очень трудно (дорого), и для меня в особенности: ты знаешь, что и в Тифлисе – не я ведь издавал¹¹! так и теперь – стихов и всяк[ой] прочей рукописи накопилось около пуда. Следовательно – скоро так или иначе – издамся. Посылать в Париж – попробую! Вот материал: если бы ты сумел издать мою книжку под названием ОПТАК¹². Вступительная статья + несколько стихов¹³ + трагедия Иордано Бруно. Статью напиши сам с помощью типографических приемов, а основные положения] вот:

1. 41° – новый энциклопедизм (Руссо-Вольтер-Дидро и прочее) с той разницей, что наша энциклопедия – перпендикулярна, а не горизонтальна.

М мнение – суждение и т. д.

мнемосина – мать муз и т. д.

мнемоника – наука о памяти и т. д.

мнимые числа – условные обозначения и т. д.

наше направление ↓

старое направление →

Человек не умеющий понимать язык в перпендикулярном направлении – безграмотен!

2. Оптимизм – оптовая торговля = оптические приборы

1^2 + 1 = 2 = 11° = неорганическ[ий] мир

2^2 + 1 = 5 = 21° = царство животных

3^2 + 1 = 10 = 31° = '' индивидуализма

4^2 + 1 = 17 = 41° = '' оптовое.

3. Мы имеем власть над «собственными именами»: Плюшкин, Толстоевский, Дургений! «Собственные имена» есть воровство! Национализация языка + Интернационализация = оптимизм!

4. Статистика + кристаллография = метод 41° в отношении слова.

5. Точное знание = знание точки. Мир = система отражений.

Le ferine Esprit = осязание = гарантия реальности № 1.

зрение = № 2.

слух = № 3.

заумь = № 4.

Четвероякое отражение = 41°.

троякое '' = 31°.

двуякое '' = 21°.

одноякое '' = 11°.

Осязательный предмет = le ferme Esprit = теплота имеет свои осязаемые зеркала, то есть свое пространство.

6. Современная культура есть перепутаница Шопен – Шопенгауэр – Эйнштейн – Штейнер и т. д.

7. Мир индивидуальный, предметный – истек! Конкуренция с оптовой культурой для кустарей, мелочных торговцев и нроч[их] партикуляристов – не возможна!

8. Мы (41°) имеем собственную территорию (звуковое пространство) и собственное время (осязаемое) по перпендикуляру!

Вот трагедия Иордано Бруно

Место людное. Время одинокое. Действие простое. Шметтерлинк с женой Колумбией пересекают площадь Согласия после обеда. В центре сидит Иордано за работой. Любопытные супруги останавливаются.

Иордано: Рад ряд род (читает сообщительным голосом) дыра дар дур.

Колумбия: Я донесу папе, потому что это делается около нашего дома.

Шметтерлинк: Иди ко всем чертям (К[олумбия] уходит).

Иордано: Вы Мочениго Ниол Алуй Ликинспихиндикаперн. Спху! Сахой! Зокан! Суп!

Шмет[терлинк]: Я пойду и позову еще несколько человек! (С поклоном уходит и возвращается).

Шмет[терлинк]: Я привел все человечество!

Человечество (появляясь): Гун АТЛ НУГЛ

ЭХЭ УФУЛУМПППФФСС!

Кири ПИКИТ ТУП ПУХ

ХОП ПАРАИК КАКА!

Укуку! Заф трик трак!

Иордано: Бридано врит плис!

ругами вест зноп!

рисунком фигюра!

Человечество: Гуву гунд убунт агугом полисадсудпали вали мались. Хихипихихи громба гуром батурграхахаха. Ндунда!

Полиция (появляясь на четвереньках):

ПУНДА ПАПАПА ПАЛ

ДОНДА ДОДОДО

ТО ТО

КУП

ИЛЬ

ген

иия

СПИТ

УХО

ПУНТИК

Колумбия: Бум

бага

джора

дана

течь шиво шипо иппапа!

Шметтерлинк: Шечь, течь!

Иордано: Мочениго!

Человеч[ество], Иордано, Шм[еттерлинк], Колумбия: Почешика! Гильятина! Хал я ха ля хо КОМ!

(ставят помост. Шметтерл[инк] берет мечь. Иордано склоняет голову и произносит речь).

Иордано: Я всех люблю и все любят меня.

Я умираю как Озиристос и Архихрист.

Я всех люблю и все рюмряд меня.

(все кроме Иордано и Шметтерлинк уходят неожиданно и твердо).

Иордано: Ше Шефот шевавла!

