Ночь внезапно наполнилась странными звуками, напоминавшими птичий щебет, и эти звуки едва не заглушили мычание стад гну. Из своей машины я видел, как на залитой лунным сиянием африканской равнине проснувшаяся стая Чингиз-хана исполняла полуночный «обряд приветствия». Собаки лизали друг другу морды, фыркали, бегали, внезапно припадая к земле,— и всё это под несмолкавший аккомпанемент странных, совершенно несобачьих звуков. Совершив ритуал, все семнадцать собак стаи ровной и бесшумной рысцой потрусили по равнине, вытягиваясь в цепочку друг за другом. Я включил мотор и двинулся следом — такой же чёрный силуэт, только более крупный и шумный. Но машина не встревожила собак — ни одна из них даже не оглянулась, хотя меня и потряхивало на бездорожье.
Потом собаки побежали. Я перевёл скорость и рванулся за ними — машину стало бросать ещё сильнее. Вскоре я разглядел преследуемую жертву — это был годовалый гну. Немного спустя мы уже делали пятьдесят километров в час. Фары я включать не решался: как бы не ослепить гну и не спугнуть тысячные стада с маленькими телятами — они были повсюду вокруг нас. Глаза уже привыкли к призрачному свету, и на малой скорости мне ничего не стоило объезжать едва различимые ямы. Теперь же оставалось надеяться только на удачу.
Мы проехали ещё километра полтора, когда луна скрылась за небольшим облачком. Я уже едва различал собаку, которая была ближе всех, и сосредоточил внимание на том, чтобы не упускать её из виду. По остатку хвоста я узнал Фею, одну из трёх взрослых самок стаи. (В будущем мне предстояло найти для неё новое определение — она стала матерью Соло.) Вдруг Фея подпрыгнула, перевернувшись в воздухе. Послышался шумный всплеск, и я резко повернул руль, объезжая колдобину, в которую Фея свалилась. Посмеиваясь про себя, я следил уголком глаза, как она вскочила и пошла вброд через лужу. Я так старался не потерять её из виду, что не заметил вторую колдобину, параллельную первой. В следующее мгновение машина уже летела по воздуху. С глухим стуком мы приземлились, и я почувствовал жгучую боль — левым плечом я врезался в борт машины, и тут же через открытое окно прямо мне в лицо угодила солидная порция воды. Моя нога всё ещё была на акселераторе, и машина переваливаясь продолжала пробиваться вперёд, разбрасывая во все стороны жидкую грязь, потом уткнулась в противоположную стенку ямы, начала было взбираться вверх и встала; колёса бешено крутились. Я быстро включил передний мост, но это не помогало. Машина застряла всерьёз и надолго.
Выбравшись из кабины, я побрёл вокруг машины. Липкая грязь доходила до щиколоток. Задние колеса глубоко врезались в грунт под водой, и одно из передних тоже порядочно засело. Да, придётся попотеть, откапывая машину. Я прислушался: ни щебета пирующих собак, ни топота бегущих антилоп. Конечно, собаки уже должны быть где-то далеко впереди; придётся мне оставаться на месте до рассвета.
Я забрался обратно в кабину и налил чашку кофе из фляги. На душе было скверно: мне следовало во что бы то ни стало держаться рядом с собаками, и по прошлому опыту я прекрасно знал, что теперь вряд ли сумею отыскать их, даже если проищу весь день. Джейн, Лакомка и я жили в Серенгети уже три недели, и каждый день я выезжал на поиски стаи Чингиза. Мне хотелось снять фильм о жизни собак возле логова и о воспитании щенят. Среди многочисленных стад — была как раз миграция гну — я встречал других собак, но эту стаю, нашу собственную, я встретил сегодня в первый раз.
Славно было повидать их вновь, своих старых знакомцев; не хватало только двоих: вождя стаи, Чингиз-хана (вероятно, он погиб), и одной из самок — Юноны. Кроме десяти взрослых, которых я так хорошо знал, в стае было семеро годовалых щенят, детей Юноны, — два из них пропали ещё в прошлом году.
Я надеялся, что, когда снова найду стаю, в ней будет беременная самка, поэтому вид трёх самок с худыми, втянутыми боками, без набухших сосков, которые предвещали бы появление щенят, разочаровал меня. Однако в течение дня я почти точно уверился, что у главной самки, Ведьмы, вот-вот начнётся течка. Псы так и увивались вокруг неё, и я разглядел в бинокль, что петля у неё слегка припухла — верный признак того, что она почти готова к спариванию. Но так как спаривания я не наблюдал, у меня оставались некоторые сомнения.
