Сталинград

Глава 16

В начале октября немцы продолжали крушить оборону русских. Деревня Орловка была атакована с запада частями 389-й пехотной дивизии, а с северо-востока 60-й моторизованной дивизией. Сопротивление немногочисленных войск РККА было настолько упорным, что гитлеровцы почти не продвинулись вперёд.

Советские войска в свою очередь атаковали 14-й танковый корпус немцев. По немецким сообщениям, эта атака завершилась полным разгромом двух стрелковых дивизий и трёх танковых бригад. В общей сложности русские потеряли 72 танка. Эта дорогостоящая атака не ослабила давления немцев на Орловку и промышленный район Сталинграда, но замедлила ликвидацию оборонительного выступа.

24-я германская танковая дивизия, 389-я пехотная дивизия и 100-я егерская продвигались к заводам "Красный Октябрь" и "Баррикады". Огромный промышленный центр был завален обломками зданий и изуродованным до неузнаваемости оборудованием. Русская артиллерия нанесла наступающим большой урон. Взрывы снарядов вызывали настоящий каменный дождь, по свирепости похожий на шрапнель.

На следующий день, стремясь усилить натиск на заводы, Паулюс приказал 94-й пехотной и 14-й танковой дивизиям переместиться с южного фланга на северный. 62-я армия Чуйкова, находившаяся в тяжёлом положении, тоже получила подкрепление - 39-ю гвардейскую стрелковую дивизию генерала Степана Гурьева и 308-ю стрелковую дивизию полковника Гуртьева, сформированную в основном из сибиряков. Дивизии были направлены на усиление обороны промышленного района. Но помощь эта оказалась незначительной, так как обе дивизии ранее уже понесли ощутимые потери.

Вскоре Чуйков столкнулся с ещё одной неожиданной опасностью. 295-я стрелковая дивизия немцев по оврагам подошла вплотную к правому флангу дивизии Родимцева. Его гвардейцы отважно сражались, применяя в ближнем бою гранаты и автоматный огонь. Под покровом ночи большая группа немецких пехотинцев пробралась по дну оврага, вышла к Волге, затем повернула на юг и самонадеянно атаковала штаб дивизии. Родимцев сумел среагировать на удивление быстро. Все имеющиеся силы были немедленно брошены в контратаку, что в корне изменило ситуацию и позволило удержать позицию.

2 октября немцы атаковали с воздуха нефтеналивные цистерны на берегу Волги, расположенные в непосредственной близости от штаба Чуйкова. В цистернах осталась нефть, и прямые попадания бомб воспламенили их. Горящая нефть растеклась по холму, окружила штаб и устремилась к реке. Из штаба Сталинградского фронта пришёл тревожный запрос: "Что со штабом?.. Где вы?"

Немедленный ответ Чуйкова гласил:

- Мы там, где больше всего огня и дыма.

7 октября немецкие войска установили полный контроль над Орловкой. Все силы 37-й гвардейской дивизии были задействованы в обороне тракторного завода, но измученные не прекращавшимися боями красноармейцы не смогли выдержать постоянного давления, и оставили разрушенные корпуса.

С начала месяца в батальоне никто толком не спал. Солдаты батальона под командованием Михаила Кошевого сидели в тех же подвалах, развалинах и ямах. День назад прилетел из тыла свой снаряд и взорвался в пяти шагах от остатков отделения Шелехова.

- Хорошо, что все скрывались в яме. – Одобрил действия подчинённых комбат.

- Война научила…

Солдаты отделались синяками: взрывом швырнуло ящик с боеприпасами, который кое-кому проехался по спинам… Снаряд выворотил из земли покойника, ещё свежего.

- Пускай снова погреется на позднем солнышке…

- Только попахивает жутко! – скривил вислый нос Григорий.

В земле Сталинграда образовались целые наслоения. На глубине полутора-двух метров можно найти патроны, оружие, одежду и старые валенки.

- Всё перемешано взрывами… - огляделся вокруг старший лейтенант.

- Главное штоб нас не смешали с дерьмом…

Впереди по улице, на нейтральной полосе, виднелось штук двадцать танков. Одни рыжие, сгоревшие. Другие ещё целые, но неподвижные - их расстреливают немцы из тяжёлых мортир.

- Перелёт, недолёт, опять перелёт. – Равнодушно отмечал Кошевой.

