06. БОЛЬШОЙ ВОСКРЕСНЫЙ ДЕНЬ

ПРИСТРОИТЬ РАСТЕНЬИЦЕ


И мы пошли — по улице Декабрьских событий, мимо старых слегка замусоренных фонтанов, в которых в свои мальчишеские игры играла местная шпана, вдоль трамвайных путей.

— А отец где работает? — поинтересовался Вова.

— Да магазины у них, на двоих с женщиной одной. Он вообще-то много лет тренером отработал, по классической борьбе. Союзную категорию имел, и по тренерству, и по судейству, сколько чемпионов СССР вырастил, — Вовка уважительно покивал. — А в перестройку, сам понимаешь. Зарплаты копеечные, да задержки. Парни старшие, считай, из зала прямо в криминал пошли… Кого-то из них убили. Короче, папа сказал, что не будет пацанов готовить, чтоб их потом в разборках перестреляли. И ушёл, — никого этой историей, в общем-то, было не удивить. Обычное дело. — У них так-то по городу ещё точки есть, эта ближе всего просто. Он там должен быть, ремонт перед открытием делать.

Магазин находился в древнем (как говно мамонта, да-да) кирпичном здании недалеко от рынка. Причём, на втором этаже, и чтобы попасть к ним, нужно было взобраться по довольно длинной лестнице. Зато отдельный вход!

Рядом со входом во дворе стоял папин паджерик — мицубиси паджеро, пригнанный нулёвым с Владика лично, новящий, тысяча девятьсот девяносто пятого года — здоровенный суровый джип (а вот не удивляйтесь, все внедорожники в девяностых поголовно называли словом «джип» — и джипы, и прочих фирм). Я порадовалась, что он точно здесь, и мне не придётся объясняться с малознакомыми продавщицами или хуже того — строителями.

— Я забегу, кактус отдам, подождёшь?

— Да без проблем!

Внутри магазина стоял трам-тарарам, в дальней части — белая пылища, то ли ломали там что-то, то ли отшкрябывали.

— Па-ап⁈

Он выскочил из боковой подсобки.

— О, Ольгуня! Ты по делу или как?

— По делу, — я поставила пакет на пол и распустила горлышко, — глянь, какой красавец! Имя сам придумаешь, предыдущее было неприличное.

— Догадываюсь, — усмехнулся отец.

— Оль, а что это? — из-за нагромождений барахла выплыла Алла Алексеевна, папина компаньонка.

— Это вам подгон. Я его спасла из страшного места, где его угнетали окурками. Редкий экземпляр! Цветёт шикарно, здоровенными белыми цветами.

— Да ты что⁈

— Я думаю, он великолепно украсит ваш интерьер.

— Ага… Чай пить будешь?

От чая я отказалась и выпорхнула на улицу. Парень ждёт!


ОСТРОВ ЮНОСТЬ


— Куда пойдём?

И пошли мы куда глаза глядят — от Рынка до стадиона «Труд», где тоже плескал фонтан, потом до самой набережной и шпиля. Народу тут было, как всегда, табунами. Мы постояли у бетонных перил, я увидела в камышах напротив утку с выводком утят и умилилась. А Вовка ткнул пальцем:

— Смотри, вон ещё. И вон. И вон. И вон там.

Уточек этих оказалось тут просто немеряно!

Мы повернули в сторону Юности[5]. Не знаю, почему не по набережной — может, там деревья гуще, а Вовке жарко, наверное, в своём парадном кителе.

Гуляющих здесь тоже было более чем прилично. Мы потихоньку шли по дорожке и трепались про всякое. Я ловила на себе его взгляды и немножко стеснялась. Да блин, как себя вообще люди ведут на настоящих свиданиях?

