Спасенье погибших

Инспектор Пепелищев

В нижнем этаже рисовали проект надгробия. Куда бы и спешить, но родственники настаивали, торопились в смету заложить: «А то как останемся без сметы, где потом набрать вам платить», — объяснял один из родственников молодому бородатому художнику. Тот во рту держал карандаш, кивал и вскоре отошел от листа ватмана, расстеленного на рояле.

— Но это так, прикидочно, конспективно, так сказать.

Присутствующие, а среди них мы с Идой, пожарник с засохшим венком, оставшимся от предыдущих похорон, еще кто-то, уставились в рисунок, в завихрения линий. Помолчали. Наконец раздалось чье-то мычание, которое оповещало о близких, формирующих мысль словах, все обратились в слух, но мычание разродилось лишь междометием «мм-да». Тогда за объяснение взялся автор:

— Это, по идее, рука, сжавшая в мускульном усилии перо. Не прописано, ибо нужен слепок с руки, его обещали. Перо в виде лопаты, это вообще мое убеждение, да и в мировой практике так, что кладбищенская скульптура всегда тяготеет к символу. Перо в виде лопаты. Если скажут, что он больше писал не о земле, а о промышленности, строительстве, то лопата легко превращаема в мастерок-кельму. Еще и лучше, там мы будем идти, танцевать от формы мастерка, форма в виде сердца, образ заигранный, но ведь он ничей, то есть и наш, то есть должен и у нас прозвучать. Далее. Чуточку скорби добавляет хрустальная слезка, она слегка на периферии, как бы вытекшая из общего собирательного глаза. Почему чуточку, ну, во-первых, когда-то еще памятник поставят, свежесть скорби утрясется, а вот материал для слезы — хрусталь — не хотелось бы уступать. Организации обычно жмотятся, мол, и стекло прозрачное, но хрусталь дает оттенки, стекло не то.

— Закладывайте в смету хрусталь! — велел родственник.

— Как можно экономить на горе? — сказал пожарник с сухим венком.

— Далее. О форме слезы. Она слегка вытянутая, она еще согласно законам физики не успела стать шарообразной, она как бы в начале падения. В конце падения лепить тоже нехорошо, пришлось бы лить ее в форме лепешки, что сработало бы на недоуменный вопрос, что это такое, и уменьшило бы скорбь. А так, я полагаю, она и не нарушает законов падения жидкого тела, и вместе с тем напоминает каплю донорской крови с повсеместно расклеенных плакатов. Я, понимаете ли, добиваюсь ассоциативной мысли, то есть мы со школы знаем, каково достаются поиски радия из тысячи тонн железной руды, это же не об атомной энергии говорилось, не мог Маяковский все предвидеть. Слеза — кровь. Кровь писателя — наши слезы, его слово — наше прочтение, вот из чего бьемся, вот какая цепочка выстраивается. Тут я подумаю, может, слезу подкарминить, подсветить тревожно-закатным литьем… Ну вот, думайте. Телефон мой у вас есть.

— М-да.

— А что, если бы красным хрусталем рвануть этак из могильного возвышения, тоже ведь символ — горит, горит после его смерти нетленное, а? — вопросил пожарник с венком. — И вообще надо закладывать в сметы негорючие материалы. Вот ополчаются на бетон и цемент, на арматуру, деревянную резьбу прославляют, а нам о пропитке думай. Конечно, резной наличник в плане эстетики выигрывает рядом с железобетонным дверным и оконным проемом, все так, но в плане возгораемости это как? И в плане экономии средств? Или вот венки, ведь даже вынести некому, а завтра скопление массы, то есть надо насторожиться. Многие курят, а каждому не скажешь, как опасна забывчивость при нахождении во рту трубки, сигареты или особенно искрорассыпчатой самокрутки. И вы не думайте, что самокрутки вытеснены табачной продукцией. Молодежь их вернула. Мы, постарше, думали, что Шульженко песней «Давай закурим» покончила с самокрутками, нет, их вернула, представьте себе, наркомания. Я, может, не вовремя со своими тревогами, но приходится по организациям по линии общества «Знание» лекции читать. Вот, я думаю, тут писатели собрались, а ведь нет достойного произведения о нас, а ведь Гиляровский воспевал топорников, несмотря на свой аксаковкий возраст.

— А что, — заинтересованно спросила Ида, — разве нет романа о пожарниках? Странно. О нефтяниках есть. Но если вы так близко стоите к писателям, то вам и карты в руки. Материал и воплощение из первых рук. Неумелость письма окупится искренностью чувств, знанием дела. Ни за что не отдавайте свою тему, я бы не отдала. Плюньте вы таскать сухие венки и мокрые шланги.

— Давайте поднимемся с эскизом к Федору Федоровичу, — предложил мычавший до того родственник. — Если мы сейчас его не загоним в угол, нам сметы век не видать.

— Так я бы и плюнул на шланги, — сказал пожарник, — я бы пером больше пользы принес. Я вот засек мальчишек со спичками, оштрафовал родителей, обычное дело, но как только это событие предал гласности в вечерней газете, эффект оказался дополнительным. Мне начальство сказало: «Отлично, Пепелищев! Так и действуйте!»

— Только уж вам придется поменять фамилию, — посоветовала Ида. — Бывает, от фамилии отказываются из-за какой-нибудь корысти, но тут особый случай, похоже на нарочно придуманную.

Пепелищев, шурша, усыпая пол засохшими листьями, ушел, задумавшись.