Шметтерл[инк]: Живот? Нс знаю.

Иордано: ШЕРЕТ! ШУШАШ!

Шметтерл[инк]: Ужас?

Иордано: ШУМАШИЛИ!

Шмет[терлинк]: Ушли! Неужели им показалось что я вам отрубил голову. Во всяком случае – при таком халатном отношении человечества к смертной казни – я не буду рубить вам голову.

Девочка (вбегая): Барыня прислала 100 рублей.

Что хотите то купите.

Белого и черного не покупай те.

Да нет не говори те

что вы хотите купить!?

Иордано: О Марарякули!

Шметтерлинк: (Девочке) Идидитида! Знаете: нам ничего не остается другого!

Иордано: Тиа! Дивинса!

Шмет[терлинк]: Настроение такое дряхлое, что это будет выход из положения. Иди сюда моя девочка! (Хочет зарезать.)

Дев[очка]: А я скажу маме о чем вы говорите.

Шмет[терлинк]: Молчи!

Колумбия (вбегая): Нет не молчи, так им подлецам и надо!

Девочка: ААХ ИЛИОТИА УИОУОАХ

Барыня (Моина Лиза Джоконда): Что с тобой моя девочка?

Девочка: УОАЭИЭАОУИИИИ!

ОВТСЕЧЕВОЛЕЧ ТЕДИ

на крик «идет человечество» возвращается.

Терентьев

10. В. Э. Мейерхольду^*

6 ноября 1925, Ленинград

6 XI 25 Ленинград

Глубокоуважаемый Всеволод Эмильевич!

Нс удалось объединить своих намерений в Ленинграде, но я думаю, что моя работа в вашем театре должна так или иначе возникнуть, и отсюда происходит настойчивость, довольно тупая на вид, с которой я (т. е. Терентьев) к вам обращаюсь¹. Вкратце: хочу – или режис[сером]-лаборантом, или актером, или то и другое. Зарплата – 150 рублей в месяц (на точности не настаиваю).

Имею: 33 года от роду. Здоров. Стаж неопределенный (цирк, театр, работа кружка, литература – «ЛЕФ», Международная компания 41°).

Режиссерск[ая] и литературная работа: 1) в 23 года в Гос[ударственном] агит[ационном] театре (Ленинград) – Снегурочка² – большой первомайский спектакль, прошедший в районах 131 раз, 2) Джон Рид³ в Красном Театре.

Актерские данные: акробатический голос (конкурирует с лучшими чтецами футуризма и конструктивизма), танцую, работаю упорно и дисциплинированно, связь с массой держать умею.

Образование – высшее (окончил Московский университет в 14 году). Политически грамотен и воспитан. Театральную работу вел в Красной Армии с 21 года⁴ – бесплатно (Кавказ).

Имею разработанный проект постановки и материал Война и мир⁵ Л. Толстого на тему «Ленин – наш исторический грех толстовства»⁶ – в связи с 905 годом. Текстовой материал, приемы постановки, макет – готовы.

Имею проект о необходимости создания в Ленинграде филиала театра им. Мейерхольда. Потому что «Мейерхольд» – явление мировое и не может принадлежать одной Москве. Задержка в создании филиала плодит ублюдочные театры, среди которых цветет академическая мерзость.

Прошу телеграфировать – Ленинград, Троицкая, 26, кв. 9, Терентьеву – если могу быть принят на работу.

Желаю вам всего лучшего, здоровья.

И. Терентьев

P. S. Из Красного театра⁷ я ушел вместе со всей молодежью, когда театр снизился до конкуренции с академическими вместо того, чтобы бить их в неожиданное место.

А в АКИ пошел для скандала⁸ (двойного: и для АКОВ и для Авлова⁹ с Гурвичем¹⁰, которые хотели сделать из Красного театра провинциальную гайдебуровшину¹¹)-

Пишу об этом «на всякий случай»!!!

11. А. Е. Крученых^*

16 февраля 1927, Ленинград

Дорогие соработники Круч¹ и мамка². Посылаю материал О. Давыдова³ (в гранках) для пьесы о деревне⁴.

Эта пьеса в первейшую очередь нужна театру.

Суть дела в том:

(Название)? Молочница?! Баба?! Название нужно самое-самое простенькое: цель – заставить публику беззастенчиво сунуть нос на сцену, откуда она должна получить по носу!

Идея пьесы в следующем: каждый как бы он далеко ни стоял от низов деревенских, может и должен понять, что он по существу рядом.

