Созвездие Антура

Глава 22 „Я — ИССЛЕДОВАТЕЛЬ, А НЕ ХОЗЯЙСТВЕННИК!“

Алексей пришел в институт, как обычно, к началу рабочего дня. В лаборатории уже были Панина и Косыгин.

— Как там, на Сахалине? — встретил его вопросом Геннадий.

— На острове — нормальная погода, — делая озабоченный вид, пропел Белкин.

— Это и без тебя знаю, — проворчал Косыгин. — Я о совещании спрашиваю.

— Ах, о совещании? — будто удивившись, переспросил Алексей. — Совещание как совещание — одна трата времени.

— Представляете себе, — продолжал Белкин уже без прежнего налета шутливости, — три дня болтовни! Это двадцать четыре рабочих часа! Помножьте на сотню праздно болтающихся. Получается: почти две с половиной тысячи украденных у государства человеко-часов. Я бы за такое сжигал виновников на костре. Как во времена инквизиции.

— В таком случае, Леша, одним из первых надо сжечь моего папу, — сказала Галя. — Ведь ему чуть ли не каждый день приходится проводить совещания.

— Кирилл Иванович не в счет, — заявил Алексей. — Он проводит необходимые совещания. Так что не рассматривай Белкина как тенденциозную личность. Я не против совещаний вообще. Я против совещаний пустых, бестолковых… Единственное светлое пятно на сахалинской сходке — окончательно и бесповоротно разошлись со Снегиревым.

— Почему? — не удержался Косыгин.

— Для вас, Геннадий Митрофанович, не является секретом мой принцип: или вкалывать до седьмого пота, или катись ко всем чертям. Во время последней экспедиции Снегирев, по-моему, только и занимался тем, что пинал воздух.

— Не забывай, Леша, и другое, — возразил Косыгин. — Когда Снегирев заведовал нашей лабораторией, помнишь, как он «выбивал» для нас шхуны, деньги на экспедиции, позволял ездить в командировки в Москву, Ленинград, на Камчатку, наконец, редактировал твои статьи…

— Когда он редактировал статьи, я говорил ему спасибо. А то, что «выбивал» суда, деньги на экспедиции, — это входило в его обязанности. Он же подавал это так, будто делал нам одолжение… Что ни говори, любит он загребать жар чужими руками. И когда в гостинице зашел об этом разговор, так ему и сказал: «Или, Снегирев, будешь работать, или нам придется трогательно расстаться».

— А он?

— Невозмутимо заявил: «Мне искренне жаль, Белкин, что ты уродился всего лишь ломовой лошадью».

— А ты?

— Ответил, что признателен за сравнение со столь благородным животным, чего, к сожалению, сделать в отношении его не могу. Снегирев с бранью выскочил из комнаты… Хорошо, если бы проветрил мозги и сделал правильные выводы, — задумчиво закончил Белкин.

— Ты погорячился, Алексей, — предупредил Косыгин. — Аркадий не такой уж безнадежный парень. И не по-товарищески это — унижать коллегу.

— А по-товарищески — выезжать за счет других?

— Но об этом можно было бы поговорить без всяких обид.

— Иногда пощечина полезней «тысячи тонн словесной руды». Это даже Макаренко не отрицал…

— Леша! Тут тебя гранки дожидаются, — после неловкой паузы сообщила Панина.

— Какие гранки?

— Из Академии наук.

— Чего же вы, черти полосатые, голову морочите?

Алексей поспешил к столу и среди десятка различных папок увидел ровные колонки текста. Быстро пробежал по ним глазами, что-то вычеркивая и вставляя уточнения на полях.

— Наконец-то! — перевел дух, когда вычитал текст до конца. — Пусть знают наших, «фока-антисеребровских»!

Дверь отворилась, в комнату вошел Берзин. Русые, почти пепельные волосы сползли на его широкий, атакованный веснушками лоб.

— Привет «ластоногим»!

— Здравствуй, «китообразный»! — ответил Алексей.