- Попадание!

Многотонный танк играючи разлетелся на куски.

- Каково танкисту! – поёжился Шелехов и поправил ремешок на каске. - Ведь он не имеет права покинуть даже подбитую машину.

- Сколько же дурости у нас…

Один танк стоял так близко, что была видна дыра от снаряда, прошившего лобовую броню. Он возвращался из атаки, когда был подбит. Вокруг башни намотаны человеческие внутренности - остатки десанта, ехавшего на нём в атаку…

- Теперь все снаряды, предназначенные немцами для этого танка, будут лететь в нас. – Сказал лейтенант Симаков и на всякий случай отполз в сторону.

Через минуту командир роты вернулся бледный, волоча правую ногу.

- Ранило вот. – Сказал он, и устало прилёг.

Григорий вспорол его сапог. Ниже колена - штук шесть мелких дырочек. Наскоро перевязывал.

- До свидания командир! – сержант махнул рукой в сторону Волги. - Счастливо отделался!

- Держись Шелехов! – попрощался лейтенант и уполз.

Однако в душе у Григория закрались смутное сомнение: таких ран от снаряда не бывает. Он отполз в ту воронку, куда уходил лейтенант.

- И што энто? – удивился он, увидев там что-то.

Присмотревшись, Григорий всё понял. На дне ямы лежало кольцо от гранаты с проволочкой…

- Членовредительство! – прошептал он.

Шелехов взял улики и швырнул их в воду на дне соседней воронки.

- Лейтенант - ить дюже хороший парень, да к тому же герой. – Он вспомнил свой недавний разговор с комбатом.

… Тогда Кошевой посмотрел в спину уходящего на позиции Симакова и сказал:

- Орёл!

- А награду он за что получил?

- Он получил орден за отражение танковой атаки в июле 1941 года, на границе. – Сказал с уважением Кошевой.

- Сразу цельный орден?

- Выстоял один, когда все остальные разбежались!

- Тогда понятно! – согласился тогда Григорий. - Энто многое значит.

Он знал, что теперешний же срыв у него неслучаен. Накануне тот столкнулся с пьяным майором, начальником штаба полка, который приказал ползти к импровизированному немецкому дзоту и забросать его гранатами. Оказавшийся тут же неизвестный старший сержант пробовал возражать, заявляя, что он выполняет другое приказание.

- Ах, ты блядь! - рассвирепевший майор, не раздумывая, пристрелил его.

Лейтенант сам пополз к окну в подвал, неловко бросил гранаты, не причинившие бетонным стенам никакого вреда, и чудом вернулся обратно. Он с дрожащими глазами упал в яму рядом с Григорием, а гимнастёрка его была белая от выступившего пота.

- Зачем гнать людей на бессмысленную смерть? – спросил он тогда. – Кому это надо?

- Бесполезный риск выбил лейтенанта из равновесия, - сообразил Григорий, - и привёл к глупому членовредительству...

… От дивизии давно остался один номер, штаб, повара и обслуга. Под ружьём у командира батальона старшего лейтенанта Кошевого остался жалкий десяток солдат.

- Каша сызнова с осколками! – роясь ложкой в мятом котелке, проговорил Григорий.

- Когда подносчик пищи ползёт, термос на его спине пробивает… - вяло отреагировал Михаил.

- Хочется пить и болит живот, - пожаловался командиру бывалый сержант, - ночью два раза пробирался за водой вон к энтой воронке… В охотку выпил густую, коричневую, как кофе, пахнущую толом и ищо чем-то воду. Когда же сегодня решил напиться, увидел чёрную, скрюченную руку, торчащую из воронки…

- Нашёл время вспоминать! – выплюнул кашу старший лейтенант.

Гимнастёрки и штаны бойцов стали как из толстого картона: заскорузли от крови и грязи. На коленях и локтях - дыры до голого тела: проползали. Свою каску Григорий выбросил:

- Их тута мало кто носит, но зато много валяется повсюду.

Этот предмет солдатского туалета используется совсем не по назначению. В каску обычно гадили, затем выбрасывали её за бруствер траншеи, а взрывная волна швыряла обратно, прямо на головы…

- Покойник нестерпимо воняет.

- И не только покойник!

Жмуриков кругом валялось много, старых и новых. Одни высохли до черноты, головы, как у мумий, со сверкающими зубами.

