Справедливая гордыня

Глава 2

«Наставления молодому гаремоводителю от Героя Мача Крайма»

Итак, мой юный друг, ты решил завести гарем. Не спеши радоваться, если получилось! Тебя ждёт множество подводных камней, на некоторых из которых твой корабль может и затонуть, если ты меня понял. Итак, вот главные из них :

Какой из этого можно сделать вывод, мой юный друг? Подумать о ресурсах собственного организма. Подумать о своих желаниях. Прикинуть, какое количество девушек ты потянешь. Я настойчиво тебе рекомендую… одну. Да-да, ты не ослышался, именно одну. Видишь темные капли на этом пергаменте? Так вот, это не дождь. Это слезы. Именно с ними я и пишу тебе эти советы. Хотелось бы сказать, что пишу кровью, но нет.

Итак, встряхнулись! Намек я тебе дал, а теперь дарю рекомендации о том, чего точно не нужно делать юному гаремоводителю!

В общем, как я хочу завершить своё послание тебе, юный гаремоводитель! Не делай этого. Живи спокойной жизнью. В мире есть много прекрасных способов хорошо провести время, а потом уйти, продолжив заниматься своими делами. Уйти свободным как птица! Подумай над этим. Помни об этом. Не совершай ту же ошибку, что и я.

З.Ы. Если тебя не убедили мои слова, если твоя вера в собственные силы чересчур крепка, если хвост трубит о готовности каждые несколько минут, то я дам тебе легкий намек на будущее: иногда они приходят не по одной…

(неразборчиво)

(неразборчиво)

(размыто)

— Земля…, — простонал я, валяясь на теплой земле Камитофа и подгребая её под себя обеими руками, — Земляяяяяяя…

Слов больше не было. Мыслей тоже. Чуть не сдох! В голове пустота, в которой туда-сюда перекатывается зловещий смех Веритаса. Нужно срочно продать или подарить корабль. Срочно! Почему мы просто, как раньше, не сунули его в межконтинентальный портал?! Ну, подумаешь, пару дней помучиться бы пришлось! Зачем мы поплыли?!!!

Две беды — суккуба и кицуне. Обе высокоуровневые, обе темпераментные донельзя, обе… изголодавшиеся. Мало?! Так они, эти две секс-машины, еще и Матильду слушали днями и ночами! А та плохого не посоветует, жрица по «плохому» может диссертации писать! Мелким почерком в толстые тома! И, кажется, она этим и занималась, когда очередь не её была! А потом выводила теорию, делала предположения и, затем, шла ко мне проверять свои гипотезы! Я Мимику, Саяку и Тами встречал со слезами радости!

Нет, это конечно всё очень сильно повлияло на крепость скреп и прочих уз у нашего коллектива, но склеены они теперь были хоть и намертво, но моими биологическими жидкостями! Теми, которые из меня выдавливались демоницей и лисицей с воистину жестокой беспощадностью!

Еще бы неделя и сошёл бы с ума.

Но теперь всё, земля. Плевать на страшного Системного Администратора, плевать на его неуязвимых приспешников, вообще на всё плевать! Мы продаём Веритаса первым делом! Отдаём, дарим, всучиваем, награждаем им, плевать на всё! И на звание пирата в том числе вместе с его дурной славой! Нафига она нам теперь, когда меня весь мир и так знает?! Всё уже, полимерчики-то тю-тю!

— Мач, вставай! Мы всё уронили…, — виновато пробубнила Тами, пихая меня ногой.

— Да кто вас просил трогать бочки? — вымученно простонал я, переворачиваясь на спину.

— Шляпа со вжухом подрались, Матильда бросилась разнимать, столкнулась лбами с Мимикой, ну и…, — тут же доложила мне гномка.

— Я с вами со всеми в город не пойду. Вы его уроните или сломаете, — высказался я в голубое небо, — Возьму с собой Лилит и Мимику.

— Матильда очень хотела! — встала гномка грудью на защиту интересов подруги.

— Ничего она из-под плаща анонимности не покажет, — обломал я чаяния жрицы, — Пускай тут сидит. И вообще, оденьтесь, вон снег начинается.

