Солнце мое

25. ПОСТУПКИ ОБДУМАННЫЕ И СПОНТАННЫЕ

ПРАВИЛЬНО — НЕПРАВИЛЬНО…

Весь сентябрь, пока всё утрясалось, я переживала: правильно поступила — неправильно? Всё-таки сколько отучилась уже, как-то страшно было бросать. А кружковая работа эта аферой как будто отдаёт.

Зато когда получила в начале октября денежки…

Я, кажется летом упоминала, что воспитательская зарплата у моей матушки, с очень приличным стажем и категорией, да с учётом работы без няни и большей частью в две смены, выходила что-то в районе полумиллиона в месяц. А за кружок я получила миллион четыреста шестьдесят с копейками. Это уже с учётом отчислений в мошну детского сада. Даже немного страшно стало.

Правда, место оказалось удачным, рекламировали меня там изо всех сил.

Посидев с маманей над моей булдахтерией, мы совместными усилиями выискали в ситуации кучку минусов. Для начала, скоро начнётся сезон ОРЗ, посещаемость упадёт — а с ней и моя выручка. Нет, больше чем вполовину она вряд ли просядет, но всё же.

Лето, опять же, пустое — отпускных-то нет.

И больничных тоже нет.

И с налоговой отношения надо как-то оформлять. Может, за папино ИП можно как-то спрятаться? Я бы ему в счёт платежей денежку подкидывала, а то очень уж не хочется все эти лютые бумажки заполнять…

ОБНОВКИ!

Посоветовавшись с мамой и бабушкой, я на первую свою кружковую зарплату купила стиральную машинку фирмы «Ардо». Итальянская, не хухры́ вам мухры́. Автомат, вы представляете! Складываешь в неё, порошок насыпаешь — и всё, потом только достать! Офигеть вообще! После нашей полуавтоматической «Сибири», каждая стирка с которой превращалась в эпопею и шланги на весь коридор, эта машинка была просто верхом мечтаний.

Василич её привёз, мужики-соседи по площадке помогли затащить и установить в кухне на бывшем месте маленького «Саратова», который теперь переехал в зал. Василич же нам и подключил — рукастый он мужик.

Ещё у меня хватило на микроволновку, и немножко осталось на житьё-бытьё.

Бабушка, правда, чуть не устроила электрическую дугу, поставив греться картошку в тарелке с золотой каёмочкой, и с тех пор «шайтан-машинку» немного побаивалась. Но как удобно!

А ещё в конце сентября отец со своей компаньоншей начали готовиться к смене сезонов. Одежда-обувь — дело такое. Собрались да поехали в Италию, за сапогами. И привезли мне сапожки — мама дорогая, полный восторг! Коричневые, до колена, натуральный мех — без каблука!!! Песня, а не сапоги.

В особенности после моих страшных валенок.

Так что валенки я смело отправила на дачу, мало ли — вдруг зимой поеду, буду там по сугробам лазить.

Шёл октябрь, то со слякотью и снегом, то со внезапным, почти летним теплом.

Работа моя и вечерняя учёба съедали практически всё моё время — к садику, с учётом отсутствия практического опыта, готовиться приходилось прям изо всех сил, да и по дизайну не только лекции были, почти сразу пошла практика, и домашних заданий тоже было до фига. К Вове получалось съездить хорошо если два раза за неделю, а чаще один — в субботу или в воскресенье, пообниматься, а иногда и просто у ограды постоять, как уж получалось. Скучала я по нему ужасно — а что делать? Старалась справляться как-то. Заходила к Анютке, она мне не давала в меланхолию впадать. Они, кстати, с тем свидетелем со свадьбы, Димкой, начали встречаться. Чинно-важно дружили. И у неё всё время были новости, это реально спасало от хандры.

Практически все остальные свои свободные часы я проводила за компом. Записывала, в том числе, и чу́дные Вовкины сны, которые он мне периодически по телефону рассказывал. А потом случилась неожиданная радость.

ЗАБЕГ

Позвонил мне Вовка в среду, это уж одиннадцатое октября было. Взбудораженный такой! Приехала в ИВВАИУ какая-то очень высокая Московская проверка. И ради такого случая начальство объявило внеочередные соревнования, в том числе забег на пять километров с условием: кто выиграет — увольнительная гарантирована. А чтобы перед Москвой результатами блеснуть, курсантам вместо сапог выдали кроссовки. Ну, в кроссовках-то мой как побежал! Новый рекорд училища поставил.

Так что, можно сказать, с кровью увольнительную вырвал. И на законных основаниях в воскресенье ко мне пришёл.

Почти весь этот день (и конечно же ночь) мы провели, обнимаясь. И просто, и разговаривали, и ели рядом, и книжки читали, прижавшись боками. И, конечно же, любили друг друга. Кхм, неоднократно, да.

