Сталинград

Глава 20

Осенью 1942 года снег на Брянщине лёг рано, поэтому по первобытному лесу партизаны передвигались в основном на лыжах. В начале ноября бывшего полицая Николая Сафонова внезапно отправили с донесением в штаб головного отряда. Тот скрытно дислоцировался в глубине злынковского леса. До него нужно было пройти примерно пять километров.

- За пару часов успею смотаться! – подумал Коля и быстро заработал лыжными палками.

Лёгкий морозец и попутный ветерок помогали ему, и он быстро промчался по проложенной кем-то лыжне. В штабе крупного партизанского соединения Коле повезло. Комендантский повар только что начал раздачу пищи, а содержимое пакета, видимо, было желанным, и он тут же был награждён черпаком перловой каши с американской тушёнкой.

- Это очень кстати, - сказал статный парень и вытащил из голенища валенка алюминиевую ложку, - так как я со вчерашнего дня ничего не ел.

- Тогда ешь от пуза! – повар добавил ещё полчерпака.

Быстро справившись с угощением, Николай зачерпнул кипятку, прополоскал котелок и содержимое вылил себе в живот:

- Красота!

- А энту кашу варю как Бог! – похвастался повар.

- Продукты хорошие…

- Тушёнка самолётом прилетела с «большой земли», - признался бородатый дядька, - а иногда приходилось варить из «топора».

С удовольствием вдыхая приятный дым выпрошенной у повара цигарки, Коля развалился на снегу, подняв ноги на сугроб, давая им таким образом отдохнуть перед обратной пробежкой, но брызнувшая в лицо пороша заставила сразу же подняться и посмотреть на погоду.

- Прилично похолодало! – сказал он неизвестно кому.

- Заходит сильная метель. – Согласилась сидящая рядом симпатичная девушка.

Колька знал, что её звали Валька-партизанка. Из короткого разговора выяснилось, что Валя следует в тот же отряд.

- Давай идти вместе! – предложил стеснительный парень.

- Только нужно выходить сейчас…

- Я готов!

Свинцовые тучи, цепляясь за деревья, сплошь закрыли небо и верхушки сосен, казалось, сгибались не от ветра, а от их напора. Разрываемые порывами ветра, они стремительно куда-то мчались, постоянно меняясь в форме. Усилился и низовой ветер. Сбрасывая с веток комья снега, он прорывался между деревьями то слева, то справа, быстро заметая лыжню.

- Семь километров против ветра удваиваются... – насторожился опытный Николай.

- Осилим…

Подцепив на ноги лыжи, они быстро рванули в глубину леса. Ветер цеплялся за одежду, бросал в лицо колючие снежинки, но лыжня была достаточно чистой.

- Как Валя выдержит дорогу? - гадал Коля, ритмично работая руками.

Девушка тоже шла размеренно, с хорошим скольжением и сильной опорой на палки. Было видно, что тренировками ей служили в основном дальние переходы с грузом на плечах. Даже в её одежде отражалась походная жизнь. Отрезанные штанины немецких галифе были натянуты на голенища стёганых суконных сапог с подошвами от автопокрышек.

- Наверное, сама сшила рукавицы из шинельного сукна. – Догадался внимательный парень.

Перешитое из одеяла полупальто с глухим воротником из такого же сукна сидело свободно на её маленьком теле, но излишне не болталось. На голове была старая солдатская ушанка с красноармейской звёздочкой.

- Видимо, недавний подарок какого-нибудь ротного старшины, - неизвестно почему огорчился ревнивый Николай, - в прошлую нашу встречу на ней была шаль...

Всё было сшито и перешито хотя и дратвой, но, как и полагалось девушке, с учётом фигуры, и даже выглядывающие из-под полупальто бутылки галифе как-то украшали этого маленького воина с женской душой. В этой одежде трудно узнать девушку, но Валю выдавало лицо.

- Несмотря на грубую партизанскую жизнь, оно оставалось таким нежным, какого не встретишь даже у подростка. – Невольно залюбовался паренёк.

