Сочинения в трех томах. Том 1

XVII. СБЫВШЕЕСЯ ГАДАНИЕ

Все это продолжалось не больше минуты, но за это время они поменялись ролями. Поражение превратилось в победу. Доротея понимала, что победа ненадежна и снова может стать поражением, и думала только о том, как бы не выпустить его до освобождения трех иностранцев.

Уверенно и твердо, точно командуя целым отрядом, Доротея распорядилась:

— Ружья на прицел! Стрелять при первом движении! Остальные пусть освободят пленных. Они в башне, направо от входа.

Остальные были Кастор и Поллукс. Кантэн остался на стене. Он резонно решил остаться в амбразуре стены, наставляя на бандита ржавое ружье образца 1870 года.

«Идут… Идут… Вошли…» — мысленно высчитывала Доротея.

Она видела, что поза Эстрейхера теряет напряженность. Он внимательно вглядывался в направленное на него ружье, прислушиваясь к топоту детских ножек, мало похожему на грузные шаги крестьян. Доротея понимала, что только револьвер удерживает его и что он уйдет до появления иностранцев. Эстрейхер колебался и вдруг, решившись, опустил руки.

— Не надуешь. Это твои мальчики, а ружье — старое ржавое полено. Меня на этом не проведешь.

— Буду стрелять.

— Такие, как ты, не убивают. Ты бы стреляла, защищаясь, но сейчас тебе нечего защищаться. А притом, что ты выиграешь, если меня посадят в тюрьму? Бриллиантов ты все равно не найдешь. Скорее у меня вырвут язык или изжарят на медленном огне, чем я выдам такую тайну. Бриллианты мои, и я их достану, когда мне захочется.

— Один шаг — и я выстрелю.

— Может быть, ты бы и выстрелила, если бы это было выгодно. А так — нет. Ну, до свидания. Я ухожу.

Эстрейхер прислушался.

— Слышишь, как орут твои мальчишки? Они отыскали Вебстера с компанией. Пока их развяжут, я буду далеко. Прощай. Вернее, до свиданья: мы еще увидимся.

— О нет.

— Увидимся. И последнее слово будет за мною. Сначала бриллианты, потом любовь.

— Не достанутся вам бриллианты. Если бы я в этом хоть мгновенье сомневалась, я никогда не выпустила бы вас живым.

— Это почему же?

— Скоро узнаете.

Эстрейхер хотел еще что-то сказать, но, так как голоса приближались, сорвался с места и побежал, пригибаясь, к кустарникам. Доротея бросилась за ним и прицелилась, решившись стрелять, но через секунду опустила револьвер:

— Нет, не могу, не могу. Да и к чему? Все равно возмездие близко…

И она бросилась навстречу друзьям. Вебстера развязали первым, и он первым помчался к ней.

— Где он?

— Удрал.

— Как! У вас револьвер, и вы его выпустили!

Подбежали Дарио и Эррингтон и тоже пришли в ужас.

— Неужели удрал? Не может быть. В какую сторону?

Вебстер взял у Доротеи револьвер.

— Понимаю. Вы не смогли убить его, да?

— Не смогла.

— Такого каналью, убийцу! Ну, ладно, мы сами с ним расправимся.

Но Доротея загородила дорогу.

— Стойте, он не один. Там пять или шесть вооруженных бандитов.

— Ну так что, — спорил американец, — в револьвере как раз семь патронов.

— Бога ради… Не надо, — умоляла Доротея, понимая, что перевес на стороне бандитов. — Останьтесь. И теперь все равно уже поздно, и шхуна уже отошла.

— Посмотрим.

И трое молодых людей бросились в погоню. Она хотела их догнать, но Монфокон со слезами вцепился ей в юбку. Ноги мальчика еще были спутаны веревкой. Он спотыкался и в ужасе лепетал:

— Доротея, не уходи!.. Доротея, я боюсь! Доротея!

Увидев милого капитана, она забыла обо всем на свете, взяла его на руки и стала утешать.

— Милый мой, маленький, не надо плакать: все кончено. Этот гадкий Эстрейхер больше не придет. Ты поблагодарил Кантэна, Кастора и Поллукса? Что бы с нами было, если б не они.

