Сталинград

Глава 4

Тихо отворив крашенную жёлтой глиной дверь, Григорий осторожно протиснулся в низенький курень. Побродив по горнице в поисках еды, он обернулся к окну и к своему ужасу увидел очкастого немца, который стоял во дворе с автоматом наизготовку и в упор смотрел на советского солдата.

- Твою мать!

Шелехов почувствовал, как у него приподнялись волосы на голове, а по спине тонкой струйкой начал стекать холодный пот. Прошла минута, но немец не выстрелил, а отвернулся и уставился на сарай, где кудахтали возмущённые куры.

- Почему?! – недоумевал удивлённый Григорий. - Мабудь, он принял меня за мирного жителя, аль зрение изменило ему.

В этот момент дверь отворилась и в проеме показалась низкорослая женщина. Хозяйка испуганно уставилась на незнакомца, не зная, чего же ей ждать: милости или погибели?

- Кто вы сами будете? - робко спросила она, стоя, как каменный столб, возле входа.

- Мы идём к своим, - ответил взволнованный солдат, - мне бы, мать, кусок хлеба, если у тебя есть.

- Вы, голубчик, схоронитесь пока, а я вам харчей приготовлю, - проговорила скороговоркой женщина.

- Мы сховаемся в балке за хутором.

- Ладненько!

Григорий подождал пока подслеповатый немец уйдёт со двора и тайком вернулся к прятавшимся товарищам. По дороге он всё время думал:

- Выдаст она нас, аль нет? – гадал он, но случайным спутникам, которых встретил после побега из плена, ничего не сказал. - А ежели она приведёт за собой патруль?

Минуты текли мучительно долго, сердце, как барабанщик на казни, отбивало чёткую дробь. Григорий вспомнил, как совсем недавно он и Захаров вместе сидели в засаде.

- Эх, Толик! – вспомнил он погибшего друга. – Зачем так глупо погиб?

Где-то далеко, за пределами видимости, грохотали сердитые пушки, в перерывах между залпами слышалась отрывистая немецкая речь.

- Держи ухо востро, Илья, - шепнул он молодому парнишке из Самары, добравшись до поля с подсолнухами, - ежели што, будем уходить.

- Куда?

- На кудыкину гору…

Наконец они увидели седую женщину, которая, озираясь по сторонам, вышла за хутор и направилась в их сторону. В руках она несла узелок с продуктами.

- Хлопцы, хлопцы, где вы? - тихо позвала она.

- Мы здесь, - хором ответили красноармейцы. – Немцев не видно?

- Бог миловал!

Пока оголодавшие окруженцы ели хлеб и яйца, запивая снедь сытным козьим молоком, женщина внимательно разглядывала их измождённые, перемазанные грязью лица, и в уголках её глаз блестели слёзы.

- Мой муж тоже воевал в «гражданскую» за Советы, - прошептала жалостливо хуторянка, теребя платочек, - его убили, а я осталась вдовой.

- Судьба такая…

- Вы такие молодые - под снаряды, под пули… как агнцы на заклание.

Она ещё что-то говорила, часто вытирая глаза, но солдаты не слышали её, поскольку очень уж увлеклись едой.

- Прощай, мать. - Просто сказал Григорий, когда парни насытились, - нам пора иттить.

- Христос с вами! - прошептала женщина и перекрестилась.

- Что ты, бабушка, мы неверующие… - улыбнулся Илья Гайнутдинов.

- Христос с вами, - повторила она с тоской и, вспомнив, крикнула вслед, - ваши здесь ночью были и пошли дальше.

Они поспешили на Восток, почти побежали. Вдали показалась, поблескивая широкой гладью, серебристая лента реки Чир. На берегу сидел старый человек и спокойно удил рыбу. Пара лещей лежала в его плетёной корзине.

- Друг, перевези нас на тот берег, - попросил его Григорий.