Вечерело. Темнота быстро обволакивала землю. Лес на время кончился, и сразу же удвоился ветер. Лавина туч опустилась ниже, поднятый бураном снег до предела снизил видимость. Скоро должна появиться деревня, но небо срослось с землей, и деревни не было видно.

- Исчезла лыжня.

- Я знаю дорогу! – Валька перекричала ветер и стала первой.

Коля растерялся и молча поплёлся за Валей, но, видимо, родные места помогали ей ориентироваться. Стена сарая выросла перед ними так неожиданно, что парень даже не сразу понял, что это такое. С её появлением оборвался и ветер.

- Пурга вытянула из меня все силы. - Валя сразу же села на снег и привалилась к стене.

- Устала? – улыбаясь, поинтересовался Коля.

Внезапно тявкающая ругань на немецком языке прорвала вой пурги и заставила съёжиться.

- Нужно скорее уходить, – зашептал Николай и отшатнулся: - Сарай укрывает от врага, но в любую минуту нас могут обнаружить.

- Я поняла…

- Туда!

Сафонов рукой указал направление, а Валя взмахом головы дала понять, что сигнал ясен, и они, оглядевшись, нырнули в пургу. Ночь полностью овладела землей, и вместе с метелью они образовали непроглядную тьму.

- Мы наверняка заблудились… - ужаснулся молодой парень.

Коля тщательно вглядывался вперёд, так что от напряжения появилась боль в глазах. Тем не менее, он увидел человека так внезапно, что кое-как сумел остановиться, чтобы не налететь на него, а Валя уткнулась в его спину.

- Враг… он не видит нас… один, но мой автомат за спиной. - Пронеслось у Николая в мозгу. - Пока достану - пальнёт!

Немецкий часовой стоял, наклонившись на ветер, прикрывая левой рукой глаза от свирепого снега. Его автомат зловеще смотрел в сторону пришельцев. Сильный порыв ветра бросил новую порцию снега в его лицо. Немец пошатнулся, его правая рука машинально приподнялась к лицу, и дуло автомата опустилось.

- Пора!

Инстинкт бросил Колю вперёд, и отлетевшее от его толчка тело забарахталось в глубоком снегу. Гулко прозвучал удар по голове прикладом, и вытянувшееся тело сразу же затихло.

- Держи! - сорвав вражеский автомат, он сунул его в руки Вале.

- Молодец!

Всё произошло так быстро, что парень даже не успел испугаться, но сил прибавилось, и они моментально проскочили оставшееся поле.

- Бежим!

Заскочив в лес, Сафонов хотел было остановиться, чтобы оглянуться на Валю, но откуда-то свалившаяся тяжесть сбила его с ног. Кто-то прыгнул ему на спину и с силой завернул руки. Почти одновременно с этим раздался голос Вали:

- Мы свои!

Некоторое время Николай выплёвывал снег и обалдело смотрел на людей: до его сознания едва доходило происходящее:

- Это разведчики отряда, и я стал жертвой их стремления захватить языка.

Видно было, что ребятам неловко за случившееся, но они старались не показать виду и, отшучиваясь, успокаивали не столько Колю, сколько Валю.

- Хорошо ещё стрелять не стали…

- Смотрю, прёт кто-то как лось сохатый!

Спрятавшись от ветра за елку, они закурили. Паренёк приходил в себя, а Валя продолжала тараторить об их происшествиях.

- Ты уверен, что пришиб немца? - спросил один из разведчиков, видимо, старший.

- Не совсем или вернее совсем не уверен…

- Веди нас туда!

Обратно шли медленно не только из-за сильного встречного ветра, но и опасались внезапной встречи. Правая лыжа Николая прорезала бугорок снега и затормозилась. Он скребнул лыжей, чтобы сбить снег, и сразу же отскочил, так как то, что лежало под снегом, вдруг поднялось и заголосило нечеловеческим голосом:

- Партизанен!

Один из разведчиков схватил орущую голову, и она, икнув два раза, замолчала. В это время над ними прошла со стуком стайка трассирующих пуль.

- Они засекли нас! – крикнул старший разведчиков.