Ни-ко-го в гости звать не стали и сами никуда не пошли. И даже гулять не выползали, тем более погода стояла промозглая.

Утром в понедельник Вова уехал в часть, сказал, чтоб я по сырости к нему не каталась, не морозилась. Пока обойдёмся телефоном.

ФИЛФАК И КОЛЕБАНИЯ

В конце октября староста Олеська позвонила и попросила забрать стипендию:

— За два месяца уж таскаю, Оля!

Нет, с моей новой работой всё стало веселее, но не в наших это традициях — пренебрегать деньгами. Всё-таки восемьдесят тысяч, прибавили нынче маленько.

По средам у меня утренних занятий не было, я и понеслась. И как специально налетела на одну из старейших наших преподавательниц! Амалия Иосифовна, маленькая и бодрая дама, вцепилась в меня, как клещ:

— Оля! Так! Давай-ка вот сюда зайдём на минутку!

Она подтолкнула меня в кабинет, вошла следом, снова высунулась — убедиться, что под дверями никто не стоит. Ну, артистка!

Амалия Иосифовна была соседкой и приятельницей моей школьной классной руководительницы, и как-то так получилось, что она проявляла ко мне некое особенное внимание. Подозреваю, что наша Антонина напела ей в уши, что я местная звезда, да уж.

Посмотрела на меня строго, как будто поверх очков:

— Оля, признайся честно: ты что, решила бросить учёбу?

Я решила ответить честно:

— Есть такая вероятность.

— Почему⁈

— Не получается у меня совмещать с работой. А кушать надо.

— Нет, это я могу понять, конечно… Но что — совсем никак?

— Думаю я, на самом деле. Но скорее — никак. Да и не моё это.

— Ну вот, снова здорово! А журфак? Материал, говорят, отличный выдала.

— Нет, тоже не моё. Ну, не моё, как ещё сказать? Материал — да. Я вам откровенно скажу, была бы возможность сделать это в Иркутске, я бы с удовольствием перевелась на лит фак. Но в Новосибирск ехать не хочу, а ближе нет. Пока думаю. Нужен ли мне перевод, куда и на каких условиях.

От этой моей тирады она откровенно загрузилась, посмотрела на меня так — отстранённо-оценивающе. Роста она была совсем невысокого, даже по сравнению с маленькой мной, поэтому смотрела слегка снизу вверх. Покивала каким-то своим мыслям.

— Я поняла, Оля. Думай! Думай хорошенько!

Не знаю, к каким таким своим выводам она пришла, но вид у неё сделался суровый и торжественный.

— Ну всё, иди, иди!

А ВОТ И ПРИГОДИЛСЯ КОНВЕРТИК

Седьмого ноября у моего папы день рождения. Мне вообще в этом отношении повезло. Папа — седьмого ноября, мама — первого мая. Вся страна ликует!

И когда он накануне с утра позвонил, я думала, честно говоря, что он напомнить хочет, ко скольки подходить, а он внезапно говорит:

— Доча, есть разговор нетелефонный. Ты сегодня дома будешь?

— Ну, до полтретьего буду, потом работа, а потом сразу учёба.

— Так-так… — он что-то прикидывал. — Жди тогда, я прямо сейчас к тебе выезжаю.

— Жду. А ч… — «что случилось?» я спросить уже не успела. Да и вообще, глупый это был порыв, сказано же: нетелефонный разговор.

Папа примчал буквально через пять минут — из дома, наверное. Поздоровался с бабушкой, кивнул на мою комнату:

— Пойдём-ка, — и дверь за нами закрыл.

— Да что случилось-то, ты расскажешь или нет? — я начала волноваться.

— Ща-а-ас всё расскажу. Ты только скажи мне сперва: деньги те не потратила?

— Да куда бы я их потратила? — удивилась я. — ты что, видишь золото-бриллианты?

— Молодец. Сколько там у тебя?

— Э-э-э… Двадцать четыре пятьсот. А, нет! Двадцать четыре пятьсот пятьдесят.

— А-а-а-га. Ну, теперь слушай. Помнишь, где у Николай Иваныча дом? С магазином?

Естественно, дом этот я помнила прекрасно. Красивый, с высокими потолками в три с половиной метра, он стоял, глядя прямо на пляж Якоби и на стоящую перед ним остановку «Управление ГЭС» — собственно, для работников этой ГЭС этот дом (и второй, его близнец, в пятидесяти метрах) изначально и был построен. И магазин в его первом этаже я прекрасно помню. При СССР отличный магазин был: промтовары, ткани и прочее такое. Потом, как и почти всё, его приватизировали. После его перекупил кто-то, потом ещё раз перекупил. Что там сейчас, я представляла с трудом.

