Социология. 2-е изд.

Восточный Тимор расположен в восточной части острова Тимор, который находится между Индонезией и Австралией. Это небольшая территория, по размеру лишь слегка превышающая половину Уэльса. У Восточного Тимора есть общая граница с Западным Тимором, который является частью Индонезии. В свое время это была португальская колония. Когда португальцы покинули эту территорию в 1975 г., туда вторглись индонезийцы и захватили эту землю. Во время оккупации погибло множество людей: возможно, не менее 200 000, т. е. одна треть исконного населения.

Движения протеста в Восточном Тиморе стремились добиться независимости и демократии в стране, но долгие годы они были безуспешны. Многие активисты были заключены в тюрьмы, других подвергали пыткам или казнили. Тем не менее, движение за самоопределение в Восточном Тиморе скорее крепло, чем утихало, и Восточный Тимор привлек к себе внимание международной общественности.

Президент Индонезии Сухарто, важнейшая фигура в деле подавления Восточного Тимора, был свергнут в ходе студенческих демонстраций в мае 1999 г. На референдуме в августе того же года подавляющее большинство восточных тиморцев проголосовало за независимость от Индонезии. Индонезийская армия ответила жестокими расправами, заставив сотни тысяч жителей покинуть страну под дулом пистолета. Тем не менее, восточные тиморцы добились своей независимости в октябре 1999 г. Войска ООН были посланы туда, чтобы защитить людей и обеспечить переход к самоуправлению и демократии.

Сколь успешным будет этот переход, пока остается неясным. Но силы, питающие стремление к независимости — национализм и желание иметь демократическое правительство, — безусловно, являются очень влиятельными в сегодняшнем мире. Они выступают практически везде. Во многих уголках света продемократическим движениям удалось успешно свергнуть авторитарные режимы. В бывшем СССР и Восточной Европе подобными движениями был свергнут коммунизм. Демократические формы правления были также за последние несколько лет установлены в большей части Латинской Америки и в некоторых странах Африки и Азии. Демократические правительства существуют значительно более продолжительное время в Западной Европе, Северной Америке, Австралии и Новой Зеландии.

Правительство, политика и власть

Как и очень многие аспекты современных обществ, сфера правления и политики подвергается капитальным изменениям. Правление — это регулярное проведение законов, установок, решений и государственных дел официальными лицами, входящими в политический аппарат. Политика касается средств, с помощью которых власть применяется в целях влияния на размах и содержание правительственной деятельности. Сфера политического может выходить далеко за пределы самих государственных институтов.

Изучение власти необыкновенно важно для социологии. Власть — это способность отдельных индивидов или групп людей заставить других считаться с их интересами или проблемами даже при оказании окружающими сопротивления. Иногда это подразумевает прямое применение силы, как, например, яростное сопротивление индонезийских властей демократическому движению в Восточном Тиморе. Власть является неотъемлемой частью практически всех общественных взаимоотношений, включая отношения между работодателем и работником. В этой главе рассматривается более узкий аспект власти, а именно власть государственная. В этой форме она практически всегда сопровождается идеологиями, которые используются для оправдания действий власть имущих. Например, применение индонезийским правительством силы против продемократического движения в Восточном Тиморе было защитой территориальной целостности Индонезии от регионального движения за независимость.

Законная власть — это легитимное применение власти правительством. Легитимность означает, что те, кто находится под законной властью некоего правительства, соглашаются с ним. Таким образом, просто власть отличается от законной власти. Когда про-демократические демонстрации в Восточном Тиморе набрали силу и правительство ответило на это заключением в тюрьмы и убийством активистов, это было применением власти, но также и указанием на то, что правительство потеряло власть законную.

Концепция государства

Государство существует там, где есть политический аппарат управления (такие институты, как парламент или конгресс, а также чиновники государственных служб), управляющий данной территорией, законная власть которого подкреплена законодательством и способностью применять военную силу для осуществления своей политики. Все современные общества являются национальными государствами, т. е. такими государствами, в которых подавляющее большинство населения являются гражданами, считающими себя частью единой нации. Национальные государства возникали в различные времена в разных точках планеты (например, США в 1776 г. и Чешская Республика в 1993 г.). Их основные характеристики разительно отличаются от неиндустриальных или традиционных цивилизаций, которые описаны во второй главе («Культура и общество»):

• Суверенитет. Территории традиционных государств всегда были плохо определены; уровень контроля, находившийся в руках центрального правительства, был довольно слаб. Понятие суверенитет, означающее, что правительство обладает законной властью на территории с четкой границей, внутри которой оно является высшим органом власти, не имело большого значения. По контрасту, все национальные государства являются государствами суверенными.

• Гражданство. В традиционных государствах большинство населения, которым правил король или император, проявляло мало знаний или интереса по отношению к тем, кто правил им. Не было у него и никаких политических прав или влияния. Как правило, только высшие классы или наиболее благосостоятельные группы людей чувствовали себя в какой-то мере причастными к политическому сообществу. В противоположность этому, в современных обществах большинство людей, живущих в пределах границ той или иной политической системы, являются гражданами, которые имеют общие права и обязанности и которые считают себя частью нации. Хотя существует ряд политических беженцев или людей «без государства», практически каждый в сегодняшнем мире является членом определенного национально-политического строя.

• Национализм. Национальные государства ассоциируются с подъемом национализма, который можно определить как систему верований и символов, выражающую ощущение причастности к единому политическому сообществу. Так, индивиды испытывают чувство гордости и сопричастности от того, что являются британцами, американцами, канадцами или русскими. Это те чувства, которые побудили восточных тиморцев добиваться своей независимости. Вероятно, люди всегда чувствовали идентификацию с социальными группами в той или иной форме — будь то семья, деревня или религиозная община. Национализм, однако, появился только лишь с развитием современного государства. Это основная форма выражения чувства идентификации с определенным суверенным сообществом. Мы исследуем феномен национализма более подробно в заключительной части данной главы.

Обсудив некоторые из наиболее важных характеристик современных государств, рассмотрим теперь основные типы политических систем, которые в них существуют.

Типы политического правления

На протяжении человеческой истории общества имели различные политические системы. Даже сегодня, в начале XXI в., страны мира продолжают организовываться согласно различным моделям и конфигурациям. Хотя сейчас большинство обществ называют себя демократическими, т. е. такими, которые управляются народом, другие формы политического правления продолжают существовать. В этом разделе мы рассмотрим три основных типа политических систем: монархию, либеральную демократию и авторитаризм.

Монархия — это политическая система, возглавляемая одним человеком, власть которого передается внутри одной семьи от поколения к поколению. В древности и в средние века монархии были популярны во многих областях мира, от Азии и Европы до частей Африки, и королевские семьи правили своими «подданными» на основании традиции и божественного права. Полномочие монархий легитимизируется скорее силой обычая, нежели закона.

Хотя некоторые современные государства, такие как Великобритания и Бельгия, до сих пор имеют монархов, последние стали немногим более чем условными главами государств. Монархи могут продолжать выполнять некоторые символические обязанности и быть главной национальной особенностью, но они редко влияют на ход политических событий. В небольшом количестве стран, таких как Саудовская Аравия, Иордания и Марокко, монархи по-прежнему обладают определенной степенью контроля над правительством. Наиболее распространены, однако, конституционные монархи, такие, например, как королева Великобритании, король Швеции, или даже император Японии, чья власть в действительности строго ограничена конституцией, которая наделяет полномочиями представителей, избранных народом.

Подавляющее большинство современных государств являются республиканскими, т. е. не имеющими короля или королевы. Практически все они, включая конституционные монархии, провозглашают себя приверженцами демократии.

Слово «демократия» происходит от греческого термина demokratia, составными частями которого являются demos («народ») и kratos («правление»). Демократия в широком смысле слова, следовательно, есть политическая система, при которой правит народ, а не монархи или аристократия. Звучит вполне просто, но это не так (см. врезку «Исследуя демократию: что же составляет „правление народа“?» в этой главе). Демократическое правление принимало совершенно различные формы в разные периоды времени и в различных обществах, в зависимости от того, как эта концепция интерпретировалась. Например, слово «народ» понимали по-разному: как владельцев собственности, как белых мужчин, как образованных мужчин, просто мужчин и как взрослых мужчин и женщин. В некоторых обществах официально принятая версия демократии ограничена сферой политики, тогда как в иных она распространяется и на другие аспекты общественной жизни.

Форма, которую принимает демократия в определенном контексте, во многом зависит от того, как понимаются ее ценности и цели и каким из них отдается предпочтение. Демократия в целом считается политической системой, наиболее пригодной для установления политического равенства, защиты свобод, общественных интересов, для выполнения нужд граждан, содействия моральному саморазвитию и обеспечения эффективного принятия решений, принимающих во внимание всеобщие интересы (Held 1996). Значение, которое придается каждой из вышеперечисленных целей, может повлиять на то, считается ли демократия в первую очередь формой народной власти (самоуправление и саморегулирование) или же она понимается как основа для поддержки принятия решений другими (например, группой избранных представителей).

Совместное демократическое правление

При так называемом совместном демократическом правлении (или прямой демократии) решения принимаются совместно теми, кого это непосредственно касается. Это оригинальный тип демократии, который практиковался в древней Греции. Те, кто являлись гражданами, а именно скромное меньшинство, регулярно собирались, чтобы обсуждать насущные проблемы жизни и принимать по ним решения. Совместное демократическое правление имеет весьма ограниченное значение в современных обществах, где политическими правами облечена основная масса населения, и было бы просто невозможно всем активно участвовать в принятии всех решений, которые их касаются.

Однако некоторые аспекты прямой демократии играют определенную роль в современных обществах. Небольшие общины в Новой Англии, на северо-востоке США, продолжают традиционную практику ежегодных «городских собраний». В эти специально отведенные дни все жители города собираются вместе, чтобы обсудить насущные нужды и проголосовать по тем вопросам местного значения, которые не подпадают под юрисдикцию правительства штата или федерального правительства. Другой пример прямой демократии — это проведение референдумов, где люди высказывают свои мнения по определенному вопросу. Прямой опрос большого количества людей становится возможным благодаря упрощению проблемы до одного-двух вопросов, на которые необходимо получить ответ. Референдумы регулярно используются на национальном уровне в ряде стран Европы, чтобы принять важные политические решения, такие как, например, вступление в Европейский валютный союз (ЕВС). Референдумы также использовались, чтобы решить спорные вопросы об отделении этнических националистически настроенных регионов, таких как Квебек, в основном франкоговорящей провинции Канады.

────────────────────────────┐

■ Исследуя демократию: что же составляет «правление народа»?

Идея в основе демократии достаточно ясна — народ должен отвечать за правление над собой в условиях политического равенства, а не находиться под властью верхушки лидеров, которые ему не подотчетны. Но если присмотреться поближе, становится не совсем ясно, что же означает находиться под «правлением народа». Как отметил Дэвид Хелд, вопросы могут быть поставлены к каждой части этой фразы (Held 1996).