- Чего ж не перевезти, - ответил бородатый рыбак, лукаво подмигнув, и усадил товарищей в лодку, - я всех перевожу…

Прорыв правого фланга 62-й армии Красной Армии и выход немцев к Дону в августе 1942 года вызвал настоящую панику среди красноармейцев. В тыловых эшелонах 64-й армии, которой временно командовал Василий Чуйков, распространились слухи, что германские войска вот-вот отрежут их от основных сил.

- Нас уже окружили!

На понтонном мосту через Дон началась давка спасавшихся тыловых частей. Затем паника передалась и войскам передовой линии обороны. Чуйков послал штабных офицеров на берег реки для восстановления порядка, но эта мера не принесла должного результата: помешал налёт вражеской авиации.

- После этого налёта я недосчитался своих лучших командиров. – На следующий день признался начальнику штаба Чуйков.

- Мы сами чудом проскочили…

В итоге сама 62-я армия оказалась, куда в более худшем положении. 33-я гвардейская стрелковая дивизия под командованием полковника Александра Утвенко попала в ловушку на западном берегу Дона. Гвардейцев атаковали сразу две немецкие дивизии.

- Вот нам свезло! – командир зло сплюнул на высохшую, словно пергамент землю. – Главный удар по нам пришёлся.

- А кроме нас просто никого больше не было. – Грустно сказал адъютант Худобкин.

Измотанная в предыдущих боях дивизия несла страшные потери. Раненых бойцов переправляли в тыл на телегах и верблюдах, машин не хватало. Делать это приходилось только в ночное время во избежание налётов с воздуха.

- Где же наши хвалёные истребители? – с тоской в голосе спросил небо лейтенант Худобкин.

- В кино остались…

Немцам успех тоже достался дорогой ценой. Только на позиции одного батальона в балку оттащили 313 трупов германских военнослужащих.

- У русских катастрофически не хватает боеприпасов. – Рассуждали немецкие офицеры. – Что было бы, если они обеспечивались по полной?

- Откуда им взяться?.. Вся военная промышленность у них была на территориях, которые мы уже захватили!

- Но сами заводы они умудрились вывести…

Зачастую подразделения Красной Армии шли в атаку лишь для того, чтобы добыть трофейное оружие и патроны. Запасы продовольствия настолько истощились, что солдатам приходилось варить колосья с ближайших полей.

- Хотя бы у колхозников разжиться продуктами. – Предложил практичный адъютант.

- Не шибко они рады нашему отступлению!

11 августа остатки 33-й дивизии, разбившись на маленькие группки, стали с боями прорываться к Дону. Одну из таких групп, которую до этого вёл Шелехов, встретил растерянный комдив.

- Лично я сам пять раз перезаряжал свой пистолет, - рассказывал Утвенко на вечернем привале. - Многие наши командиры предпочли застрелиться, чтобы не попасть в плен и уберечь своих родных от клейма "семья предателя".

- Я в плен в любом случае не сдамся! – негромко сказал Григорий, тщательно грызя варёную кукурузу.

- Боишься?

- Чего боятся? – ухмыльнулся Григорий и признался: – Недавно чудом вырвался оттудова.

- Вот как! – насторожился адъютант комдива, бывший гинеколог. – Как там?

- Ничего хорошего…

- А как вырвался?

- Знакомый казак отпустил.

- Так бывает!

- Как видите...

Сидящие вокруг костра напряжённо затихли, примеряя на себя подобную ситуацию. Страх смерти и опасность пленения сглаживали различия в служебном положении и званиях.

- Все мы одинаково беззащитны перед врагом. – Злорадно подумал Григорий. – Немцам без разницы кто попался в их лапы…

Косой на правый глаз боец, в рваной гимнастёрке протянул к огню заскорузлые руки и сказал:

- Ишо неизвестно примут ли немцы пленных.

- Это ты к чему?

- Прошлой осенью пехота, всё больше смоленские, в плен пошла сдаваться. Умирать не хотят - думали, немцы их домой отпустят. А немцы их, сердешных, человек триста, прикончили из пулемётов - чтоб не возиться, что ли… Сам видел огромную яму, полную мертвецов.

