Иду я по улице Третьего Июля[18]. Спешу на работу. И смотрю, будто несколько советских граждан довольно странно идут по панели и смотрят чего-то. И все мимо проходящие подходят к ним, смотрят и пальцами указывают.
Может, только минута прошла, покуда я добежал до места происшествия, — густо уже, не протискаться. Спрашиваю:
— Что случилось, дорогие граждане?
Говорят:
— Это, дорогой гражданин, мильтон самогонщицу волокет в милицию.
Протискиваюсь. Встаю на тумбу. Вижу — действительно: волокет милиционер какую-то вредную гражданку.
А та вроде как сильно упирается, мелко-мелко шагает и с испугом на граждан поглядывает — самосуда, может, боится. Даже к конвоиру жмется — защиты просит в случае чего.
Тут задняя публика напирать начала. Потому и задним тоже охота посмотреть, какая это из себя самогонщица.
Давка началась образовываться.
Милиционер прямо сопрел просивши. Кричит:
— Граждане, разойдитесь, прошу вас. Ничего такого подобного не происходит. Дайте прохожим проходить.
Куда там! Не пропускают.
Какая-то старушечка пробирается сквозь толпу.
— Да это, — говорит, — может, и не самогонщицу ведут. С чего народ взял? Это, может, убийцу своего мужа как раз и волокут в милицию.
Тут толпа гукать, конечно, стала.
— А-а, — дескать, — жаба толстомясая... Давить, мол, таких надо без амнистии... Дали им волю, а они мужчин портить начали...
Милиционер видит: дело дрянь — сомнут сейчас арестованную гражданку.
— Граждане, — кричит, — разойдитесь, или в свисток свистать буду.
— Свисти, — говорят, — жалко, что ли.
Вскоре конная милиция прибыла.
Осадили народ на тротуар. Очистили дорогу.
Старший из милиции кричит:
— Да разойдитесь же, граждане! Все в порядке. Ничего такого не случилось... Это просто милиционер прогуливается со знакомой гражданкой под руку...
Ну конечно, толпа стала понемногу редеть. Потому дело обычное — отчего, мол, милиционеру в свободное от дежурства время не погулять со знакомой гражданкой? Пожалуйста!
Так и разошлись.