• Кто есть народ?

• Какой тип участия ему дозволяется?

• Какие условия считаются благотворными для участия?

• Сколь широки или узки должны быть границы правления? Должны ли они быть ограничены, например, сферой правления, или же возможна демократия в других областях, например индустриальная демократия?

• Может ли правление охватить повседневные административные решения, которые должны приниматься правительствами, или же оно должно относиться только к важным политическим решениям?

• Все ли должны подчиняться правлению народа? В чем заключается обязательство и возможно ли несогласие?

• Должна ли часть народа действовать вне закона, если эта часть считает существующие законы несправедливыми?

• При каких обстоятельствах, если таковые вообще возможны, демократические правительства должны применять силу против тех, кто не согласен с их политикой?

Как отмечает Хелд, дебаты о «правлении народа» распространяются за пределы этих основных вопросов. Существуют различные точки зрения на условия, необходимые для успешного существования демократии. Может ли демократия поддерживаться во времена войны или гражданского кризиса? Необходимо ли демократическому обществу быть в основной массе образованным или обладать определенным материальным достатком? Не существует единого взгляда на эти фундаментальные аспекты демократии, а тем более на многие новые вопросы, возникающие в ходе стремительного процесса глобализации и социальных изменений. Сегодня демократия остается важным, но спорным предметом, сродни тому, как это и было в течение столетий.

────────────────────────────┘

Представительная демократия

Практика показывает, что совместное демократическое правление в большом масштабе является недостаточно гибкой, кроме особых случаев, таких как специальный референдум. Сегодня более распространена представительная демократия, т. е. политические системы, в рамках которых решения, касающиеся какой-то общины, принимаются не всеми ее членами, а людьми, специально избранными для этой цели. В области национального управления, представительная демократия принимает форму выборов в конгрессы, парламенты или аналогичные национальные органы. Представительная демократия также существует на других уровнях там, где принимаются коллективные решения, например, в провинциях или штатах внутри общенациональной общины, в больших городах, округах, небольших городках и других регионах. Многие крупные организации предпочитают вести свои дела, используя представительную демократию, выбирая небольшой исполнительный комитет, который будет принимать важнейшие решения.

Страны, в которых избиратели могут выбирать между двумя и более партиями и где большинство взрослого населения обладает избирательным правом, обычно называются либеральными демократиями. Великобритания и все остальные страны Западной Европы, США, Япония, Австралия и Новая Зеландия — все эти страны попадают в эту категорию. Некоторые страны Третьего мира, такие как Индия, тоже имеют либерально-демократическую систему. Совсем недавно к этому списку прибавились страны центральной и восточной Европы и бывший СССР, которые шли к демократии со времен падения коммунистического правления более десяти лет назад. Либеральная демократия еще не вполне установилась в некоторых из этих стран, таких как бывшие республики Центральной Азии, Югославия и даже Россия. В других странах, таких как Польша, Чешская Республика, Венгрия и страны Балтии, демократия, по-видимому, хорошо закрепилась.

Если демократия поощряет активное участие граждан в политических делах, то в авторитарных государствах народное участие отрицается или сильно сокращается. В таких обществах нужды и интересы государства являются приоритетными, по сравнению с нуждами обычных граждан, и не создано легального механизма оппозиции правительству или отстранения того или иного лидера от власти.

Авторитарные правительства существуют сегодня во многих странах, некоторые из них называют себя демократическими. Ирак, под властью Саддама Хуссейна, является примером авторитарного государства, где несогласие подавляется и, несомненно, большая часть национальных ресурсов перенаправляется на благо элиты. Мощные монархии Саудовской Аравии и Кувейта, а также руководство Мьянмы (Бирмы), строго ограничивают гражданские свободы граждан и лишают их значительного участия в государственных делах.

Азиатская страна Сингапур часто приводится как пример так называемого «мягкого авторитаризма». Причина этому — правление Партии народного действия, которая жестко держит власть в своих руках, но при этом обеспечивает высокий уровень жизни своих граждан, участвуя практически во всех аспектах жизни общества. Сингапур известен своей безопасностью, гражданским порядком и общественной вовлеченностью всех граждан. Хотя недавний экономический спад, безусловно, повлиял на жизнь страны, экономика Сингапура бурно развивается, на улицах чисто, люди работают и бедности практически не существует. Даже небольшие нарушения, такие как разбрасывание мусора или курение в общественных местах, облагаются большими штрафами; полиция обладает огромной властью при задержании граждан по подозрению в тех или иных нарушениях. Несмотря на такой явный контроль, народ очень доволен своим правительством и социальные неравенства минимальны по сравнению со многими другими странами. Хотя Сингапуру, возможно, и не хватает демократических свобод, версия авторитаризма в этой стране значительно отличается от тех, что присущи более диктаторским режимам.

Глобальное распространение либеральной демократии

В середине 1970-х гг. более двух третей всех обществ в мире могли считаться авторитарными. С того времени ситуация сильно изменилась — сегодня менее одной трети обществ авторитарны по своей сути. Демократия больше не сконцентрирована в основном лишь в западных странах; сейчас она поддерживается, во всяком случае в принципе, как наиболее желанная форма правления во многих регионах мира. Как отметил Дэвид Хелд, «демократия стала фундаментальным стандартом политической легитимности нашей эпохи» (Held 1996).

В этом разделе мы рассмотрим глобальное распространение либеральной демократии и предложим несколько возможных объяснений ее популярности. Затем мы перейдем к обсуждению основных проблем, с которыми демократия сталкивается в современном мире.

В течение долгого времени политические системы мира делились на либеральную демократию и коммунизм — такой, который существовал в бывшем Советском Союзе и восточной Европе (и который до сих пор существует в Китае и некоторых других странах). Большую часть XX в. значительная часть мирового населения жила при политических системах, коммунистических или социалистических по своей ориентации. Те сто лет, что прошли после смерти Маркса в 1883 г., казалось, подтверждали его прогноз о распространении социализма и о революциях рабочих по всему миру.

Дополнительно о Втором мире деморализованных экономик советского блока см. раздел «Первый, Второй и Третий миры» (глава 2, раздел «Типы обществ», подраздел «Глобальное развитие»).

Коммунистические государства считали себя демократическими, хотя системы в этих странах разительно отличались от того, что понимали под демократией люди на Западе. Коммунизм был по сути системой правления одной партии. Избирателям предоставлялся выбор не между различными партиями, а между различными кандидатами от одной и той же партии — Коммунистической; часто выдвигался всего лишь один кандидат. Реального выбора как такового не существовало. Коммунистическая партия была, бесспорно, доминирующей властью в обществах советского типа: она контролировала не только политическую систему, но и экономику.

Практически все на Западе, от опытных ученых до обычных граждан, полагали, что коммунистические системы укоренились глубоко и стали перманентной частью мировой политики. Немногие, если таковые были вообще, предсказывали тот драматический ход событий, который начал разворачиваться в 1989-м, когда рушился один коммунистический режим за другим в целой серии «бархатных революций». То, что казалось твердой и широко принятой системой власти по всей Восточной Европе, было свергнуто практически в одночасье. Коммунисты теряли власть со все увеличивающейся скоростью в странах, где они господствовали более полувека: Венгрии, Польше, Болгарии, Восточной Германии, Чехословакии и Румынии. В итоге Коммунистическая партия и в самом Советском Союзе потеряла контроль над властью. Когда 15 республик, входивших в состав СССР, заявили о своей независимости в 1991 г., Михаил Горбачев, последний советский лидер, стал «президентом без государства».

После падения Советского Союза процесс демократизации продолжал распространяться. Даже в некоторых наиболее авторитарных государствах мира можно найти признаки демократизации. В Иране, самом агрессивном мусульманском государстве мира, народное недовольство могущественными муллами (религиозными лидерами) ведет к пробным шагам по направлению к реформе на некоторых уровнях правления. Президента Ирана Мухаммеда Хатами сравнивали с Михаилом Горбачевым как лидера, который понимает, что если народное стремление к демократии не будет принято во внимание, это станет причиной развала самой системы. В Китае, где живет примерно пятая часть всего населения земного шара, коммунистическое правительство сталкивается с большим давлением в сторону демократизации. Тысячи людей остаются в заключении за мирное выражение своего желания демократии. Но все равно существуют группы, активно борющиеся за переход к демократической системе, им противостоит коммунистическое правительство. В последние годы в других авторитарных государствах, таких как Мьянма, Индонезия и Малайзия также наблюдался рост демократических движений. Некоторым из этих призывов к большим свободам был дан жестокий отпор. Тем не менее, «глобализация демократии» продолжается быстрыми темпами по всему миру.

Эта общая тенденция к демократии не незыблема. Демократические политические общества, как известно, оказывались хрупкими и уязвимыми в различные моменты истории. Мы не должны считать, что демократизация — процесс необратимый. Однако тот факт, что демократизация связана с более мощными силами глобализации, дает основание смотреть на будущее демократии с оптимизмом.

Почему же демократия стала столь популярной? Одним из наиболее часто приводимых объяснений является следующее: другие типы политической власти были опробованы и обманули ожидания, а демократия доказала, что она является «лучшей» политической системой (см. врезку на этой странице). Кажется, демократия действительно является лучшей формой политической организации, но одно лишь это не может адекватно объяснить недавние волны демократизации.

Причины же этого лежат в социальных и экономических изменениях, обсуждаемых в данной книге. Во-первых, демократия обычно ассоциируется с рыночной экономикой, которая показала себя системой более эффективной, нежели коммунизм, в производстве материальных ценностей. В качестве системы экономического управления и планирования коммунизм оказался неконкурентоспособным и неэффективным. Во-вторых, чем больше общественная деятельность глобализуется и на повседневную жизнь человека влияют события, происходящие где-то далеко, тем больше люди начинают требовать информации о том, как ими управляют — и следовательно, требовать большей демократии. Глобализация продвигает распространение идей и взглядов сквозь национальные границы и ведет к большей активности граждан во многих регионах мира.

────────────────────────────┐

■ Триумф демократии: конец истории?

Френсис Фукуяма — писатель, имя которого стало синонимом выражения «конец истории». Концепция конца истории базируется у Фукуямы на всемирном триумфе капитализма и либеральной демократии. В связи с революциями 1989 г. в Восточной Европе, распадом Советского Союза и движением к многопартийной демократии в других регионах, Фукуяма утверждает, что идеологические битвы прошлых времен окончены. Конец истории — это конец альтернатив. Никто уже не защищает монархизм, и фашизм также является феноменом прошлого. То же и с коммунизмом, который долго являлся основным соперником западной демократии. Капитализм победил в своей долгой битве с социализмом, вопреки предсказанию Маркса, и теперь у демократии нет соперников. Мы достигли, утверждает Фукуяма, «конечной точки идеологической эволюции человечества и универсализации западной демократии как итоговой формы правления в человеческом обществе» (Fukuyama 1989).