- Давай назад…

Следующая пулемётная очередь защелкала между ними и заставила залечь. Раздался болезненный стон. Николай повернулся к Вале. Она лежала на боку и держала руку на бедре.

- Быстро смывайся вместе с ней, мы прикроем, - раздался голос старшего.

- Я быстро.

Уже совсем приспособившись положить её на плечо, он запутался в лыжах и вместе с ней рухнул в снег. Скрежет её зубов, чуть слышное тяжёлое мычание дало понять, что она изо всех сил сдерживается, чтобы не закричать.

- Шевелись, твою мать!

Рванув из-за пояса нож, он срезал лыжи и легко забросил Валю на плечо. Сначала она показалась ему очень лёгкой, но тяжёлый день вытянул силы, и через десяток минут обильный пот залил лицо Коли.

- Разведчики не выдали себя, скрытно следили за врагом. – Наконец догадался он, почему не заметил нападавших.

Он выбивался из сил, и хотел было, чтобы перевести дух, положить Валю на снег, но, словно предупредив это желание, чьи-то руки сняли её с его плеч, и знакомый голос подбодрил:

- Потерпи немного, пацан, сейчас будем дома.

- Да мне не тяжело…

Коля не помнил, как оказался там. Валя сидела прямо на полу, прислонившись к стене. Забинтованная поверх штанов нога была вытянута и упиралась носком в бедро Колькиной ноги.

- Какая красавица! – его обожгла мысль, нелепая в такой обстановке.

Борясь с обволакивающим сознание сном, Коля сидел напротив и пялил на неё глаза.

- Я засну и больше не увижу её, – ужаснулся он и ущипнул себя за ногу.

Его взгляд переходил с носа на глаза, на губы, щёки, а затем снова делал такой же круг. Валя, видимо, почувствовала это и приоткрыла веки. Их глаза встретились, и в это время по её лицу пробежала не пренебрежительная, а какая-то ласково-сожалеющая улыбка, которая может возникнуть только у человека, обладающего превосходством над другим человеком.

- Глупенький ищо! – подумала она и покраснела.

Запустив немного холода, хлопнула дверь. Звякнули дверцы печурки. Дежурный, добавив в огонь дров, поставил закопчённый чайник.

- Только тяжёлый воздух затрудняет дыхание... – подумал Коля и закрыл глаза.

Разведчики уже спали непробудно. Им чаще, чем обычным партизанам приходилось отдыхать в землянках, но и опасности они подвергались чаще всех.

- Их тяжёлый изнуряющий труд требует полноценного сна, - вдруг сказала Валя, словно подслушав его мысли, - а выспаться удается редко.

- Поэтому сну они отдаются полностью, - из последних сил согласился Сафонов, - когда есть такая возможность...

- Ты тоже поспи!

Кто-то рядом застонал. Видимо, у человека, наглядевшегося на ужасы войны, не было покоя нервам и во сне.

… Обещанная подвода появилась только к утру. Ребята осторожно вынесли Валю и положили в сани. Сафонов сунулся в седоки, но в санях оказался ещё один раненый, и подвода ушла без него.

- Мы обязательно встретимся! – пообещал он девушке на прощание.

- Я буду ждать! – сказала бледная от потери крови Валя.

С рассветом преобразилась погода, солнце светило так ярко, что даже резало глаза. По небу медленно двигались облачка-барашки. Чуть заметный ветерок едва шевелил ветки. Даже изредка раздававшиеся пушечные выстрелы и звонкие разрывы снарядов в мёрзлой земле не портили приподнятого приятной погодой настроения после томительной ночной пурги.

- Пора пробираться в свой отряд. – Решил хорошо отдохнувший Николай.

Он без особых происшествий проделал знакомый путь. В отряде уже знали о его мытарствах.

- Точно разведка про всё доложила. – Предположил Сафонов и зашёл в командирскую землянку.

Встретившийся его ротный на приветствие так матюгнулся, что ошпаренные обидой мозги не сразу восстановили свою работу.

- Прозевал немца, твою мать!

- Да я…

- О бабах только и думаешь! – разорялся рябой командир.

