Автопилота на вездеходе, к сожалению, не было. Поэтому приходилось вести машину по очереди. Часы в дороге слились в одно сплошное напряжённое ожидание.
Мы ехали вдоль Енисея, по правому берегу. Места были безлюдные, но отдельные населённые пункты попадались.
К Туруханску близко не приближались. В городе наблюдалась активность — и, судя по ряду характерных признаков, активность не человеческая.
Ещё через смену мы доехал до Игарки. Тут признаков жизни не было: видимо, провели эвакуацию, а противник не успел дойти. Мы проехали рядом, но в сам населённый пункт не заезжали — время было на вес золота.
Перед третьей сменой я заставил себя поспать. Иначе рулить было просто небезопасно. Негоже подвергать опасности других, когда сам не можешь справиться с нервами.
Не сразу, но уснуть получилось. Даже без снотворных. Спасибо полученным в Академии навыкам.
Я встретил сон с каким-то облегчением; надеялся отдохнуть, хотя бы какое-то время не думать о семье и о том, что им может грозить, если дела пойдут совсем плохо. В каком мире придётся жить моему сыну, если убежище — это единственное, что останется от цивилизации?
Но тяжелые мысли ушли. Наступило сонное отрешение. Я приготовился видеть сон. Осознанные сновидения для меня не редкость, случаются периодически. Поэтому во сне я не удивился пониманию того, что сплю.
И всё равно: сон был до неприятного реальным.
Я стоял на берегу озера, среди стеклянных зарослей. У меня за спиной заходило солнце, подсвечивая окружающее глянцевитым багрянцем.
Я глядел на воду, надеясь увидеть своё отражение, и в какой-то момент понял, что вода — живая. Что это часть существа, чью природу понять и осознать я был не в состоянии. Оно рассматривало меня. Без интереса, скорее, лениво.
Оно знало, что я принёс нечто очень важное. В этот момент я вспомнил, что у меня за спиной бомба. Заряд, который мы привезли на берег в реале. Бомба была тяжелой, но во сне у меня хватало сил, чтобы тащить её на спине.
Нечто, притворяющееся озером, спокойно следило за моими манипуляциями. Я торопился; хотел успеть уничтожить его до того, как оно сообразит, что происходит. Непослушными руками я набирал код на сенсорной панели. Сделал несколько шибок. Перенервничал, что сейчас устройство будет заблокировано. Но смог взять себя в руки и всё сделать правильно.
Существо терпеливо ждало. В какой-то момент я понял, что оно — не единственное, что наблюдает; странные взгляды скрестились на мне. Я прикрыл глаза, чтобы понять, есть ли шанс вырваться из окружения. И после этого почувствовал их. Тех, кто пришёл с той стороны. Почти так же отчётливо, как до этого — земных зверей.
Они были очень разными. Кто-то, наверно, был раньше похож на нас. Такие попали за пределы структурированного мироздания в результате страшных катастроф, по сравнению с которыми начало нашей Вселенной — не более, чем праздничный фейерверк. Иные пришли из таких миров, понять которые не стоило даже пытаться. Потому что можно было просто сойти с ума. Там действовали другие законы физики. Там скорость могла равняться бесконечности, а свет имел массу… ещё я понял, что они меняются. Трансформируются. То, что случайно попало в наш мир с границы Хаоса, поглощалось единой волей — сознанием того самого существа, которое было озером. Многочисленные создания, осколки и отголоски неназванных и непонятых вселенных, подчинились ему. И теперь оно вынашивало план, который…
Я не успел понять, какой это должен был быть план. Индикатор заряда на устройстве засветился красным. Я слишком долго пробыл на одном месте, не двигаясь, и теперь моя жизнь была под угрозой.
Я запустил дрон в озеро, и бегом направился в сторону ближайшего утёса. У меня не было уверенности, что он сможет защитить меня от ядерного взрыва — но это было хоть какое-то убежище. Маленький шанс на жизнь.
И с началом движения воздух вдруг стал очень плотным. Как вода. Через него приходилось проламываться с силой. Я физически чувствовал, как текут секунды, приближая момент огненного ада.
Когда сопротивление стало невыносимым, и я понимал, что не успеваю — я вдруг уловил нарастающую эмоцию, которая до поры была скрыта за естественным фоном. И то существо из озера, которое вот-вот должно было погибнуть, и другие создания, которые подчинились ему — испытывали нетерпение. Им не было страшно, они не тосковали по уходящей жизни. Они чего-то… ждали?
Это открытие так меня поразило, что я встал на месте, как вкопанный. И тут же сопротивление исчезло. Множество сознаний тянулось ко мне — и это не было угрозой или попыткой расправиться с нежданным вторжением. От них исходило тепло. Понимание. Обещание чего-то другого. И отчётливое сообщение, пускай и не оформленное словами: «Теперь ты наш».
Я встал и посмотрел на озеро. Дрон двигался на небольшой глубине, оставляя на зеркальной поверхности стреловидный след.
Потом был взрыв.