Работа Фукуямы вызвала ряд критических откликов, но в каком-то смысле она выделила основной феномен нашего времени. В настоящее время не существует значительного электората или массового движения, способного представить формы экономической и политической организации помимо рыночной и либеральной демократии. Хотя сейчас ситуация и кажется таковой, история вряд ли остановилась в том смысле, что мы исчерпали все доступные нам альтернативы. Кто знает, какие новые формы экономического, политического и культурного порядка могут появиться в будущем? Так же, как мудрецы средневековья не подозревали об индустриальном обществе, которое появилось вместе с упадком феодализма, так и мы не можем в данный момент предвидеть, как изменится мир за ближайший век.

────────────────────────────┘

В-третьих, существует влияние средств массовой информации, в особенности телевидения и сети Интернет. На цепную реакцию по распространению демократии, вероятно, очень повлияло то, что события в мире сегодня можно увидеть. С приходом новых телевизионных технологий, в особенности спутниковой и кабельной связи, правительства не могут установить контроль над тем, что видят их граждане. Как и в Китае, коммунистические партии Советского Союза и стран Восточной Европы раньше жестко контролировали телеканалы, каждый из которых принадлежал государству и управлялся им. Но распространение спутникового вещания открыло многим доступ к телепередачам с Запада, тем самым знакомя людей с иным взглядом на их жизнь и давая возможность определить степень правды правительственной пропаганды.

Растущая популярность Интернета усиливает эту тенденцию, облегчая прямое общение между индивидами и группами людей по всему миру. Интернет и сложные телекоммуникационные системы позволяют мгновенно передавать фото- и письменные материалы. Сегодня мы живем в «открытом информационном мире» — таком, в котором авторитарным правительствам значительно труднее контролировать поток информации (хотя многие до сих пор пытаются это сделать — см. нижнюю врезку). Эта «информатизированная» среда дает правительствам все меньше возможностей полагаться на старые формы власти; она подрывает легитимность тех правительств, правление которых основано на традиционном символизме или зависит от неоспоримого авторитета. В подобных условиях авторитарное правление идет вразрез с другими жизненными установками, такими как гибкость и динамизм, необходимыми для участия в глобальной экономике высоких технологий.

────────────────────────────┐

■ Интернет и демократизация

Интернет — это мощный двигатель демократизации. Он переступает национальные и культурные границы, облегчает распространение идей по всему миру и позволяет единомышленникам найти друг друга в царстве виртуального пространства. Все больше и больше людей в разных странах мира регулярно выходят в сеть и считают ее важной составляющей своего образа жизни. Однако динамичное распространение сети Интернет воспринимается правительствами, в особенности авторитарными, как угроза; они осознают, что сетевая активность способна свергнуть государственную власть. Хотя Интернет находится в более или менее свободном доступе в большинстве стран, некоторые государства начали предпринимать шаги к ограничению его использования гражданами.

В Китае, к примеру, число пользователей сети увеличилось в четыре раза — с 2,1 до 8,9 млн чел. — только лишь за 1999 г. Подсчитано, что количество китайских пользователей будет ежегодно увеличиваться вдвое. В ответ на этот быстрый рост китайское правительство объявило ряд строгих правил, запрещающих опубликование «государственных тайн» в сети, заблокировало прямые и косвенные линии между местными китайскими и зарубежными веб-страницами и ввело систему веб-цензуры, чтобы отслеживать содержание новостей и другой информации, доступной для обмена в сети Интернет.

В глазах китайских коммунистических лидеров, Интернет представляет собой опасную угрозу национальной безопасности, так как позволяет оппозиционным политическим группам координировать свои действия. В 1999 г., к примеру, тысячи сторонников Фалун Гонг (духовного движения, члены которого верят в то, что дыхательные упражнения продлевают жизнь) организовались с помощью сети Интернет и собрались в Пекине на молчаливый протест. Секретная информация о вооруженных силах и технологических возможностях Китая была якобы опубликована на китайских веб-страницах. Такие события дают подтверждение китайскому правительству, что Интернет — мощное средство связи, которое необходимо контролировать.

Правительства других стран пришли к аналогичным выводам. Правительство Мьянмы объявило запрет на распространение по сети Интернет или по электронной почте информации, «наносящей ущерб правительству». Малайзийские власти потребовали, чтобы все интернет-кафе вели списки людей, использовавших их компьютеры. В России местные Интернет-провайдеры обязаны присоединиться к системе электронного мониторинга, которая ведется службой государственной безопасности.

────────────────────────────┘

Поскольку либеральная демократия становится столь широко распространенной, мы можем ожидать, что она работает весьма эффективно. Тем не менее, проблемы с демократией есть практически везде. «Парадокс демократии» озадачивает: с одной стороны, демократия распространяется по земному шару, но с другой стороны, в развитых демократических обществах с давними демократическими институтами высок уровень разочарования в демократических процессах. Проблемы с демократией есть даже в странах и регионах ее происхождения — в Великобритании, Европе и США; например, как показывают опросы, все большее количество людей либо недовольны существующей политической системой, либо выражают равнодушие по отношению к ней.

Почему же многие недовольны именно той политической системой, которая, как кажется, сметает все на своем пути по миру? Ответы на эти вопросы, что любопытно, связаны с теми факторами, которые и помогли демократии распространиться, а именно с влиянием новых коммуникационных технологий и с глобализацией общественной жизни.

Как заметил американский социолог Дэниел Белл, национальное правительство стало «слишком маленьким, чтобы ответить на важные вопросы», такие как влияние всемирной экономической конкуренции или разрушение мировой окружающей среды; при этом оно же стало «слишком важным, чтобы разбираться в мелких вопросах», в проблемах, которые касаются отдельных городов и регионов. У правительства, например, недостаточно власти над деятельностью больших бизнес-корпораций, главных действующих лиц мировой экономики. Отдельная корпорация США может принять решение закрыть свои производственные заводы в Великобритании и построить вместо этого новую фабрику в Мексике, чтобы уменьшить затраты и более активно конкурировать с другими корпорациями. В результате тысячи рабочих Великобритании остаются без работы. Они, скорее всего, захотят, чтобы правительство что-то предприняло по этому поводу, но национальные правительства не в состоянии контролировать процессы, связанные с мировой экономикой.

Граждане многих демократий не склонны доверять избранным ими представителям и приходят к выводу, что национальная политика лишь ухудшает им жизнь. Растет циничное отношение к политикам, которые делают заявления о своей способности предвидеть или контролировать глобальные проблемы, возникающие за пределами уровня национального государства. Многие граждане осознают, что политики, по большому счету, не в силах повлиять на глобальные изменения, и в связи с этим относятся к заявлениям об успехах с большим подозрением. Опросы общественного мнения во многих западных странах выявляют, что восприятие гражданами того или иного политика, — серьезная проблема! Все растущее число граждан считает их корыстными и не заботящимися о проблемах, волнующих их электорат.

Некоторые основания для такого заключения получены из результатов двух недавних групповых исследований. По данным опросов, отношение к политикам среди молодых и среднего возраста британцев характеризуется цинизмом более, чем каким-либо другим фактором. Среди группы лиц 1970 года рождения 44 % считали, что политики занимаются политической деятельностью ради собственной выгоды. В группе тех, кто родился в 1958 г., 30 % согласились, что по большому счету неважно, какая политическая партия находится у власти, поскольку обычным гражданам от этого мало прямой выгоды. Опросы выявили, что политический цинизм более явствен среди тех, кто не имеет образования (ESRC 1997).

Одновременно с уменьшением влияния правительств на глобальные проблемы политические власти также отдалились от жизни большинства граждан. Многие граждане возмущаются тем, что решения, которые касаются их жизней, принимаются далекими «серыми кардиналами» — членами партий, группировок, лоббистами и бюрократами. Одновременно они могут прийти к мнению, что правительство не способно разобраться в важных местных проблемах, таких как преступность и бездомность. В результате этого вера в правительство значительно понизилась, что, в свою очередь, влияет на желание людей участвовать в политическом процессе.

Последствия «эпохи открытой информации» чувствуются не только в тоталитарных государствах, но также и в демократических. Мы живем в мире, где граждане и правительство имеют доступ практически к одной и той же информации. Даже демократические правительства долгое время полагались на некоторые «недемократичные» методы работы — от коррупции и устройства на работу по протекции до закулисных интриг и группировок — которые теперь разоблачаются намного быстрее и чаще благодаря продвижениям в области информационных технологий. Некоторые процессы, ранее остававшиеся скрытыми от глаз, теперь стали доступны и вызывают негодование и разочарование среди демократического электората. Все чаще «старые способы» ведения дел разрушаются и существующие политические структуры не могут более восприниматься как данность.

Некоторые обозреватели сегодня жалуются на то, что жители демократических стран стали апатичны и теряют интерес к политическому процессу. Действительно, рейтинги голосований за последние десятилетия упали и количество членов в основных политических партиях тоже уменьшилось. Однако было бы ошибкой предполагать, что люди не заинтересованы и потеряли веру в демократию как таковую. Опросы общественного мнения показывают, что подавляющее большинство жителей демократических стран называют демократию своей предпочтительной формой правления. Более того, есть признаки, что интерес к политике на самом деле находится на подъеме, просто он направлен не на традиционную партийную политику. Членство в общественных группах и ассоциациях растет, и активисты направляют свои силы на создание новых общественных движений, сосредоточенных на решении отдельных проблем, таких как окружающая среда, права животных, торговая политика и нераспространение ядерного оружия (см. раздел «Политические и социальные изменения» этой главы).

Какова же в таком случае судьба демократии во времена, когда демократическое правление кажется неспособным справиться с ходом событий? Некоторые обозреватели считают, что с этим трудно что-либо сделать, что правительство не может и надеяться контролировать стремительные изменения, происходящие вокруг нас, и что наиболее разумно будет сократить роль правительства и допустить к руководству рыночные силы. Такой подход, однако, сомнителен. В нашем безудержном мире нам нужно больше, а не меньше власти правительства. Однако эффективное правление в нынешнюю эпоху требует углубления демократии как на уровне государства, так и выше, и ниже его.

Вскоре мы увидим, как некоторые из вышеперечисленных сил дают себя почувствовать в политике Великобритании. Либеральная демократия по определению предполагает наличие нескольких политических партий. Прежде всего мы рассмотрим различные типы политических систем, которые могут быть сгруппированы под общим ярлыком либеральной демократии.

