Желнин начинает расследование

Перед всякой большой работой требуется перекурить. Желнин, человек некурящий, нашел себе другое, полезное и успокоительное, занятие. Наконец-то он решил рассмотреть свое маленькое оружие, позаимствованное у одинокого хранителя очага в лесной хижине. Пистолетик-то достался ему газовый, подвергшийся некоторому простейшему усовершенствованию — рассверлена аккуратно резьба на дульном выходе и стопор подальше и поглубже срезан. Это все он уяснил, пистолетик разобрав. Нашлась отверточка в столе. Вообще много всякого полезного добра оказалось в корреспондентском логове. Даже диктофон с кассетой и новыми батарейками. Значит, в отсутствие Желнина кто-то все же сюда приходил. Если чашки, тарелки и кипятильник имели место быть ранее, то вот это «оружие» отсутствовало в последний раз. И с наступлением раннего утра нужно уходить.

Желнин пистолетик аккуратно собрал, вынул обойму на пять патронов, точно таких, какими когда-то пулял в школе на занятиях по военной подготовке. Тозовские. Из ружьеца мелкокалиберного он попадал лежа, метров с двадцати пяти, то в тройку, то в восьмерку. Стало быть, пистолетик даст метров восемь — десять кучного попадания.

Зазвонил телефон. Желнин движение к аппарату захотел сделать, но осекся. Когда звонки прекратились, подошел к аппарату и убедился, что факс включен. Через минуту опять звонки, и после пятого поползла бумажка из аппарата. План работы на неделю и авторучкой приписка: «Халил Абдулатипович! Как я и предполагал, вопрос решен положительно. Позвоните мне сегодня часу в девятом. Есть разговор». И подпись, неизвестная Желнину.

В «Уездном вестнике» давно знали, что решение закрыть газету принято, и только титанические усилия Слюнькова и его умение находить деньги не давали формального повода к пресечению существования газетки, никому не мешавшей, имевшей давнюю славную историю, менявшей названия столь же часто, как это делал сам уездный город. Предполагалось, что областная газета возьмет на себя обязанности по освещению жизни этого «угла», и корпункт, открывшийся некоторое время назад, был недружественной территорией. Желнин совершил акт измены, согласившись на сотрудничество. При закрытии «Уездного вестника» он оставался формальным хозяином территории. А все дело было в особнячке, самом красивом здании города, совершенно игрушечном и запечатленным во всех буклетах по области. Уйди Слюньков с газетой в другое предлагаемое место, освободи территорию — даже денег бы получила газетка. Жила бы и дальше, и славный Слюньков с ней, и Серега Желнин с компанией. Особнячок не давал покоя новым хозяевам жизни. Сущая игрушка. Архитектор оттянулся в XIX веке здесь вовсю.

Но было кое-что, оправдывающее Слюнькова. Вот уже сто лет газета располагалась именно здесь. Сюда конки везли корреспондентов после краткой остановки императорского поезда или оглашения приговора известному медвежатнику, взятому местной полицией. Традиции — великая вещь. И то, что Желнин пошел на поводу у разрушителей традиции, коврижки захотел скушать незапланированные, ему аукнулось. Бог-то, он все видит, вот и загнал его в нелегалы. Однако от иглы ночной в больнице уберег, а это значит, что не совсем конченый Серега Желнин. Зачем-то он еще нужен.

Таинственный Халил Абдулатипович не станет размышлять о том, что хорошо, а что плохо. Он будет вести себя разумно и материалы давать качественные. Только ни одного человека с таким именем в городе Желнин не знал. А добродушного и веселого из области не пришлют. Конец «Ведомостям». Нужно позвонить Мощеному. И уходить.

— Ты как, Михаил Васильевич?

— Нору тебе нашел. Можно двигаться.

— Уж заметно рассвело.

— Не беда. Поедем в Култешево. На мотоцикле. С коляской. Ты в плаще с капюшоном. Как и положено. Я у тебя буду через десять минут. Мотоцикл еще с ночи привел в боевое состояние. Ты не переживай. Выходи ровно через десять минут и стой, ну хотя бы в телефонной будке на углу. Все равно там аппарат не работает.

— А в Култешево?

— А в Култешево все есть. Не сомневайся.

Мощеный не подвел. Ровно через десять минут и тридцать секунд он сидел в коляске драндулета, одетый в обещанный плащ с капюшоном.