Подтвердил его правоту своей шуткой и ротный старшина, слывший среди солдат отчаянным бабником. Он, пригладив свои усы и прищурив глаза посоветовал:

- Не робей солдат.

- Я и не робею…

- Только за девками к немцам больше не лазь.

Окончательно успокоил его отрядный повар. Он положил почти полный котелок каши и, как-то по-отцовски взглянув в его глаза, спросил:

- Ну что, досталось на орехи?

- Досталось, только не пойму за что?

- Возьму лучше хлебушка…

Николай ответил ему благодарным взглядом и молча отошёл. Во время еды он невольно залюбовался фигурами из снега, сотворёнными пургой и прилепленными на ветки деревьев.

- Где мне теперь искать Валю? – гадал грустный юноша.

Он подошёл к костру, около которого сидела группа партизан. Они сосредоточенно скребли уже опорожнённые котелки. Прикурив от уголька и намереваясь немного отдохнуть, Коля присел к теплу. Вдруг раздался знакомый голос:

- Пацан, здорово!

Это тот самый голос, который так здорово подстегивал его виртуозной матерщиной в темноте прошедшей ночи. На дороге стоял с широкой улыбкой разведчик Иван Стручков. В это время из палаток вынесли к подошедшей подводе раненых, которые отвлекли внимание.

- Так это ты всем растрепал? – с обидой голосе спросил Коля.

- Смотри, твой крестник! - Торжественно произнёс Стручков и показал на первые носилки.

На них лежал человек в немецкой форме. Вся его голова была в бинтах. Взгляд его одного, свободного от повязки глаза, скользнул по фигуре парня, и ему показалось, что в нём отражается не столько страдание, сколько радость.

- Видимо, мой удар принёс ему вместе со страданием и облегчение, - почему-то обрадовался Сафонов, - так как повлек за собой плен, а с этим и освобождение от войны и от бессмысленного риска потерять свою жизнь.

Невраждебное отношение госпитального персонала убедило немца в безопасности, и он был уверен в своей встрече с семьей. Мысли Николая прервал разведчик:

- Жди награды.

- Меня уже наградили…

Сафонов не стал рассказывать ему о полученной уже взбучке от своих командиров и даже не поинтересовался о ценности показаний «крестника», а спросил о Вале.

- Вот ты кого, оказывается, шукаешь? - сказал он с усмешкой. - Да она давно улетела.

- Когда?

- Как только установилась погода, её впихнули в кукурузник.

Как будто желая увидеть её, Коля взглянул на восточное небо, но там ничего не было. Сбивая его взгляд, в высоту поднялась кем-то спугнутая птичка и, расправив крылья, стала кружиться над одним местом, а затем снова нырнула в кусты, и вместе с ней опустился на землю взгляд Николая.

- Нам по пути? - спросил разговорчивый разведчик. – Тебе же донесение снова доставлять?

- Писарь приказал после обеда зайти за пакетом.

- Поедем вместе?

Сафонов молча кивнул головой и медленно пошёл к лыжам. За всю густо переметённую снегом обратную дорогу Стручков своей весёлой болтовнёй, наполовину перемешанной с матерщиной, не смог развеять мрачное настроение Николая.

Вскоре карательный отряд мадьяр и полицаев атаковал партизанское соединение, в котором воевал Николай Сафонов. У партизан была пушка, бой шёл два дня, пока не закончились снаряды и патроны. Партизаны отступили, многие жители ушли с ними в лес. Из тех, кто остался, каратели расстреляли 60 человек. Одного старика подняли на штыки.

- Его дочь от такого жуткого зрелища сошла с ума. – Рассказывали потом выжившие свидетели.

- Страсти Господни!

Оккупанты вновь заняли Криницы. Жителей под конвоем погнали в соседнюю деревню. Одна женщина несла на руках грудного ребёнка, другая вела сына за руку. Идти с двумя детьми было тяжело, и она отставали от других.

- Оставьте их на дороге. – Попросили за них односельчане.