Город, возле которого мы бросили якорь, посоветовала нам Лилит. Хороший город, просторный, богатый. Основное население — половинчики. Эта раса у меня всегда вызывала определенные сомнения, со времен прошлой жизни, ну по причине своей неестественности. Если подумать, то кто есть пресловутый половинчик? Слегка карликовый добродушный человек со слабо выраженными мышцами, но хорошо прорисованным пузом. Это если в возрасте. Женщины у них просто мечта японского педофила, мангаки и прочих хиккикомори, даже в 40 лет выглядят подростками. Не суть, а суть в вопросе — а как они выжили-то вообще, даже в этом добродушном мире? Не сильные, не ловкие, не умные, ленивые, довольно мирные и беззащитные. Ну вот как?

Полна вселенная тайн.

Что еще можно сказать хорошего о этой невысокой расе — они все, поголовно, испытывают довольно большой пиетет перед высокими фигурами в черных плащах анонимности. Рассекали мы по улицам этого города, не останавливаемые никем. Местные жители на окраинах лишь жались к стенам домов, рассматривая нашу троицу с огромным любопытством, но без всякой опаски. Храбрость, да. Не упомянутое мной при ранних размышлениях качество этой расы. Хм, а что будет, если кому-нибудь из них подарить кольцо? Надо проверить. Еноты же любят стирать всё, что попало в их поганые лапы, может и тут проканает подобный рефлекс…

Город был не сколько развитым, сколько офигевшим, иного слова не находилось. Да и не город это был вовсе, а огромный пригород с особняками и подземными холмовыми домами, куча огородов, а где-то там в центре — огромный базар, на который вело аж четыре широчайших шестиполосных дороги для телег! Многоквартирные здания?! Нету!

Зато телег, тягловых животных, половинчиков, жен половинчиков, детей половинчиков, домашних животных половинчиков, столько, что стоит страшный гам, несмотря на то что мы просто идём по обочине вдоль дороги! И тут, на этой самой обочине, нас еще пытаются задавить половинчики-гомосексуалисты!

— Куда прешь, скотина неумытая?!

— Тебя тут не стояло!!

— Подвинь осла, он гадит на мою бабушку!!

— Пусть сама подвинется!

— Она не может! Мы на похороны едем, имей совесть!

— Так скорбит, что жопу подвинуть не может, хочешь сказать?!

— Она мертвая! Хоронить везем!

Шум, гам, бедлам, все курят и орут. Сутолока, кавардак, поломанные повозки, пара толстяков вовсю пыхтят, пиная друг друга. Оханье целого девчачьего крепкозадого коллектива, споро собирающего яблоки из перевернувшейся повозки, блеяние белоснежной овцы, которую тянут в три стороны детишки… и всё это под легким пушистым снежком, медленно падающим с неба.

— Что-то я сомневаюсь, что мы туда насчет корабля приехали, — пробурчал я под согласное угуканье Мимики, — Здесь всё очень по сельскому. Разве что парус на портянки продадим.

— Частое ошибочное мнение о половинчиках, Мач, — интимно зашептала суккуба мне в ухо, — Это одна из самых богатых рас Фиола. Просто… они крайне консервативны, когда речь заходит о быте и жизни.

— И нафига им тогда столько денег? — удивился я, глядя, как ругаются два пузатых хоббита, чьи небольшие стада коз радостно перепутались между собой.

— Пожрать любят! И запасы сделать! — пискнула Мимика, отскакивая от бодро несущегося в светлое будущее поросенка.

— А еще у них отлично получается вести банковские дела, — хмыкнула суккуба, — Половинчики никого не раздражают, очень аккуратно ведут записи, сотрудничают со всеми расами мира. Кроме темных, разумеется. А еще исторически сложилось так, что эти малыши никогда и ни с кем не начинали войн. Вообще. Защищались ожесточенно и эффективно, это они умеют прекрасно, но сами ни шагу не делали за пределы своих небольших стран.