- Лежат в разных позах, - скривился Кошевой, - словно уснули...

- Другие распухли, как будто готовы лопнуть. – Брезгливо поморщился Григорий.

Некоторые неопытные солдаты рыли себе глубокие укрытия в песчаной почве, и земля, обвалившись от близкого взрыва, придавливала их. Так они и лежали, свернувшись калачиком, будто спали, под толстым слоем песка.

- Картина, напоминающая могилу в разрезе.

- Хватит об энтом…

В траншее тут и там торчат части втоптанных в глину тел; где спина, где сплющенное лицо, где кисть руки, коричневые, под цвет земли.

- Ходим прямо по трупам...

- Завтра их станет больше, ночью обещали пополнение!

- Хорошо.

- Так-то оно так, но погонят в наступление…

- Вперёд! – в предрассветной темноте раздалась надоевшая команда к атаке.

Григорий почти шагом, короткими бросками, укрываясь за давно знакомыми спасительными развалинами, одолел сотню метров за атаковавшей ротой ночного пополнения и сел на землю.

- Назад вернутся единицы! - на душе было муторно и тоскливо.

Попеременно подымались в атаку то русские, то немецкие роты, но ни тем, ни другим не удавалось продвинуться хотя бы на полсотни метров. Плотная, невидимая глазу стена огня сперва останавливала, затем принуждала падать на землю что-то вначале кричавших и вдруг умолкавших людей.

- Когда-нибудь энто кончится?

Каждый день проходил по одному расписанию. Начинали немцы. Ровно в 5часов утра появлялась «рама» и облетала позиции. Потом появлялась стая «Юнкерс-87». Бравируя, не боясь, ни советских зениток, ни самолётов, поскольку ни тех, ни других за эти дни не было ни слышно, ни видно, они бомбили развалины домов.

- Немецкие пилоты позволяют себе гнать свои ревущие и воющие самолёты чуть ли не до самой земля. – Прокомментировал какой-то оборванный солдат.

- А чего им бояться?!

Григорий знал, пикировщики сделают над ними пять заходов, по-немецки точно рассчитав количество боеприпасов, и улетят не прежде, чем совершат ещё одну атаку, прозванную «психической».

- Пока не сбросят свои продырявленные железные бочки, - буркнул сидящий рядом Кошевой, - не уберутся!

- Своим воем они прямо вынимают душу... – согласился сержант и закрыл глаза.

Одновременно с воздушной начиналась наземная атака, немцы пытались отбросить красноармейцев на исходный рубеж.

- Отбивать такие атаки становится всё труднее.

- Скоро выдохнутся…

С удалением своих бомбардировщиков, немцы прекращали атаку и отходили на свои рубежи, ставя сплошную стену огня перед начинавшими контратаку русскими ротами. Крик «Ура» тонул в грохоте разрывов, и залёгшая пехота начинала отползать обратно к родным окопам. После того как атакующие и контратакующие расползались по своим норам, вступали в дело миномётчики, посылая «подарки» друг другу.

- И так продолжается каждый день. – Простонал грязный и мокрый Михаил.

- Падаем вон в ту воронку… - показал рукой Григорий и свалился в жижу.

Наступавшие отхлынули назад и заняли у посредине улицы воронки от взрывов снарядов. На центр города, гремящий молниями взрывов, опустился туманом пар и толовый газ. Видимость была около 15 метров. Кошевой и Григорий засели в воронке от крупной авиабомбы. Поблизости примостились ещё четверо бойцов с пулемётом «Максим». Завязалась продолжительная перестрелка.

- Немцы не дают даже поднять головы…

- А зачем нам её поднимать? – спросил с закрытыми глазами Шелехов. – До темноты будем торчать здесь…

Дым постепенно рассеялся. Улица было усеяна убитыми и стонущими ранеными. Над ними закружил немецкий разведчик. Самолёт, видимо, произвёл съёмку, ушёл, и минут через двадцать из динамика раздались звуки вальса Штрауса!

- А это немцам зачем? – недоумённо спросил Кошевой.

- На психику давят! – равнодушно ответил Григорий.

Они слушали музыку в воронке, наполовину заполненной выступившей подпочвенной водой, поскольку близко текла Волга.

- С музыкой веселее...

