Солнце мое

01. СЛУЧАЙНОСТИ

ОТВЕТСТВЕННОЕ, А КАК ЖЕ…

Год 1995

Лето

Шестое июня, вторник

Автобус тащился медленно-медленно. Пахло бензином и нагретым кожзамом, поднимающиеся на выход женщины отрывались от сидений с характерным липким звуком — те модницы, которые были в мини-юбках, конечно. В Иркутске стояла жара, в иные дни подкатывало под тридцатку. Ленивый город. Каникулы.

Ах, нет! У школьников каникулы, а институты ещё заканчивают сессии, я вот, например, только что с первым и последним экзаменом отстрелялась. Нет, экзамены ещё будут, просто всё остальное у меня закрыто автоматами, один только особо принципиальный профессор попался.

И что меня дёрнуло пойти на филфак? Никогда ведь не представляла себя ни учителем, ни кабинетным работником. Книжки хотела писать, это да. Однако, ближайший институт, в котором имелся литературный факультет, находился в Новосибирске, а перспектива ехать одной в чужой незнакомый город, пристраиваться в общежитии, жить вдали от семьи пугала меня до безобразия. Вот и пошла я со своей золотой медалью на филологический — единственный, показавшийся мне хоть сколько-нибудь близким к моей мечте.

Нет, некоторые предметы оказались интересными, и даже очень — тем более, что читать я любила нисколько не меньше, чем сочинять. Но в последние месяцы осознание того, что по окончании университета моя ближайшая перспектива — работа в школе (желательно в две смены, чтобы хоть как то протянуть на скудную учительскую зарплату), бесконечная таскатня с полными сумками тетрадей, и каждая суббота посвящена написанию планов на следующую неделю — стало угнетать меня настолько, что я замыслила бросить свою учёбу, даром что первый курс уже был успешно закрыт.

Как это со мной бывает, решение я приняла внезапно. Посмотрела на пятёрку за последний экзамен — и решила, что, пожалуй, хватит с меня филологии. И пошла в деканат, узнать, как забрать документы.

Захожу, а там любимая наша Амалия Иосифовна со своими бумагами над секретарём наивсает (а это в принципе сложно — нависать, когда у вас рост метр пятьдесят с кепкой). Услышала про документы, развернула широким фронтом доводы в пользу филологического образования…

На эту агитацию вышла из кабинета величественная деканша, потребовала изложить суть проблемы персонально для неё и предложила вообще гениальный план — рассмотреть возможность перевода на журналистский факультет. Аргументировала железно: журналистика — это то́ же писательство, и нечего выбрасывать целый год жизни, тем более что ни одной тройки в зачётке! А для этого нужно кровь из носу попробовать себя в профессии. Начать, так сказать, с малого…

Короче, товарищи, я сама не поняла, как меня уговорили взять на себя «ответственное задание» и написать статью про один из Иркутских вузов для местного студенческого альманаха. На выбор предложили ИСХИ (это Иркутский сельскохозяйственный), Нархоз (народного хозяйства, как вы понимаете) и ИВАТУ (высшее училище для военных лётчиков).

ИСХИ был далеко, за городом, и автобус ходил туда ужасно. Экономические специальности казались мне страшно далёкими. А вот в ИВАТУ (или по-новому ИВВАИУ) у меня двое одноклассников как раз учились. Я решила, что этот вариант будет самым оптимальным, можно будет Максовой маме позвонить, всё у неё выспросить. А ещё лучше — договориться, когда он дома будет (отпускают же их на выходные, да?) и зайти, потрепаться.

Но тут внезапно оказалось, что в обязательном порядке следует наведаться в указанный вуз лично, тем более, и договорённость уже есть, и пропуск выписан…

Топая на остановку в мрачном расположении духа, я думала, что по-любому кто-нибудь с журфака слинял в неизвестном направлении, сделав деканату ручкой, вот они и нашли себе новую рабочую лошадку. И что я затупила вообще? Нафиг мне эта статья была нужна? Надо уже научиться говорить твёрдое «нет» и не париться, а то так и будут на мне ездить…

Из соседней столовки пахло съедобным. Больше всего, почему-то, пирожками с капустой — и мой желудок предательски заурчал. Не взяла с собой сегодня ничего на перекус, по честному — забыла пакетик с булочками на столе в кухне. А денег у меня даже на пирожок не было. Точнее, с утра запасная тысяча в кошельке лежала — но кто же знал, что мне придётся ехать в сторону аэропорта? А оттуда до дома тоже как-то добраться надо. Раз — билет, два — билет, а больше у меня денег нет, только две последних тысячи и осталось. Так что: терпи до дома, Оля, никаких тебе пирожков.