Политические партии и голосование в странах Запада

Политической партией можно назвать организацию, которая ориентирована на достижение законного контроля над правительством с помощью избирательного процесса. Существует множество типов партийной системы. Будет ли процветать двухпартийная система или же та, в которой партий больше двух, во многом зависит от природы избирательных процедур в данной стране. Две партии обычно доминируют в политической системе там, где выборы основаны на принципе победитель получает всё. Кандидат, который набирает наибольшее количество голосов в том или ином географическом избирательном округе, выигрывает местные выборы и представляет весь избирательный округ в парламенте. Там, где выборы построены по другому принципу, например, по принципу пропорционального представительства (при котором места в представительных органах распределяются пропорционально количеству полученных голосов), двухпартийные системы встречаются реже.

В западноевропейских странах встречаются различные типы партийной организации, и не все из них присутствуют в политике Великобритании. Некоторые партии основаны на религиозной принадлежности, как, например, Социально-христианская партия (Parti Social Chrétien) и Католическая народная партия (Katholieke Volkspartij) в Бельгии; некоторые партии являются этническими, представляющими особые национальные или языковые группы, такие как Шотландская национальная партия (Scottish National Party) в Великобритании или Шведская народная партия (Svenska Volkpartiet) в Финляндии; другие партии являются сельскими, представляющими интересы аграриев, например, Центральная партия (Centerpartiet) в Швеции или Швейцарская народная партия (Schweizerische Volkspartei) в Швейцарии; также существуют экологические партии, заботящиеся о вопросах окружающей среды, например, Партия зеленых в Германии. Во многих европейских странах есть также ультраправые националистические партии, которые враждебно относятся к иммигрантам и иностранцам (см. ниже).

Социалистические и лейбористские партии формировали правительства в тот или иной момент в большинстве западноевропейских стран со времен Второй мировой войны. До недавнего времени во всех этих странах существовали официально признанные коммунистические партии, некоторые из них были большими (например, в Италии, Франции и Испании). Учитывая перемены в Восточной Европе, многие из них сегодня изменили свои названия. Существует множество консервативных партий (такие, как Республиканская партия (Parti Républicain) во Франции или Консервативная и Юнионистская партии (Conservative and Unionist Party) в Великобритании), а также «центристских», занимающих «середину» между левыми и правыми (например, Либерально-демократическая партия (Liberal Democrats) в Великобритании). (Термин «левые» используется по отношению к радикальным или прогрессивным политическим группам; «правые» — к более консервативным группам.)

В некоторых странах лидер партии большинства или же одной из партий, состоящих в коалиции, автоматически становится премьер-министром — главной политической фигурой страны. В других случаях (как, например, в США) президент выбирается отдельно от партийных выборов в основные представительные органы. Едва ли хоть одна из избирательных систем в западных странах является в точности такой же, как другие, и большинство из них сложнее, чем система, принятая в Великобритании. Примером может послужить Германия. В этой стране члены бундестага (парламента) выбираются по системе, которая сочетает в себе принцип «победитель получает всё» и принцип пропорционального представительства. Половина членов бундестага выбирается в избирательных округах, где выигрывает кандидат, набравший наибольшее количество голосов. Остальные 50 % членов парламента выбираются согласно пропорции голосов, которые они набирают в определенных региональных областях. Именно эта система дала возможность Партии зеленых выиграть места в парламенте. Ограничение в 5 % было установлено, чтобы предотвратить ненужное размножение мелких партий — это та минимальная часть от общего количества голосов, которую должна набрать партия, чтобы получить представительство в парламенте.

Системы с двумя доминирующими партиями, как в Великобритании и США, обычно ведут к тому, что большинство голосов отдается парламентариям, придерживающимся умеренных взглядов, некой «середины», и исключают более радикальные взгляды. Партии в этих странах обычно культивируют имидж умеренности и иногда становятся столь похожими друг на друга, что декларируемые ими отличия едва заметны. Казалось бы, множество интересов могло бы быть представлено каждой из партий, но довольно часто они сливаются в единую пресную программу со слабо выраженными установками. Многопартийные системы позволяют более прямо выражать различные интересы и точки зрения и обеспечивают возможности для представления радикальной альтернативы, но с другой стороны, отдельно взятая партия имеет мало шансов получить большинство голосов. Это приводит к коалициям, которые могут страдать от неспособности принимать решения из-за крупных внутренних конфликтов, или же к быстрой смене выборов и новых правительств, ни одно из которых не в состоянии оставаться у власти в течение длительного срока и от этого очень ограничено в своих действиях.

«Ультраправые» партии в Европе

Растущее неприятие иммиграции отразилось на политических победах правых партий в ряде европейских стран. Наиболее драматичной была ситуация в Австрии, где Партия свободы, до недавнего времени возглавляемая Йоргом Хайдером, получила 27 % голосов на национальных выборах в октябре 1999 г. и вступила в коалиционное правительство с консервативной Народной партией. Хайдер, в прошлом открыто превозносивший нацистскую «политику занятости» и ветеранов гитлеровского СС, строил свою компанию на жесткой платформе «чрезмерной иммиграции», которая была, несомненно, антииммигрантской и антиевропейской. Хотя Австрия долгое время была одной из наиболее стабильных и процветающих стран Европы, идея Хайдера нашла отклик у многих избирателей. За последние десять лет Австрия приняла тысячи иммигрантов из Восточной Европы и Балкан; на данный момент иммигранты составляют около 10 % от общего населения. После объявления нового коалиционного правительства в феврале 2000 г. Вена была наводнена протестами; государства, также входящие в ЕС, объявили о своем намерении изолировать Австрию дипломатически, а Израиль отозвал своего посла из Вены.

Следуя непосредственно за австрийскими выборами, ультраправая Народная партия в Швейцарии получила 23 % голосов, что сделало ее самой мощной политической силой в стране. В Швейцарии, которая не является ни членом ЕС, ни членом ООН, каждый пятый житель — иммигрант. Народная партия успешно мобилизовала антииммигрантские настроения среди населения и улучшила свое положение за счет призыва к ужесточению законов о политическом убежище во время войны в Косове в первой половине 1999 г.

В других европейских странах ультраправые партии имеют некоторую поддержку, но остаются на периферии. В Италии Ломбардская Лига имеет мощную поддержку избирателей на севере страны. Национальный Фронт Жана-Мари Ле Пена во Франции набрал целых 15 % голосов на выборах, базируясь на антииммигрантской платформе. Даже в скандинавских странах, долгое время бывших бастионом либерализма в отношении расовых вопросов, появились ультраправые группировки с ощутимой поддержкой.

Многие иммиграционные организации и организации по борьбе за права человека в Европе и по всему миру выразили беспокойство по поводу того, что на их взгляд является нарождающейся волной расизма, связанной с поддержкой строительства так называемой «Европы-крепости» (см. подраздел «Беженцы, соискатели политического убежища и экономические мигранты» в разделе «Иммиграция и межэтнические отношения на континенте» главы 9). И тем не менее, наблюдаются не только тенденции уменьшения терпимости, что показывает спад в ряде стран поддержки ультраправых партий в период с 1994–1995 по 1999 гг. Антирасистские организации получили заметное развитие во всех вышеупомянутых странах, и большинство правительств резко усилило меры по уменьшению дискриминации.

До XIX в. партии в Великобритании считались лишь временным методом, необходимым для мобилизации поддержки в отдельных случаях или кризисах. По мере того как партии развивались в более стабильные организации, они начали ассоциироваться с идеей о том, что поддержка руководства может приносить определенные блага. Членство в партии и преданность ей постепенно стали связаны с различными формами покровительства, при котором преданные получали вознаграждение в виде определенных должностей в новой администрации.

Большую часть XX в. две основные партии (лейбористы и консерваторы) доминировали на политической арене страны и политика соперничества развилась с помощью сбора поддержки двух конкурирующих правительственных команд, каждая из которых состоит из членов одной партии.

Британская избирательная политика за последние двадцать с лишним лет сильно изменилась. И лейбористы, и консерваторы находятся под все большим давлением от уменьшения числа членов, сокращения ресурсов и потери поддержки избирателей. Партии лейбористов удалось удачно перестроиться и вернуться к власти в 1997 г., в то время как у партии консерваторов продолжает наблюдаться рекордно низкий уровень членов, а контингент сторонников стареет. Чтобы понять опыт основных партий за последние двадцать лет, важно учитывать несколько факторов. Первый фактор является структурным: доля экономически активного населения, занятого на традиционных должностях «синих воротничков», значительно понизилась. Не подлежит сомнению, что это постепенно уменьшило число традиционных источников поддержки у лейбористов, таких как рабочие кварталы и профсоюзы. Второй фактор — раскол, произошедший в партии лейбористов в начале 1980-х, который привел к основанию Социал-демократической партии (СДП). Хотя СДП более не существует, Либерально-демократическая партия, образовавшаяся позднее путем слияния либеральной и социал-демократической партий, получила значительную поддержку и увела часть голосов от двух основных партий.

Третьим фактором стало влияние г-жи Тэтчер, премьер-министра от консерваторов с 1979-го по 1990 гг. Энергичная программа реформ, начатая г-жой Тэтчер и ее правительством, являла собой существенный шаг в сторону от философии тори, принятой ранее. При тэтчеризме основной упор делался на сокращении роли государства в экономической жизни и на доверии рыночным силам как основе индивидуальных свобод и экономического роста.

В-четвертых, появление «новых лейбористов» в середине 1990-х (см. ниже) обозначило существенно новый подход к британской политике.

В течение первого срока своего правления, в политике г-жи Тэтчер делался основной упор на «монетаризм». Контроль над валютным запасом считался ключом к уменьшению инфляции и содействию здравому управлению экономикой. Цели, поставленные для валютного контроля, однако, оказались недостижимыми, и впоследствии от монетаризма практически отошли.

После выборов 1983 г. движущая сила тэтчеризма в экономике была поддержана приватизацией государственных компаний. Продажа акций компаний «British Telecom», «British Gas», «British Steel», «British Airways» и «British Petroleum» вызвала широкий отклик. Называется ряд преимуществ такого рода приватизации. Считалось, что она вновь принесет здоровую экономическую конкуренцию вместо неуклюжих и неэффективных государственных бюрократий, уменьшит общественные расходы и поставит точку над политическим вмешательством в административные решения. Приватизационная политика, начатая г-жой Тэтчер, имела долгосрочное влияние. Первоначально партия лейбористов сильно оспаривала ее. Позднее, однако, лейбористы оставили свою враждебную позицию и признали, что большая часть этой приватизации была неизбежной.

«Леди не свернет с пути!» — провозгласила г-жа Тэтчер в одном из своих наиболее известных публичных заявлений. Возможно, наиболее сильным элементом постоянства при тэтчеризме были личность и моральный облик самой г-жи Тэтчер. Ее категоричный подход не завоевал симпатии у большей части электората, но вызвал уважение к ее качествам как национального лидера. Отказ г-жи Тэтчер отступать перед лицом аргентинской оккупации Фолклендских островов показался многим конкретным выражением этих качеств, и ее доминирующая роль в правительстве также подкреплялась характерными для нее увольнениями тех членов кабинета, которые не разделяли ее взглядов.