Немец-конвоир спокойно застрелил мальчика, а мать ударами приклада погнал дальше…

- Ты видел, как этот ирод мальца стрельнул? – шёпотом спросил Коля.

- Жаль патроны кончились, а то бы я ему ответил… - зло прошипел Стручков.

В горячке и спешке рассредоточившиеся партизаны не нашли ничего лучшего как спрятаться в копнах прошлогодней соломы на поле и видели как мимо гнали заложников.

- Может не найдут? – волновался Николай, зарываясь поглубже в прелую солому.

- Сиди тихо, - цыкнул на него Иван, - копаешься как трактор…

Попрятавшихся партизан легко вычислили по следам на снегу и, собрав по схованкам, привели в село. Их выстроили на глазах у взятых в заложники родственников и начали расстрел.

- Нас расстреляют, - в последнюю минуту сказал Стручков, - родных отпустят…

Сафонов стоял напротив маленького мадьярского офицера.

- Дрожит гад, - отметил он нервные движения венгра.

Когда тот поднял пистолет и выстрелил, Николай, на мгновенье, опередив вспышку, упал лицом вниз. Пуля попала в живот, но раненый был в сознании. Он слышал, как офицер передёрнул затвор и приставил пистолет к его голове.

- Щёлк! Осечка! – как в тумане отметил Колька. - Вновь передёрнул! Осечка…

Мадьяр пнул раненого сапогом в лицо, но Сафонов сдержался и признаков жизни не подал.

- Готов! – офицер спрятал пистолет в кобуру и приказал: - Сожгите деревню!

Николай лежал ничком и не подавал признаков жизни до тех пор, пока на нём не загорелась на спине верхняя одежда. Ничего не видя в едком удушливом дыму, он куда-то пополз и провалился в сортир. Спину перестало жечь, но и выбраться отсюда самостоятельно он не мог.

- Утону в дерьме, - заплакал обессиленный парень.

Лишь через сутки на пепелище возвратились родственники, чтобы похоронить убитых и, заслышав стоны, вытащили его из зловонной ямы. Пуля прошла по касательной, не повредила кишок и он, на удивление соседей и на радость родственникам, быстро пошёл на поправку.

- В роду Сафоновых все живучие…

- И дед таким был и отец!

Жена соседа Михаила Матвеева присутствовала при расстреле мужа, будучи беременной. Одной рукой она держалась за живот, а другой облокотилась на чьё-то плечо. Ночью она родилась дочь, и у неё на пол-лица оказалось родимое пятно.

- «Пошептать» надо. – Посоветовала её мать.

Девочку отнесли к бабке-знахарке выговаривать и, от родимого пятна не осталось и следа. Про этот случай Николай узнал, пока отлёживался после ранения, его решили спрятаться от «греха подальше» на окраине села у односельчанина, тоже связанного с партизанами.

- У меня уже прячется один родственник. – Скромно признался он.

- Вдвоём будет веселее! – откликнулся Коля и полез на чердак.

Однако им не повезло. Примерно через месяц опять в их деревне столкнулись немцы и партизаны. Хозяин спустил их в погреб по лесенке, накрыл сверху крышкой и забросал сверху навозом.

- Для пущей маскировки. – Важно сказал он.

- А мы не задохнёмся? – крикнул снизу встревоженный Николай.

- Там есть душник…

Однако немцы именно здесь решили устроить оборону от возможного наступления. Хата стояла на высоком берегу реки Сож. Фашисты заставили хозяина разбросать навоз и установили пулемёт прямо на крышке погреба.

- Другого места найти не могли! – тихо выматерился Сафонов.

- Нигде от них нет спасения… - согласились товарищи по несчастью.

Прятавшиеся в погребе вскоре почувствовали, что дышать им стало трудно.

- Отдушина видать забилась.

- Ага, - высказал догадку красный как бурак Колька, - навозом её забросали.

Посовещавшись, они решили, что лучше умереть от удушья, чем подняться наверх и быть расстрелянными немцами. Попрощались и стали ждать конца. Вдруг напарник по заточению не выдержал нехватку воздуха, вскочил, стал кричать и стучать палкой в крышку погреба.