Для этого нужно вывести ряд побочных городских персонажей, которые путаются около основного деревенской фабулы. В фабулу их не ввязывать ни в коем случае: они должны глазеть и рассуждать там, где другие действуют. Нужно, чтобы у публики наростала потребность вмешаться в действие. Заострение моментов по такой схеме: кто-то падает с моста в реку – он уцепился одной рукой и висит. В то же время на мосту пять человек говорят о висящем так, как будто это происходит в Америке, говорят убедительно: «ученый должен знать свою лабораторию. Наше деревенское хозяйство ничего не выиграет от того, что знаменитый профессор химик-агроном будет собственноручно доить коров»! И в это время он ни с того ни с чего получает удар бычьим пузырем по физиономии. Разговор от этого не останавливается, удар вообще как бы и не был! А наносит этот удар такой же другой «профессор», который не является «противником»; он бьет, не замечая… Нужно, чтобы удар был во всех отношениях немотивированным. От этого «оскорбление» идет по адресу сидячей публики в тот момент, когда она готова согласиться с «побочным персонажем».

Таких «побочных персонажей» нужно несколько:

1. Коммунист, приставленный к делу, чтобы проводить опр[еделенную] линию, – сползающий на контрреволюцию в окружение богатства и ласковости старых спецов.

2. Старый спец (ученый, инженер, врач) во всем обаянии культуры и советского] опыта.

3. Знающий и понимающий все язвы текущ[ей] деятельности, но карьерист (коммунист) – «я пишу книгу о том же… я не могу разбрасываться» – он уклоняется от практической] работы…

4. Беспартийный враг бюрократизма и волокиты и прочего], сам первый бюрократ и волокитчик.

И еще каких найдете!!!

Делать всех их надо очень симпатичными, писать не разоблачая, а наоборот, всё с лучшей (всерьез) стороны. От этого резче будет практический разрыв с жизнью и удар пузырем. Все другие так назыв[аемые] Положительные] персонажи должны быть представлены: например, баба – и раздражительная и грязная, и легкомысленная, и рябая, и черт ее знает какая рвань.

Крестьяне – со всеми человеческими недостатками и несимпатичностями. От этого в чистом виде станет их деловой жизненный перевес над симпатичными побочниками.

План пьесы такой

Лошадиный закон 12 – 4 = 8

1. Зажиточный мужик приехал покупать локомобиль.

2. Он же постепенно завоевывает кооператив у «чертовой коммуны».

3. «Советская власть хороша – мужик плох».

Ставка на «культурного» мужика.

4. Коммуна поднимается, коммуна падает: ситечек, уходы, болезни скота, дележ денег, трактор…

5. Приход «Холмогорок».

Нужно показать, что коммуна (колхоз) вырвалась из смерти.

Финальн[ый] момент: в кредите отказано, коровы передохли, кулаки торжествуют, стоит гнилой забор и тут…

Результат многосторонних усилий, последняя капля где-то, кем-то дана энергия… над забором

РОГА… РОГА… РОГА.

И простое как мычание М М М Э

и выстрелы кнута пастушьего в вечери. Тишина. Идет холмогорский скот в колхоз: значит, кредит дан, значит сегодня пришли Холмогорки. Да здравствует сов[етская] власть! Долой беркулест!

Материал О. Давыдова хорош тем, что он документален. Его нужно профильтровать и обработать. Если недостаточно – взять у Федина⁵, у Тверяка⁶ – где угодно, присочинить.

Эта пьеса должна быть острейшим образом дискуссионна и проста по фабуле.

Язык – без пейзанщины.

Но заумь – да здравствует! Фраза пусть закручивается по Соньке маникюрщице⁷! Без шпановства только надоело! Не надо учитывать, тем более сочинять, театральные возможности: пусть это будет хорошо в чтении – поставить сумею.

Каждый диалог пусть будет цельным, т. е. клонящимся к поступку, который тотчас же или с задержкой совершается в пьесе – этого достаточно для театра.

Все остальное – выведу из ваших текстовых положений.

Пьеса нужней хлеба.

Напишите мне побыстрее, что нужно, чтобы эта работа началась и благополучно продолжалась.

Я завален Ревизором, который пойдет в конце марта⁸. Кроме того, весьма активно работаю в предпартийном театральном совете.

Выступаю по всем вопросам театральной] политики – с особым мнением. Позиция – сильного меньшинства. Подробности скоро узнаете по газетам.