Нет, нельзя сказать, что я до сих пор дома взаперти сидела. Был у меня парень, в десятом классе ещё, ну в смысле — в одиннадцатом, если учитывать тот класс, который мы из-за реформы перескочили. Но он… как бы это сказать… по моим тогдашним меркам прям взрослый был. Мне шестнадцать — а он уже с армии пришёл. Подружили мы пару-тройку месяцев, и молодой человек мне честно сообщил, что поцелуев ему недостаточно, и надо бы, тысызыть, перейти к более плотным отношениям. Ну а я подумала, что шестнадцать лет — не тот срок, когда мне надо прям торопиться, да и в принципе мы с девчонками были твёрдо уверены, что постель должна быть после «взамужа», так правильно и прилично, и вообще.

Ну и вот, целых два года у меня никаких, даже пионерских, отношений ни с кем не было, И если честно, я начинала склоняться к мысли, что ровесники — глупые и неинтересные, и кроме того, как и где они бухали и сколько (извините) блевали, рассказать им нечего. Так что вот этот новый знакомец оказался для меня весьма занятным открытием. В свои девятнадцать где только ни успел побывать! И по походам походить. И книги он любил так же сильно, как я. И шарил в истории, причём рассказывал обо всём гораздо интереснее, чем все мои предыдущие учителя. А ещё он не курил(!!!) — как выяснилось, в прошлом году бросил на спор. При моём отвращении к табачному запаху — огромаднещий плюс!


На Юности я никогда не была — ну, так сложилось — и честно своему кавалеру об этом сообщила. И тогда он повёл меня на другую сторону острова, выходящую на открытую Ангару. А там реально было красиво! Стремительная вода, закручивающаяся множеством водоворотов.

— Надо же, какое течение!

— Ну так! Ангара же почти до самого Ангарска считается самой крупной в мире горной рекой.

— Да ты что! Я не знала.

Я переложила букетик из руки в руку, не удержалась и оторвала одну конфетку:

— Будешь?

— Не, я сладкое не очень.

Тэкс, запомним. О!

— А пирожок хочешь? Несладкий. Мне бабушка с собой сунула.

Не знаю, насколько дико это прозвучало, но не таскать же мне их весь день? Кавалера такое предложение, вроде, не очень шокировало. Он оглянулся:

— Вон лавочка. Сядем?

— Давай.

Мы уселись в тени черёмухи, я открыла свой портфельчик.

— Вот, смотри. Тебе три, мне два.

— А что так не поровну?

— Я маленькая, в меня больше не влезет. Бери.

— М-м, вкусно.

Пока мы сидели, у меня появилась возможность спокойно рассмотреть значки.

— А что это за крест?

— Памятный, ИВВАТУ. Специально для нас делали.

— А парашютик?

— За прыжки.

— Целых десять?

— На самом деле, восемнадцать. Следующая циферка двадцать должна быть.

— А-а, после определённого количества меняется?

— Ну да.

— Капец. Это жутко страшно, наверное? Или нет? Мне сложно представить, я высоты боюсь просто пипец как. Или надо сказать «глубины»?

Я поймала себя на том, что начинаю болтать. Паника, что ли? Спокойне́е, граждане, спокойне́е…

Задала пару наводящих вопросов, и стала слушать про прыжки. Интересно же. И вообще, мне же ещё статью про курсантов писать, блин! Надо всё повыспросить.


— О, Рупуже!

Напротив нашей лавочки остановились трое парней, и было в них что-то странное. Длинные волосы? У двоих — завязаны в хвосты, у третьего вообще по плечам, как у какого-нибудь принца из фэнтези. И какая-то манера держаться…

— Прелестная дева! — высокопарно взмахнул рукой «принц». — Знаешь ли ты как рискуешь, находясь в компании этого коварного и беспринципного типа?

Вова встал, и я уж подумала, что сейчас он ка-ак заедет этому принцу в торец, но вместо этого он с картинным возмущением ответил:

— Слышь, Феано́р, ты не опух? — и пожал принцу руку. И остальным тоже.