Култешево, поселок в пятнадцати верстах, — не лучшее место для времяпрепровождения. И проехать туда затруднительно, после снегопада и на мотоцикле. Но за Култешево леспромхоз, и кругляк везут сейчас сильно. Потому дорогу пробили лесовозами и накатали. Домчали за сорок минут. В Култешево у папаши Мощеного брат, который сейчас с бригадой на халтуре. Дом не то что бы особняк, но и не собачья будка, а главное, телефонизирован. Брат раньше работал на станции, и к нему провод кинули, а снимать никто не стал. Звонить можно через восьмерку, и никто счетов не выставит. Полный коммунизм. Телефон проходит как служебный, а в конторе железнодорожной — родственница Мощеных.

Миша мотоцикл во двор загнал, поставил в угол, заботливо вкатил под навес. Дом, судя по внешнему виду, нуждался в хозяине.

— Пьет братан папашин?

— Не то слово. Вообще трезвым не бывает.

— А деньги откуда?

— Он плотник, столяр, каменщик. Сейчас дом в Кулакове строит один буржуй. Вот дядя и вкалывает.

Мощеный тем временем отыскал ключ в условленном месте, открыл дверь. Примерно с час они прибирались в комнате, выносили мусор и объедки зеленые.

— Печь здесь хорошая. Дядя отладил.

И действительно. Едва он поднес спичку, пламя вспыхнуло, как в горелке, потянулось вверх. Печь загудела.

— Сейчас картошечки. Этого добра у него хватает. И капустки в погребе. Может, еще чего.

Но больше ничего не отыскалось. Тогда Желнин выдал племяннику хозяина дома сто рублей и отправил за припасами. Часов в десять вечера Мощеный выпил бутылку водки, закусил тушенкой и картошкой в мундире и уехал.

Соседи Николая, как звали хозяина, появились вскоре, убедились, что не посторонний здесь, да и сам Миша оповестил кого мог, водкой никого он угощать не стал, понимая, что в этом случае посетители встанут в очередь. По версии Мощеного, Желнин — это армейский товарищ его, который ждет Николая, чтобы с ним потом подшабашить. Николай ожидался через неделю и был о постояльце оповещен каким-то образом. То есть не возражал. А за неделю много воды утечет, и вообще можно здесь и дольше пожить, если Николай не против.

В доме нашелся и телевизор. Старенькая черно-белая «Юность». Брала с напрягом две программы. Желнин в тепле разомлел, телевизор включил и стал смотреть.

Немного после полуночи он позвонил Кучме. Звонки долгие и громкие раздавались сейчас в квартире на улице Первой Советской. Но трубку никто не брал. Кучма был человеком холостым. А вот Ваня Аристов — глава семьи. Трубку взяла супруга. Желнин платок положил на микрофон. Простейший прием и достаточно эффективный. Тембр голоса теперь другой, но и слышно не очень членораздельно.

— Добрый вечер. Иван дома?

— А кто его спрашивает?

— Из «Звезды», — назвал он первую попавшуюся областную газету.

— Его нет.

— А когда будет?

Заминка на том конце провода.

— Он умер.

— Простите…

Трубка сама легла на рычаг. Желнин покрылся холодным потом. Что случилось? Сейчас ночь. В редакции никого. Газета выходит. По словам Мощеного, только неделю не было номера. Никаких фамилий журналистов он не знает в принципе. Желнин стремительно вторгся в это запретное пространство. И газеты свежей в руках не держал. Что произошло вообще в тот день? Кузьмич налажал с рекламой каких-то бандюганов. И что? Из-за этого могло что-то произойти?

Желнин дрожащими руками набрал номер корректора Кузьмича. Трубку не брали долго. Наконец мужской голос.

— Кузьмич?

— Извините, кто это?

— Друг его. Из Москвы звоню!

— Из Москвы?

— Да. Дома он?

— Нет.

— А когда будет?

— Он без вести пропал.

— То есть как? Он что, на войну ездил?

— Вышел из дома и не вернулся. В розыске. А вы… А вас как звать?

— Да, хорошо… А он… Меня Борисом звать. Я с ним в Москве познакомился, — врал Желнин. Действительно, в прошлом году выезжали из газеты несколько человек на конференцию районных газет. — Можно, я вам буду звонить?

— Конечно.

— Спасибо. Я думаю, он вернется.

Первая информация убийственная. Если газета выходит, то кто-то ее делает. Например, Слюньков. Он-то непобедим и неуничтожаем. Говорили, будто за Лехой Слюньковым тоже свои бандиты. Иначе как бы он так вот долго держался на плаву? Леха политик тонкий.

Загрузка...