— Чего зубы скалишь? — бросил Альфред в сторону Белкина.

— Не видишь, что ли, радуюсь — академики гранки прислали, обещают скоро напечатать статью об островном.

— Это другое дело, а я подумал: выполняешь неизвестное мне упражнение йогов. Прими, старик, мое сочувствие. Скоро о твоем тюлене узнает весь мир, а его первооткрыватель станет популярным, как голливудская кинозвезда.

— Это ты загнул.

— Чего загнул? «Доклады Академии» выписывают на всех шести континентах. Срочно нанимай секретаря для приема отечественных и зарубежных корреспондентов. Бери меня, только давай на берегу условимся: соотечественников принимаю я, иностранцев — ты.

— Почему? — удивился Алексей.

— Язык «хромает», а ты в нем ас.

— Нашел аса. Ты, как всегда, переоцениваешь мои возможности.

— Не скромничай. Лжескромность не украшает. Признайся: если ты вздумаешь написать письмо, допустим, какому-нибудь лорду, тебе потребуется не более пятнадцати-двадцати минут?..

— Ты к чему это, Берзин? Снова какую-нибудь «свинью» решил подложить?

— Надеюсь, не откажешь в любезности настрочить полторы странички одному американцу. Причем надо сегодня отправить письмо. Честное слово, Леш! Ждал тебя, как бога.

— Чем ждать, скорее бы сам написал.

— Все равно не успел бы. Я слышал не раз, как вы тут с Галкой лопочете. Это у вас вместо физической разминки, что ли?

— Нет, мы — за гармонию физического и духовного развития. А ты?

— Теоретически «да», практически не получается.

— Давай письмо и выметайся. Делаю это исключительно из-за хорошего расположения духа. Завтра ни за что не соглашусь…

— На завтра у тебя запрограммировано плохое настроение?

— Я не программирую плохого настроения, но находятся такие словоохотливые люди, которые все-таки портят его.

— Гарантируешь, что сегодня переведешь письмо, — тут же исчезаю. Думаешь, у меня нет дел?

После обеда в институте заседал Ученый совет: утверждали темы и сроки защиты кандидатских диссертаций. Когда черед дошел до Белкина, он поднялся и неторопливо начал:

— Я познакомился с тематикой кандидатских работ, многие темы меня очень интересуют. В свое время опубликовал статьи по кожно-волосяному покрову морских котиков в эмбриональной стадии. Конечно, мог бы более глубоко заняться изучением именно этой темы. Но, как известно, я сейчас изучаю островного тюленя. Этой темы нет в предлагаемом списке, но думается, она не идет вразрез с основной программой научно-исследовательских работ института. Поэтому обращаюсь с просьбой — включить ее дополнительно и разрешить мне заняться ее разработкой. Тема островного меня глубоко волнует, работа над ней представляется наиболее перспективной…

— А если это только ваше, субъективное, мнение? — оборвал выступающего секретарь Ученого совета.

Белкин не ожидал такой реплики, но не растерялся:

— В каждом научном поиске сначала преобладает субъективное мнение. Это — гипотеза. Но после убедительных доказательств она становится мнением объективным.

— Против вашей гипотезы — доктор биологических наук Серебровский. Это — один из крупнейших специалистов по ластоногим.

— Я знаю заслуги Всеволода Сергеевича. Он — мой учитель. Но если мы будем довольствоваться лишь мнением авторитетов и ничего не предлагать своего, — спокойно возразил Белкин, — наука застынет на месте.

— Позвольте! — не выдержал секретарь. — Заниматься работой, в успех которой никто заведомо не верит, это же во-люн-та-ризм! На это Ученый совет не пойдет!..

