Сталинград

Глава 5

На время формирования и короткой учёбы по тактике и стрельбе штрафному батальону отвели заброшенный глиняный карьер, в штольнях которого вмещалось до тысячи человек.

- Мы теперь прямо пещерные люди… - думал комбат майор Калмыков, возвращаясь после посещения полкового КП.

Начальник штаба полка поставил перед ним боевую задачу: пока переменный контингент батальона находится в пути, набрать постоянный состав командиров рот и взводов. Ознакомив майора с необходимыми документами, он сказал:

- Солдаты у тебя будут меняться часто, а вот командиры должны быть проверенные.

- Где их брать?

- Можешь, кого угодно агитировать перейти к тебе, - заикаясь, сказал бывший учитель географии. – Сам знаешь – дело новое.

- Так точно!

- Приказ Ставки недавно вышел, подобного опыта ни у кого нет.

- Вот и я сомневаюсь, получится ли у меня…

- Думаю, ты справишься. – Посмотрев майору в глаза, твёрдо произнёс начштаба. – Недаром именно тебя рекомендовал комдив на новую должность.

- Буду стараться оправдать доверие!

Новоиспечённый комбат штрафбата быстро набрал подходящих людей из офицеров дивизии, используя нехитрый приём:

- Срок выслуги в званиях сокращается наполовину.

- А довольствие?

- В двойном размере.

Начальником штаба он выбрал старшего лейтенанта Николая Лобанова, заместителем по строевой и боевой части - капитана Кукина.

- Комиссаром батальона назначен майор Фёдор Калачёв. – Сообщил Калмыков командирскому составу.

- Толковый политработник! – мнение офицеров оказалось однозначным.

Командиром первой роты назначили старшего лейтенанта Ивана Петрика; 2-й командовал старший лейтенант Крестьянинов; 3-й - капитан Шатурный Николай, сибиряк из Томска и пулемётной - отважный Александр Жадан.

- Теперь остаётся ждать прибытия контингента!

- Кого же нам пришлют? - гадали командиры.

Прошёл наивный слух, что календарный зачёт службы в штрафном батальоне идёт год за шесть лет! Офицеры хотели, как можно раньше приступить к несению служебных обязанностей.

- Штрафные батальоны, как известно, созданы по образцу немецких. – Выпив сто грамм водки, сказал замполит. - Перед нами, кстати, под Харьковом стояли немецкие штрафники.

- Завтра пригонят наших соколиков.

Наутро разношерстную толпу штрафников, под усиленным конвоем привели «энкавэдэшники». Они сдали их под «личную ответственность» майору.

- Повезло нам! – присвистнул он.

Вечером командиры знакомились с делом каждого штрафника. Среди них офицеров от младшего лейтенанта до старшего - под сто пятьдесят человек, все осуждены за «нарушения воинской дисциплины», за драки, «прелюбодеяния», за то, что утопили танк, направляясь «попутно» в деревушку к знакомым девчатам.

- Даже из наших войск в Иране попали к нам два лейтенанта, которые подрались на квартире пожилого командира полка из-за его любвеобильной молодой жены. – Удивился комиссар и перелистал несколько дел. - Лейтенантам дали от одного до трёх месяцев штрафного.

- Эта рота элитная, - задумчиво произнёс Калмыков, - думаю, не подведут лейтенанты!

- Есть несколько боевых сержантов, в основном побывавшие в плену.

- Вот обратил внимание на одного кадра. – Особист помахал тоненькой папкой. – Григорий Пантелеевич Шелехов.

- А что с ним?

- Отбывал наказание по 58-й статье. – Читал капитан далее. - В августе 1941 года попросился на фронт. В первом же бою подорвал фашистский танк.

- Молодец!

- В составе 33-й гвардейской дивизии сражался на Дону.

- А к нам за что?

- После окружения дивизия оказался в плену. – Особист Дмитрий Проскурин, в звании капитана госбезопасности присвистнул. – По его словам он ударил по лицу немецкого офицера добившего раненого товарища.

- Даже так… - уважительно сказал Калмыков. – Его же должны были расстрелять?

- Говорит, что повели на казнь, но палачом оказался знакомый казак. Будто бы отпустил…

- Повезло!

- Тёмная история.

- Точно, за ним глаз да глаз нужен.

… Вторую роту сформировали из двухсот «гавриков» - питерских и одесских рецидивистов, которым заменили штрафным батальоном длительные сроки отбывания наказаний в тюрьмах и лагерях.