Однако после ее сокрушительной победы на выборах в 1987 г. популярность г-жи Тэтчер у электората начала резко падать. Основными факторами стали непопулярность подушного налога (Community Charge — налог, основанный не на доходах или имуществе, а просто «на душу населения») и движение экономики в сторону рецессии. Уровень недовольства правлением г-жи Тэтчер внутри партии консерваторов достиг такой высоты, что старшие коллеги убедили ее снять свою кандидатуру во время соревнования за партийное лидерство в 1990 г. Ее сменил Джон Мейджор (Kingdom 1999).

При Мейджоре консерваторы продолжили приватизацию государственных предприятий даже там, где это было отнюдь не популярно у электората. К примеру, компания «British Rail» была поделена на части и продана в частном тендере, хотя опросы показали, что большинство населения не поддерживало эту программу.

Отчасти в ответ на влияние тэтчеризма, отчасти в качестве реакции на более глобальные события, включая усиление мировой экономической конкуренции, партия лейбористов начала менять свою идеологию. Этот процесс был начат при Ниле Кинноке, который ушел в отставку со своего поста лидера лейбористов после проигрыша партии на выборах в 1992 г., и был продолжен при Джоне Смите, вплоть до его преждевременной смерти. Тони Блэр стал лидером партии в 1994 г. и незамедлительно принялся за продолжение серьезных реформ. Окрестив свою преобразованную партию «Новые лейбористы», Блэр вел успешную внутрипартийную кампанию по отмене 4-й Статьи — статьи партийного устава, которая обязывала партию проводить политику широкого общественного владения промышленными предприятиями.

Тем самым лейбористы официально признали первостепенную важность рыночной экономики, которую г-жа Тэтчер была так твердо намерена расширять. Поступив таким образом, партия внесла изменения, сходные с теми, которые произошли в большинстве социалистических партий в Западной Европе. Решающим влиянием в данном случае стало крушение коммунистических режимов в Советском Союзе и Восточной Европе. Взгляды партии лейбористов всегда в значительной степени отличались от коммунистических — уровень государственного владения индустриальными предприятиями в коммунистических обществах был намного более высоким, чем тот, какой когда-либо представляла себе партия лейбористов. Однако большинство людей согласилось, что развал коммунизма был сигналом к тому, что необходимо также радикально пересмотреть и менее экстремальные представления о социализме. Идея о том, что современная экономика может напрямую «управляться» с помощью государственного контроля — главное положение и в коммунизме, и в социализме «старых лейбористов», — теперь кажется устаревшей.

Выборы 1997 года

Выборы 1997 г., которые привели к власти «новых лейбористов», представляли собой одну из крупнейших избирательных перемен в Великобритании в XX в. — скачок в 10,3 % от консерваторов к лейбористам — и положили конец восемнадцати годам правления партии консерваторов. Партия лейбористов получила 419 мест в парламенте (в отличие от 165 у консерваторов), что дало им на 179 мест больше, чем всем остальным партиям вместе взятым, — рекордно большое преимущество за всю историю парламента. Доля голосов, отданных в пользу тори (31,4 %), была самой низкой с 1832 г. Это ознаменовало резкое снижение довольно стабильного уровня поддержки, получаемой консерваторами даже в начале того десятилетия.

К примеру, в 1992 г. тори получили 42,8 % голосов. Другим важным итогом выборов 1997 г. стали солидные данные у либеральных демократов, которые получили 46 мест, что является наиболее высоким результатом для либеральной партии в послевоенную эпоху.

Как можно объяснить эти драматичные изменения на выборах? На итоги, по всей видимости, повлиял ряд факторов. Многие обозреватели предположили, что низкое число избирателей, явившихся на выборы, — 71,3 % зарегистрированных избирателей — указывает на то, что электорат голосовал не столько за «новых лейбористов», сколько это было «протестное голосование» ради каких-то перемен. По подсчетам, примерно 2 млн избирателей партии консерваторов остались дома в день выборов — факт, который, как представляется, безусловно повысил сильные результаты лейбористов.

Освещение кампании средствами массовой информации могло также повлиять на конечный результат. Пока лейбористы успешно продвигали имидж Тони Блэра как молодого, энергичного и настроенного на реформы, тори уничтожались обвинениями в коррумпированных сделках, а сами они, казалось, расходились друг с другом по важнейшим вопросам, таким как роль Великобритании в Европе. Анализ ежедневного освещения в прессе событий, касающихся Джона Мейджора и Тони Блэра, показал, что большее внимание было уделено кандидатам как личностям, нежели их профессиональным качествам. Это сработало против Джона Мейджора. Хотя Мейджора часто характеризовали как честного и смелого человека, его резко обвиняли в том, что в качестве лидера он некомпетентен и неэффективен. Блэра же и оппоненты, и приверженцы называли пылким и упорным (Seymour-Ure 1998). Газеты, которые прежде поддерживали проблемы консерваторов и их политиков в годы выборов, в 1997 г. больше поддерживали лейбористов.

Эти сдвиги в электорате «новых лейбористов» отражаются на составе членов парламента. Члены парламента от лейбористов достаточно молоды: десять из них были моложе тридцати и более половины — не старше пятидесяти лет во время их избрания. Новый состав также включает большее количество «белых воротничков», чем раньше, больший процент людей с высшим образованием и преподавателей. В заключение, рекордное число членов парламента от лейбористов — 101 человек — женщины, по сравнению с 37-ю в 1992 г. Это, отчасти, результат целенаправленной политики партии лейбористов по увеличению числа женщин в парламенте. В течение некоторого времени, пока эту установку не отменили в суде, окончательные списки, состоящие только из женщин, использовались для получения половины мест, которые можно было выиграть лейбористам.

После прихода к власти «новые лейбористы» взялись за амбициозный курс политической реформы и модернизации. Оставаясь по-прежнему верным таким ценностям, как социальная справедливость и солидарность, правительство всячески пыталось заняться проблемами нового миропорядка. Оно признало, что старая политика не соответствовала задачам нового времени. Как и более двенадцати других правительств Европы, «новые лейбористы» хотели двинуться за пределы традиционных политических категорий «левого» и «правого» и проводить новый тип центристско-левой политики. Поскольку этот подход старается избежать обычных политических разделителей, его часто называют политикой третьего пути.

У политики третьего пути существуют шесть основных признаков:

1. Переустройство правительства. Действующее правительство обязано отвечать требованиям быстро развивающегося мира, однако правительство не должно ассоциироваться лишь с бюрократиями, организованными по принципу «верх — низ», и национальной политикой. Динамичные формы управления и администрации, например те, которые порой можно найти в бизнес-секторе, могут работать вместе с правительством для защиты и оживления общественной сферы.

2. Развитие гражданского общества. Одни лишь правительство и рынок не в состоянии решить множество проблем в современных обществах. Гражданское общество — сфера вне государства и рынка — должно быть укреплено и объединено с правительством и бизнесом. Группы добровольцев, семьи и ассоциации граждан могут играть важную роль при рассмотрении общественных проблем от преступности до образования.

3. Переустройство экономики. Третий путь предполагает новую смешанную экономику, которая характеризуется балансом между государственным регулированием и отменой государственного регулирования. Этот путь отрицает неолиберальный взгляд, что отмена регулирования — единственный путь обеспечения свободы и роста.

4. Реформа государства всеобщего благосостояния. Хотя очень важно защищать нуждающихся с помощью эффективных услуг в области социального обеспечения, государство всеобщего благосостояния должно подвергнуться реформе, чтобы стать более эффективным. Политика третьего пути стремится к «обществу заботы», признавая при этом, что старые формы социального обеспечения часто оказывались неэффективными для уменьшения неравенства и скорее контролировали, нежели давали права бедным.

5. Экологическая модернизация. Политика третьего пути отрицает точку зрения, согласно которой защита окружающей среды и экономический рост не совместимы. Существует множество способов, с помощью которых приверженность защите окружающей среды может создавать рабочие места и стимулировать экономическое развитие.

6. Реформа всемирной системы. В эпоху глобализации политика третьего пути обращается к новым формам мирового управления. Транснациональные ассоциации могут привести к демократии более высокого уровня, нежели национальное государство, и способны сделать возможной большую степень власти над изменчивой международной экономикой.

Политика третьего пути появилась на фоне двойного политического кризиса. Как уже было замечено ранее, революции 1989 г. показали, что социализм был неэффективным подходом к экономической организации, однако и неудержимый энтузиазм по отношению к свободному рынку, излюбленный неолиберальными консерваторами, был также несовершенен. Программа модернизации политики третьего пути, принятая в Великобритании и других местах, была попыткой творчески откликнуться на силы глобализации. Она стремилась обуздать силу этих трансформаций с целью оживления существующих наработок правительства и демократии.

Эта идея нахождения третьего пути в политике была, однако, широко раскритикована. Многие консерваторы видят эту новую политику как, в общем-то, лишенную содержания, скорее как политическую позу, нежели как программу, имеющую реальный смысл. С другой стороны, некоторые из более традиционных левых полагают, что третий путь уделяет вовсе не достаточно внимания решению проблем неравенства и незащищенности. Они считают, что «старые лейбористы» по-прежнему лучше своей новой версии.

────────────────────────────┐

■ Политическое участие женщин

Голосование имеет особое значение для женщин на фоне их борьбы за получение всеобщего избирательного права: один человек — один голос для каждого, будь то мужчина или женщина, борьбы, которая длилась долгое время практически повсеместно. Сейчас во многих странах наблюдается примерно равное соотношение голосующих мужчин и женщин. Перемены в социальном разделении между мужчинами и женщинами принесли изменения в политическом участии женщин. С началом уменьшения различий во власти и статусе между мужчинами и женщинами уровень голосования среди женщин повысился. До того как женщины получили право голоса, мнения по поводу возможного воздействия на политику участия женщин в выборах сильно расходились. Те, кто был за право женщин голосовать считали, что приход последних в политику радикально изменит политическую деятельность, наполняя новым смыслом понятия альтруизма и нравственности. Те же, кто был против распространения права голоса, утверждали, что вмешательство женщин в политику опошлит политическую жизнь и одновременно подорвет стабильность семьи. Ни одного из этих экстремальных последствий не произошло. Получение женщинами права голоса не изменило характер политики в значительной степени. Модели голосования у женщин, как и у мужчин, формируются партийными предпочтениями, возможными установками и разнообразием имеющихся кандидатов. Однако в Великобритании и США во время недавних выборов женщины-избиратели считались ключевым электоратом, который необходимо завоевать, чтобы победить повсеместно. И Билл Клинтон, и Тони Блэр успешно очаровывали женщин-избирателей на выборах в 1990-х гг., называя среди своих приоритетов те проблемы, которые особенно беспокоят женщин. Политические эксперты говорят о «мамах-активистках» и «вустерской женщине»[9], когда описывают этот важный круг избирателей, состоящий из работающих женщин, принадлежащих среднему классу, чья политическая поддержка сегодня способна обеспечить или же разрушить те или иные политические притязания. Кажется очевидным, что многие вопросы и проблемы, которые особенно беспокоят женщин, и которые прежде игнорировались или считались «вне политики», теперь являются важной частью политических дебатов. Такими проблемами являются забота о детях, равноправие на рабочем месте, возможность абортов, научные исследования в лечении рака груди, контроль над владением оружием, перемены в законодательствах о браке и разводе и права лесбиянок.