Самка гиеновой собаки щенится недель через десять после спаривания. Ждать десять недель — очень долго! Мне хотелось бы начать съёмки гораздо раньше. Но я понимал, что ждать придётся, и был готов идти на все расходы, которых потребовали бы интенсивные розыски логова Ведьмы, если бы хоть наполовину был уверен, что у неё действительно будут щенки. И вот теперь я потерял стаю! Так как самка спаривается только в течение четырёх дней, а я не был уверен, что найду стаю за это время, это значило, что у меня не было никаких шансов отыскать их. Я проклинал облако, колдобину, собственную неловкость и почти всё на свете.
Внезапно мимо машины промчалась гиена, за ней — другая. Вглядываясь в темноту, я увидел, что следом поспевает и третья. Я схватил наушники, включил магнитофон и повернул в ту сторону микрофон направленного действия. Прислушавшись, я уловил в отдалении звуки, которые обычно издают гиеновые собаки. Ясно: стая свалила добычу недалеко. Меня вдруг снова озарила надежда — ведь собаки пробудут поблизости не меньше часа. Надо же было мне терять время на кофе и на чёрные мысли!
Я мигом взобрался на крышу машины, отвязал доски и лопату, которые всегда возил с собой, сбросил их вниз и спрыгнул следом. Потом достал домкрат. Мне предстояло поставить домкрат на одну доску и, слегка приподняв машину, подсунуть под заднее колесо вторую. Эту процедуру я должен был повторить и со вторым задним, а затем и с передним колесом.
Не буду подробно описывать следующие шестьдесят минут: как домкрат соскальзывал с доски, как доска утопала в грязи, как мне приходилось выкапывать из-под задних колёс грязь, которую тут же намывало обратно. Достаточно сказать, что в конце концов я всё-таки ухитрился подсунуть три доски под три колеса и мне удалось выбраться на сушу с первой попытки. В одном я уверен: проделать всё это ещё раз у меня не хватило бы ни времени, ни сил.
Я направил машину прямо в ту сторону, откуда доносились звуки, и был безмерно обрадован, увидев тёмные тени, копошащиеся, судя по всему, возле добычи. Но радость моя быстро испарилась, когда я подъехал поближе и узнал гиен. Я немного поколесил вокруг, но собак нигде не было видно, хотя я даже взбирался на крышу машины и оглядывал в бинокль всю равнину. Я снова вынул микрофон направленного действия и, надев наушники, стал медленно прощупывать ночную тишину этим чувствительным прибором. Звуки слышались в нём чётко и ясно: мычание гну, вой шакала, кваканье лягушек, стрекотание сверчков. Но ни звука, издаваемого собаками. Я проехал немного дальше и снова прислушался. Вот едва различимый кашляющий рык льва, поблизости громко залаяла зебра. Но вдруг до меня донёсся резкий хриплый лай, три раза подряд. Это был зов собаки; более того, я знал, что это лает старый светло-рыжий самец, Жёлтый Дьявол, тот, у которого было полхвоста. Ни одну гиеновую собаку не спутаешь с Жёлтым Дьяволом, когда он подаёт сигнал опасности.
Спустя десять минут, ведя машину «челноком» в том направлении, откуда донёсся звук, и то и дело останавливаясь, чтобы осмотреть в бинокль озарённую луной равнину, я нагнал стаю.
Я почти сразу почувствовал, что происходит нечто довольно странное: Жёлтый Дьявол спаривался с Ведьмой. Обычно в стае гиеновых собак с доминирующей самкой спаривается доминирующий самец. Собственно говоря, доминирующие животные так или иначе связаны друг с другом: они часто бегают, отдыхают и даже кормятся рядом. Утром Ведьма лежала рядом с доминирующим Стрижом. И вот теперь за ней в роли признанного ухажёра следовал Жёлтый Дьявол, не отставая ни на шаг. А Стрижу это было, как видно, безразлично.
Жёлтый Дьявол держался собственником. Когда приближался другой пёс, старый самец с выцветшей шкурой угрожающе рычал и становился между Ведьмой и соперником. По отношению к Стрижу, однако, он держался двойственно. Временами он рычал на доминирующего самца, но несколько раз быстро отбегал от Ведьмы, подходил к Стрижу и подставлял ему шею и даже валился на бок — должно быть, старался убедить Стрижа, что по-прежнему ему подчиняется. И тут же мчался обратно к своей даме.
Когда Ведьма, основательно обнюхав куртинку травы, слегка приподняла одну лапу и отметила её мочой, я с интересом стал смотреть, что будет делать Жёлтый Дьявол: во всех стаях, которые мы изучали, отметка территории — исключительная привилегия доминирующего самца и доминирующей самки. Когда Ведьма отошла, Жёлтый Дьявол приостановился, понюхал траву и пошёл следом за ней, а Стриж немедленно подбежал и добавил свой лапах к запаху Ведьмы.
