Собрание сочинений. Том 2. Нервные люди. Рассказы и фельетоны (1925–1930)

Крысы

Знаете, меня крысы очень одолели. Давеча ночью громадная такая, как лошадь, на грудь прыгнула. И как завизжит, дьявол, когда я ее погнал. Прямо, ей-богу, человеческим голосом. Или это я крикнул. Чтой-то не помню.

Но это, так сказать, не в этом дело. А дело в том, что от этих крыс житья не стало. Бегают. Грубо на грудь садятся. Продукты жрут без устали.

Под кроватью у меня было сложено разное барахло. Ну разное железо, бутылки, склянки, селедки. Так эти вещи они все разрыли. И съедобное скушали.

Тогда я рассердился и пошел до одного нашего кустаря. Он блох и крыс истребляет. У него магазин на улице.

Я говорю:

— Делайте со мной, что хотите. Отрывайте мне руки и ноги, берите с меня рубля полтора или рубль, но, — говорю, — избавьте меня от этих насекомых. У меня, — говорю, — может, через них невроз сердца образовался. Я, — говорю, — не люблю, когда мне кто-нибудь на грудь садится. У меня дыханье захватывает.

Тогда пошел со мной этот кустарь, поглядел мою комнату, чегой-то там поковырял в каждом углу, положил туда разную дрянь и приманку.

— Тольки, — говорит, — боже вас сохрани, не скушайте это. Это, — говорит, — не съестное, а это отравленная приманка, через что помрут ваши крысы.

Взял с меня, сукин сын, три рубли и отбыл. Через дней пять, самое большое, крыс вроде как прибавилось. Визг, грохот и треск прямо всю ночь. Тогда я рассердился и пошел до этого кустаря.

— Три рубли, — говорю, — берете, а крыс, между тем, не усмиряете. А крысы, — говорю, — у меня по-собачьему лаять начинают.

— Да, да, да, — говорит, — об чем речь. Очень, — говорит, — трудно и все такое. Если б, — говорит, — за цельную квартиру взяться, то, — говорит, — полная гарантия, а то, — говорит, — одна комната — это невозможно.

Очень долго пришлось наших жильцов уговаривать. Однако все-таки сложились, позвали этого кустаря и велели ему ликвидировать мир животных.

Поковырял он в каждом углу, положил разную дрянь, посоветовал ее не кушать, взял двенадцать рублей и отбыл.

Только глядим, проходит время, и крысы не уменьшаются.

Тогда гонят меня жильцы до этого кустаря и велят об этом доложить.

Кустарь-одиночка говорит:

— Да, — говорит, — это часто бывает. Очень, — говорит, — просто, но, — говорит, — ваш дом отравленный крысами. Если б, — говорит, — за весь дом взяться, то, — говорит, — может быть гарантия, а квартира, — говорит, — это капля в море.

Но когда я взял этого одиночку за грудки и хотел из него вытряхнуть душу, он сознался. Он говорит:

— И за дом, — говорит, — я гарантию не даю. Потому весь ваш район отравленный крысами. Если б, — говорит, — за весь район взяться, то, — говорит, — иное дело. И то, — говорит, — не ручаюсь. Так что крыс химическим газом где-то истребляют, и через это они посещают ваш район.

Тогда я рассердился, взял с кустаря свои пречистые и отбыл.

А вчера узнал, будто не очень давно в Гавани химическими газами травили крыс. Вот они и ринулись в другие, более буржуазные районы.

Гаванские ребята, не гоните крыс в нашу сторону. Тут тоже трудящийся народ проживает.

Это, конечно, достижение — в рабочем районе крыс истреблять, одначе просьба: не гоните больше на Петроградскую сторону. Своих довольно.