Я поправила на плече сумочку, больше похожую на портфельчик на длинном ремешке, осознала, что ноги на полном автомате несут меня совершенно не в ту сторону, и развернула к нужной остановке.

Двадцатка, курсирующая между железнодорожным вокзалом и аэропортом, ходила относительно стабильно, и долго стоять на остановке не пришлось. Прилипнуть к бордовому кожаному сиденью я тоже не боялась — юбка у меня была длинная, почти в пол. Я её, между прочим, сама сшила, в совершенно цыганистом стиле — пышную, из яркой вискозной ткани. Жалко, что краска плыла так, что светло-голубые цветы, разбросанные по густо-синему, почти чёрному фону, быстро стали синими. Но в принципе пока ещё смотрелось хорошо, особенно в сочетании с моей любимой белой кофточкой (или правильнее сказать «маечкой»?) в меленький синий цветочек.

Кофточку я урвала в папином магазине, была она что ни на есть летняя — из тоненького трикотажа, с коротким рукавом и большим (может быть, стоит сказать «провокационным»?) вырезом, и привезли они её с распродажи в единственном экземпляре! Так что вещь была штучная, вероятность обнаружить в городе вторую такую же стремилась к нулю, при том что народ массово ходил в однообразном настолько, что в этом автобусе, например, сидело шестеро тётушек в совершенно одинаковых китайских блузках. В целом создавалось такое впечатление, что это какой-то коллектив в специальной униформе, если бы они ещё на одной остановке все дружно вышли…

Так вот, про блузку.

На самом деле, я её когда померила, сначала брать постеснялась. А Алла Алексеевна (отцова партнёрша по бизнесу) сказала: «И чего ты тушуешься? Такая фигура! Надо одеваться се́кси, а не ходить в балахоны закутанной. И вообще, неси себя как королева!»

Ну и… в общем-то она права была, наверное. Если честно, я в этом вопросе до конца ещё не определилась. Да и королевой я себя не всегда чувствую. Особенно когда в кошельке последних две тысячи.

Город я, к своему стыду, знала плохо, а в сторону аэропорта практически никогда и не ездила, и поэтому немного нервничала. На «Танке» вышло довольно много народа, и автобус заметно опустел. Я решила уточнить и подошла к водителю в конце расплачивающейся очереди.

— Извините, мне нужно попасть в ИВАТУ, это далеко ещё?

Дядька обернулся ко мне и внезапно решил уточнить — в какое конкретно место ИВАТУ мне надо, потому что, оказывается, территория училища очень большая, на разных остановках можно выйти.

Позади настойчиво засигналил пригородный автобус, требуя освободить карман остановки.

— Да забибикайся! — брутально выкрикнул в окно наш водитель, но двери всё-таки закрыл и тронулся, вибрируя всеми своими запчастями.

По ходу дела мы выяснили, что мне надо поближе к КПП, и выйти нужно буквально через две остановки — и прямо напротив входа будет будка и шлагбаум. Ну, вот и славно.

Дальше я села, поскольку тряска автобуса по асфальтовым кочкам вошла в такое резонансное колебание с некоторыми частями моего организма, что я начала бояться, как бы чего не оторвалось, кхм.

На нужной остановке я вышла и поняла, что тут заблудиться даже с моими природными талантами решительно невозможно: вот она — коробочка контрольно-пропускного пункта, а вот — шлагбаум. Караулил этот набор курсант, которому я и предъявила своё университетское направление.

Молодой человек сурово прочитал его два раза, куда-то позвонил и велел мне идти «вон туда по аллейке, там вас встретят».

Я бодро топала меж рядов тополей, наступая на золотые пятна солнца, пробивающие сквозь кружевную тень. Настроение потихоньку ползло вверх — да и какой смысл кислячить вообще? Такой классный день!