Доротея нежно расцеловала мальчиков. В первый раз досталась такая радость Кантэну.

— Ты только подумай, что бы с нами было, Монфокон, и какой ловкий фокус придумал Кантэн. Он прямо гений. Давай расцелуем его за это. Ну, расскажите, как вы нас нашли. Я заметила, что Кантэн бросал по дороге ветки и насыпал кучки камешков, но почему вы свернули к морю, а не прямо пошли на полуостров?

Радостный и счастливый от неожиданных похвал и поцелуев, Кантэн стал объяснять:

— Видишь ли, мы нашли на берегу лодку и спустили ее в воду. Нам было очень трудно грести, но мы все-таки доплыли и высадились через час недалеко от башни. Сначала мы не знали, куда идти, но вдруг Кастор услышал разговор; мы тихонько подкрались, узнали Эстрейхера и поняли, в чем дело.

— Ах ты, мой умник! Да и все вы умники, милые дети.

И новые поцелуи посыпались на щеки Кантэна, на лбы Кастора и Поллукса и на голову Монфокона.

— А нотариус! Где господин Деларю? — вскочила вдруг Доротея.

Бросились к башне. Нотариус лежал за кустами, за высокой травой, и мальчики его не заметили. Доротея наклонилась к старику.

— Кантэн, помоги мне распутать веревки… Господи, да он в обмороке. Господин Деларю, очнитесь, это мы… Очнитесь же, или мы уйдем.

— Нет-нет, — сразу очнулся нотариус. — Вы не имеете права. Враги…

— Их больше нет, они удрали.

— Но они могут вернуться. О, какие это негодяи. Посмотрите! Их атаман прострелил мне шляпу. Осел сбросил меня возле самых стен, и я влез на дерево. А они стали стрелять и попали в шляпу.

— Но пуля вас не задела?

— Нет, но в груди что-то болит. Я, кажется, контужен.

Доротея усмехнулась.

— Ну, это пустяки. Завтра все пройдет. Кантэн и Монфокон, разотрите мсье Деларю и помогите ему встать.

Нелепая погоня за Эстрейхером сильно беспокоила Доротею. Она пошла разыскивать иностранцев. К счастью, они заблудились в лабиринте тропинок и скал и кружили на месте, напрасно отыскивая берег, где причалила шхуна Эстрейхера.

Зато Доротея сразу взяла правильное направление. Из сети мелких тропинок она выбрала самую протоптанную и повела по ней иностранцев. До них долетали крики и ругань, но никого не было видно. Вдруг тропинка круто свернула в сторону и уперлась в отвесную скалу, по которой убегали наверх крутые ступеньки. Ловкий и подвижный итальянец первым вскарабкался на скалу и радостно крикнул:

— Вот они, негодяи. Здесь, на берегу. Не понимаю, что они делают.

За ним вскарабкался Вебстер с револьвером.

— Да-да, вот они. Бегите вон туда. Мы подойдем к ним вплотную.

И Вебстер указал на высокий мыс, подымавшийся над песчаным пляжем.

— Ни с места. Нагнитесь, — отрывисто приказала Доротея и первая припала к земле.

В полутораста метрах от места, где они укрывались, стояла большая рыбачья шхуна, на борту которой толпились человек шесть мужчин и растрепанная, резко жестикулирующая женщина. Они заметили Доротею и иностранцев. Один из матросов приложился и выстрелил. Пуля чмокнула в скалу, осыпав Эррингтона осколками гранита.

— Ни с места, или буду стрелять, — крикнул матрос, снова прицеливаясь.

Доротея едва оттащила своих спутников.

— Куда вы мчитесь? Ну, добежите до обрыва. А дальше что? Не будете же вы прыгать с сорокаметровой высоты.

— Спустимся вниз и обойдем скалу, — предложил Дарио.

— Не смейте. Это сумасшествие.

Вебстер возмутился.

— Почему? У меня револьвер.

— А у них ружья. И все равно поздно. Драма разыгрывается и без нас.

— Какая драма?