- Ишь ты, - покачал головой комбат. - Несколько привезены с приговорами к смертной казни - расстрелу.

Это оказались профессиональные медвежатники, аферисты, громилы по квартирам и налётам, но умнейший и наглый народец.

- Рассудительные, технически образованные, всё же такие механизмы, сейфы в сберкассах, вскрывали. – Делился своими наблюдениями майор. - Им лет под тридцать, физически крепкие.

Как бывшие заключённые объяснили своим командирам, одессит - это русский, грек, украинец и еврей примерно в одинаковом соотношении…

- Анекдоты рассказывают - от смеха упадёшь.

- Как бы после плакать не пришлось…

3-я рота - «басмачи», двести человек таджиков, туркмен и ещё откуда-то из Средней Азии. Они все «бельмей», по-русски якобы не понимали поначалу. Их поручили Николаю Шатурному, сносно говорившему по-таджикски.

- Делают вид, что меня не понимают. – Расстроился Николай и предположил: – Может действительно я язык забыл?

- Мутят они просто, не хотят воевать.

- Всё одно заставим…

Каждого из штрафников пропускал через свои руки, допрашивал, вездесущий Проскурин.

- Контингент ещё тот! – огорчался он и выбросил окурок. – С такими солдатами мы точно навоюем…

В большом котловане провели митинг с вновь прибывшими. Слово предоставили командиру. Вот где, пожалуй, пригодились его познания, почерпнутые из приключенческой и криминальной литературы всех времён и народов.

- Главное, - думал он накануне, - найти подход к их сломанным душам…

Участвуя в смертельных боях Калмыков, смог почувствовать и понять нутро человека, пусть даже и преступника.

- Так вот, объявляю: с этого часа тот, кто состоит здесь, в батальоне, не преступник, не вор, а воин Советской Родины, её защитник. – Начал он свою речь. - И чтобы я не слышал слова «штрафник» - мы здесь все равны, и если придётся умереть в бою за Родину, то на равных!.. Вы обыкновенная отборная часть. Теперь давайте отличаться, кто заработает доблестью, считается отбывшими наказание. Какое задание получено - в огонь и в воду… Моё слово - закон, живём строго по уставу.

Подневольные солдаты воспрянули духом. Началась ускоренная подготовка батальона к обороне Сталинграда.

- Ещё вчера мы сидели глубоко в тылу, а сегодня немец сам к нам допёр.

- Значит, быстрее готовиться к встрече надо.

Как назло, рядом встал из резерва до распределения батальон связисток. Да каких: одна краше другой! Питерские «блатные» бросились к комбату, комиссара Калачёва они избегали.

- Просим разрешить пригласить в гости девчат-связисток, только на один вечер, в наши «штольни». – Усмехаясь, попросил щуплый «карманник» по кличке «Батон».

- Вам, гражданин начальник, приведём самую красивую! - предложил его подельщик «Семафор».

- Доставим лучшую «шмару». – С достоинством сказал неразговорчивый рябой «урка».

Калмыков крепко задумывался. Честь советского офицера требовала ответить на наглое предложение решительным отказом, но за год войны майор насмотрелся всякого. Он знаю, что если отказать соскучившимся по женщинам блатным, то в бою первая же пуля будет его!

- Что делать?.. Придётся разрешить, но при этом достать словом до души! - Майор сделал вид, что усиленно размышляет. - Иначе беды не избежать ни им, ни мне. Подгуляют, разберутся по парам…

Недавние «зэки» стояли рядом, переминаясь от нетерпения с ноги на ногу. Выдержав необходимую паузу, как бы неохотно комбат предложил:

- Одно главное условие: тишина и никаких излишних возлияний, товарищи!

- Всё будет тихо, как в раю…

- В полночь чтобы в расположении батальона никого из связисток не было.

- Замётано командир.

- Мне же не положено быть при вашем бале-маскараде!

- Нет проблем! - Сто благодарностей прозвучало в адрес мудрого командира.

Ночь прошла наполовину весело, но к утру всё закончилось мирно-тихо.

- У нас командир с женским полом всё происходит исключительно по любви!

Даже особист этот бал прозевал, а комиссар Калачёв благоразумно промолчал. С этого часа у представителей серьёзного воровского мира, Калмыков стал больше, чем товарищ!

- За тебя комбат мы кого хочешь порвём!

- Рвите немцев…

С первого боя они старались защитить командира от шальных пуль, подставляя себя, боясь потерять такого комбата.

