Солнце еще только всходило, когда двое мужчин — один в полицейской форме, другой в штатском — вышли из бело-голубого домика на Дарлингтон-авеню. Они молча прошли по центральной аллее. Оба примерно были одного возраста: лет тридцати — тридцати пяти. Констебль Лео Брот, с широким плоским лицом, шагал с военной выправкой. Рядом с ним семенил Этол Биби — здешний молочник. Он был сам на себя не похож; обычно веселый и проворный, как все молочники, Биби теперь плелся с мрачным видом.
У калитки констебль сказал:
— Пожалуй, нам лучше подождать здесь.
Начальник сыскной полиции, старший инспектор Филдс, когда говорил с ним по телефону, приказал сторожить калитку и не подпускать к дому лиц, не имеющих на то специального разрешения. Констебль Лео Брот привык точно выполнять свои обязанности; он занял пост перед калиткой и стал наблюдать за улицей, поворачивая голову то налево, то направо.
— Сейчас приедут из полиции, — сказал он.
Они заговорили об убитой.
— Так ты, значит, первый раз в жизни видишь труп? — с сомнением спросил констебль Брот.
Он снова оглядел улицу. В утреннем воздухе чувствовалось приближение жаркого дня.
— Да, здорово ее отделали, — продолжал он.
На него это убийство не произвело впечатления: его пост был возле морга.
— Ко всему привыкаешь, — прибавил он.
Но Биби преследовало лицо убитой.
— Надо же, а ведь какая была красавица, — сказал он. — Второй такой не найти…
— Ну, продолжай… Хорошо ее знал, да?
— Что вы! Раза два видел, не больше. Один раз утром. Она возвращалась с вечеринки. Или с бала какого.
— Ладно, ладно… Сыщики все распутают… Небось, слышал о старшем инспекторе Филдсе и об инспекторе Браммеле?
— Слышал, — сказал Биби. — Читал в газете. Про них часто пишут.
— Через их руки этих убийств прошло, наверно, сотни полторы. И большинство они раскрыли. Неплохой списочек, а? Инспектор Браммел — парень с головой. На одном деле я с ним был. А джентльмен какой!
— Чего же это он не поймает того ворюгу, который в здешних местах орудует?
— Погоди, еще поймает.
Однако Этол Биби вовсе не жаждал познакомиться с умным Браммелом, хоть тот и был джентльменом. Еще меньше хотелось ему увидеться с остальными работниками сыскной полиции. Достаточно он о них начитался в газетах. И чем больше констебль о них рассказывал, тем больше ему было не по себе.
Становилось все жарче и жарче. Констебль снял фуражку и неторопливо обтер кожаный ободок внутри. Без фуражки он не похож был на полицейского. Но едва он снова надел ее, как лицо у него опять стало суровым и официальным. Он расправил могучие плечи и оглядел улицу. Машины не появлялись. Улица казалась необитаемой. Серые особняки, заросшие плющом, безмолвные и пустынные, стояли в глубине участков, огороженных заборами или затейливо подстриженной живой изгородью. Единственным небольшим строением среди домов-великанов на этой улице был бело-голубой кукольный домик. Рядом со своими хмурыми соседями он казался юным, ярким и дерзким.