- А у нас другой случай был, - поддержал тему худющий сержант. - Вышли из леса наши, тоже человек триста. Вооружённые, одетые, обутые, сытые. Только что из тыла - пополнение. Немцы в штаны наклали - гарнизон в деревне всего десятка три солдат. Тогда обер-лейтенант, комендант гарнизона, приказал пленникам сложить оружие в кучу, снять полушубки и валенки… Затем храброе воинство отвели на опушку леса и перестреляли: «Кому нужны такие, своих предали и нас предадите…»

Молодой боец, с густыми тёмными бровями заикаясь, спросил командиров:

- Что теперь делать-то?

- Будем пробиваться к Дону.

- Лишь бы немцы не помешали…

Час и два и три молчаливая группа под покровом ночи двигались на восток. Шли, разумеется, не по прямой. Направление давали балки, а в большей степени сами же немцы, выпускавшие ракеты в равные промежутки времени всю ночь.

- Я вот кумекаю, товарищ Шелехов, - нарушил молчание Илья, - когда у «фрицев» ракеты кончаться?

- Хрен их знает! – мрачно ответил Григорий.

Ракеты взлетали слева, и редкая колонна резко поворачивала вправо, переходя на другую балку. Когда виднелись вспархивающие вражеские ракеты прямо по курсу, все замирали по команде.

- Стой!

Часто немцы выпускали ракеты так близко, что Григорий слышал их характерный сухой треск, похожий на шипение змеи.

- Вот зараз резанёт пулемётная очередь и меня переломит пополам! – с омерзением подумал он.

Но ракеты, повиснув в тёмном небе, угасали, и в балке вновь воцарялась жуткая темень. Движение тотчас возобновлялось, появлялась надежда на скорый выход из окружения. Поближе к рассвету они были готовы поверить, что самое страшное позади.

- Оторвались? – гадал каждый из них.

С востока наплывал нежеланный рассвет. Полковник Утвенко передал бинокль адъютанту и сказал:

- Посмотри вон туда, у тебя зрение острее...

- Вижу колонну!

Худобкин посмотрел, и его сердце испуганно заколотилось от увиденного: бесконечно длинная колонна крытых брезентом грузовиков, выползая из-за горизонта, в открытую, ничего не боясь, катилась по степи с запада на восток.

- Может, это наши? - вырвалось у него скорее просто так.

- Какое там наши! - Комдив взял из трясущихся рук бинокль.

Вскоре и без бинокля колонна грузовиков, перебиваемых приземистыми бронетранспортёрами, была хорошо видна. Один боец, с азиатской внешностью вытащив из кармана листовку, бросился навстречу немцам. Галя, штабная переводчица, изумлённо закричала:

- Да вы только посмотрите! - Она выстрелила в него из своего пистолета. - Гад, сдаваться собрался!

- Немцы же услышали! – буквально простонал Худобкин.

- Так он же предатель!

- А теперь и мы погибнем…

Бой вспыхнул, как сухие дрова в костре. Последние очаги сопротивления советских бойцов на прибрежной территории были подавлены. Утвенко и оставшиеся в живых красноармейцы спрыгнули с обрыва в топкое болотце, где полковника ранило в ногу шрапнелью от разорвавшегося рядом снаряда.

- Только не бросайте меня братцы! – прохрипел истекающий кровью комдив. – Если потеряю сознание, лучше добейте…

- Дотащим! – пообещал Григорий и крепче обнял командира.

Кое-как выбравшись из болота, Утвенко с двадцатью случайно прибившимися солдатами весь день прятались на засеянном пшеницей поле.

- Обложили нас как зайцев!

- А мы и есть зайцы… - горько сказал полковник. - Немец пугнул нас, мы и побежали.