────────────────────────────┘

Политические и социальные изменения

Политическая жизнь ведется далеко не только в традиционных рамках политических партий, голосований и представительства в законодательных и правительственных структурах. Зачастую группы людей считают, что их стремления и идеалы не могут быть достигнуты внутри этих рамок или же им оказывается активное сопротивление. Несмотря на вышеописанное распространение демократии, живучесть авторитарных режимов во многих странах, таких как Китай, Куба и бывшая Югославия, напоминает нам о том, что осуществление перемен внутри существующих политических структур не всегда возможно. Иногда политические и социальные изменения могут быть осуществлены только с использованием нетрадиционных форм политических действий.

Наиболее драматичным и имеющим серьезные последствия примером нетрадиционного политического действия является революция — свержение существующей политической власти путем массового движения с использованием насилия. Революции — это напряженные, волнующие и поразительные события; не удивительно, что они привлекают к себе много внимания. И все же, несмотря на их высокий драматизм, революции происходят относительно редко. Наиболее распространенным типом нетрадиционной политической деятельности являются общественные движения — коллективные попытки привлечь внимание к некоему общему интересу или достичь определенной общей цели с помощью действий вне сферы известных организаций. В современных обществах было множество различных общественных движений помимо тех, что ведут к революции, некоторые из них существовали долго, другие были преходящими. Они являются столь же несомненной приметой современной жизни, сколь и формальные, бюрократические организации, против которых они нередко выступают. Многие современные общественные движения являются международными и во многом полагаются на использование информационных технологий, включая местных участников движения в решение глобальных проблем.

Общественные движения различаются по своим формам и размерам. Некоторые из них совсем маленькие и насчитывают не более дюжины членов, другие могут состоять из тысяч или даже миллионов участников. Некоторые общественные движения занимаются своей деятельностью в рамках законов того общества, в котором они существуют, другие действуют как нелегальные или подпольные группы. Для движений протеста характерно, однако, действовать на грани того, что считается правительствами допустимым с точки зрения закона в определенном месте или в определенное время.

Общественные движения часто возникают с целью изменить существующее положение в той или иной общественно значимой сфере, такой, например, как расширение гражданских прав для той или иной части населения. В ответ на общественные движения иногда возникают контрдвижения в защиту статус-кво. Например, кампания за право женщин на аборт была встречена шумными протестами выступающих против абортов (так называемых активистов «за жизнь»), которые считают, что аборты должны быть запрещены.

Законы или установки часто изменяются именно в результате действий, предпринятых общественными движениями. Такие изменения в законодательстве могут иметь мощное воздействие. Например, группы рабочих не могли по закону призвать своих коллег к забастовке, и последние с большей или меньшей строгостью наказывались в различных странах. В конце концов, однако, эти законы были изменены, и забастовка стала допустимой тактикой, используемой при производственном конфликте.

Общественные движения являются одной из наиболее сильных форм коллективного действия. Хорошо организованные, постоянно проводимые кампании могут давать впечатляющие результаты. Например, американское движение за гражданские права успешно продвинуло важные законодательные акты, запрещающие расовую сегрегацию в школах и общественных местах. Феминистское движение добилось важных результатов для женщин в вопросах экономического и политического равенства. В последние годы активисты движения за охрану окружающей среды смогли заставить правительства и корпорации пойти на ряд важных уступок, как, например, в вопросе генетически модифицированных (ГМ) продуктов питания (см. главу 19 «Рост народонаселения и экологический кризис»).

Новые общественные движения

Последние три десятилетия отмечены настоящим бумом общественных движений в странах по всему миру. Эти разнообразные движения — от движений за гражданские права и феминистских движений 1960–1970-х гг., антиядерных и экологических движений 1980-х гг. до кампании по защите прав сексуальных меньшинств 1990-х гг. — комментаторы часто называют новыми общественными движениями (НОД). Современные общественные движения отличаются от своих предшественников из прошлых десятилетий. Многие обозреватели считают, что НОД — уникальный продукт современного общества конца столетия, и они в значительной степени отличаются по своим методам, мотивам и ориентирам от форм коллективного действия, существовавших ранее.

Подъем новых общественных движений в последние годы отражает меняющиеся опасности, с которыми сталкиваются человеческие общества. Условия для общественных движений созрели — традиционные политические организации все чаще не могут справиться с поставленными им задачами. Они не в состоянии творчески ответить на опасности, угрожающие природе, на потенциальные опасности ядерной энергии и генетически модифицированных организмов, на мощное влияние информационных технологий. Эти новые проблемы таковы, что существующие демократические политические институты не могут и надеяться на их устранение. В результате эти вновь появляющиеся сложные задачи зачастую игнорируются или избегаются до тех пор, пока не становится слишком поздно и наступает настоящий кризис.

Общим воздействием этих новых проблем и угроз является ощущение, что люди «теряют контроль» над своими жизнями на фоне быстрых перемен. Индивиды чувствуют себя менее защищенными и более изолированными — сочетание, которое ведет к ощущению беспомощности. Корпорации, правительства и средства массовой информации, напротив, кажется, доминируют во все возрастающем числе аспектов жизни людей, усиливая ощущение безудержности мира. Растет ощущение того, что, будучи пущенной на самотек, глобализация принесет еще больше опасностей для жизни граждан.

См. раздел «Глобализация и новые опасности» в главе 3.

Мы можем рассматривать НОД с точки зрения «парадокса демократии», упомянутого ранее. Хотя вера в традиционную политику, судя по всему, ослабевает, рост НОД является свидетельством того, что граждане в современных обществах конца века не апатичны и не равнодушны к политике, как иногда утверждается. Скорее, существует мнение, что участвовать напрямую полезнее, чем полагаться на политиков и политические системы. Чаще чем когда бы то ни было люди поддерживают общественные движения как способ подчеркнуть сложные моральные проблемы и поместить их в центр общественной жизни. В этом отношении НОД помогают восстанавливать демократию во многих странах. Общественные движения составляют основу сильной гражданской культуры или гражданского общества — сферы между государством и рынком, занимаемой семьей, общественными ассоциациями и другими неэкономическими институтами.

В последние годы две из наиболее влиятельных сил в современных обществах конца столетия — информационные технологии и общественные движения — объединились, что дало потрясающие результаты. В наш век информации общественные движения по всему миру способны объединиться в огромные региональные и международные сети, включающие в себя неправительственные организации, религиозные и гуманитарные объединения, ассоциации по защите прав человека, защитников прав потребителей, активистов охраны окружающей среды и других, кто проводит кампании в защиту общественных интересов. Сейчас такие электронные сети обладают ранее небывалой способностью немедленно реагировать на события, которые происходят, получать доступ и делиться информационными ресурсами и оказывать давление на корпорации, правительства и международные организации в качестве части стратегии своих кампаний. К примеру, колоссальные акции протеста против Всемирной торговой организации (ВТО), состоявшиеся в Сиэтле, были по большей части организованы через сети, базирующиеся в Интернете.

Интернет занимал важнейшее место в этих переменах, хотя мобильные телефоны, факсы и спутниковое вещание также ускорили их эволюцию. Одним нажатием кнопки события местного значения распространяются по всему миру. Широкие массы активистов от Японии до Боливии могут встретиться в сети и поделиться информационными ресурсами, обменяться опытом или скоординировать совместные действия.

Последний аспект использования Интернета — возможность координировать международные политические кампании — больше всего беспокоит правительства и вдохновляет участников общественных движений. За последние десять лет число «международных общественных движений» стабильно росло по мере распространения Интернета. От глобальных протестов выступающих за отмену долга стран Третьего мира до международной кампании по запрету фугасных бомб (которая достигла своей кульминации в виде Нобелевской премии мира), Интернет доказал свою способность объединять участников кампаний сквозь национальные и культурные границы. Некоторые обозреватели рассуждают о том, что в век информации происходит «миграция» власти от национальных государств к новым неправительственным объединениям и коалициям.

Политические советники в таких «умных» организациях, как корпорация RAND в США, говорят о сетевых войнах — крупных интернациональных конфликтах, в которых на кон соревнования поставлены информация и общественное мнение, а не ресурсы или территория. Участники сетевых войн используют средства массовой информации и ресурсы, доступные в режиме онлайн, чтобы формировать то, что некоторые группы населения знают об общественной жизни. Эти сетевые движения часто нацелены на распространение информации о корпорациях, государственных установках или воздействии международных соглашений на те аудитории, которые в другом случае могли бы и не знать о таковых. Для многих правительств — даже демократических — сетевые войны являются пугающей и трудноуловимой угрозой. Вот о чем предупреждает доклад Армии США: «Новое поколение революционеров, радикалов и активистов начинает создавать идеологии века информации, в которых личности и приверженности могут перейти от национального государства на уровень международного гражданского общества» (цит. по: Guardian. 19 Jan. 2000).

Беспочвенны ли эти страхи? Есть основания полагать, что общественные движения в последние годы действительно радикально изменились. Мануэль Кастеллс в своей книге «Сила личности» рассматривает три примера общественных движений, которые, будучи совсем не похожи по своим проблемам и задачам, привлекли внимание международной общественности к поставленным ими вопросам с помощью эффективного использования информационных технологий (Castells 1997). Мексиканские повстанцы-сапатисты[10], американское движение «милиция»[11] и японский культ Аум Синрике — все они использовали средства массовой информации, чтобы донести свою идею протеста последствиям глобализации и выразить свой гнев, вызванный, потерей контроля над собственными судьбами.

Согласно Кастеллсу, каждое из этих движений полагается на информационные технологии в качестве организационной инфраструктуры. Например, без Интернета повстанцы-сапатисты так и оставались бы изолированным партизанским движением в Южной Мексике. Вместо этого в течение нескольких часов после их вооруженного восстания в январе 1994 г. в Интернете появились национальные и международные группы, цель которых была — поддержать дело повстанцев и обвинить мексиканское правительство в грубом подавлении этого восстания. Сапатисты использовали телекоммуникации, интервью для СМИ и видеоматериалы, чтобы обнародовать свой протест против торговой политики, таким как Североамериканское соглашение о свободе торговли (NAFTA), которые еще больше лишают бедных индейцев из областей Оаксака и Чиапас благ глобализации. В связи с тем что их дело было вынесено на первые полосы онлайн сетей участников общественных кампаний, сапатисты смогли заставить мексиканское правительство пойти на переговоры и привлекли международное вникание к пагубному влиянию свободной торговли на уровень жизни коренного населения.