- Если вода ищо поднимется - нам смерть! – безразлично признался Григорий.

- Не успеет… - ответил Михаил и выглянул наружу.

В полулежащем положении, в грязи с головы до ног, будто земляные черви, его бойцы рыли края соседней воронки, меся глину. За развалинами ближних зданий шёл бой.

- Как наши туда прорвались? – удивился комбат.

Слышна была сильная перестрелка: автоматная - немцев, винтовочная - русских. Потом и там всё затихло. Под пологом тумана соседи успели вынести из немецких траншей раненых. Один из санитаром свалился в их яму.

- Матвеев сунул ствол своего «Максима» в амбразуру «фрицев» и длинными очередями уничтожил их. – Рассказывал он, жадно затягиваясь последними крошками табака. - Потом взялся за другой дот и также его подавил, потом вытянул ихний пулемёт на свою сторону.

- Орлы!

- Кобзев уничтожил ещё один, но был убит…

Тишина. Солнце светит, но не греет. Вальс окончен. Слышен голос диктора с сильным акцентом:

- Господа русские, переходите к нам. Вы обречены!.. Ваши командиры послали вас на смерть. Даём вам пьят-надцать минут… Смешаем с землёй…

Прошли эти минуты. Начался артобстрел - кругом земля встала дыбом. Так минут десять. И снова музыка… Теперь передавали песни Руслановой. Её голос разносился над мёртвым городом, на котором кое-где ещё были живые.

- Господа солдаты! Обещаем вам все блага. Бейте юдо-комиссаров, переходите к нам... Даём пьят-надцать минут!

Снова остатки батальона буквально «полоскают» снарядами. Головы не высунуть - снайперы бьют со стены и окон. Так продолжалось полдня. Снова и снова немцы призывали:

- Убивайт командир, юдо-комиссар, переходите к нам! Нет - побьём всех!

Опять минуты на размышления. Потом музыка и пальба из винтовок в сторону немецкого динамика! Никто не сдался, только кто-то один впереди поднял руку, чтобы немцы прострелили её…

Михаил из своего «окопа» нет-нет да и выглянет на секунду, чтобы уточнить:

- Кто есть из живых?

- Лучше не высовываться, - сказал Григорий, - немцы точно стреляют…

Он поднял шанцевую лопатку вверх - звяк! Лопатку выбило из руки с аккуратной дыркой от пули.

- Метко!

- Время до темноты тянется бесконечно! – зевнул дремлющий Григорий.

Потом выше воронки затрещали пулемётные трассы и с гулом пронеслись снаряды - это «проснулись» доблестные командиры и пригнали на помощь морских пехотинцев, отборных ребят.

- Надо было пустить этот отряд, когда кругом была чернота от разрывов снарядов и клубы дыма.

- А почему бы им не идти в затылок нашему батальону?

Немцы легко отбили самоубийственную атаку. Наконец опустилась мглистая ночь, часто освещаемая ракетами противника.

- Скоро можно будет вернуться в наши развалины. – Сказал продрогший офицер.

- Скорее бы, - кивнул головой Григорий, - как бы «фрицы» не обошли нас с тыла.

Вдруг рядом объявился крикливый связист:

- Есть связь. Вас товарищ комбат вызывает первый!

- Слушаю.

- Доложите обстановку! - на проводе был комполка Ольховский.

Кошевой буркнул в ответ:

- Живыми мало кто выйдет…

- Послушай, комбат, жив, и то ладно!

- Я то жив, а батальона нет.

- Прекратить панику! – в голосе полковника прорезались металлические нотки. – Отступать на прежний рубеж запрещаю.

- Но мы находимся посредине площади…

- Ни шагу назад!

- Тут негде укрыться, нас днём перестреляют снайперы.

- Из всех, кто остался, организуй круговую оборону и доложи лично мне!

Задача не из простых, а тут ещё приполз особист-капитан и под руку ноет:

- В боя я потерял свой пистолет ТТ, за который следует отчитаться.

- Я видел, - заверил комбат капитана, - в бою выбило пулей пистолет из Ваших рук.

- Вот и ладно!

Особист уполз в штаб полка, ибо такому чину не положено быть в зоне боевых действий. Оставив Шелехова у пулемёта в воронке, старший лейтенант броском перебежал в другую воронку с живыми. По нему запоздало прошлась очередь из пулемёта.