Вот оно как. Безобидные и суетливые негодяйчики, промышляющие банковским делом. Логично…

Долго ли коротко, но, перемещаясь на своих двоих, не обремененные овцами, детьми, товарами, телегами и ослами, мы довольно быстро дошли до огромного базара, именуемого здесь центром города. Здесь продавали море всякой всячины, начиная от зубочисток из особо вкусного дерева и заканчивая беговыми страусами, на которых был особый ажиотаж. Других рас на этом базаре-вокзале, наполненном самыми разными звуками, было совсем мало, что было и понятно — зачем гостям страусы и куры? Гостям нужны редкости, причудливости, магические побрякушки и прочие артефакты. А они, уважаемые гости в капюшонах, у нас вон тама. Воооон тама! Три поворота налево, один направо, у мерзкой стервы в красном переднике с большой бородавкой на носу налево, там до тупичка, а когда увидите стражу, скажите, что пришли от Валириены! Хотите беляшиков? Свежие, горячие!

Разумеется, мы хотели беляшиков. Я, конечно, электрик в прошлом, да еще и саратовский, но чай лаптем в жизни не хлебал, понимание имел всегда широкое. Когда еще представится случай увидеть суккубу и кошкодевочку, пожирающих беляши?

— А зачем нам продавать Веритаса? — задала очевидно мучающий её вопрос Мимика, блестя губами и глазами из-под капюшона, — Деньги есть, мы можем его просто оставить где-нибудь на сохранение.

— Потому что он почти живой, — пояснил я, спасая Мимику от своры беснующейся детворы, скачущей стадом козликов по улице, — И он нервничает, пока связан с нами. Вот сама подумай, будь ты живым кораблем, который почти не способен защитить себя сам, хотела бы ты плавать с нашей командой?

— Нет! — после недолгого раздумья помотала Фуому головой.

— Вот, — удовлетворенно заключил я, — А еще я точно сдохну, если мы куда-нибудь поплывем. Вы меня заездите нафиг.

В ответ лишь смущенное молчание, особенно от суккубы. Длилось оно долго, я успел попререкаться с охранниками элитного базарного района, выпить свежего молока, принятого из рук высунувшейся из окна старушки, постращать вышибалу в одной из лавок, который пытался компенсировать свой половинчиковый рост, напрыгивая на нас пузом и грозно топорща усищи. Устав от возни, я наступил вредному субъекту на ногу, что сработало навроде дверного звонка — на вой обижаемой охраны тут же прибежал стряхивающий со рта крошки еды хозяин заведения.

Пришлось выдержать тяжелую схватку. Нам очень хотели впарить мебель. Нет, товар тут был просто огнище, я записал у хозяина лавки его имя, имена его ближайших родственников и наследников, все возможные адреса и точки сбыта, вот настолько хорошая была мебель! Массивная, основательная, крепкая как попа Сатарис, из черного полированного дерева особой твердости и хорошего запаха! Бомбическая мебель! Но нам некуда, увы. Нам бы продать. Что продать? Один из самых больших в мире магических кораблей, разумный и опытный. Да-да, разумный. Нет, на овец не меняем. И на яблоки тоже.

Еле вырвались, обменяв нужный нам адрес на обещание посетить тетушку мебельного лавочника, торгующую пирогами и прочей кондитерщиной. Затарившись у этой самой тетушки на всю нашу орду спортивных и сладколюбивых девиц, мы отправились далеко-далеко от центра города, в самую, что ни на есть, глубинку хоббитячьей страны. Бегом, разумеется, так как послали нас реально далеко.

Преследуемые злыми и завистливыми звуками половинчиков-фермеров, плетущихся на своих повозках с ослами, мы неслись во всю прыть навстречу солнцу. Ну… не очень неслись, так как суккуба, бывшая главной сладкоежкой всего нашего коллектива, умудрилась бессовестно обожраться у тетушки мебельного хоббита всем подряд, от чего выдерживала скорость невысокую, а траекторию нестабильную. Я злорадно молчал, давя в себе желание потаскать демоницу на ручках, а у той явно не хватало наглости напроситься.

