Сталинград

Глава 10

После начала массированного наступления немцев в городской черте Сталинграда обстановка для 62-й Армии РККА значительно усложнилась. 71-я , 76-я и 295-я пехотные дивизии Вермахта атаковали от Гумрака центр города. В это же время южнее 29-я моторизованная и 14-я танковые дивизии прорвались через пригород Ельшанка и вышли к Волге. Противник значительно оттеснил обескровленные советские части, а небольшие группы фашистских автоматчиков захватили здание Госбанка, Дом специалистов, железнодорожный вокзал и таким образом взяли под контроль центральную переправу через Волгу. Форсировать реку в дневных условиях стало невозможно.

- Теперь будем переправляться только ночью! – решил командир 13-й гвардейской дивизии полковник Родимцев.

С учётом этого обстоятельства было принято решение перебросить в Сталинград в ночь с 14 на 15 сентября передовой отряд в составе 1-го батальона 42-го гвардейского отдельного стрелкового полка с ротой автоматчиков и ротой противотанковых ружей. Отряд под командованием старшего лейтенанта Червлякова на бронекатерах успешно переправился через Волгу и сразу вступил в бой.

- Необходимо оттеснить врага к железной дороге и овладеть вокзалом, таким образом обеспечить переправу основных сил дивизии. – Поставил перед командиром полка боевую задачу Александр Ильич Родимцев.

- Будем стараться!

- Без этого дивизия потеряет слишком много людей на переправе.

Однако передовой отряд смог лишь частично выполнить свою задачу, поскольку встретил превосходящие во много раз силы противника. И все-таки благодаря отваге бойцов отряда переправиться под прикрытием сумели основные силы 13-й гвардейской стрелковой дивизии, за исключением артиллерии, которая осталась на левом берегу и подавляла основные огневые точки противника, обстреливавшего переправу.

- Бог войны, - вызвал Родимцев главного артиллериста дивизии. - Как хочешь, но подави гадов!

- У них вдвое больше пушек…

- Значит стреляй в два раза точней!

Главные силы дивизии переправлялись средствами Волжской военной флотилии и понтонных батальонов на катерах, буксирах, баржах и рыбачьих лодках под непрекращающимся пулемётным и миномётным огнём. В таких сложных условиях советские части несли большие потери.

- Быстрее, быстрее! – торопил подчинённых взволнованный комдив.

- Солдаты и так делают всё возможное. – Вставил начальник штаба Самчук.

- Чтобы остановить немца нам всем нужно сделать невозможное…

Немногочисленные подразделения переправившихся войск с трудом сдерживали натиск немцев. Враг стремился занять центральную часть города, прорваться к Волге и расчленить советские войска.

- Необходимо вырвать у врага инициативу, - по телефону накручивал Чуйков, - уничтожить противника, прорвавшегося к реке.

- Понимаю. – бодро ответил Родимцев.

- Тем самым мы улучшим тактическое положение всех войск 62-й Армии…

- Сделаем товарищ генерал!

Рядом с устьем реки Царица полностью переправился 42-й стрелковый полк. В районе Соляной пристани действовала основная переправа, через которую не только доставляли резервы с левого берега на правый, но и отправляли в тыл раненых.

- Что там, у Червлякова? – спросил Александр Ильич своего начштаба.

- Первый батальон 42-го гвардейского стрелкового полка удерживает вокзал, а остальные силы вместе с 133-й танковой бригадой вышли на площадь 9 Января и Республиканскую улицу.

- Ах, какие молодцы!

Положение двух полков переправившихся за передовым отрядом становилось с каждым часом всё более трудным. Гвардейцы вышли на рубеж проходящей по городу железной дороги, но закрепиться там до того, как противник возобновил наступление, времени не имели.

Пока Григорий догонял ушедшую вперёд роту сына, начался робкий рассвет.

- Часов пять утра, – определил он на глаз.

Едва брезжила заря, но фронт в эту ночь даже не засыпал. Били пушки, далёкий горизонт горел пожарами и разрывами, повсюду клубился дым. Огненные зигзаги чертили реактивные снаряды «катюш». Громко икала немецкая «корова». Кругом шум, грохот, скрежет, вой, бабаханье и уханье…

- Адский концерт.

В этой картине было столько обобщающего смысла, столько апокалиптического ужаса, что люди остро ощущали непрочность бытия, безжалостную поступь истории. Большинство почувствовали себя жалкими мотыльками, которым суждено сгореть без следа в адском огне войны.

- Как сказать Михаилу, што я его отец? – гадал Григорий, когда увидел, как красноармейцы впереди рассыпались цепью и попадали на железнодорожную насыпь.

Он тоже укрылся в ближайшей воронке. Справа от него примостился молодой, сухонький на вид узбек. Он чрезвычайно внимательно рассматривал своё оружие и что-то бормотал по-своему. Григорий вытянул шею и понял, что у соседа рассадило пулей приклад винтовки. Виднелась сквозная дыра не больше пятачка.

- Вай, плохо!

- Чего говоришь? – поинтересовался Шелехов.