— Вячеслав Аркадьевич! — вмешался директор. — Прежде всего прошу не горячиться. Во-вторых, почему вы говорите за весь Ученый совет? Я тоже член совета, но с вами не согласен. Я верю в перспективу поисков Белкина. Даже предположим худшее, а именно ваш вариант. Если Белкин не сумеет доказать, что островной — особый вид, и в этом случае не будет большой беды. Честный ученый не ставит перед собой задачу — во что бы то ни стало сделать открытие. В науке, как вам известно, даже отрицательный результат — тоже результат. И в этом отношении работа Белкина представляет несомненный интерес… Вот хочу спросить вас, Вячеслав Аркадьевич: что мы знаем об островном?

— Но программой института эта тема не предусмотрена, — не сдавался секретарь.

— Программа — программой, а жизнь есть жизнь — она неумолимо вносит свои поправки.

— Из Москвы спросят не островного тюленя, а выполнение утвержденной программы. Это вы знаете не хуже меня, Кирилл Иванович. Так кто же будет отвечать за ваши поправки? Не я ли как ученый секретарь?

— Не вы! — еле сдерживая раздражение, возразил Панин. — Как директор я отвечаю за все дела в институте, в том числе и за выполнение программы научных работ.

И, сделав глоток воды, чтобы успокоиться, Панин продолжил:

— Ставлю на голосование. Кто за то, чтобы утвердить предложенную Белкиным тему? Кто против? Кто воздержался?

При последнем вопросе поднялась только рука ученого секретаря.

— Таким образом, тема утверждается, — объявил Панин. И, обращаясь к сотрудникам института, приглашенным на заседание, сообщил: — Вы свободны, товарищи. Белкина прошу минут через десять зайти ко мне.

После шумного заседания в кабинете директора было тихо и уютно.

— Не стану, Алексей, морочить тебе голову вступлением — и так сообразишь, что к чему. Ваша лаборатория длительное время находится без руководителя. Сам знаешь, как это пагубно сказывается на работе… Короче говоря, нам нужен заведующий лабораторией ластоногих.

— Причем тут я? — удивился Белкин.

— А вот причем. Сейчас мы обсудили этот вопрос на заседании Ученого совета и почти единодушно решили — рекомендовать на эту должность тебя.

— За что, Кирилл Иванович?

— Ты меня спрашиваешь, словно тебя приговаривают к заключению.

— Хуже! — взорвался Алексей. — Поверьте, для меня нет более жестокого наказания, чем ваше предложение.

— Почему? — развел руками директор. — Парень ты деловой, энергичный, а главное — с головой. Я уверен, вполне с этой должностью справишься. Конечно, на первых порах будет туговато — помогу.

— Я не боюсь трудностей. Опасаюсь другого, — поделился Белкин. — Стать завлабораторией — значит «по уши завязнуть» в административных делах. А как мой тюлень?..

— Так уж «по уши»?

— Иначе не могу. Если начну халтурить, ведь сами погоните?

— Погоню, но давай попытаемся.

— Зачем эти эксперименты? Вы прекрасно знаете, что по своей натуре я — исследователь, а не хозяйственник.

— Выходит, я — не исследователь? — спросил Панин.

Алексей понял, что задел у старика больную струну.

— Нет, вы прежде всего — ученый. Но если бы не стали директором, сделали бы гораздо больше для науки. В свое время, видимо, вас точно так же, как вы меня, уговаривали.

— Это ты угадал, — Панин улыбнулся. — Только меня не уговаривали. Я, как и ты, отказывался, а мне: «Партийную дисциплину не хочешь соблюдать?» Я пытался возразить: «Партийная дисциплина должна совпадать с интересами дела!»

— Вот видите, Кирилл Иванович, все понимаете, а хотите так же поступить со мной.

— Нет, Алеша, ничего не стану делать против твоей воли. Но пойми меня. Мне нужны не вре-мен-щи-ки, а толковые помощники. Чтобы не перекладывали бумажки с места на место, а в науке разбирались, умели заглянуть в суть исследований, видеть их перспективу. Ты бы подошел…

— Спасибо, Кирилл Иванович. Считайте, уговорили. Я дам согласие на ваше предложение, только не сейчас.

— Когда же?

— Года через полтора. Закончу работу о своем тюлене, а потом можно попробовать…