— Посмотрите.

Доротея одним взглядом разгадала, в чем дело. Да, они были только зрителями жуткой драмы, в которую не могли вмешаться.

В маленькой зеркальной бухточке стояла на якоре шхуна, на борту которой виднелась фигура связанного человека, окруженного пятью мужчинами. Растрепанная женщина бешено наскакивала на лежавшего, осыпала его отборными ругательствами, порой долетавшими до спутников Доротеи, и грозила ему кулаками.

— Вор! Подлец! Не хочешь сказать, отказываешься! Ну, подожди!

Она обернулась к матросам, сказала им что-то. Те рассыпались по шхуне, точно все их движения были заранее отрепетированы, и стали по местам. На шею лежавшего набросили петлю, перекинули ее через рею, и за конец взялись двое самых дюжих молодцов. Веревка натянулась, как струна. Фигура лежавшего приподнялась, несколько секунд простояла прямо, точно вырезанный из картона паяц, потом плавно взмыла на воздух и закачалась на густой синеве океана.

— Эстрейхер! — вскрикнул кто-то из иностранцев.

В мозгу Доротеи молнией сверкнуло то, что предсказала она ему при первой встрече у Шаньи.

— Да, это Эстрейхер.

— Чего они напали на него?

— Они требуют от него бриллиантов.

— Но он их еще не нашел!

— Вот этого они не знают. Я знала, что так случится. Когда Эстрейхер приказал им идти на шхуну, я заметила, как они переглянулись и какое зверское выражение сверкнуло у них в глазах. Я поняла, что они готовят ему ловушку.

Эстрейхера то спускали на палубу, то снова подвешивали. Женщина наскакивала на него, яростно ругаясь и потрясая кулаками:

— Будешь ты отвечать или нет? Где клад? Что ты с ним сделал?

Вебстер не выдержал:

— Это немыслимо… Какая гнусность. Надо их остановить.

— Как? Вы только что собирались пристрелить его, как собаку, а теперь собираетесь спасать.

Вебстер сам не знал, чего он хочет. Ни он, ни его друзья не могли равнодушно смотреть на такое душераздирающее зрелище. Заметив, что матрос бросил ружье, Вебстер стал сползать по обрыву, цепляясь за расселины и колючие кустарники. За ним полезли Дарио и Эррингтон.

Но спасти казнимого не удалось. Бандиты не пожелали вступать в перестрелку и подняли якорь. Пока иностранцы спустились на пляж, шхуна развернула паруса и быстро пошла в море.

Вебстер напрасно расстрелял все семь патронов. Он был взбешен и накинулся на Доротею:

— Это вы во всем виноваты! Зачем вы нас удержали? Целая стая подлецов ускользнула у нас из-под носа.

— Не понимаю, что вам нужно. Разве душа их шайки, атаман, уже не наказан? Погодите, в открытом море они его прежде всего обыщут и, не найдя бриллиантов, бросят в море вместе с трупом маркиза. Потому что никакая пытка не вырвет у него секрета.

— И вам достаточно одного Эстрейхера?

— Да.

— За что вы его ненавидите?

— Он убил моего отца.

Все дрогнули, умолкли на мгновение. Потом Дарио нерешительно спросил:

— А как же остальные?

— Пускай их вешают другие. Так будет лучше и для нас. Если бы их арестовали — пошли бы допросы, расспросы, потом суд. Газеты подняли бы шум. Разве все это приятно? Недаром маркиз Богреваль советовал нам уладить дело без посторонних.

— Да-а… — вздохнул Эррингтон, — дело действительно улажено, но и секрет бриллиантов потерян.

Далеко в океане белели паруса шхуны, быстро идущей на север…

К вечеру Дарио и Эррингтон отвезли нотариуса на постоялый двор, поручили его попечению мадам Амуру, посоветовав ей держать язык за зубами, а сами запрягли лошадей в фургон и отправились обратно на полуостров. Кантэн вел Кривую Ворону под уздцы, важно указывая дорогу. Молодые люди переночевали в башне Коксэн, а Доротея с детьми в фургоне. Рано утром Вебстер умчался куда-то на мотоциклетке и вернулся только к полудню.