После счастливого выхода из окружения Григория крепко взяли в оборот особисты. Командир 33-й стрелковой дивизии Утвенко действительно не забыл своего спасителя. Только вместо обещанной награды Григорий был вынужден отвечать на многочисленные вопросы недоверчивых служащих НКВД.

- Хорошо, што хучь не бьют. – Радовался недавний заключённый Шелехов.

Годы, проведённые в лагерях, научили его многому. Ему даже не верилось, что когда-то он мог упорствовать на допросах. Теперь Григорий просто рассказывал по несколько раз всё, что происходило в плену. Следователи пытались поймать его на нестыковках, но потом плюнули.

- Работы нам подвалило многовато. – Жаловались они друг другу. – Из окружения выходят тысячами.

- А нам всех проверяй!

Формирование штрафбатов носило характер кампании: есть приказ - найдутся и виновные. Командование требовало быстрее сколотить штрафные роты, поэтому дело Григория засунули в формирующуюся штрафную команду.

- Благо далеко вести не надо. – Потирали руки довольные особисты. - Штрафбат 62-й армии формируется под Сталинградом.

- Хай искупают кровью!

Так по воле случая и пресловутого приказа №227 Григорий оказался в штрафном батальоне, спешно занимавшем позиции перед прорвавшимся клином гитлеровцев.

… Компания в штрафной роте подобралась колоритная. Бывшие пленные кучковались отдельно. Григорий сдружился с Александром Васильевым, рассудительным сержантом лет сорока.

- Я в плен попал ещё в начале войны. - Рассказывал он соседу по стрелковой ячейке. - Потом бежал, пробрался к своим и воевал. А когда вышел приказ «Ни шагу назад», меня сразу отправили сюда.

- Бывших военнопленных дюже много. – Сказал Григорий в перерывах между долблением высохшей земли. - Есть, конешно, и люди, попавшие к нам за уголовно наказуемые деяния.

- Хотя, что такое уголовно наказуемое деяние на войне? – Пожал потными плечами Васильев. - Сдал высоту - вот тебе и наказуемое...

Рывший ячейку справа от Григория рослый человек громко выругался по матушке и зло сказал:

- Да за что угодно сюда упечь могут.

- А тебя за што?

- Я капитан Сидоров. – Представился сосед и помрачнел. – Вернее бывший…

- Все мы зараз бывшие!

- Рота моя воевала, обороняя рубеж по Дону, и хорошо воевала. Были сильные бои за одну станицу, половина роты там легла, половина осталась… Вышли из боя, послал я своего старшину получать продовольствие и забыл указать потери, получили на полную роту. Ну что, водка есть, закуска есть - давайте хоть поминки устроим тем, кто погиб.

- Святое дело!

- Да и ордена получили - надо обмыть... Ну, а кто-то стукнул - ага, так значит, я ограбил государство!

- Получается так. – Согласился Григорий и сел на тёплую землю перекурить.

Васильев устроился рядом и начал сворачивать малюсенькую самокрутку, бумаги и махорки было мало. Он послюнявил край оторванной от газеты бумаги и сообщил:

- Утром разговаривал со штрафником из нашего взвода. Он служил в Азовской флотилии начальником радиомастерских по ремонту корабельных радиостанций, в совершенстве знает немецкий… Как-то отремонтировал радиостанцию, стал проверять на всех диапазонах, да и наткнулся на речь Геббельса. И по простоте душевной говорит: « О, Геббельс!»

- Во дурак! – крякнул Григорий.

- Все кто сидел рядом пристали к нему: «А что он говорит?». Ну, тот и начал переводить. Донесли. Так и попал в штрафбат за помощь вражеской пропаганде.

Разжалованный в рядовые капитан Сидоров сморщил курносый нос и отрезал:

- Так ему и надо!

- Почему же?

- Не надо варежку открывать.

- Тут почти все такие…

- Нет не все, - признался Сидоров и плюнул на красные ладони. – Во втором взводе служит мой товарищ по военному училищу, не буду называть его фамилию.

- Ну и что?

- Он здесь за другое дело. Был ранен, лежал в госпитале в Куйбышеве, потом из госпиталя крюк сделал - завернул домой. Заходит, а там жена с другим кувыркается. Обоих по-фронтовому рассчитал и попал к нам.

- Убийца, конечно, но и понять его можно, война есть война, она влияет...

- Само собой!

Последняя история окончательно расстроила штрафников. Они быстро докурили свои цигарки и молча разошлись рыть спасительные окопы.