Националистические движения

Некоторые из наиболее важных социальных движений в современном мире являются националистическими. Мыслители-социологи XIX и начала XX вв. практически не проявляли интереса или тревоги по отношению к национализму. Маркс и Дюркгейм видели национализм прежде всего как разрушительную тенденцию и полагали, что усиление экономической интеграции, полученное благодаря современной индустрии, станет причиной его скорого заката. Лишь Макс Вебер уделил много внимания анализу национализма и был готов объявить себя националистом. Но даже Вебер не смог оценить, сколь важным станут национализм и идея нации в XX в.

В начале XXI в. национализм не просто жив, но, по крайней мере в некоторых местах мира, процветает. Хотя мир стал более взаимозависимым, особенно за последние тридцать-сорок лет, эта взаимозависимость не привела к концу национализма. В некотором отношении она, возможно, даже способствовала его усилению.

Возрождение национализма в бывшей Югославии описано в подразделе «Этнические конфликты» (глава 9, раздел «Этническая интеграция и этнические конфликты»).

Современные мыслители пришли к разным умозаключениям относительно того, почему так происходит. Существуют также разногласия по поводу этапа истории, при котором национализм, нация и национальное государство появились как таковые. Некоторые считают, что у них гораздо более ранние истоки.

Национализм и современное общество

Пожалуй, главным теоретиком национализма является Эрнест Геллнер (1925–1995). Геллнер утверждает, что и национализм, и нация, и национальное государство являются продуктами современной цивилизации, истоки которой лежат в индустриальной революции конца XVIII в. Национализм и чувства или ощущения, с ним связанные, не имеют глубоких корней в человеческой природе. Это продукты нового крупномасштабного общества, которое создается индустриализмом. Согласно Геллнеру, национализм как таковой, а также понятие нации не знакомы традиционным обществам (Gellner 1983).

Существуют несколько черт современных обществ, которые привели к появлению этих феноменов. Во-первых, современное индустриальное общество ассоциируется с быстрым экономическим развитием и сложным разделением труда. Геллнер отмечает, что современный индустриализм создает потребность в гораздо более эффективной системе государства и правительства, чем та, что существовала ранее. Во-вторых, в современном государстве индивиды обязаны постоянно общаться с чужестранцами, поскольку в основе общества лежит теперь не деревня или город местного значения, а нечто намного более крупное. Массовое образование, основанное на «государственном языке», которое дается в школах, — основное средство, с помощью которого крупномасштабное общество может быть организовано и сохранять свое единство.

Теория Геллнера была раскритикована по нескольким аспектам. Критики говорят, что это функционалистская теория, которая утверждает, что образование работает на социальное единство. Как и при более общем подходе функционалистов, этот взгляд склонен недооценивать роль образования в генерировании конфликтов и разногласий. Теория Геллнера, в общем-то, не объясняет тех страстей, которые национализм может пробуждать и часто вызывает. Сила национализма, возможно, связана не просто с образованием, но с его способностью формировать идентичность — нечто, без чего индивидуумы не могут существовать.

Потребность в идентичности, конечно же, родилась не с появлением современного индустриального общества. В связи с этим критики утверждают, что Геллнер не прав, столь сильно отделяя национализм и нацию от досовременных времен. В чем-то национализм весьма современен, но он также использует чувства и формы символизма, которые уходят гораздо глубже в прошлое. Согласно одному из наиболее известных исследователей национализма, Энтони Смиту, нации обычно имеют прямые линии преемственности от более ранних этнических общин, или как он их называет, этни или этнос. Этнос — это группа, которая объединена идеей общего происхождения, общими культурными особенностями и связью с определенной родиной.

Многие нации, как отмечает Смит, действительно возникли в доиндустриальную эпоху, и в предыдущие исторические периоды существовали этнические общины, которые напоминают нации. Евреи, к примеру, представляют собой отчетливый этнос в течение более чем 2 000 лет. В определенные периоды евреи объединялись в общины, которые обладали рядом характеристик наций. Но только после Второй мировой войны все эти элементы были объединены в форму национального государства Израиль. Как и большинство других национальных государств, Израиль не был образован из единственного этноса. Палестинское меньшинство в Израиле ведет свое происхождение от весьма отличающегося этнического источника и утверждает, что создание израильского государства сместило палестинцев с их древней родины — отсюда и их постоянный конфликт с евреями в Израиле, а также разногласия между Израилем и большинством сопредельных арабских стран.

Различные страны развивались относительно этноса по-разному. В некоторых, включая большинство стран Западной Европы, распространялся какой-то один этнос, вытесняя ранее живших на этой территории соперников. Так, в XVII в. во Франции говорили на нескольких других языках (помимо французского. — Прим. перев.), с которыми связаны другие этнические истории. По мере того как французский становился основным языком, большинство его соперников впоследствии исчезли. Однако их остатки закрепились в некоторых областях. Одним из таких мест является страна басков, расположенная по обе стороны франко-испанской границы. Баскский язык довольно сильно отличается и от французского, и от испанского, и баски утверждают, что у них отдельная культурная история. И хотя уровень насилия и близко не приближался к тому, который наблюдался в других местах, таких как Восточный Тимор или Чечня на юге России, группы сепаратистов в стране басков спорадически устраивали серии взрывов, стремясь приблизиться к своей цели — независимости.

Живучесть строго очерченных этносов внутри сложившихся наций приводит к феномену нации без государства. В подобной ситуации налицо многие из основных характеристик нации, но тем, кто составляет такую нацию, недостает независимой политической организации. Сепаратистскими движениями, такими как в Чечне или Басконии, а также во многих других местах мира, таких как Кашмир в северной Индии, движет желание организовать автономное государство с самоуправлением.

Можно признать несколько различных типов наций без государств, в зависимости от взаимоотношений этноса с более крупным национальным государством, внутри которого он существует (Guibernau 1999).

1. В некоторых случаях национальное государство может принимать культурные отличия своего меньшинства или меньшинств и позволять им определенную степень активного развития. Так, в Великобритании Шотландия и Уэльс признаются как имеющие свою историю и культурные особенности, отличные от остального Соединенного Королевства, и они до некоторой степени имеют свои отдельные институты. К примеру, большинство шотландцев являются пресвитерианцами, и Шотландия уже давно имеет отдельную от Англии и Уэльса систему образования. Шотландия и Уэльс достигли еще большей автономности внутри Соединенного Королевства в целом с организацией Шотландского Парламента и Национальной Ассамблеи Уэльса в 1999 г.

Подобно им, Баскония и Каталония (область вокруг Барселоны в северной Испании) признаются «автономными общинами» внутри Испании. У них есть свой собственный парламент, который обладает определенным количеством прав и полномочий. Однако и в Великобритании, и в Испании основная власть по-прежнему остается в руках национальных правительств и парламентов, расположенных, соответственно, в Лондоне и Мадриде.

2. Некоторые нации без государств обладают большей степенью автономности. В Квебеке (франкоговорящей провинции Канады) и Фландрии (нидерландскоговорящей области на севере Нидерландов), региональные политические органы обладают правом принимать важные решения, не будучи при этом полностью независимыми. Как и в случаях, упомянутых в предыдущем пункте, там также есть националистические движения, призывающие к полной независимости.

3. С другой стороны, существуют некоторые нации, которые практически совершенно не признаются государством, в состав которого они входят. В таких случаях более крупное национальное государство использует силу для того, чтобы отказать национальному меньшинству в признании. До недавнего развертывания процесса мирного урегулирования на Ближнем Востоке палестинцы были явным примером такой группы. Другим примером являются тибетцы в Китае и курды, чья родина приходится на части Турции, Сирии, Ирана и Ирака.

Тибетцы и курды ведут свою культурную историю из глубины веков. История Тибета тесно связана с определенными формами буддизма, которые получили там свое развитие. Тибетский лидер в изгнании — Далай Лама — за пределами Тибета руководит движениями, которые стремятся достичь отдельного тибетского государства ненасильственным путем. В отличие от тибетцев, среди курдов существует несколько движений за независимость, в основном базирующихся за границей, которые провозглашают насилие способом достижения своих целей. У курдов в Брюсселе существует «парламент в изгнании», но у него нет поддержки всех сепаратистских движений.

В случае тибетцев и курдов шансы достичь даже ограниченной автономии невелики, если правительства соответствующих национальных государств не решат в какой-то момент изменить свою нынешнюю политику. Но в других случаях возможен сценарий, когда национальные меньшинства могут предпочесть внутреннюю автономию, нежели полную независимость от тех государств, в которых они проживают. В Басконии, Каталонии и Шотландии, к примеру, лишь маленькая часть населения сейчас поддерживает идею полной независимости. В Квебеке недавний провинциальный референдум по вопросу независимости от Канады был отменен, когда не было набрано нужного количества голосов избирателей.

Национальные меньшинства и Европейское сообщество

В случае национальных меньшинств в Европе важную роль играет Европейское сообщество. Европейское сообщество было организовано в результате заключения договоров о взаимной поддержке между основными странами Западной Европы. Однако ключевым моментом философии ЕС является передача власти областям и регионам. Одной из явных целей ЕС является создание «Европы регионов». Этот момент очень поддерживается большинством баскских, шотландских, каталонских и других национальных меньшинств. Члены этих меньшинств часто озабочены утерей части их культурного наследия в прошлом и стремятся к его восстановлению. Они рассматривают ЕС как способ сохранения их особой идентичности. Их право обращаться напрямую в организации ЕС, такие как Европейский парламент и Европейский суд, может дать им достаточно автономности, чтобы быть уверенными в том, что они — хозяева собственных судеб. Таким образом, представляется как минимум вероятным, что существование ЕС будет означать то, что национальные меньшинства откажутся от своего идеала — полной независимости — в пользу кооперативных отношений с более крупными нациями, частью которых они являются, и с ЕС.

В большинстве стран развивающегося мира курс, которым идут национализм, нация и национальное государство, отличается по сравнению с индустриальными обществами. Большинство менее развитых стран когда-то были колонизированы европейцами и достигли независимости в определенный момент второй половины XX в. Во многих из этих стран границы между колониальными администрациями были произвольно установлены в Европе и не принимали во внимание существующие экономические, культурные или этнические различия среди населения. Колониальные власти побеждали и подчиняли себе королевства и племенные группировки, существовавшие на африканском субконтиненте, в Индии и других частях Азии, и устанавливали свои собственные колониальные администрации или протектораты. Следствием этого стало то, что каждая колония была «совокупностью народов и бывших государств или их частей, собранных вместе внутри одних и тех же границ» (Akintoye 1976, 3). Большинство колонизированных территорий содержали целую мозаику этносов и других групп.

