Собрание сочинений. Том 2. Нервные люди. Рассказы и фельетоны (1925–1930)

Быстры, как волны, все дни нашей жизни[60]

Что ж, художник не человек, что ли? Художнику тоже другой раз надоедает рисовать диаграммы и карикатуры. Может, иной раз художнику охота изобразить чего-нибудь лирическое. Какой-нибудь этакий пейзаж заместо дурацкой морды. Раз однажды стоит наш художник, притулившись у окна, в печальном раздумье и соображает, чего бы ему изобразить.

«Эге, — думает, — изображу-ка я городской пейзаж из окна... Тут, скажем, тумба... Тут ванька на санях... Лошаденка этакая корявенькая... Снег мурашит... Народ ходит... Тут частный паучок развернул свои сети — лавчонку открыл... Превосходная, — думает, — картина получается. Меньше, как за четыре рубля, нипочем не продам. Это вам не Айвазовский[61]».

Цельный день работал наш гениальный художник. Самую малость только не закончил. «Завтра, — думает, — закончу». Начал он назавтра работать. Видит, черт побери, не та музыка получается, не тот пейзаж. Снег растаял. Извозчик на колесах выехал. Публика с зонтиками шляется. Вон соседний домишко трещинку дал. Частный паучок свернулся — лавчонка стоит заколоченная... Начал художник сызнова изображать. Тоже, конечно, не худо получается. «За трешку, — думает, — такой пейзаж завсегда загнать можно будет».

На третий день стал заканчивать наш славный художник свое произведение искусства. Глянул на пейзаж — и обомлел.

Видит — опять не та музыка. Опять снежок выпал. Тумба, правда, стоит, но у тумбы домишко развалился. Вон кооперация развернулась... Банька опять же. «Черт побери! — думает художник. — За три рубли, — думает, — такое творческое беспокойство. Изображу, — думает, — как есть». Так и нарисовал. Хотел загнать за полтинник, — давали четвертак. Так и не продал. Себе оставил — для выставки. Художественные критики теперь будут писать об этом произведении: мол, новое течение в живописи — «невозможный изображенизм». А нам наплевать!