Брошюру о Ревизоре заканчиваю⁹. Материалы на просмотр пришлю. Скоро. Через месяц, в Доме Печати (кстати, адрес мой – Фонтанка 21, Дом Печати) «Конференция левых группировок в искусстве»¹⁰. Приглашение пришлю. Мой театр – позиция ДИАНАТ «диалектического натурализма»¹¹. Позиция очень правильная: заумь попадает в марксистское учение самым безболезненным] образом.

Целую вас и приветствую ваших.

И. Терентьев

16 II 27

Как моя статья о Мейерхольде в «На посту»¹²? Я бы хотел чтоб не печатали: я бы в другом месте напечатал – напостовск[ое] место неважное. Статью о Малахове¹³ будут печатать в «Лен-Леф»¹⁴! А как физкультурная пьеса¹⁵?!

12. А. Е. Крученых^*

Начало марта 1927, Ленинград

Круч! Посылаю тебе 12 рублей с опозданием по той причине, что не только мои личные, но и дела всего Дома Печати в отношении денег все время со дня моего возвращения в Ленинград были и продолжают быть до крайности тяжелыми¹. Я знаю, что ты не в курсе дел и потому вправе ошибаться относительно моей деловой «точности», но то, что ты пишешь о «гарантиях» сторублевых – нуждается в пояснении обоюдном: и с моей, и с твоей стороны.

Если речь идет о твоей нужде в деньгах – другое дело – но ты просишь «доказательств» серьезности!.. В этом я вижу недостаточную основательность твоего подхода к тому делу, которое есть наше общее и которое ни в каких доказательствах не должно нуждаться – для нас!

Денег в ближайшее время, то есть до открытия театра (25.III)² в Доме Печати, в следоват[ельно] и у меня – нет!

Некоторые наши товарищи, в том числе я сам, серьезно болеют, каждые 3 рубля – дорого стоют.

Что из этого следует?!

То, что ты не пишешь для нас пьесы?! Я думаю, что твое условие «немедленно выслать» 100 рублей – совершенно правильное вообще – может быть нами принципиально принято, но денег нет и не будет, до открытия театра, а пьеса³ нужна немедленно, то есть работать нужно начать теперь же и закончить ее как можно скорее, чтобы я мог ее поставить в этом сезоне.

Если ты писал письмо не совсем для меня, а на случай необходимости показать кому следует ради финансового] нажима, то – это излишне, п[отому] что нажимать не нужно: в правлении Д[ома] П[ечати] наши товарищи, действующие «сжатым воздухом» среди обстоятельств весьма враждебных… и деньги будут!!

Твоя помощь очень нужна и, разумеется, ее никто дешево ценить не склонен!

Мы здесь работаем так, как м[ожет] быть нигде и это единственная «гарантия», котор[ую] тебе даю!

Вывод ясен! Никто кроме тебя не может сделать то самое, что для театра представ[ляет] самую аховую новость и необходимость. Если тебе хоть понемного повезет – я нисколько не сомневаюсь что пьеса и спектакль выйдут небывалые по впечатлению и последствиям!

Я знаю точно, что делаю, но один делать не могу, п[отому] что пришло время, чтобы мы снова работали вместе как в Тифлисе⁴.

Посылаю тебе заметку из «Ленин[градской] Правды» о моем докладе в Моднике⁵.

15 марта в Доме Печати – конференция левых группировок в искусстве⁶ (там я заявлю «патент на диалектику» от заум[ного] языка).

25 марта – заумный Ревизор⁷.

В апреле театр будет в Москкве⁸.

Этого достаточно для иллюстрации положения! Брошюру о Ревизоре (своем) заканчиваю⁹. На днях пришлю материал для обработки и подписи. Издавать будет Ленгиз (авторские] получишь ты).

Передай привет мамке: что с ее вузовской пьесой! Я давно уже должен был получить ее – как обещано мамкой¹⁰!

Не торгуйтесь со мной, дорогие москвичи – Ленинград отвечает! Деньги вышлю при первой возможности. А ответ с сообщением о работе жду с нетерпением и уверенностью в ВАС.

И. Терентьев

У тебя есть предубеждение о моем легкомыслении: я не легкомыслен, п[отому] что у меня есть очень серьезные друзья, которые не позволяют мне заниматься легкомыслием, наприм[ер], Крученых.

Я, признаться, хотел бы подтверждения о ваших делах, которые препятствуют писать пьесу для меня так, что нельзя «отрываться»! Если это действительно так, то подтверди} Я буду из последних сил доставать деньги для Вас!