Так-так, любопытно.

Парни начали представляться. Сплошь, блин, какие-то эльфийские короли. И глазели на меня так… мне прям захотелось спрятать ноги и декольте прикрыть. Дайте мне чёрный плащ! А потом, толкаясь локтями, на задний план сознания выбрались две мыслишки. «Вот до чего мерянье ногами доводит!» и «Про королеву не забудь!»

И я подумала: ну чего я, в самом деле? Ноги, по результатам теста, отличные, вырез тоже делался не для того, чтоб по углам прятаться. Недавно девки в институте меня просветили, что́ на самом деле означает выражение «твёрдая тройка». Вот у меня в декольте та самая твердая тройка была. Тонкая талия. Попа вот немодная, выдающаяся, но, с другой стороны, я никогда и не мечтала об узких мальчишеских формах, так что грех жаловаться. В целом получалось то, что моя бабушка называла «фигуристая».

Так что я перестала тушеваться, вспомнила нашу Ленку с её королевским выражением (вот её бы сюда, уж она бы не растерялась) и начала благосклонно светить лицом. Парни распускали хвосты, как павлины, и это было даже забавно. Потом Феанор сбегал, притащил откуда-то гитару и поразил меня парой песен на натуральном эльфийском языке.

— На круг в среду не придёшь? — спросил один из этих эльфов.

— Да ну, ты что! В отпуске если только.

— А на треню?

— Не, — мотнул головой Вовка, — некогда сегодня.

И увёл меня.


КРИВЫМИ МАРШРУТАМИ


— И кто это такие? — спросила я, когда мы удалились достаточно от этой колоритной компании.

— Парни из иркутского клуба ролевых игр. С Феанором мы дружим ещё с Железногорска. Он меня в клуб и привёл.

— Ага, — нет, как бы всё понятно, но на самом деле ничего не понятно.

Вова, видимо, услышал сомнение в моём голосе и начал объяснять подробнее. Хотя, собственно, когда до меня дошёл смысл… Люди любят читать. И придумали себе играть в разные миры. Иногда в вычитанные, иногда в выдуманные. Прикольно. А круг — это место, где по выходным и по средам ролевики тусуются, тоже на набережной, в другую сторону от шпиля. А треня — тренировка, на которой все учатся правильно бить друг друга почти настоящим ролевым оружием.

Время потихоньку подкатывало к четырём вечера. Бабушкины пирожки, по моим ощущениям, растворились в недрах меня безвозвратно.

Мы вышли с Юности и свернули на одну из улочек старого деревянного города, по которой я никогда в жизни не ходила.

— Ты хотела бы попробовать, съездить на какую-нибудь игру?

— А почему бы и нет? Интересно, наверное, — я шла по высокому бордюру, и Вова придерживал меня за руку. На самом деле это даже не бордюр был, а утопленная боком в землю бетонная плита, и она поднималась всё выше и выше. — А «Рупуже» это?..

— Это моё игровое имя.

— И что оно означает?

— «Сволочь» по-литовски.

— Вот так!

— Да. Я сперва был Румата Эсторский. Но не тот, который Антон, сотрудник института экспериментальной истории, а тот, который дуэлянт, бабник и специалист по боевым верблюдам.

Я подумала, что если моя бордюрина поднимется ещё немного, Вова спокойно сможет заглянуть мне под юбку, и спрыгнула. Он подхватил меня и поставил на землю, но не торопился размыкать объятий. От него пахло тёплым мужским запахом и поверх, совсем прозрачно, — мужским шампунем. И его хотелось нюхать. Стоять рядом и вдыхать этот запах. И чувствовать его тепло. Что-то совершенно животное и первобытное в этом было.