А чего папа про него вспомнил — нынешний хозяин попал на деньги. То ли проигрался, то ли невыгодно вложился — я не совсем поняла. Суть в том, что он срочно продаёт несколько помещений, в том числе и вот этот магазин.

— И почём продаёт?

— По пятьдесят долларов за квадрат.

У меня как-то всё смешалось в голове.

— Это дорого или дёшево?

— Это дёшево. Нормальная цена — двести. Слушай дальше. Мы хотели вложиться, но нам очень много по площади.

— Ой, а какая там площадь?

— Около четырёхсот квадратов.

— Ого!

— Да. Учитывая, что ещё и ремонт надо будет делать, хотя бы минимальный.

— А что, там всё запущено?

— Да нет, — отец слегка поморщился. — Но всё равно, представь себе: когда съезжают — там-сям… углы сероватые, дырки в стенах от оборудования…

— Понятно.

— Так вот, продают только целиком. Можем потом разделить, но хозяин сейчас возиться с этим не хочет, ему надо быстро.

— Это я поняла. Погоди, — я отцепила заколку и взъерошила волосы, пытаясь начать лучше соображать. — Это всё здорово. Купим мы… Ты сколько хочешь?

— Сотню. Максимум сто двадцать.

— Суперски. И что я с остальным буду делать?

— А что ты с квартирой хотела делать?

— Ну… Сдавать, например.

— Вот и тут будешь сдавать.

— О, Господи…

Отец несколько раз притопнул ногой.

— Алексеевна хочет всё взять. Тоже, чтобы, типа сдавать.

— Ну?

— Денег нет — «ну». Я смотрю, она уже мечется, побежала туда-сюда, ищет, где занять.

— А проблема-то в чём?

— Ты знаешь, братки под какой процент занимают? Да ещё доллары!

Ну, капец. Мне не надо было знать процент, меня пугало уже одно слово «братки».

— А у тебя я занимать не хочу, — опередив меня сказал папа. — Сколько лет отдавать будем? Авантюра это.

— А как тогда?

— Очень просто. Мы купим с тобой в четыре доли. Три тебе, одну мне. А доллары я у тебя куплю По шесть рублей… ладно, по семь, — имелось в виду, по семь тысяч за доллар, конечно.

— А чё так дорого-то? Курс же меньше вроде.

Папа хмыкнул:

— А ты знаешь, почём барыги доллары продают? Которые у «Алмаза» стоят?

Я не знала (откуда, собственно?) и только пожала плечами.

— По десятке минимум. Так что мы с тобой нормально расходимся. Чё я буду ребёнка своего обижать, — он быстро глянул на часы. — Ну, что решаешь?

— Только, чур, ты, если что, мне поможешь!

— Договорились. Давай деньги и твой паспорт. Не знаю, успею ли я до полтретьего…

Деньги я принесла все, сколько есть — мало ли.

— Ну, ты позвони, если что.

— Если будет откуда.

— Ага.

Папа ушёл, а я начала собирать, что я сегодня с собой на работу несу. Сегодня у меня рисование…

В пятнадцать минут третьего он позвонил:

— Доча, к половине никак не успеваю!

— Да и лад…

— Ты в Политехе до скольки?

— До девяти, а что?

— Я тебя у входа буду ждать. Как на выход пойдёшь — смотри меня.

— А. Ладно.

Папа отключился. Блин, стремительные все!

В девять он ждал меня у дверей Политеха, как обещал.

Я забралась на сиденье паджерика. Здоровая, всё-таки, машина.

Папа достал с заднего сиденья кожаную папку, вынул из неё большой пластиковый конверт, под офисные бумаги.

— Держи! Там документы, сдача в баксах и твоя наличность в рублях. Считай.

— Ой, да ладно!

— Считай, говорю, пока едем.

Я посчитала зелёные. Лишние как будто. Начала пересчитывать ещё раз. Шесть пятьсот пятьдесят.

— А чё-то много…

Папа хмыкнул:

— На восемнадцать согласился потому что.

Ничего себе.

— Рубли посчитай.

Рублей получилось много. Тридцать один миллион с половиной. Обалдеть, какие деньжищи…

— Я тебе советую доллары приберечь. Поменять всегда можно. А на эти деньги как раз можно помещение до ума довести, какое-то оборудование… — он неопределённо покачал головой.

— Ясно-понятно.

— Документы не разбрасывай, заведи папочку какую-нибудь.

— Да заведу, конечно. Когда на новую собственность хоть посмотреть-то можно? Чё-то так всё внезапно получилось…

— Завтра давай пораньше, часам к двенадцати приходи. Сходим с тобой, посмотрим.