В пять часов утра 18 августа 1942 года 29-я моторизированная дивизия 4-й Армии Гота начала атаку южнее Сталинграда. Внезапная артподготовка должна была парализовать противника. Степь перед Абганерово содрогнулась от смертоносного грохота. Обычно русская артиллерия в такие минуты молчало, но не на этот раз.

- Што энто такое, чёрт возьми!

- А хрен его знает…

Когда позади штрафников что-то с чудовищным скрежетом зашипело, Григорий невольно втянул голову в плечи. До этого он слышал о «катюшах», но никогда не видел их в действии и вообще не знал, как они выглядят.

- Ночью, по дороге от Зет к Абганерово, нас обгоняла колонна больших грузовиков, - вспомнил Григорий и присвистнул: – У них вместо кузова было што-то неясное, плотно прикрытое толстым и плотным брезентом.

- Мне говорили про новые реактивные миномёты «Катюша». – Сказал зачарованный Сидоров.

- А почему «Катюша»?

- Как в песне…

Шелехов вытянул шею, чтобы лучше рассмотреть чудо-машину и был даже разочарован:

- Самые што ни есть обыкновенные рельсы, соединённые между собою и поставленные под углом сразу же за кабиной грузовика марки «ЗИС-5».

- Дело не пусковой установке, - с видом знатока поведал бывший капитан, - а в особых реактивных снарядах…

Сообразив, чтобы это значило, Григорий оглянулся и был потрясён величественным и грозным зрелищем. Над головами красноармейцев, шипя, пролетали огненные стрелы. Степь огласилась криками:

- «Катюша»! Давай, милая, жги!..

Страшное зрелище перед окопами поражало мозг. На добрый километр в ширину, над всем совхозом Юркина, заплясали белые смерчи, и казалось, сам посёлок подскакивал в бешеной безумной пляске.

- Человек не может пережить такое! – прошептал Сидоров, сосед по окопу.

- Человек может пережить всё… - откликнулся знающий Григорий.

Наивные солдаты передовых батальонов тоже подумали, что там, где рвались выпущенные снаряды, и где пространство почернело, обуглилось, не останется ни одной живой души. По команде командиров в атаку поднялись пехотинцы.

- Ура!!!! – закричал нервно дёрнувшийся капитан.

- Дави их!

Они сближались с противником не короткими, как полагалось, перебежками, а в полный рост, стараясь как можно быстрее достигнуть вражеского рубежа. И в горьком удивлении падали, сражённые кинжальным и яростным огнём немцев. Повсюду был слышен сплошной лай автоматического оружия, поэтому оставшиеся в живых, отхлынули на свои позиции.

- Что?.. Залегли?

Командир штрафного батальона майор Калмыков стоял на возвышении, по грудь в наспех вырытом окопе, и только на короткое время отрывался от бинокля, чтобы передать через связного новое распоряжение.

- Передай Шатурному, чтобы «басмачи» его стреляли плотнее.

- Не понимают они моих приказов! – пожаловался командир роты.

- А ты их пинками гони!

- Они даже из окопов не высовываются, палят в небо…

Начштаба Лобанов докладывал комбату обстановку по телефону:

- Командиры рот не могут поднять бойцов!

- «Фриц» огнём поливает? - кричал в трубку Калмыков, - а ты что думал, он тебя одеколоном поливать будет?.. Подымай бойцов в контратаку! Отбили? Так! Даю тебе миномётчиков.

Непрекращающийся ливень огня, бесконечная бомбёжка с воздуха вынудили роты залечь прямо на открытой местности, где нет ни кустика, ни бугорка. И в это время поднялись немцы.

- О, как же их много!

- Как могли они, похоже, чуть ли не до единого, уцелеть под адовым «катюшиным» огнём? – изумился Васильев и покачал лысеющей головой.

- Почему не последовало новых залпов, когда немцы поднялись в полный рост и в свою очередь оказались прекрасной мишенью?

Григорий высунулся из укрытия и посмотрел на то место, где только что стояли гвардейские миномёты, но «катюш» там уже не было, их, что называется, след простыл.

- Смылись!

Перелетая через головы, немецкие снаряды падали и рвались как раз там, откуда посылала свои огнехвостые, длиннющие снаряды «катюши».

- Теперь нам и пулемётчикам придётся вести огонь одним. – Со злостью сказал Сидоров. – Надеяться больше не на кого…

Огонь этот оказался неожиданно очень плотным. Наткнувшись на него, немцы тоже залегли.

… В течение ближайших нескольких дней штрафники потеряли более половины численного состава, но не отступили. Батальон из последних сил сдерживал у степного озера Сарпа бронированные атаки гитлеровцев.