Я поймала себя на этих мыслях и смутилась, осторожно выбралась из кольца его рук, хотя, по правде сказать, мне этого делать совершенно не хотелось. Но неприлично же? Он взял меня под локоть и повёл дальше, продолжая рассказ, как будто ничего не случилось:

— Но Румат Эсторских десятки. Я хотел такой ник, чтоб больше не повторялся, специально одного парня с Литвы спрашивал.

— «Ник» — это имя?

— Да, как в компьютерных играх.

— Да я не играю, откуда мне знать.

— А хочешь попробовать?

Я пожала плечами:

— Даже не знаю… А ты играешь?

— Да, мы с парнями скинулись, купили один на всех компьютер в казарму. Начали игры ставить на него — то не тянет, это не тянет. Давай скидываться ещё, уже на усовершенствование, — он усмехнулся и покрутил головой. — Я один раз, ты представляешь, как наигрался в… — (тут должно быть название игры, но, уж простите, бо́льшая часть названий игрушек у меня мгновенно выветривается, так что наигрался он во что-то с падающими сверху человечками), — на лекции сижу, открываю учебник — а они такие сверху: чк-чк-чк-чк… — он изобразил пальцами, как эти человечки падали на страницах открытой книги.

Потом последовала история, как он однажды ночь просидел в стрелялку и к утру начал воспринимать любой движущийся объект как враждебный персонаж игры.

— Ни фига себе…

— Ага.

Я оглянулась и поняла, что вообще не узнаю́, в каком районе мы находимся.

— А мы куда идём?

— В тёмный лес, к волкам, — страшным голосом сказал Вова.

— Да ну, перестань! Правда?

— Сейчас поднимемся в горку и выйдем как раз на Волжскую. Там и двойка ходит, и троллейбусы.

Рядом с остановкой сидела тётка с большим поварским термосом и неутомимо орала: «Чебуре-е-еки-беляши! Чебуре-е-еки-беляши!»

— Пирожок хочешь? — спросил меня Вова.

— Ой, нет! Только не эти.

— Боишься собачатины покушать?

— Или кошатины. Или ещё хуже… Короче, историю тебе расскажу. Страшную. Бабушкин отец зарабатывал на семью извозом, и однажды его на улице остановили милиционеры и пригласили понятым.

— Та-ак…

— Ну что, заводят его в частный дом, а там здоровенная мясорубка и детишки, человек пять, голенькие на лавочке сидят. И следы… предыдущей переработки людей. Дед вернулся и своих предупредил ни в коем случае пирожков у торгашей не покупать и со двора далеко не отходить. Это, конечно, давно было, в двадцатые, считай, годы, но пунктик у меня засел. Если приспичивает — лучше булочку, без всяких начинок.

— Понятно.

— О, смотри — семёрка, — к остановке подкатил троллейбус. — Поедем?

Семёрка нам подходила не очень, но до Мухиной она нас довезёт, а там до дома полтора километра всего. А двойку в выходные до морковкина заговенья можно ждать.

Мы, видать, не одни такие рассудительные оказались — заполнена семёрка была довольно плотно. Мы пристроились на задней площадке, Вова одной рукой держался за перекладину, а другой держал меня. Троллейбус иногда мотало, и он прижимал меня к себе плотнее — может быть, сильнее, чем требовалось, но у меня такая тактика принципиальных возражений не вызывала.

При этом мы успевали негромко друг с другом болтать.

— Слушай, а у тебя какой рост? — я вспомнила, что ещё с прошлого раза хотела спросить.

— Метр девяносто шесть.

Я скептически сощурилась:

— А точно девяносто шесть? Не восемьдесят?

И тут он усмехнулся и выпрямился. Ощущение получилось оглушающее, как будто человек внезапно вырос на голову.

— Так нормально?

— Вполне, — согласилась я. — Чё там наверху, какая температура?

И так нас пробило на поржать, что мы чуть не проехали свою остановку. Выскочили последними — а прямо напротив остановочного кармана киоск стоит.

— Ну, мороженое-то можно? — уточнил Вова.