— Я был в аббатстве Сарзо, — объяснил он удивленной компании, — и купил у монахов развалины Рош-Перьяк и весь полуостров.

— Боже мой, — всплеснула руками Доротея, — неужели вы думаете доживать в них свой век?

— Нет, но мы хотим спокойно продолжать поиски, а для этого приятно чувствовать себя дома.

— Послушайте, Вебстер, вы, кажется, богатый человек. Неужели вас так интересуют эти бриллианты и вам так хочется их отыскать?

— Я хочу выполнить до конца завещание маркиза. Если они существуют, надо, чтобы они достались нам, а не случайному человеку, не имеющему на них никакого права. Вы, конечно, поможете нам?

— Нет.

— Как! Почему?

— Потому что я добилась своего: преступник наказан!

— Но вы, по крайней мере, останетесь с нами на несколько дней?

— Хорошо, я согласна. И мне, и детям нужен отдых, но утром двадцать четвертого мы должны уехать. На это число я назначаю всем общий отъезд.

— Почему общий?

— Потому что и вы поедете с нами.

— Куда?

— В Вандею. Там есть старинная помещичья усадьба, куда в конце июля съедутся все потомки маркиза Богреваль. Я хочу познакомить вас с ними. Их, собственно, двое: граф де Шаньи-Роборэй и барон Дювернуа. Затем вы сможете сюда вернуться и копаться, сколько душе угодно.

— А вы? Разве не вернетесь?

— Нет.

— Тогда я продам Рош-Перьяк.

Наступили чудесные дни, полные неведомого очарования. Все утро молодые люди посвящали раскопкам, но так как Доротея не принимала в них участия, рвение непрошеных археологов скоро остыло. Завтракали и обедали возле фургона, под колоссальным дубом в четыре человеческих обхвата, от которого начиналась аллея. Веселая болтовня, шутки, игры, ясная погода, морской воздух и общество красивой остроумной девушки так нравились иностранцам, что дни летели незаметно и компания часто засиживалась почти до рассвета. Никто не нарушал их покоя. Да если бы туристам и взбрело в голову осматривать развалины, их напугала бы дощечка, прибитая к дубу:

«Частное владение. Вход воспрещается. Волчьи ямы и злые собаки».

Мальчики подружились с молодыми людьми. Вместе купались, играли, шалили, и все семеро приходили в восторг при имени Доротеи. Доротея казалась им каким-то волшебным существом, которому все поклонялись. Доротея подробно рассказала им свою жизнь: как росла, как служила сиделкой, как скиталась по ярмаркам и базарам, как встретилась с Эстрейхером и какую борьбу пришлось ей выдержать с ним. Они не сомневались в правдивости ее рассказов, но им казалось очень странным, что княжна д'Аргонь фигурирует в роли танцовщицы на канате. Странным и очаровательным. Иными словами, молодые люди влюбились.

Пылкий итальянец объяснился первым:

— Мои сестры будут счастливы назвать вас своей сестрой.

Это было на четвертый день их знакомства. На пятый день Эррингтон заговорил о своей матери, о домашнем уюте и о том, что мать его была бы очень счастлива иметь такую дочь, как Доротея. На шестой день настала очередь Вебстера, а на седьмой все они смотрели друг на друга волком и на следующее утро потребовали от Доротеи прямого ответа, к кому из них влечет ее душа.

Доротея весело расхохоталась:

— Неужто к одному из вас? Представьте себе, что у меня есть еще полдюжины кузенов и добрая сотня знакомых, готовых вступить в состязание с вами.

На девятый день ей пришлось вынести настоящую атаку, и, чтобы прекратить споры, она согласилась сделать выбор.

— Когда же? — настаивали иностранцы.

— Первого августа.

— Честное слово?

— Конечно.

После этой беседы поиски бриллиантов окончательно прекратились. Эррингтон вполне согласился с Монфоконом, что Доротея — самое лучшее сокровище на свете и лучшего наследства Богреваля нет и не может быть.

Утром двадцать четвертого июля Доротея приказала сниматься. Прощаясь с Рош-Перьяком, прощались они и с надеждой найти сокровище.