- Здорово славяне! – в узкий окоп, который теперь связывал пехотинцев, запрыгнул командир роты Петрик.

За прошедшие дни он заметно осунулся и зарос щетиной.

- Здравия желаем!

- Нужны добровольцы прощупать второй эшелон немцев.

- А нам что с того?

- Кто вернётся с «языком» отпущу вчистую.

- Тогда можно попробовать. – Сказал Григорий и предложил Васильеву. – Пойдёшь со мной?

Вызвалась ещё четвёрка охотников. Ночью аккуратно подползли к немецким позициям, спустились вшестером в траншею.

- Двигаем к огневой точке. – Приказал Григорий, назначенный старшим.

- Тихо вы черти! – ругнулся Васильев на четвёрку воров.

Вдоль стенки осыпающейся траншеи тянулся телефонный провод. Григорий достал нож и перерезал его. В этот момент из-за поворота внезапно показались два немецких солдата.

- Wo ist der Hauptsitz[1]? - шедший впереди немец о чём-то спросил.

Скорее всего, он принял их за своих связистов. Внезапно у Григория над ухом треснула короткая очередь. Передний немец повалился на спину, а второй развернулся и бросился бежать. Это одного из питерских воров подвели нервы.

- Надо брать «языка» живым! – крикнул Васильев.

- Держи его.

Шелехов кинулся за уцелевшим противником, схватил его за плечи и попытался свалить. Но тот сильным ударом ноги отбросил его назад и побежал дальше.

- Не уйдёшь! - Григорий снова его догнал и толкнул в спину.

Фашист упал, но сумел вывернуться и ударить навалившегося врага кулаком в лицо.

- Сука! – выдохнул разбитым ртом Григорий и рывком заставил немца встать на ноги.

- Осторожно!

По стенке траншеи застучали пули. Пара выстрелом попала в спину заоравшего гитлеровца. Он слепо пошарил руками на груди, словно ища выходные отверстия пуль, и свалился на дно окопа.

- Готов!

- Из блиндажа стреляют, – прохрипел кто-то рядом, – нам Шелехов без добычи возвращаться нет резона…

- Нужно их выкурить!

Стреляли из-за поворота рядом, но выстрелы были глухие. Выглянул за поворот траншеи, Григорий увидел лесенку и дверь наспех построенного блиндажа.

- Фашисты стреляют из автоматов через закрытую дверь. – Предположил он. - Скорее всего, услышали стрельбу, крик и пытаются огнём расчистить себе выход.

- Зассали «фрицы»!

«Уркаган» не высовываясь за поворот, небрежно бросил под дверь гранату. Раздался упругий взрыв и дверь свалилась набок. Внутрь блиндажа Григорий прицельно метнул «лимонку» и велел:

- Нужно лезть в блиндаж и тащить «языка» оттудова.

- Ага! – ухмыльнулся молодой вор. - Только покажись в проёме, как уцелевшие немцы прошьют автоматной очередью.

Шелехов бросил в блиндаж ещё одну гранату, но чеку не выдернул. Вслед за гранатой заскочил внутрь и прыгнул от двери в сторону.

- Ежели кто-нибудь из гитлеровцев уцелел, - лихорадочно сообразил он, - то при падении гранаты он обязательно ляжет и закроет голову руками.

Григорий прижался к стене, держа автомат наготове. В полной темноте он сделал первый шаг и наткнулся на тело. Присел, осторожно ощупал его, но человек не подавал признаков жизни.

- Неужель все мертвы?

Григорий лёг и медленно пополз. Блиндаж оказался по размерам небольшим. Нащупал ещё несколько мёртвых фашистов. У задней стенки послышалось громкое дыхание.

- Наверное, раненный. – Решил штрафник и очень осторожно стал пробираться туда.

Гитлеровец, видимо, не подозревал, что в блиндаже разведчик. Григорий достал карманный фонарь, включил и внезапно направил тому в лицо.

- Руки вверх!

На немце не было ни капли крови, но от шока он даже не сопротивлялся.

- Nicht schiesen[2]!

Майор Калмыков сдержал своё обещание. После того как группа Шелехова привела в расположение батальона свою добычу он написал представление о переводе отличившихся солдат в обычные строевые части. Хотя к тому времени, когда пришёл утвердительный ответ из Военного Совета 62-й армии, от штрафбата остались жалкие ошмётки. Чудом уцелевший Григорий одним из немногих в сентябре вернулся в родную дивизию, которая к тому времени воевала в пределах города Сталинград.