13. А. Е. Крученых^*

14 апреля 1927, Ленинград

Дом Печати Фонтанка 21

Круч! Ревизор¹ вышел во много раз лучше, чем я сам ожидал. Во-первых, конец – возвращение Хлестакова вызывает рев публики²! Вся официальная] и неофициальная] критика стремится посадить меня в тюрьму и закрыть театр³. Момент для всего в целом Дома Печати очень опасный, т[ак] как имеются кой-какие директивы неодобрения свыше. Начинаем дикую борьбу. Вся сволочь почувствовала, что пахнет заумью. Этого слова даже и произносить нельзя. Оказывается таким страшным, как еще никогда ни разу! Нужно ехать в Москву, но для этого нужно хотя бы частично отстреляться в Ленинграде. Для этого я написал письмо Маяковскому с просьбой приехать. Такое же письмо отправлено правлением Дома Печати Бухарину⁴. Нужны московские авторитеты. Тебя не зову, п[отому] что положение и без того трудное. Я сам тоже временно не выступаю нигде, п[отому] что не время. За Ревизора отвечают – наиболее живые люди всех категорий: и коммунисты и не коммунисты], и старые, и молодые… Такая же каша во враждебном лагере. Сила и оперативная организованность на стороне враждебной. Принимаем меры (все возможные) к перегибу обстоятельств в нашу пользу. Брошюра⁵, о которой уговаривались, написана мною и на днях вышлю тебе, но это не в первую очередь: нужно выиграть темп, проломав двери редакций, бешенно обсуждающих мою «преступную» работу.

Ряд положительных статей и заметок написаны и их нужно протолкнуть во что бы то ни стало.

Деньги в Д[оме] Печати кончились с появлением Ревизора⁶, зажали и с этой стороны. На рекламу у нас нет ни копейки. Нет денег на фонарь у входа в театр!

Положение труднейшее! Поэтому до последней крайности нужна пьеса Колхоз^, которую ты начал. Напиши, как и что с нею. Привет мамке⁷.

Если можно – поспособствуй приезду Маяковского, Брика⁸ и Третьякова⁹ в Ленинград. Если с Маяковск[им] приедешь ты буду очень рад, но не напираю на этом в деловом смысле, п[отому} что «Крученых» страшней Ревизора, а Маяковский нужен для времен[ного] успокоения¹⁰.

Игорь

14.4.27 г[ода]

14. А. Е. Крученых^*

Конец 1927 – начало 1928

Дорогой Круч насладимся оттисками собственного таланта и тем, что не имей 100 рублей, а имей одного Алексея Круча – ни один труд не пропадет. Великий собиратель черновых сил и погромщик в мировом масштабе! Не понял я, о каких подписях к портретам идет речь? По-моему, с моей стороны никаких дополнений не нужно к тому, что ты сам начертал («рис. автошарж и проч.»¹). Статью о театре² сейчас напишу в продолжение этого письма. Пьесу³ жду: и ту, и эту, и всякую. С Инкой⁴ готовлю твои стихи для эстрадного исполнения. Она опять было занемогла и опять выздоровела, вследст вие чего – пишет тебе рядом с маэстро⁵ сидя за моим письменным! А маэстро тоже и тем же занимается.

О лете мне в оба голоса рассказано и стихи прочитаны. Многое понравилось и увлажнило душу: «Публичный Бегемот, гроб ббббы» в Всехсвятском, сипуцка!⁶

А мамка⁷ как смеет подозревать меня в безграмотности со своими липовыми коммунистами! Лучше б пьесу с японкой закончила! Кланяйся ей!

Сейчас я ставлю в театре – роман Сергея Семенова – Наталия Тарпова⁸. Весьма занятнейшую штучку хочу сделать! Одновременно возобновляю Ревизора без Филонова⁹. И весь репертуар. Я в этом году непременно буду с театром в Москве¹⁰. Когда надеешься выступить 15 лет¹¹ не думаешь ли повыбирать из моего Трактата¹² «изречения», в роде – благословляю вселенским кукишем – мы несем вздор как знамена… и проч[ие]. Так же из других книг и стих[ов]! К вопросу о «собирании черновых сил»!

Не думаешь ли написать в манере Рубихи или Ваньки¹³ роман в стихах о 1917–1927 – о Тифлисе, Баку, Москве, о нас, о 41, о Лефе, обо всем¹⁴!!!

Надпись к автошаржу¹⁵

К портрету маэстро

К портр[ету] Инки

Если подписи говно – Володя¹⁶ сказал, что золото, а не говно – значит, помещай! Там видно будет.

Целую и обнимаю. По-французски¹⁷ это говорится одним словом, которое однако не подходит…

Игорь