— Это потому, что вы не захотели нам помочь, — уверял Дарио. — Вы одна способны найти этот клад, за которым охотятся целых два века.

Но Доротея беззаботно рассмеялась и замахала руками:

— Забудьте о бриллиантах, милый друг.

Напрасно умоляли они Доротею сесть в поезд и отправить фургон багажом. Доротея стояла на своем, и им пришлось ехать с «Цирком Доротеи» и при каждой остановке присутствовать на представлении. Ловкость Доротеи привела их в восторг, и они не сводили с нее восхищенных взглядов. Правда, репертуар Доротеи был неисчерпаем: Доротея на Кривой Вороне, Доротея в партере, гимнастике, Доротея на канате, Доротея-танцовщица, Доротея, беседующая с публикой.

В Нанте остановились на три дня. Доротея хотела повидаться с нотариусом. Несчастный Деларю уже оправился от путешествия в Рош-Перьяк. Он очень приветливо встретил Доротею, познакомил ее с семьей и пригласил позавтракать.

Тридцать первого июля рано снялись со стоянки. День был жаркий и душный, и путники с трудом добрались до Мануар-О-Бютта. Оставив фургон за воротами, Доротея быстро направилась к дому.

В усадьбе было тихо и пустынно. Должно быть, все ушли в поля. И только из открытых окон дома доносился громкий спор. По простонародному говору и сварливому тону Доротея узнала ростовщика Вуарена.

— Извольте уплатить! — выкрикивал он, стуча по столу кулаками. — По запродажной, совершенной вашим дедом, вы обязаны уплатить мне триста тысяч франков наличными или билетами государственных займов по курсу. Срок сегодня, в пять часов пополудни. Сейчас без четверти пять, а денег я не вижу. Но знайте, в случае неуплаты — имение мое.

Рауль и граф Октав де Шаньи напрасно пробовали его успокоить и просили дать отсрочку.

— Никаких отсрочек! — орал Вуарен. — Деньги на стол! Уже четыре часа сорок восемь минут.

Вебстер тихонько дернул за рукав Доротею.

— Кто это Рауль? Это наш кузен?

— Да, молодой барон Дювернуа.

— А кто другой?

— Ростовщик, у которого заложено имение.

— Предложите ему мой чек.

— Он не возьмет чека.

— Почему?

— Потому что он всю жизнь мечтает об этом имении.

— Ах, подлец. Разве можно допустить подобную гадость?

— Спасибо, милый Вебстер, большое спасибо. Но наш приезд ровно за четверть часа до срока — не простое совпадение.

Она быстро взбежала по ступенькам террасы и вошла в комнаты. Рауль и Шаньи встретили ее изумленно-радостными восклицаниями. Рауль побледнел от счастья. На шум появилась мадам де Шаньи и горячо расцеловала Доротею.

А за столом сидел Вуарен, разложив бумаги и портфели. Рядом сидели приведенные им понятые и с нетерпением следили за движением минутной стрелки на часах.

— Пять! — воскликнул он победоносно.

— Ошибаетесь, — отозвалась Доротея. — Ваши часы спешат на целых три минуты: потрудитесь взглянуть на башенные часы.

— Это не меняет положения.

— Наоборот: трех минут вполне достаточно, чтобы уплатить вам ваш глупый долг и попросить вас оставить нас в покое.

Доротея быстро расстегнула пальто и вытащила из внутреннего кармана объемистую пачку тысячефранковых билетов.

— Получайте и проверьте. Нет-нет, пожалуйста, не здесь. Вы будете долго возиться, а нам хочется поскорее покончить. Пожалуйте в соседнюю комнату или на террасу.

И, тихонько подталкивая в плечи, выпроводила ростовщика за порог.

— Извините, пожалуйста, но у нас совершенно исключительные причины. Встреча родственников ровно через двести лет. Надеюсь, вы на меня не обижены. Отошлите расписку нотариусу Деларю в Нант. Ах, вот начинают бить часы; ровно пять часов, и долг уплачен. До свидания, всего наилучшего.