Навстречу мне выскочил плотно сбитый дядька в этой своей военной форме, и я подивилась — как они в ней не свариваются? Хотя, у них и выбора нет, правильно?

Мы пошли по территории. Дяденька разливался соловьём, и я сразу почувствовала себя Шуриком из «Кавказской пленницы» — ну, тот, который «пмедленнее, пжалста, я записыуайю». Погодите, говорю, достала блокнот и начала как пулемётчик в нём строчить. И что это за звёздочки, интересно, которые периодически очень настойчиво начинают роиться перед глазами? Никогда такого не было…

Дяденька-экскурсовод распахнул передо мной очередные двери и провозгласил:

— А вот так живут курсанты, переведённые на второй курс нашего училища!..

Но как конкретно живут курсанты, я увидеть не успела, потому что те же двери снова распахнулись, и через коридор мимо нас повалили парни. Похоже было, что они с пробежки, только почему-то в респираторах. И они такие рослые были все, и почему-то с каждым входящим всё здорове́е и здорове́е. «Интересно, до двух с половиной метров дойдут?» — мелькнула бредовая мысль. А ещё я представила себе, как кто-нибудь из этих мальчишек зазевается в своём респираторе и плечиком меня снесёт, или по ноге пнёт, допустим. От этой мысли испуганно заныла два года назад травмированная коленка, и я прижалась к стенке.

Да когда ж они кончатся?

Декольте, я вам скажу, сработало на сто процентов. Каждый — каждый! — напротив нас слегка замедлился и одарил меня веским оценивающим взглядом. Из-за этого на входе случился небольшой затор и недовольство. Мне показалось, что кислород в коридоре приблизился к марсианскому уровню. Или к лунному…

Мой дядька-экскурсовод что-то продолжал рассказывать, но я как-то перестала понимать слова. Картинка закачалась, и я начала оседать по стене. А самым отчётливым звуком почему-то была катящаяся по полу ручка.

ЧТОБ СОПРОВОДИЛ

— Ах ты ж, ** ****, ***** ****!.. — видимо предполагалось, что я не слышу. — Сейчас-сейчас, водички…

— Может, спирта дать понюхать?

— Иди ты со своими советами!

— Ну, компресс на голову? Перегрелась, что ли?

Я повозилась и села прямее. Начнут щас надо мной военно-медицинские эксперименты! На́ фиг, на́ фиг…

— О! Ну, как? Полегчало? Водички дать?

Я приняла стакан, постаралась незаметно понюхать. Нет — точно, вода. Прохладная.

Голове моей ни фига не легчало. Что, блин, происходит? Где я?

Видимо, последнее я произнесла вслух, потому что двое сидящих напротив меня мужиков (да-да, в погонах я, как ни старалась запомнить, ничегошеньки не смыслю, поэтому более полной информации вам представить всё равно не смогу) переглянулись, и один сказал другому:

— Сержанта отправлю. Пусть сопроводит до порога, от греха.

Второй только помычал, глядя на меня скептически и, очевидно, сожалея, что наш филфак не прислал кого покрепче здоровьем.

Меня вывели под локоток во двор. У крыльца стоял высокий парень, метра под два. Я со своим метр шестьдесят едва ли доставала ему макушкой до плеча. Обыкновенный парень. Не особо на шкаф похожий (я почему-то ждала, что сержант будет по образцу американских боевиков: гора мышц и свирепый как горилла), а этот скорее худой. Чёрные коротко стриженные волосы. Прищуренные карие глаза смотрели цепко и холодно. Может, отказаться от такого провожатого, а?

Голова неприятно закружилась.

Тот, который водичку предлагал, сунул мне в руки блокнот и ручку:

— Вот, девушка, вы уронили, — и тут же, со сдавленной свирепостью — этому сержанту: — До дома чтоб довёл!

Что уж он там отвечал, я не услышала. Пока запихивала в сумку свои писательские принадлежности, как-то поплыло всё, и все мои силы резко бросились на то, чтоб стоять прямо. В дверях КПП я снова качнулась, резковато схватилась за косяк, заслужив внимательный сержантский взгляд. Фу блин, неудобно-то как…

Не знаю, что уж он для себя решил, но спустя буквально две минуты спросил:

— Девушка, вы как? Плохо? Может, вас поддержать за вторые девяносто?