- Жаль, не в ногу, к жене бы поехал! – с обидой сказал узбек на плохом русском.

Слева от себя Григорий увидел мрачного сержанта, крупного мужчину лет тридцати пяти.

- Кого-то он мне напоминает…

В этот момент полезли немцы. Следующие полчаса Григорий ни о чём не думал. Он стрелял, менял местоположение и бросал гранаты. Почти всё время краешком зрения он видел матёрого сержанта. Неторопливые, выверенные действия выдавали в нём ветерана.

- Красиво работает! – восхитился Григорий, как раньше восхищался работой передового забойщика или умелого вальщика леса.

На дне очередной воронки валялась защитная каска. Григорий пнул её ногой, она мешала прицельному огню.

- Тяжёлая!

В ней оказалась голова того узбека, который сожалел о неполученной ране. Навстречу ползли раненые, окровавленные и грязные, с изжелта-серыми лицами, запекшимися губами и лихорадочно блестящими глазами.

- Пропусти земляк!

- Давай быстрее!

Кряхтение, стоны и матерная брань слышались отовсюду. Атака гитлеровцев захлебнулась, но красноармейцам тоже досталось...

- Огоньку не бросишь? – услышал Григорий голос мастеровитого сержанта.

- Свой надо иметь!

- Да трофейная зажигалка выпала пока я прыгал по завалам.

- Тогда держи!

Григорий высунулся из воронки, чтобы бросить самодельное кресало, а сержант в этот момент повернул к нему голову.

- Ты чего не ловишь? – возмутился Шелехов, когда тот не поймал брошенный ему предмет.

- Григорий Пантелеевич? – ошарашенно спросил его сержант.

- Ну?

- Не признал меня?

- Нашёл время загадки загадывать…

- Это я Пашка Лисинчук!.. Мы же с тобой работали на шахте в Сталино!

- Вот так встреча.

«Фрицы» снова поднялись в атаку, и только отбив её давние знакомые смогли упасть рядом в какой-то окоп и поговорить. Траншея оказалась немецкой, узкой и глубокой. Чтобы разойтись с ранеными приходилось протаскивать встречные носилки между ногами стоящих впереди.

- Поговорить не дадут! – возмутился Павел и дал короткую очередь из трофейного автомата. – То немцы, то эти…

- Радуйся што жив! – буркнул Григорий, устало привалившись к стенке траншеи.

- Где тебя носило столько лет?

- На Севере…

- Понятно, - кивнул понятливый Лисинчук, - а как там?

- Хуже не бывает!

- Даже тут?

- Здесь мы хучь на равных. Меня могут убить, но и у меня автомат…

Через мостик над железной дорогой прислуга на руках пыталась перетащить пушчонку. Бывшие шахтёры вылезли из траншеи и впряглись сами.

- Земля вся сковыряна от бомбёжек и артобстрелов, - с чувством сказал Григорий, - нет живого места…

- Перетащим! - пыхтел Павел и напрягал на руках бугры мышц.

- Воронка на воронке.

- И пушка неудобная зараза…

Слух у всех был напряжён и болезненно ловил каждый шорох.

- Вот… Летит!

- Ложись!

Солдаты кубарем покатились в стороны, потом нырнули ещё глубже, в какую-то яму, руками во что-то липкое… Грохот разрыва, на головы падает комковатая земля.

- Пронесло. – Сказал Пашка вставая.

- Ить яма чей-то разрушенный сортир. – Усмехаясь, определил Григорий.

- Теперь вонять долго будем, - с отвращение сплюнул Лисинчук, - где тут отмоешься…

За день красноармейцы отразили ещё несколько атак. Из роты в живых осталось примерно треть бойцов. Ближе к ночи они закопались в землю недалеко от немцев.

- Вылезти и встать нельзя - убьёт гадёныш.

- А тебе зачем вставать? – поинтересовался Григорий, который сидел на корточках с закрытыми глазами. – Жив и ладно…

Следующее утро выдалось прохладным, солнышко светило ярко, приветливо, но не грело. На голубом небе не наблюдалось ни облачка, ни тучки.

- Вперёд! – раздался крик взводного.

- Нужно одним броском проскочить нейтральную полосу. – Сказал Лисинчуку Григорий.

- Зачем каждый день начинать с контратаки? – ругнулся тот и рванул как заяц.

Григорий перебежками затрусил за ним, искренне надеясь, если пулемёты отсекут нападавших переждать в воронке.

- Осталось совсем немного… - успел обрадоваться он.

Неожиданно сзади раздался громкий хлопок. Толчок в спину легко поднял его в воздух. Он отлетел в сторону и в сотую долю секунды успел подумать:

- Конец!…

Очнулся Григорий в глубокой воронке. Кругом ни души, только в воздухе клубы дыма и порхающие штабные бумажки…

- Левая рука кровоточит…

Он с трудом дополз до своих окопов и мешком свалился вниз. В траншее кровь стояла по щиколотку, на бруствере лежала нога в сапоге с обрывками штанины. Дальше бесформенный комок из шинели, костей и мяса, от которого в холодном воздухе поднимается лёгкий парок и исходит непередаваемый запах ещё тёплой крови. По шинели Григорий узнал погибшего:

- Наш солдат, тащивший недавно пушку.