— Против мороженого принципиального возражения не имею!

Мы выбрали по стаканчику и пошли дальше, куда более довольные жизнью.


Недостаток расположения Юбилейного в том, что он стоит на сопке. На самой верхушке этой сопке отстроен большой комплекс зданий областной больницы, а мой дом, я уже говорила — практически через дорогу от ограды этой самой больницы, тоже на самом верху. А значит, если идёшь пешком — с любой стороны — обязательно надо в горку чапать. А в горку я ходить не люблю.

Зато когда надо было догнать автобус (был у меня регулярный прикол в одиннадцатом классе — на полминуты на автобус опаздывать), я благополучно сбега́ла с горы по длинной-предлинной лестнице и догоняла его внизу, на третьей уже остановке. Ну и бегала я как олень, честно скажем. И поскольку на занятия в УПК[6] нужно было ездить раз в неделю, раз в неделю я догоняла автобус, а мои одноклассницы за меня болели изнутри, мдэ.

Но это я отвлеклась.

С Мухиной мы спускались чуть больше полукилометра под горку, а потом в полтора раза длиннее кусок — в гору, и это было куда более уныло. Но не сегодня! Вовка развлекал меня всякими ролевыми и армейскими байками, так что дорога кончилась даже слишком быстро.

Болтая, мы зашли в подъезд, поднялись на третий этаж. Нет, почти поднялись. На площадке между вторым и третьим этажом он вдруг развернул меня к себе, словно в танце. И так всё быстро получилось, я даже сообразить ничего не успела. Вот только что мы смеялись — и вот он меня целует.

Губы у него были тёплые и мягкие, язык нежно скользнул по моим губам… От колен вверх, к низу живота подкатила горячая волна, пробежала жаром, закачала, словно нахлынувшее море. И я потерялась совершенно.

Мы целовались, пока на пятом этаже не лязгнула железная дверь, и соседи не начали спускаться, громко переговариваясь между собой.

— В следующее воскресенье, — сказал Вовка, — у танка в девять тридцать.

Я глупо кивнула, чувствуя, что у меня горят щёки.

И он ушёл.


ПОСЛЕВКУСИЕ


Я совершенно деревянно поздоровалась с соседями — не поняла даже, кто это, дошла до квартиры и нажала на кнопку звонка.

Бабушка, видать, ждала меня в кухне, потому что подошла очень быстро.

— Ну что, как свидание?

— Обалдеть, — честно выдала я, сунула ей конфетный букетик, проскочила в ванную и быстренько закрылась. Включила воду и села на край ванны, опустив руку под струю.

Божечки мои, это вот что сейчас было, а? Я посмотрела на себя в зеркало. Щёки натурально горели, но это всё мелочи жизни. Что сигналило о моей непосредственной и острой реакции на этого парня — так это бугорки сосков, выпирающие сквозь ткань платья и бюстгальтер. Вот это ни фига себе… Но, Господи, как же он пахнет обалденно… От этой мысли внизу живота снова образовался жаркий сгусток. А он заметил? И что делать, если да? Я тихонько замычала и ткнулась лбом в ладони.

В дверь постучали:

— Оля, ты кушать будешь?

Я встрепенулась и села прямее:

— Да, баб! Щас в душ залезу быстренько, жарко сегодня!

Я постояла под тёплыми струями и маленько успокоилась, замоталась в полотенце и пошла переодеваться. В кухню выползла уже более-менее соображающая. Поела — и понеслась к Анне. Она в пятницу последний экзамен сдала и тоже свободна как ветер. Надо журнал отдать. И обсудить прошедший день в подробностях. Где были, что говорили, кто на кого как посмотрел. И вот это про запах, я с таким вообще первый раз столкнулась, чтоб аж отвал башки…

Девчонки — они такие. Иногда мне кажется, что у нас без таких обсуждений аналитическая функция вообще не работает…

Загрузка...