Папа довёл меня до квартиры (мало ли, с такими деньгами), дома я обратно упаковала остатки американских зелёных денег в плёнку, в чемоданчик, в утку, в зайца… Спрятала, короче, где они раньше были. Разложила документы, прочитала. С удивлением обнаружила, что помещений, по факту, оказалось два. Поменьше, на сто тридцать квадратов, было полностью оформлено на меня. Вот это внезапно. Побольше… ого! Триста пятьдесят с копейками! Однако, интересные у вас приближения до четырёхсот. В этом мои были две трети.

Оказались там и планы, в техпаспорте. В некоторые обозначения я врубилась без подсказок: туалеты, окна, двери — это было понятно. А кое-что вызвало вопросы, я ж раньше с таким не сталкивалась. Вот, допустим, комнаты — хорошо, а вот ещё какие-то маленькие прямоугольнички — это что?

Ладно, завтра разберёмся.

ВЛАДЕЛЬЦЫ ЗАВОДОВ, ГАЗЕТ, ПАРОХОДОВ…

С утра я заявилась к папе и мы пешочком отправились до ГЭСа — тут идти-то минут пять от силы.

Интересующие нас помещения занимали весь здоровенный нижний угол дома, выходя двумя парадными входами на главную проезжую часть, а двумя — на боковую улочку, точнее на местную аллейку ветеранов, засаженную акациями. Ещё две двери (задние), судя по плану, вели во внутренний двор.

Первым делом мы направились к тому помещению, что поменьше.

— Тут ты будешь безраздельная хозяйка! — объявил папа.

Да уж поняла я, документы-то вчера читала.

Ко входу вело небольшое крылечко, потом тамбур, потом вроде как коридорчик, и вот уже оно — собственно, рабочее пространство. Зато я сразу поняла, что это были за прямоугольнички! Это несущие колонны, могла бы, между прочим, и раньше догадаться.

Я слегка растерянно озиралась по сторонам.

Похоже было, что изначально помещение предназначалось для какой-то конторы. Сто тридцать квадратов, три окна на боковую улочку, одно во внутренний двор. И выход второй во двор есть, вроде как служебный или уж пожарный — не знаю.

Как положено, кое-где остались перегородки и даже какие-то явно брошенные витрины, не сильно новые шкафчики…

— Чёт у меня глаза в кучу, — честно сказала я. — А хозяин всё это вывозить собирается? — я развела руками, подразумевая сразу всё, так сказать, движимое имущество.

— Нет, — отец мотнул головой. — Да и не до того ему.

— Ясно.

Ничего не ясно, на самом деле, но в таких ситуациях лучше о подробностях не спрашивать. Меньше знаешь — крепче спишь.

Так-так, лишнее барахло выкинуть всегда успеем. Может, что-то получится и использовать…

— Ну и… Я так понимаю, ты не этот кусок хотел?

— Понимаешь правильно, но посмотреть-то надо.

Я на этот счёт никаких принципиальных возражений не имела, там — дак там.

— Ага. Тогда начинай помогать. Давай что-то прикинем сразу. А то я одна как-то…

Я пошла по помещению, не очень понимая, на что конкретно смотреть и какими деталями озадачиваться. Тут очевидно что-то пытались продавать. А вон в той выгородке что-то типа офиса было, два стола осталось…

Перегородки, явно, временные — лишь бы пространство разграничить, низенькие и хлипкие. С другой стороны, а зачем что-то капитальное возводить? Я дёрнула дверь без обозначений. О! Туалет! Причём, не так давно отремонтированный, сантехника вся свежая, и не советская, а модная импортная. Вот это приятно! Папа заглянул следом за мной:

— Ну вот, нормально!

Я остановилась посреди.

— Ты знаешь, мне не нравится, как они тут нагородили. Вроде, столько места, а… бестолково как-то.

— Ты же можешь по-своему переделать, — папа присел на одиноко стоящий стул и деловито упёр руки в колени. — Деньги на начало у тебя есть, сильно не разбрасывайся, — он выразительно поднял брови.

Тут до меня внезапно дошло такое, что заставило меня подпрыгнуть. Вот я лошарик!

— Слушай! Так за него же теперь платить надо? Всякие коммунальные, свет?

— Конечно. И даже подороже, чем за жилой.

В голове затикал секундомер, отмеряющий мне минуты до платежа.

— Так надо быстрее что-то делать!

Эта мысль так меня взбодрила, что я готова была немедленно куда-то бежать, строить, ломать или что там ещё…

— Ты погоди, во-первых, за октябрь уже оплачено, за ноябрь в начале декабря счёт выставят, а потом — сперва надо прикинуть, что тут у тебя и как будет.

— Надо… Надо, ой, блин…

— Не паникуй. Сейчас прикинем.