Указанный продавцом мебели дом… отсутствовал как класс. Был газон, сожравший большой пологий холм, в основании которого была дырка, закрытая основательной дверью. Еще по всей площади холма были периодически натыканы окна, что намекало на не совсем его, холма, естественную природу. Я бы, конечно, офигел на месте, сравнив масштабы среднего половинчика со всем этим холмом, но, к своим невнятным чувствам, как-то раз познакомился с воистину выдающимся представителем этого народа по имени Вадун Шаколола, бывшим по жизни оперным певцом и карликом. Так вот, некие намеки, встретившиеся нам во время недолгого путешествия с этим замечательным певцом (храню его серебряную статуэтку с автографом!), вовсю утверждали, что дом у этого служителя искусств был достаточно велик, чтобы пятиметровая (ростом!) драконоид-горничная пять минут бежала к хозяину по вызову. Пятиметровая! Пять минут! А он сам был ростом мне по колено!

— Хозяева точно дома, — Мимика потыкала пальцем в несколько вовсю парящих вкусным дымом труб на вершине холмодома, — Интересно, а нас угостят чем-нибудь?

— Ты только что половину заварных пирожных съела! — справедливо возмутилась Лилит. Кошкодевочка засопела, ковыряя носком сапога землю. Голодные годы дают о себе знать, а еще она не поправляется в женских местах, от чего начинает потихоньку комплексовать, как и Саяка.

Стоило мне только наступить на дорожку, ведущую к маленькой двери, как возле той из-под земли поднялся здоровый бронзовый рупор вроде грамофоньего, из которого в нас тут же рявкнуло толстым басом:

— Неприёмное время! Завтракаю! Через полтора часа приходите! А лучше через неделю! Ваши всевидящие шары зла еще не привезли!! Кыш! Кыш-кыш!

Мы, закутанные в черные плащи анонимности с капюшонами, недоуменно переглянулись. Шо? Кажется, нас спутали.

— Лилит, сними плащик, — решился я, — Попробуем действовать дипломатией.

Демоница, согласно кивнув, сдёрнула с себя плащ анонимности, представ во всем своем краснокожем великолепии, слегка прикрытом ремешками. Мегафон, что-то там неразборчиво ругнувшись, захрипел вновь, выдав длинную тираду о том, что Укрюм Кваликопс уже шестьдесят лет не покупает суккуб и это известно даже последнему шорнику на побережье Длинных Камней. Даже если оного шорника рожали, стоя как раз на тех самых длинных камнях, славящихся своей твердостью. Пришлось ловить моментально взбесившуюся демоницу, побежавшую мстить за столь гнусную инсинуацию.

— Мимика, достань свой Приз! — пропыхтел я, всячески неприлично обнимая гибкое и сильное тело, настойчиво рвущееся испортить нам бизнес, — Этот балбес должен понять намек!

На полутораметровую золотую статуэтку чавкающий (!) голос заметил, что такие продает младший внук его троюродного племянника по десять штук в базарный день. А он еще ходит в школу! Поэтому, если у мешающих ему жрать придурков всё…

— Слышь, ты, вошь холмовая! — психанул я, на ходу к двери сдирая с себя плащ, — Я сейчас за свою суккубу тебе все твои активы в пассивы переведу! И холм притопчу так, что полем станет! Не можешь представительство в городе открыть, нищеброд подземный, так не выкаблучивайся, когда к тебе на дом приходят, говнюк мелкотравчатый!

— Кто нищеброд, я нищеброд?!! — внезапно взбесился динамик, а потом, страшно захрипев, заглох. Зато, не успел я даже дойти (и пнуть) по железной фигулине, как дверцы холмового дома распахнулись, а из них как будто получив пинка вылетел совершенно шарообразный лысый половинчик в халате на босу волосатую грудь, тапках и с жирными губами.

Хватать за халат я его побоялся, опасаясь обнажить всё вот это вот перед глазами своих почти невинных девушек, от чего и позволил остановиться в метре от меня, поднять лысую голову с совершенно бешеным выражением красного лица, а затем заорать, брызгая недоеденными крошками:

— Это Укрюм Кваликопс-то нищеброд?!!!

— Ну а как такой тупица может быть богатым? — парировал я, ухмыляясь как пират (стоп… что?), — Сидишь дома как в толчке и орёшь, что «занято»! Мог бы хоть будочку для секретаря организовать, дилетант!