- Подготовиться, как следует, не успели…

- Хорошо, что хоть успели окопаться. – Признался Утвенко, поправляя окровавленные повязки на ногах. - Солдаты вермахта покончили бы с нами быстрее, если бы мы заранее не вырыли глубокие окопы.

- На войне лопата иногда поважнее винтовки…

… Ночью они встретили ещё нескольких оставшихся в живых красноармейцев и готовились переплыть на другой берег Дона.

- Ты точно знаешь, куда нам плыть?

- Я родился в энтих местах.

- Как твоя фамилия боец?

- Шелехов, товарищ полковник.

- Веди нас! – приказал обессиленный комдив. – Я запомню твою фамилию… Живы будем, награжу медалью.

- Я не за награды воюю… - подумал Григорий и повёл группу к знакомому броду.

При переправе, однако, пара солдат утонуло, не все умели плавать. Советские солдаты тонули молча, боялись привлечь внимание противника. Только один молоденький украинец не выдержал. Нахлебавшись воды, он в последнем предсмертном движении вынырнул на поверхность и гортанно выкрикнул:

- Мамо!

Раненого Утвенко перетащили на себе Григорий и лейтенант Худобкин, с которым случился эпилептический припадок после того, как они уже выбрались на берег.

- Тебе повезло, что припадок не случился в то время, когда мы были в реке. – Сказал благодарный командир дивизии.

- Утоп бы и нас на дно утащил… - устало подтвердил Григорий.

- Ну, если уж мы здесь не погибнем, значит, всю войну переживём. - Заметил молочно белый Худобкин.

- Почему же?

- У меня особая причина верить в то, что останусь жив. – Признался лейтенант, крупно дрожа от пережитого припадка. - Моя мать осенью получила «похоронку», хотя я был только ранен.

- Бывает…

- Она устроила мне заочное отпевание в церкви.

- По казачьим поверьям отпевание живого человека означает для него долгую жизнь. – Невесело заметил проводник. – Верно говорю.

- Я и говорю, что не погибну…

После форсирования Дона группа разделилась. Командир дивизии отправился искать свой штаб, а рядовым бойцам приказали прибиться к любой части собственной дивизии.

- Прощевайте, славяне! – попрощались случайные попутчики.

- Теперь немец нас не достанет.

Утром солдаты вышли к грунтовой дороге, вившейся в безразличной степи. Илья заметил столб пыли вдалеке: по грунтовке ехали советские ЗИСы.

- Кажись наши. – Прищурившись, сказал он.

- Погляди лучше…

Гайнутдинов подобрался поближе и разглядел на лобовом стекле первого в колонне автомобиля нарисованную конскую голову. В горле у Григория застрял горький комок.

- Энто знак родного корпуса, – обрадовался он. – Таки вышли к своим…

- Точно наши!

Они вышли на дорогу, обуреваемые сильными чувствами, которые может испытывать лишь человек, побывавший на чужбине, в плену или в тылу врага.

- Свои, ребята, свои… - повторял Григорий и не мог успокоиться.

- Вот повезло! – сказал Илья и сел прямо в пыль.

Машина неохотно остановилась. Начальник продовольственного снабжения полка, старший лейтенант Лысо-Кобылко удивлённо поднял бровь и крикнул:

- Тю, и что это за бродяги стоят?

- Кажись, наши, - обратился к нему шофёр Костенко.

- Вижу, что не чужие, а то бы стрельнул… - Вот, что, братцы, живо залезайте в машину.

- Энто мы мигом!

21 августа 1942 года пехотные подразделения корпуса генерала фон Зейдлица 6-й Армии Паулюса легко форсировали Дон на надувных лодках. Солдаты сноровисто и дружно навели надёжную переправу близ станицы Лучинская.

- Одну великую русскую реку мы покорили, - переговаривались между собой возбуждённые наследники Бисмарка, - дело за Волгой.

- А там окончательная победа!

Как только переправа оказалась готовой к работе, сапёрные батальоны принялись за строительство понтонных мостов, по которым должны были пройти танки и прочая боевая техника.