Мгновенная вспышка, ослепительно-белый свет. Моё тело сгорело мгновенно, развеявшись невесомым пеплом. Но от меня осталось что-то ещё. И теперь оно было частью общности, чуждой всего земному. Та часть, которая когда-то была человеком, вопила от ужаса. Но ощущение мира и спокойствия; ожидание нового — оно перевешивало любые негативные эмоции.
Я ощущал, как наше общее сознание наливается силой. Теперь я мог дотянуться куда дальше, чем это было дано сразу после того, как я попал в этот мир.
И я двинулся, расчищая себе дорогу.
Местная жизнь большей частью была со мной несовместима. Но я мог использовать её через мои компоненты, которые позволяли это делать. Для того, чтобы продолжать двигаться дальше.
Чистой энергии было много. Очень много. Но недостаточно, чтобы захватить весь этот мир. Я понимал это, и немного печалился, представляя себе предстоящие годы борьбы за полый контроль, без которого невозможно… что? Вот этого я не смог осознать. Моё человеческое прошлое не давало проникнуть к целям, с которыми я/мы пришёл в этот мир. Оно было… нет, не сложным. Просто очень личным для моей основы. Оно не подлежало раскрытию до того момента, как это станет неизбежным.
Я отдался своему новому существованию, наслаждаясь сияющими полями знания и восприятия, о которых до этого не смел даже подумать.
А том я понял, что потки чистой энергии, которые скоро на меня прольются, ускорят процесс моего становления. Очень сильно ускорят. Возможно, их даже хватит для того, чтобы…
От возбуждения меня начало трясти. Все сильнее и сильнее. Я хотел отмахнуться от этого досадного препятствия, но странная тряска была очень настойчивой.
В конце концов я проснулся, жадно хватая ртом воздух.
— Кошмар? — с пониманием спросил Тревор.
Я не ответил, пытясь привести мысли в порядок. Это было не так просто после пребывания в чуждом сознании, пускай и во сне. Впрочем, сон ли это был? Или направленное видение?
У меня не было ответа на этот вопрос.
Но, когда я окончательно пришёл в себя, то в ужасе метнулся к станции ЗАС и что было сил надавил кнопку экстренного вызова.
— Серёг, ты чего? — испуганно спросил Ваня; он был за рулём.
— Щас, — отмахнулся я, продолжая вызов.
Но эфир оставался удручающе пустым. Минута за минутой.
— Может, дежурный канал поменяли? — спросил я, пробуя поменять настройки.
— Скорее, мы за пределами приёма, — ответил Тревор, — станция не такая мощная. А расстояния тут ого-го… ну, или рация испортилась. Такое бывает при интенсивной эксплуатации. Ты расскажешь, что случилось?
Я вздохнул, вернулся в основной отсек и ответил:
— Мне сон приснился.
— Конечно, это основание для экстренного вызова, — с притворной серьёзностью прокомментировал Тревор.
— Это не совсем сон был… даже скорее совсем не сон… в общем, такое дело: из твоего мира я принёс кое-какие способности. Раньше они работали только с земными животными, а теперь вот я чую этих тварей из Хаоса. Могу проникать в их сознание.
Кажется, Тревор по-настоящему испугался: сделал круглые глаза и отодвинулся от меня подальше.
— И… как оно? — осторожно спросил он.
— Фигово, — ответил я, — они готовы меня забрать, походу… но не это важно. Ребят, это район ни в коем случае нельзя бомбить! Сейчас мы еще можем сопротивляться, у нас есть шансы победить эту пакость. А если сбросим кучу бомб — нашему миру кранты. Причём очень быстро!
— Стоп. Подожди. Ты… точно уверен в том, что видел? Это мог быть просто экзотический кошмар?
— Уверен. На сто процентов, — ответил я, — и ты бы был, если бы мог это ощутить…
— Сколько времени до удара?
— Ты сам всё слышал. Мы не знаем. Но скоро.
— Остаётся только надеяться, что мы успеем добраться до места, где есть связь, раньше этого момент, — заметил я, — надо гнать.
— Ребят, я на пределе! — крикнул с водительского места Ваня.
— Ясно, — ответил я, — делай что можешь, но не рискуй понапрасну.
— Принято, командир.
Часы проходили. Я глядел через грязное заднее стекло на север в ожидании мощной вспышки. Тревор и Ваня поменялись, и теперь рядом со мной сидел старлей.
— Слушай, а что будет после удара? — спросил он, не выдержав долгого молчания, — ну, в смысле, в деталях? Они так же рванут наступать? Но, так понимаю, дальше?
— Я не знаю точно, — ответил я, — то, что там поселилось — это не монолит. Это разные существа, осколки погибших миров и вселенных. Их объединило нечто, которое просочилось, когда проход был открыт. Оно совсем чуждое, даже не знаю, как объяснить… возможно, оно вообще никогда не было в структурированных мирах, а жило в хаосе с самого начала. Но я знаю, что у него тут есть определённая цель. И, когда она будет достигнута — нам придёт конец.
— Но саму цель ты не знаешь, так?
— Нет, — согласился я, — не знаю.