Рано поутру Жёлтый Дьявол спаривался с Ведьмой несколько раз, но и тут Стриж не проявил никакого интереса. Это меня озадачило, но потом, перебирая записи наших прошлых наблюдений за этой стаей, я вспомнил, что Стриж не спаривался с Ведьмой и в прошлогоднюю течку. Должно быть, у него что-то было не в порядке с гормональной регуляцией и проблемы пола его не интересовали. Это вполне вероятно, потому что мы никогда не видели, чтобы он спаривался или делал попытку спариться с какой-либо из самок.
Видимо, из-за того, что ухаживать за доминирующей самкой приходилось в присутствии доминирующего самца, Жёлтый Дьявол был довольно нервным поклонником. К полудню, пробегав по пятам за Ведьмой добрых двенадцать часов и спарившись с ней пять раз подряд, он выглядел совершенно разбитым. Он лежал, прижавшись к ней вплотную, и постоянно скулил, переводя глаза с одной собаки на другую. Но стоило какому-нибудь самцу направиться в их сторону, как Жёлтый Дьявол вскакивал, становился между Ведьмой и соперником и резко, скрипуче рычал. Однако никто особенного интереса к этой паре не проявлял.
Собаки лежали возле старого логова — это было несколько глубоких нор. Когда солнце стало припекать, а утренний ветерок улёгся, многие собаки забрались под землю, спасаясь от полуденного зноя. Ведьма тоже встала и нырнула в прохладную нору. Жёлтый Дьявол проводил её до входа, но под землю не полез. Он улёгся на солнцепёке и принялся ждать, время от времени поглядывая на соседние норы. Его, по-видимому, беспокоило, что она может выйти из другого отверстия и к ней пристанет другой пёс. Но через некоторое время Ведьма вылезла из того же входа и в сопровождении приободрившегося Жёлтого Дьявола стала бродить среди собак, которые лежали в желтовато-зелёных зарослях содомского паслёна высотой около тридцати сантиметров. Жёлтый Дьявол шёл рядом, почти неприметно и очень нежно отталкивал её в сторону, так что в конце концов оба улеглись рядышком, поодаль от остальных.
Ближе к вечеру, когда стая мирно отдыхала уже больше часа, Ведьма встала и опять направилась к норе. Жёлтый Дьявол, успевший немного успокоиться, пошёл следом. Внезапно из зарослей стрелой выскочил другой пёс и налетел на Жёлтого Дьявола. Он атаковал старика без всякого предупреждения, и вся стая, мгновенно сорвавшись с мест, устроила свалку. Вскоре Жёлтый Дьявол совсем скрылся из виду под кучей рычащих собак, которые дёргали его и кусали за что попало. А Распутин, затеявший эту драку, больше в ней не участвовал. Пока остальные собаки нападали на Жёлтого Дьявола, Распутин вылез из свалки и спарился с Ведьмой.
Когда собаки кончили трепать Жёлтого Дьявола, он, тихонько рыча, улёгся в стороне, не сводя глаз с Распутина и Ведьмы. Самой же Ведьме как будто было совершенно безразлично, какой самец с ней спаривается. Быть может, она и предпочитала кого-нибудь одного, но я был со стаей слишком мало, чтобы суметь разобраться в этом.
Через пятнадцать минут Распутин снова сделал садку на Ведьму. Внезапно Жёлтый Дьявол налетел на него, стараясь схватить за горло, но подскочили остальные собаки — они так кусали и трепали бедного старика, что ему снова пришлось отступиться от Ведьмы.
Почему собаки так дружно нападали на Жёлтого Дьявола? Точно ответить трудно, можно высказать только предположение, что остальные самцы были однопомётниками. По-видимому, ядро стаи составляют родные братья, вскормленные в одной норе. Иногда с ними соединяются в стаю их отец и его братья. Самки, как мне кажется, в конце концов всегда покидают родную нору и уходят в другие стаи — прекрасный механизм для предотвращения инбридинга. Жёлтый Дьявол, который был намного старше остальные самцов, мог быть их отцом или дядей, а связь между однопомётниками прочнее, чем между другими родственниками, потому-то собаки и вставали на сторону Распутина против Жёлтого Дьявола.
Если это предположение верно, то было бы очень интересно узнать, к чему привела бы попытка одного из «братьев» отбить Ведьму у Распутина, но он оставался с ней всё время, пока я следил за стаей. Собаки несколько раз собирались вместе и испускали резкие тревожные крики, пристально глядя на Ведьму, словно их обидели. Но ни один из них не бросил вызов Распутину.
В эту ночь я не мог следовать за собаками, потому что луна взошла примерно через час после заката солнца и всё это время собаки бежали в полной темноте. Но я уже добыл сведения, которые были мне крайне необходимы: примерно через семьдесят три дня Ведьма — надо надеяться — ощенится, и, если нам повезёт, мы отыщем её нору. Усталый, но довольный, я поехал в лагерь — сообщить эту новость Джейн.