Когда бывшие колонии получали свою независимость, им было зачастую трудно создать ощущение государственности и национальной принадлежности. Хотя национализм играл важную роль в обеспечении независимости колонизированных территорий, он в основном ограничивался небольшими группами активистов. Националистические идеи не влияли на большинство населения. Даже сегодня многие постколониальные государства находятся под постоянной угрозой внутренних соперничеств и конкурирующих притязаний на политическую власть.

Практически полностью колонизированным континентом была Африка. Националистические движения за независимость Африки после Второй мировой войны хотели освободить колонизированные земли от европейского господства. Когда эта цель была достигнута, новые лидеры повсеместно испытывали колоссальные затруднения в своих попытках создать национальное единство. Многие из лидеров 1950-х и 1960-х гг. получили образование в Европе или США, и разница между ними и их гражданами, большинство которых были безграмотными, неимущими и не знакомыми с правами и обязанностями, провозглашаемыми демократией, была огромной. При колониализме некоторые этнические группы процветали больше, чем другие; у этих групп были разные интересы и цели, и вполне естественно, что они воспринимали друг друга как врагов.

Гражданские войны разразились в ряде постколониальных государств Африки, таких как Судан, Заир и Нигерия; в других странах как Африки, так и Азии, наблюдались этническое соперничество и антагонизм. Например, в Судане около 40 % населения говорили на арабском языке и утверждали, что они этнически арабского происхождения. В других регионах страны, в особенности на юге, на арабском практически не говорили. Когда к власти пришли националисты, они начали программу по национальной интеграции, основанную на арабском языке в качестве государственного. Эта попытка была лишь частично успешной, напряжение и стресс, которые она принесла, заметны до сих пор. Тяжелые проблемы, с которыми сталкивается большая часть африканского континента, являются прямым результатом подобных затруднений.

Еще одним таким примером является Нигерия. В стране проживает около 120 млн чел.: по большому счету, каждый четвертый африканец является жителем Нигерии. Нигерия — бывшая британская колония, получившая свою независимость 1 октября 1960 г. Государственным языком страны остается английский. Однако использование английского в основном ограничено небольшим количеством более образованных групп населения. Большая часть населения говорит на трех основных языках, носящих названия соответствующих народностей — йоруба, ибо и хауса. Имеется также более 300 диалектов, которые существуют как внутри основных языков, так и за их пределами. Многие из этих диалектов, по сути дела, являются самостоятельными языками — так, некоторых диалектов йоруба говорящие на другом диалекте языка йоруба не понимают.

Вскоре после получения независимости в 1960 г. в стране началась вооруженная борьба между различными этническими группами. К власти пришло военное правительство, и с тех пор периоды гражданского правления чередовались с этапами правления военных. В 1967 г. разразилась гражданская война, в ходе которой одна из областей, Биафра, стремилась стать независимой от всей остальной страны. Сепаратистское движение было подавлено с помощью военной силы с большими человеческими потерями. Последующие правительства пытались насаждать более высокое чувство национальной самобытности под лозунгом «родины Нигерии», но создание ощущения национального единства и общей цели по-прежнему является сложной задачей. Страна обладает большими запасами нефти, но, как и прежде, по большей части погрязает в бедности и до сих пор находится в тисках авторитарной власти.

Подведем итоги: большинство государств в развивающемся мире появилось в результате процессов формирования нации, отличающихся от тех, которые происходили уже в индустриальном мире. Государства были образованы извне, в границах территорий, где до этого зачастую не было культурного или этнического единства. Такие проблемы, как показывает практика, повсеместно трудно преодолеть. Современные нации возникли наиболее эффективно либо в тех регионах, которые никогда не были полностью колонизированы, либо там, где уже имело место сильное культурное единство — например в Японии, Корее или Таиланде.

Заключение: национальное государство, национальная принадлежность и глобализация

В некоторых областях Африки нации и национальные государства до конца еще не сформированы. Однако в других регионах мира некоторые авторы уже пишут о «конце национального государства» перед лицом глобализации. Согласно японскому писателю Кениши Омаэ, в результате глобализации мы все больше живем в «мире без границ», в котором национальная принадлежность ослабевает (Ohmae 1995; см. также подраздел «„Гиперглобалисты“» в разделе «Споры о глобализации» главы 3).

Насколько обоснована эта точка зрения? Процессы глобализации, безусловно, влияют на все государства. И подъем «наций без государств», возможно, связан с глобализацией. На развитие глобализации люди часто реагируют попытками возродить местные особенности, желая достичь защищенности в быстро меняющемся мире. В результате распространения мирового рынка у наций снизилась былая собственная экономическая мощь.

Однако было бы неверным утверждать, что мы с вами свидетели кончины национального государства. В каком-то смысле верно обратное. Сегодня каждая страна в мире является и желает быть национальным государством — такое государство стало универсальной политической формой. До недавнего времени у него еще были конкуренты. Колонизированные земли и империи существовали параллельно с национальными государствами в течение большей части XX в. Можно утверждать, что последняя империя исчезла лишь с крахом советского коммунизма. Советский Союз был действительно в центре империи, охватывающей свои страны-сателлиты из Восточной Европы. Теперь все они стали независимыми нациями, так же как и многие территории, которые находились в пределах бывшего Советского Союза. Сейчас в мире действительно существует гораздо больше суверенных наций, чем двадцать лет тому назад.

Краткое содержание

1. Термин «правительство» относится к политическому аппарату, в котором чиновники утверждают политику и принимают решения. Политика — это средство применения власти в целях повлиять на размах и смысл правительственной деятельности.

2. Власть есть способность достигать своих целей даже несмотря на сопротивление остальных, что часто подразумевает применение силы. Считается, что правительство обладает законной властью, когда применение им власти легитимно. Такая легитимность исходит из согласия тех, кем управляют. Наиболее распространенной формой законного правления является демократия, но возможны также другие законные формы.

3. Государство существует там, где есть политический аппарат, управляющий данной территорией, и чья законная власть опирается на законодательство и возможность применять силу для реализации своей политики. Современные государства являются национальными государствами, для которых характерны идея гражданства, признание того, что люди обладают общими правами и обязанностями и осознают свою роль в государстве, а также национализм — ощущение принадлежности к более широкому объединяющему политическому сообществу.

4. Монархия — это политическая система, при которой власть передается внутри одной семьи от поколения к поколению. При конституционной монархии власть королевской семьи строго ограничена конституцией, которая вручает законную власть в руки демократически избранных представителей.

5. Демократия — это политическая система, при которой правит народ. При совместном демократическом правлении (или прямой демократии) решения принимаются теми, кого это касается. Либеральная демократия — это представительная демократия, при которой все граждане имеют право голоса и могут выбирать как минимум между двумя партиями.

6. В авторитарных государствах участие народа в управлении запрещено или строго ограничено. Нужды и интересы государства являются приоритетными по отношению к нуждам обычных граждан, и не существует законных механизмов, позволяющих занять оппозиционную правительству позицию или лишить лидера власти.

7. Число стран с демократическими правительствами резко увеличилось в последние годы во многом благодаря воздействию глобализации, средств массовой информации и капитализму со свободной конкуренцией. Но и у демократии существуют проблемы: люди повсеместно начали терять веру в способность политиков и правительств решать проблемы и управлять экономикой, а политическое участие в избирательной системе уменьшается.

8. Политическая партия — это организация, ориентированная на достижение легитимного контроля над правительством с помощью процесса выборов. В большинстве стран Запада крупнейшими партиями являются те, которые ассоциируются с широкими политическими интересами, в целом ориентированными на социализм, либерализм или консерватизм. Ультраправые партии в последнее время пользовались поддержкой в ряде европейских стран во многом из-за полемики по вопросу иммиграции.

9. Британская политика последних лет ощущала на себе влияние тэтчеризма, т. е. ряда доктрин, ассоциирующихся с правлением г-жи Тэтчер. Тэтчеризм предполагает веру в желательное уменьшение роли государства и господство свободного рыночного предпринимательства.

10. Партия лейбористов сильно изменилась за последние 25 лет. В особенности при лидерстве Тони Блэра «новые лейбористы» отошли от таких старых социалистических понятий, как национализация и плановое экономическое предпринимательство. После прихода к власти в 1997 г. «новые лейбористы» встали на путь политической реформы и модернизации, который выходит за пределы традиционных «левых» или «правых» убеждений. Эту новую разновидность центристско-левой политики зачастую называют политикой третьего пути.

11. Революция — это переворот существующего политического порядка с помощью массового движения с применением силы. Общественные движения, напротив, предполагают коллективную попытку удовлетворить общие интересы, используя совместные действия вне сферы уже существующих институтов. Термин «новые общественные движения» применяется по отношению к ряду общественных движений, которые возникали в западных странах с 1960-х гг. в ответ на сменяющие друг друга опасности, угрожающие человеческим обществам. В отличие от ранних общественных движений, НОД являются кампаниями, направленными на решение какой-то одной проблемы, ориентированными на нематериальные цели и получающими поддержку в различных классовых прослойках. Информационные технологии стали мощным организационным орудием для многих новых социальных движений.

12. Национализмом называется набор символов и убеждений, которые дают ощущение принадлежности к единой политической общине. Он появился вместе с развитием современного государства. Хотя основатели социологии считали, что национализм в промышленных обществах исчезнет, в начале XXI в. он, судя по всему, процветает. «Нациями без государств» называют национальные группы, не имеющие политического суверенитета на той территории, которую они считают своей.

Вопросы для самостоятельного анализа

1. Почему социология должна заниматься изучением политики?

2. Почему либеральная демократия так часто сосуществует с капитализмом?

3. Если западные нации столь привержены демократии, почему же во многих странах так мало людей участвуют в выборах?

4. Что «нового» в «новом лейборизме»?

5. Как социальные движения используют существующие социальные и политические институты?

6. Теряют ли свое значение национальные государства по мере развития глобализации?

Дополнительная литература

Dahl Robert A. On Democracy. New Haven: Yale University Press, 1998.

Dunleavy Patrick and O’Leary Brendan. Theories of the State: The Politics of Liberal Democracy. Basingstoke: Macmillan Education, 1987.

Ciulla Elaine and Nye Joseph S., Jr. Democracy.com? Governance in a Networked World. Hollis, N. H.: Hollis, 1999.

Kickert Walter J. M. and Stillman Richard J. II (eds.). The Modern State and its Study: New Administrative Sciences in a Changing Europe and United States. Northampton, Mass.: Edward Elgar, 2000.

Lukes Steven. Power: A Radical View. London: Macmillan, 1974.

Melucci Alberto. Nomads of the Present: Social Movements and Individual Needs in Contemporary Society. London: Hutchinson Radius, 1989.

Navari Cornelia. Internationalism and the State in the Twentieth Century. N. Y.: Routledge, 2000.

Международный институт проблем демократии и содействия выборам

http://www.idea.int/

Сборник Интернет-материалов по современной истории: национализм

http://www.fordham.edu/hasall/mod/modsbookl7.htmi

Ассоциация политических исследований

www.psa.ac.uk