— Знаешь, я читал много научной литературы после того, как вернулся. Хотел составить картину для себя. Ну, понимаешь — было важно получить хоть какую-то иллюзию контроля, или хотя бы понимания…
— Я понимаю. Это естественно.
— В общем, есть одна умозрительная гипотеза. Причём она даже серьёзно изучается на математических моделях. Согласно ей, наша Вселенная — вовсе не такая большая, какой мы привыкли её считать… то есть, она огромна, конечно, и рано или поздно станет именно такой, какой мы её видим, но в настоящий момент детализированный до уровня кварков мир есть только у нас. В пределах Солнечной системы и там, куда успели долететь наши аппараты. В общем, детализацию окружающему миру придаём мы сами. По мере его познания. Это значит, других планет и цивилизаций не будет — пока мы их сами не создадим, своим собственным сознанием, постепенно раздвигая границы обитаемой зоны. Пока мы не поверим в них. А «естественные ограничения», — в его голосе отчётливо слышались кавычки, — вроде скорости света — это просто правила распространения нашего собственного любопытства и знания.
— Интересная гипотеза, — кивнул я, — но какой в ней может быть практический толк?
— Вселенная — самопрограммируемая информационная конструкция. И мы — ключевой компонент, — продолжал Ваня, — представляешь, вполне возможно, Земля когда-то действительно была плоской и стояла на трёх огромных китах. А потом Солнце вращалось вокруг нашей планеты. Но всё менялось по мере усложнения нашего мировосприятия. Старые парадигмы не могли больше соответствовать реальности. Нам стало не хватать детализации. И появилась механика Ньютона. А потом и относительность Эйнштейна, закрепившая пределы и правила нашего развития до следующего большого информационного скачка… но даже сейчас Вселенная не так огромна, как мы думаем. Наши знания о далёких звёздах и галактиках всё ещё ничтожны. Оперирование такими огромными понятиями не требует больших вычислительных мощностей и памяти. Но уже детализация постепенно растёт. Мы уже точно знаем, что бывают экзопланеты. Это тот уровень, который соответствует общему числу наших разумов. Понимаешь?
— Да, я уже понял идею, но… — начал было я, но Ваня неожиданно меня перебил.
— О том, что это значит на практике, — продолжал он, — если мы и то, что мы строим вокруг себя — это просто информационный пузырь, то его можно перепрограммировать. Понимаешь? Любая более-менее сложная информационная структура рано или поздно становится мишенью для информационных паразитов. Это правило даже более фундаментальное, чем скорость света для нашего мира.
Я задумался на минуту. В этом правда что-то было. Та штуковина не просто так поглощала энергию ядерных взрывов, используя её в своих целях. Она «переформатировала» окружающее…
— Думаешь, к нам проник вирус? Извне? — спросил я. — А знаешь, в этом что-то есть.
— Это многое объяснило бы. Исходя из того, что мы там видели, — кивнул Ваня, — если продолжать проводить аналогию с вирусами, то, что творили эти нелюди в своих лабораториях, сильно ослабило «иммунную систему» нашей информационной конструкции. Из-за них мы сами себя оголили.
— Тогда можно предположить, чего добивается эта штуковина, — кивнул я, — ей нужна энергия, чтобы переформатировать информационные конструкции. И начать реплицировать себя. Так?
— Так, — кивнул Ваня, — продолжая аналогию, наша конструкция должна лопнуть. Чтобы выпустить наружу несчётное число копий того, что пролезло к нам…
— Знаешь… не ожидал от тебя, — заметил я, с уважением поглядев на подчинённого, — что так глубоко нырнёшь. Я даже вспомнил Михаила и других научников. Помнишь, как они спорили между собой?
— Помню, — грустно улыбнулся Ваня, — жаль, что с ними так… что выжгло напрочь…
— Не совсем, — заметил я.
Старлей глянул на меня, подняв бровь.
— Что имеешь в виду?
— Я навещал их регулярно. И Михаил, похоже, пришёл в себя. Он, кажется, даже предупредить меня пытался. О том, что будет.
— Серьёзно? Вот так новость… хоть что-то хорошее…
— Есть такое… будет обидно, если возвращаться им будет некуда. Понимаешь? — Сказал я, подавив тяжёлый вздох.
— Понимаю, — кивнул Ваня, — но что мы можем поделать прямо сейчас?
— Молиться на скорость. Или на рацию в надежде, что она заработает.
— Там автоматический режим есть если что, — заметил старлей, — даёт оповещение сразу, как сигнал ЗАС появляется. Ты активировал?
— Естественно, — кивнул я, автоматически глянув на радиостанцию. Основной дисплей не горел, но светодиод автоматического приёма кодированного сигнала мерно мигал жёлтым.
— Ясно, — кивнул Ваня, — перекусить надо бы. Время вроде как.
— Вот что мне в тебе нравится, так это твоя невозмутимость, — хмыкнул я, — давай, перекусим. Чего уж. Взрыв в любом случае не пропустим.
— Серёг, я не всегда таким был. Ты же понимаешь…
Я кивнул. И потянулся за ближайшим сухпайком.