- Нечем дышать!

- Ты сдурел! – тянул его вниз Николай.

Немцы завозились, открыли погреб и скомандовали выходить. В их речи между собой часто слышалось слово «партизанен». Последовал приказ зайти в хату, где уже сидело несколько пленных партизан. Здесь инициативу в свои руки взял Сафонов:

- Мужики, всё равно они нас расстреляют.

- Как пить дать!

- Нужно попробовать сбежать, - шёпотом предложил он, - рядом речка и кусты.

- Кто-нибудь да спасётся.

- Я скомандую: раз, два, три и – кто в окна, кто – в дверь!

Никто особо не спорил, все согласились с планом. Приготовились и кинулись разом из дома. Стрельба, автоматные очереди, крики. Пока товарищи лезли в окна и двери, Николай замешкался на секунду и остался один в хате.

- Куда теперь бежать? – гадал он.

Выстрелы прекратились. Худой Коля кинулся к печи и протиснулся в щель под неё. Немцы зашли, что-то «погырчали» по-своему и, оставив дверь открытой, ушли.

- А вдруг вернутся?

Два дня он не вылезал из-под печи, пока не вернулся хозяин и, стало ясно, что немцы село покинули.

- Давай браток пробирайся в отряд, - посоветовал ему мрачный хозяин. – Здесь покоя не будет.

- Я уже догадался...

- Вот и иди парень с Богом!

9 ноября в Сталинград пришла настоящая зима. Температура упала до минус 18 градусов. Волга благодаря своим размерам замерзала медленно, но судоходство стало крайне затруднительно. 11 ноября перед рассветом началось последнее немецкое наступление. Ударные части 71-й, 79-й, 100-й, 295-й, 305-й и 389-й пехотных дивизий вместе с четырьмя свежими сапёрными батальонами атаковали узлы сопротивления русских. И хотя немецкие части понесли большие потери в предыдущих боях, численность их была ещё велика.

Наступлению, как обычно, предшествовали авианалёты немецких бомбардировщиков из 4-й воздушной армии. Генерала фон Рихтгофен крайне раздражало это правило, он считал его проявлением "армейской ограниченности". В начале месяца на встрече с Паулюсом и Зейдлицем Рихтгофен выражал недовольство действиями авиации, говорил о её неэффективности по сравнению с артиллерией и полной бесполезности для последующих действий пехоты. 11 ноября немецкая авиация нанесла удары по позициям 62-й армии. Самым заметным её успехом стало разрушение заводских труб в промышленном районе города.

Отважно сражалась сибирская дивизия Батюка, удерживая позиции на Мамаевом кургане, но главный удар немцы нанесли несколько севернее, по направлению к химическому комбинату "Лазурь" и железнодорожному узлу. Здесь атаковала 305-я пехотная дивизия немцев, усиленная сапёрными батальонами. Поначалу им удалось захватить несколько зданий, но вскоре русские в яростной контратаке их отбили. На следующий день натиск армии вермахта в этом секторе прекратился.

Севернее, зажатые между заводом "Баррикады" и берегом Волги, отчаянно сопротивлялись бойцы 138-й стрелковой дивизии. На винтовку у них оставалось по тридцать патронов, на каждого солдата - по пятьдесят граммов чёрствого хлеба в день. В ночь с 11 на 12 ноября советская 95-я стрелковая дивизия атаковала немцев восточнее завода "Баррикады". Однако атака русских была остановлена очень быстро благодаря массированному огню немецкой артиллерии. Артобстрел начался в пять часов утра и не ослабевал в течение полутора часов.

Потом в атаку бросилась немецкая пехота, стараясь вклиниться в оборону противника. Около десяти часов утра немцы ввели в бой свежие войска, часть которых нацелилась на нефтяные цистерны на берегу Волги. Советские бойцы отразили этот удар, уничтожив группы автоматчиков, прорвавшихся к реке. Были подбиты три немецких танка. Один из русских батальонов сократился до пятнадцати человек. Каким-то чудом эти люди смогли удержать свои позиции всего в семидесяти метрах от Волги.