- Значит, «гансы» нас и ночью караулят…

Высмотрев тело ближайшего убитого, он сделал туда бросок. Пулемёт «фрица» снова дал очередь: пули вошли в мёртвое тело. Кошевой буквально прилип к земной настовой тверди:

- Если пробьёт труп, то и в меня влетит пуля...

Михаил на всякий случай прикрыл голову бесполезным локтем. Так он скакал по всем воронкам, бросок за броском.

- Проклятый пулемётчик охотится за мной. – Понял запыхавшийся офицер.

Потом началось непростреливаемое пространство, и пулемёт отстал. Из-за проволочного заграждения навстречу ему вышел командир пулемётной роты Александров, так свободно, будто ничего страшного не происходило!

- Я побывал в траншее противника, - похвастался он, поигрывая пистолетом, - успел ухлопать немецкого офицера, завладев его «парабеллумом».

- А здесь как оказался?

- Потом нас с уцелевшими солдатами выбили из траншеи.

- Ты словно заговорён свыше от пуль и осколков.

- Пойдём собирать выживших…

Вместе они прошли воронок двадцать. Из трёх батальонов полка обнаружили живыми человек восемьдесят. Из них организовали «круговую оборону» для галочки командованию, которое доложит верхам: «Дивизия продвинулась на триста метров вперёд!»

… Утро, под ногами шуршит наст-ледок. Красноармейцы в ямах сидели будто мыши, выплеснутые из кадушки.

- Сухой осталась только голова под каской! – пожаловался Григорий.

- Я тоже задубел весь…

У Михаила посинели пальцы на руках, губы и нос. Ноги потеряли чувствительность. Только ночью можно было попрыгать вокруг воронки, а ему, как командиру «круговой обороны», пробежаться между убитых по другим воронкам.

- Сапог протёк. - Сказал сержант, посмотрев на правую ногу.

- Да у тебя там сквозная дырка от пули! – изумился комбат.

- А нога не задета…

Кошевой и Григорий опять сидели в знакомой воронке, голодные и холодные. Связь с тылом протянули, но кашевары не дошли до них.

- Как горяченького поесть хочется!

- Да хучь бы просто пожрать…

Высоко в небе пролетали немецкие крупнокалиберные снаряды, исчезая из вида на излёте у земли за обороной полка. Связист снова высунулся с трубкой полевого телефона.

- Вас первый требует!

- Почему вы не собрали с поля боя оружие? – даже на расстоянии пары метров из неё ясно слышался мат и крик. - Это пахнет трибуналом!

- Как только освободим город, если будем живы, то и соберём оружие, здесь его завались! - отпарировал старший лейтенант.

На этом непростой разговор окончился.

- Что сделал батальон?.. Что там сейчас? Какие потери? – пожаловался комбат Шелехову. - Об этом комполка не задал ни одного вопроса.

- Сам бы попробовал собрать…

По-прежнему свирепствовали немецкие снайперы. Где-то к обеду над головами защёлкали пули, явно снайперов, и не одного.

- По кому они пуляют? – спросил Михаил.

- Может кто-то к нам ползёт…

Вдруг на краю воронки вырос в свой громадный рост мощный по-медвежьи солдат из хозвзвода Иван Шохин!

- Как ты сюда пробрался? – изумился комбат.

- Просто дошёл…

За спиной у него привязан трофейный термос с супом. В руке другой термос с кашей. Весь солдат увешан фляжками с чаем, водой и наркомовской водкой… Одна из фляжек прострелена, но Шохин этого не замечает.

- Здравия желаю, товарищ комбат! - гаркнул он.

- Прыгай скорее…

Михаил его мигом стащил в воронку за ноги. Идя к ним по открытому пространству, он не понял, что снайперы метят именно в него, а полное спокойствие русского, видимо, сбило с толку немецких стрелков.

- Он што больной? – подумал удивлённый Григорий.

Чуть раньше комбат списал Ивана из пулемётчиков, направив в хозвзвод к Фёдорову. Шохин постоянно засыпал на часах в окопах, но силищу имел лошадиную.

- Что и требуется в хозвзводе. – Подумал тогда командир.

Кошевой снял с себя медаль «За боевые заслуги» и прикрепил её на груди Шохина. О себе подумал:

- Всё равно погибну…