Последнее, наверное, было перебором, так как покрасневший половинчик, наглухо косплеящий помидор, просто упал навзничь, утробно зарычал, а затем начал драться кулаками с воздухом. Опасливо кинув в него исцелением, я отошел на пару метров, боясь, что покусает. Тут зашумело, зашелестело, затопотало, а затем из дому начала выплескиваться настоящая половинчиковая орда! Старушки, тетки, девки, всё это окружило злобного шарообразного хозяина, оттерев меня еще дальше, а затем начало над ним громко причитать, заламывать руки и нагибаться.

— И это тот самый Укрюм Кваликопс! — громко пожаловался я миру и судьбе, сокрушенно качая вновь закапюшоненной от греха подальше головой, — Из тех самых! Позор! А ведь такие люди рекомендовали! С такими тетями! Всё, девчонки, идём отсюда. Мы потратили время зря.

— Кудаааа?! — раненным лосем завопил тут же оживший Кваликопс, подскакивая аж выше склонившихся над ним женщин, — После всего, что между нами было?!!!

— Если ты о моем разочаровании, — вяло помахал рукой необорачивающийся я, — То оставь его себе! Сдачи не надо!

Это толстяка подломило. С завываниями разогнав табун сочувствующих, он едва ли не силой запихал нас внутрь дома, не остановившись, пока не допихал до стола, на котором стояло столько всего, что хватило бы на целое пятиэтажное общежитие голодных студентов. Да и содержимое всех этих блюд, тарелок, супниц, самоваров и прочих емкостей пахло так вкусно, что желудок одного из нас издал голодное кваканье. В диком удивлении посмотрев на недавно обожравшуюся суккубу, мы с Мимикой переглянулись, прикладывая руки к лицу. Черт, да этот жест уже получается с пугающей синхронностью у всей команды!

Но сам, чисто из упрямства и возмущения, вызванного тем, что этот лысый толстожоп так и не понял, кто мы, едва ли не насильно по отношению к себе, но навернул со стола всякого-разного. Под злым, раздраженным и возмущенным взглядом Укрюма Кваликопса, свирепо грызущего какие-то сильно крошащиеся хлебцы. Как только мы дружно взяли свежеподнесенный чай и отхлебнули, торопливо сделавший тоже самое половинчик шваркнул стакан об стол и буквально заурчал, но словами:

— Так с каким делом вы… пожаловали?!!

— Хочу продать тебе корабль, — вредно ответил я, с сожалением отрываясь от чая.

Обыкновенный хороший корабль на Фиоле можно взять за 20-30 миллионов канис. Небольшой, ходкий, удобный и крепкий. Это, приблизительно, уровень того самого мебельных дел мастера, хотя за некоторые тумбочки в его выставочном зале можно было отдать столько же. Это я к тому, что Укрюм Кваликопс был толстой, лысой, самодовольной птицей категорически не того полёта, чтобы вести с ним разговоры о таких копейках. Разумеется, он тут же пошёл на новый заход, начав раздуваться от переполняющей его злобы. Но этому случиться было не суждено.

Я вновь снял плащ, а затем веско проговорил, глядя в глаза магнату:

— Я, Герой Мач Крайм, хочу продать тебе свой волшебный корабль. Самый большой волшебный корабль в мире. Он разумный, опытный и быстрый. Он способен самовосстанавливаться за счет маны. Он не предаст своего хозяина, зато может дать дельный совет, ощущает приближающихся монстров и чудовищ, способен уклониться от встречи с рифом. Так тебе понятнее, Укрюм Кваликопс?

Палитра эмоций, пробежавшая по лицу и прочим открытым частям тела половинчика была сплошным вызовом таким наукам как физиология и анатомия. Звуки, что при этом издавал хоббит, науками познаны не были, это я могу сказать точно. Как бедолагу не порвало прямо за столом не знаю, но задушенные и страдающие вопли подслушивающих и подглядывающих за нашими переговорами говорили о том, что к бизнесу я подошёл с нужной стороны.

— Ссссколько? — просипел бедный и негостеприимный хозяин, чье лицо самопроизвольно пыталось совместить на себе гримасы ужаса, жадности, любопытства, возмущения и других пороков.

— Три миллиарда канис! — нагло ответил я, пуча свои героические глаза.

Впереди был отчаянный, тяжелый, долгий и совершенно беспощадный бой, в котором я только что блистательно дебютировал. Но это было лишь начало…