— А это верхние или нижние? — автоматически спросила я, поняла, что сказала, и покраснела.

Он, однако же, засмеялся и спросил:

— А вам как больше нравится?

Хоть сквозь землю проваливайся…

— Ой, можно я лучше за руку прицеплюсь? — я ухватилась за подставленный локоть. — Может, на ты? Мне так легче будет.

— Легко! Владимир.

— Меня Оля зовут. Ты не против, если мы пешком пройдёмся, хотя бы немного? Что-то у меня голова пипец как кружится.

Он, конечно, был не против. И даже всеми силами был за. И прямо изо всех сил старался произвести на меня хорошее впечатление.

Башка внезапно заболела, как будто глаза сейчас вывалятся. Я остановилась и сдёрнула очки. Неожиданно стало сильно легче. И даже, на удивление, как будто чётче. Так. Я сложила очки в сумку и предупредила:

— Вот теперь — строго за руку, потому как я не уверена, что смогу увидеть всякие страшности и опасности. Нам нужно до Юбилейного. Но для начала можно до Байкальской, а там посмотрим.

Что-то улыбка у товарища сержанта подозрительно самодовольная. Надо что-то спросить, чтоб он рассказывал, а я утрясла хаос в голове, хоть немного.

— А ты давно учишься?

Мы шли по улице не торопясь, и солнце поливало нас сквозь молодую листву. Володя явно пытался меня очаровать. Я с трудом слышала, что он говорит, и хаос в мыслях превращался в форменный сумбур. Максимум, на что меня хватало — улыбаться и худо-бедно выдавать какие-то междометия. Он вёл меня какими-то дворами и улицами, уверяя, что так короче. Наверное. Совсем эту часть города не знаю. В районе Байкальской мы решили, что идём-таки до Юбилейного, но на плотине меня снова накрыло, картинка засветилась, и солнца в ней стало гораздо больше чем красок… В висках стучало. Я остановилась, вцепившись обеими руками в локоть своего провожатого, и зажмурилась, стараясь прекратить мелькающее свечение.

Так, Оля, взяла себя в руки!

Я глубоко вздохнула и медленно, медленно выдохнула. Открыла глаза.

Вова держал меня за руку и заглядывал в лицо:

— Что, опять кружится?

А глаза у него, между прочим, вовсе не карие, а тёмно-зелёные.

— Я сегодня перегрелась, что ли. Надо кепку носить или как, я прям не знаю. Пошли, к воде спустимся, я хоть голову помочу?

— Пошли, — легко согласился он.

Тот край иркутской плотины, что выходит на водохранилище — это бетонный откос, гладкий, не сказать чтоб слишком крутой. Высота его бывает разная, как вода стоит. В среднем метров, наверное, восемь.

— Только я сандалии сниму, подожди.

Сандалии у меня, вообще-то, были удобные-преудобные, настоящие кожаные, с ремешками, вырезанными как цветочные гирлянды (это я уж по-девчачьи хвастаюсь). Первая моя приличного качества летняя обувь. После шанхайских мертвецких тапок[1] это был такой кайф, прямо божественный. Отец как раз начал возить обувь из-за границы, вот я себе сразу и отхватила!

Но на крутом косогоре боялась я ногу подвернуть в обуви. Я вообще в отношении ногу подвернуть талантливая. Потом что — ему меня на руках переть? А тут ни мусора, ни стёкол, босиком нормально.

Мы спустились к воде, и он поддерживал меня за руку, пока второй рукой я побродилась в леденющей Ангаре, маленько умылась и помочила маковку. Реально стало легче, между прочим.

Дальше я уже могла поддерживать вполне связную беседу, и мы погуляли вперёд, периодически спускаясь за новой порцией холодной водички. Парень оказался даже по моим запойно-читательским меркам начитанный просто до безобразия. И остроумный! Такая среди парней редкость, уж извините. Они как-то всё больше годам к тридцати до кондиции доходят, а то и к сорока[2].

Одним словом, разговаривать с ним было ужасно интересно.