Казалось, что даже ветер состоял из осколков и пуль. Чтобы чем-нибудь занять время и забыться, соседи играли в выдуманную Лисинчуком игру: двое выставляли из ямы оружие прикладом кверху:

- Чей скорей разобьёт, тот выиграл…

Много винтовок и автоматов осталось от прошлых боёв, они валялись на земле разбитые, уже не годные для дела. Своё оружие бойцы берегли, как зеницу ока: обертывали портянкой затвор, чтобы уберечь его от туч пыли, поднимавшейся во время артиллерийского обстрела.

- Автомат гарантия нашей жизни при неизбежной встрече с врагом.

- Гарантия, но ненадёжная!

Развлечение быстро надоело и Григорий, внутренне волнуясь, спросил Павла:

- Как нашего командира роты зовут?

- Михаил.

- А как по батюшке и фамилия?

- А ты чего интересуешься?

- Нужно…

- Григорьевич. – Сказал сержант и признался: – Кошевой. Хороший парень.

- Вижу.

- Выйдем из боя, я ему про тебя расскажу, как мы вместе на шахте пахали.

- Даже не вздумай!

- Чего вдруг?

- Он мой сын…

- Вот так фокус!

Только отбив очередную атаку фашистов Григорий смог рассказать боевому товарищу историю своей жизни до приезда в Сталино.

- Да дела, - присвистнул Пашка. – Я бы откровенно всё рассказал.

- Боюсь, - честно сказал Григорий, – как он отреагирует на отца врага-народа?

- Что тогда делать будешь?

- Просто буду воевать рядом... Помогу выжить, а там поглядим.

- Выжить нам будет проблематично!

… Наивная надежда Григория переправиться на другой берег Волги после разговора с сыном провалилась. Во-первых, самого разговора не случилось, в последний момент он испугался. Во-вторых, на следующий день после того как Чуйков принял командование 62-й армией, он приказал никого не переправлять на левый берег.

- Раненым давать по стакану водки и пусть обозначают передовые позиции. – Велел беспощадный генерал.

Некоторые из них не могли даже винтовку поднять. Заживо сгнивали на поле боя, хотя к Григорию это не относилось. Несмотря на ранение, он остался в роте Кошевого и старался держаться к сыну ближе, чтобы помочь тому выжить.

Генерал Родимцев добрался до штаба Чуйкова лишь к полудню следующего дня. Его форма была вся в грязи, по дороге пришлось часто прыгать из воронки в воронку.

- Командир 13-й гвардейской дивизии прибыл в Ваше распоряжение! – бодро доложил он.

В тот момент Александр Ильич больше походил на студента, нежели на генерала Красной Армии, Героя Советскою Союза. Преждевременно поседевший интеллектуал и юморист Родимцев был человеком, открыто смеющимся над опасностью.

- Как переправились? – спросил хмурый Чуйков.

- Я могу ещё пару раз туда-сюда сплавать, но дивизии лучше оставаться на этом берегу.

- Думаю, тебе будет, чем заняться в ближайшее время…

Во время войны в Испании, где он был больше известен как "Паблито", Родимцев служил советником и сыграл не последнюю роль в битве за Гвадалахару в 1937 году. Солдаты, служившие у Родимцева в подчинении, считали его настоящим героем и больше всего боялись, что их переведут служить к другому командующему.

- Одна из немецких дивизий, - вводил его в курс дела начальник штаба армии Крылов, - которые тебе противостоят - 71-я пехотная.

- Военная судьба свела меня с нею в третий раз. - Рассказал им Родимцев. - В сорок первом году, под Киевом, воздушно-десантный корпус, в котором я командовал бригадой, так потрепал эту дивизию, что её отправили на переформирование во Францию. А летом сорок второго наша 13-я гвардейская имела с ней дело под Харьковом, где уничтожила один из её полков.

- Теперь вам предстоит драться со "старой знакомой" на улицах Сталинграда...

Первоначально командный пункт дивизии разместили в районе центральной переправы на берегу Волги у старой мельницы. Бои приняли ожесточённый характер, доходя до рукопашных схваток. Однако существенно продвинуться в центре противнику не удавалось. Вокзал Сталинград-I четыре раза переходил из рук в руки и, в конце концов, остался у русских.

- Это вам не сорок первый!

В ночь на 16 сентября переправился третий полк дивизии 39-й стрелковый под командованием майора Долгова. В соответствии с боевой задачей, поставленной полку левом берегу, он был высажен не там, где два других, а в районе завода "Красный Октябрь", ближе к Мамаеву кургану. К этому времени вершиной кургана завладели немцы. Когда рассвело, на одном из водонапорных баков стал различим фашистский флаг.

- Если немцы укрепятся там, - размышлял взволнованный комдив, - они будут обстреливать всю линию нашей обороны.

Поэтому на следующий день особенно ожесточённые бои развернулись за доминирующую над городом возвышенность.