Созвездие мертвеца

Сон Дяди Вани

Я спал и видел уже не Прованс во сне. Нечто вроде Марселя. Романтическое проникновение в суть вещей, в потоки времен и народов. В камине каком-то горели дрова, и была это не русская березка, а старая яблоня из пригорода Марселя. Оттого запах дыма был так сладок и чувствен. В комнате гостиницы я был не один, со мной была женщина, но лица ее я не видел. Я знал, что ждал сегодня у «Мон верту» другую, но пароход, который должен был ее доставить в Марсель, задержался где-то в пути. А та, что сидела сейчас со мной, так это просто бегущая по городу, по его улицам, паркам, мостам, больницам и тюремным коридорам. Ну и что с того? Просто реминисценция. Пицца, кабачок, эмигранты и полицейские. Я-то при чем здесь, тем более что это всего лишь сон?

Прежде чем я оказался в этой комнате, с женщиной, лица которой не видел, мне пришлось совершить странствие по чудесному чужому городу. Менялись попутчики, и от всех разило вином.

Я знал, что нет у меня рода и племени, нет подданства, и ни одной полиции мира я не подвластен. Я подвластен лишь терниям и звездам и тем последним вечерним огням…

И еще мучило видение человека, повесившегося на собственном галстуке в другом каком-то городе, во время не столь давнее, при обстоятельствах странных. И труп этот раскачивался перед глазами, и тень от него падала на мою прекрасную незнакомку. Мне казалось, что вот-вот я узнаю ее, имя ее вот-вот должно было сорваться с языка, но тут я проснулся…

Часа через два Дядя Ваня проснулся. Точнее, стал просыпаться. Только не точнее, а тошнее. Славик Баранов вполголоса дискутировал со своей половиной за стенкой. Изредка голос половины возвышался сверх меры, потом опять становился тише, и разговор супругов Барановых переходил на вялотекущий бытовой уровень. После очередного высокого эпитета, найденного госпожой Барановой, Игорь Михайлович и проснулся.

— Добрый день, Аня.

— Скорее, добрый вечер. Хорошо выспались?

— Как ты-то сюда попала?

— Да так. Прикинула, что к чему. Куда вам еще бежать?

— А ты знаешь, что я натворил?

— Не знаю. Только знаю, что из вашей квартиры труп выносили.

— Ага. А Славка где?

— Там. Беседует.

— Ага.

— Куда теперь?

— Ты-то как здесь?

— Вы должны были прятаться. Про Славика Баранова никто практически не знает. Искать вас здесь не станут.

— А что с тобой?

— Папу увели вчера в полночь, да так и не вернули. Потом пришли за мной в школу. Я сбежала.

— Как?

— Как в фильме. Попросилась в туалет.

— И что?

— Как видите. А тексты у вас забрали?

— Тише… Вот они. — Он достал конверт, заклеенный скотчем.

— А вы уверены, что это они?

— Давай посмотрим. Я уже ни в чем не уверен.

Он надорвал бумагу оберточную, и действительно тексты оказались там. Пересчитали. Все на месте.

— Что нам теперь делать, Аня?

— Вы мужчина, вы и должны решать.

— Интересная постановка вопроса.

— Головка-то бо-бо?

— Не то слово.

— Что ж это вы так?

— Я человека убил.

— А-а.

— Потом долго меня хмель не брал. Переволновался.

— Они за текстами приходили?

— Конечно. И так умно все сделали, так коварно. Но я их провел. Мне пришлось защищаться, и я защитился. С Божьей помощью.

— Скорее, с не Божьей. Вы же знаете, кто охраняет хозяина этих бумаг.

— Ты как-то по-взрослому рассуждаешь, Анна.

— Я и есть взрослая. Имею богатый сексуальный опыт.

— Не мели чепухи.

— Вы думаете, о чем там за стенкой спор идет?

— Уходить нужно.

— Я должна семью воссоединить прежде.

— Что значит «прежде»?

— А то что ни мне, ни вам, ни отцу теперь житья не будет. Нужно листочки эти отдать им, и все будет хорошо.

— Что значит «отдать»?

— А то. Я домой хочу.

— А у меня теперь нет дома. И что делать, я не представляю.

— Вам бежать нужно. Из страны. Как-нибудь границу перейти. Где там виза не нужна?

— Так поймают.

— Документы другие. Что-то еще нужно?

— А с текстами что?

— А их спрячем.

— А отдавать уже не хочешь?

— Я подумала, что, пока они их ищут, мы живы. И вы в том числе. А как найдут, вопрос снят.

— Где ты этому ужасному бюрократическому языку научилась?

— На уроках.

— Только не на моих.

— Ну конечно, не на ваших. «На столе апельсин, на ковре твое платье, ты в моих объятиях. Нежный подарок судьбы, прохлада ночи, тепло моей жизни».

— Жак Превер. У меня есть знакомые во Франции. Столько лет переписывались.

— Вот туда вам и нужно. Вместе с текстами.

— Ну, предположим, у меня получится. А как же вы?

— А мы здесь останемся. Под колпаком.

Мой учитель задумывается. Он садится на кровати, задумывается.

— Первым делом нужно здоровье поправить.

— Здесь я вам не товарищ.

— Тебе, Аня, домой нужно идти. Ничего с тобой не сделают. Помяни мое слово.

— Помяну. А вы?

— А я особый случай. Я тебя сам потом найду.

— А тексты?

— Если тексты береженые, то и меня… кое-кто бережет. Я тебя потом сам найду. А куда я сейчас от Славика уйду, я тебе не скажу. Вдруг тебя начнут с пристрастием допрашивать? А тут мне оставаться нельзя. Все равно найдут. Или Анжелика сдаст.

— Хорошо.

— Выйдем вместе и пойдем в разные стороны.

— На нас же, как это… ориентировки.

— Не бойся. Мне тут недалеко. И можно отлежаться. Славку позови.

Пришел глава семьи Барановых, мы перешли на кухню. Они с Игорем Михайловичем пива попили, потом учителю моему пакет подорожный собрали, Славик туда еще пива сунул и баллон воды минеральной из холодильника, яиц вареных и колбасы. Хлеба сколько было. И Дядя Ваня вышел. А следом и я.