- Мы достигнем её по кратчайшему пути, – командиры передовых частей вермахта рисовали на картах маршруты движения войск. - Там, где она изгибается в сторону Дона большой дугой.

- Наша цель – Сталинград! Взяв его, мы перережем главную водную артерию русских и поставим их на колени!

Дон своей величавостью и красотой просто очаровал немецких солдат. Немалое количество бойцов 6-й армии влюбилось в казачий край.

- Я вернусь сюда с семьёй после победы. - Многие мечтали основать здесь фермы, после того как война будет выиграна.

- И я тоже…

К вечеру 22 августа мост был готов и по нему пошла ударная 16-я танковая дивизия генерала Хубе. Танки, самоходки, бронетранспортёры и грузовики деловито загрохотали по понтонам. В ту же ночь, как только взошла луна, советская авиация совершила налёт на переправу. Боевая техника вермахта на обоих берегах оказалась частично разбомбленной и ярко пылала, освещая всю округу.

- Удивительно, как ни одна из бомб не попала в мост…

- Само провидение сопутствует нам!

Штаб дивизии Хубе получил донесение о больших потерях по краям плацдарма. Время от времени слышался пронзительный вой реактивных снарядов - русские "катюши" обстреливали немецкие войска.

- Откуда у отсталых русских такое страшное оружие? – спрашивали друг друга штабные офицеры.

- Скорее всего, им помогаем двуличная Америка…

Звук действительно был душераздирающим, но сами снаряды заметного ущерба не нанесли, поскольку советские батареи стреляли вслепую. В это же время усиленные танковые корпуса под прикрытием мобильной пехоты готовились к решающему наступлению.

- Солдаты! – настраивали танкистов опытные командиры. – Настало время решающего броска.

- Мы готовы! – хором ответили слаженные экипажи.

На рассвете следующего дня в 4 часа 30 минут подразделение графа фон Штрахвитца, входившее в состав 2-го танкового полка, двинулось к Волге.

- Нашими руками творится история! - Танковые экипажи посчитали этот момент весьма волнующим.

- Никто и никогда не заходил так далеко в России…

Степь между Доном и Волгой окаменела после летней засухи, и танки продвигались вперёд с максимальной скоростью. Командиры боевых машин, стоя в командирских башнях, внимательно следили за рельефом, опасаясь, как бы танк не попал в какую-нибудь не видимую водителю балку.

- Левее, держать значительно левее!

Солнце ещё не достигло зенита, когда генерал Хубс после нескольких переговоров по рации внезапно приказал своему штабу остановиться. Ради экономии горючего двигатели тут же заглушили, и танки остановились.

- Что-то случилось? – интересовались механики-водители.

- Кто-то летит к нам…

Несколько минут спустя в небе появился немецкий связной самолёт. Покружив некоторое время, он совершил посадку возле бронированных машин. Пилот выбрался из кабины и решительным шагом направился к головному танку Хубе.

- Генерал Паулюс беспокоится за свой левый фланг. - Сказал генерал фон Рихтгофен, командующий 4-й воздушной армией.

- Здравствуйте, генерал! – вместо ответа произнёс Хубе. - У Паулюса имеются все основания для беспокойства, мы слишком оторвались от основных сил.

Рихтгофен в армейской рубашке и сдвинутой на затылок фуражке церемонно приветствовал Хубе, а затем сообщил:

- По приказу фюрера все силы 4-й воздушной армии перебрасываются на Сталинградское направление, чтобы полностью и окончательно раздавить большевиков.

- Отлично!

Доложив Хубе общую обстановку, Рихтгофен с несвойственной ему горячностью воскликнул:

- Воспользуйтесь сегодняшним днём!

- Что Вы нам можете предложить?

- Вас поддержат 1 200 самолётов, а завтра возможно я уже не смогу вам этого обещать.

- Этот день войдёт в историю!

- Хайль Гитлер!