Сталь остается

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Милакар пришел на встречу не один — два загорелых жилистых здоровяка неопределенного возраста стояли у окна в верхней комнате таверны, сложив руки на груди и всем своим видом внушая опасливое уважение к скрытой за этим фасадом угрозе. Скорее всего, они представляли Болотное братство и присутствовали здесь с одобрения ложи. Оружия при них Рингил не заметил, но свободные черные одежды вполне могли скрывать — и наверняка скрывали — изрядный арсенал средств ближнего боя. Бросив пару удивленных взглядов на висящий за спиной гостя палаш, они тем не менее воздержались от каких-либо комментариев. Оба и дальше оставались в сторонке, молчаливые и внимательные в полусумраке освещаемой одной только лампой комнаты, демонстрируя уважительное, но без подобострастия, отношение как к Милакару, так и к Рингилу. О деньгах никто не упоминал, как, кстати, и о двендах.

— Ваша главная проблема, — предупредил их Милакар, — не привлечь внимания уличной братии.

Для Рингила это заявление сюрпризом не стало. Ситуацию ему объяснили еще в первый вечер, в доме его старого друга.

— Со стражниками можно договориться, — говорил Милакар, глядя с балкона на город. Голос его звучал уныло, и чуткое ухо уловило бы в нем нотки зависти. — Их можно подкупить, подложив парочку портовых шлюшек. После Либерализации многое изменилось. Люди, что делают деньги на работорговле, вообще удалили стражу из Эттеркаля. Подкупили всех, вплоть до канцелярии.

Рингил усмехнулся.

— Да, пришлось кому-то языком поработать.

— Ну так вот, — с кислой миной добавил Милакар. — Насколько я слышал, договаривалась обо всем Снарл, так что она, наверно, на свой уровень вышла. В общем, охрану сократят до минимума, особенно у Тервиналы, где обычно и болтаются имперские купцы да дипломаты, с которых мы теперь разве что пылинки не сдуваем, как с ценных торговых партнеров. Так или иначе, Финдрич и еще двое, я их не знаю, уступили Эттеркаль уличным бандам; им сейчас платят за то, чтоб держали ушки на макушке, присматривались и докладывали обо всем необычном, а кто не докладывает, тех поколачивают. Ты появляешься в Солт-Уоррене с этой кириатской железякой за спиной, и первый встречный мальчишка мчится прямиком к Финдричу, вслед за чем появляется почетная гвардия, которая и доставляет тебя к месту.

— Если нужно, я с Финдричем потолкую.

— Да, потолкуешь, если ему только это от тебя и надо. А я слышал, что Финдрич нынче разговоры вести расположен не больше, чем раньше. И что, скорее всего, он просто прикажет отрубить тебе башку, а потом преподнесет ее двенде. Долгий, усталый вздох. Послушай, Гил, почему бы тебе не расслабиться? И нам всем было бы легче. Подождал бы пару дней, не совался бы в Эттеркаль. Дай мне немного времени, и я сам принесу список.

— Правильно говоришь, Грейс. Только я все равно туда пойду. И ты это знаешь. Так или иначе, раньше, или позже, с твоей помощью или без нее.

Милакар закатил глаза.

— Да, знаю. Так или иначе. Любой ценой. Последнее стояние на Гэллоус-Гэп и все такое. И все-таки послушай, Гил, предоставь это мне. Посмотрю, что можно сделать.

Как оказалось, все, что смог сделать Милакар, это раздобыть шикарный наряд и подложные документы, согласно которым Рингил превратился в ихелтетского торговца пряностями, прибывшего в Тернивалу на зиму и желающего разнообразить пребывание здесь чем-то пикантным. Неплохое прикрытие, тем более что материнская кровь и долгие годы в Гэллоус-Уотер помогали Рингилу сойти за южанина. К тому же ихелтетские купцы имели обыкновение нанимать местных телохранителей, и присутствие рядом с ним двух крепких парней воспринималось бы как нечто само собой разумеющееся.

— Кстати, этот твой меч тоже вполне уместен. Здесь, в Тернивале, гости из империи практически не выходят на улицу без какой-нибудь якобы кириатской игрушки, а разницу между подделкой и настоящей сталью понимает не каждый. Здесь в этом никто не разбирается. А красивые штучки уходят на покрытие карточных долгов и оплату проживания. У тебя, Гирш, что-нибудь есть?

Один из телохранителей, тот, что поздоровее, лениво кивнул.

— Есть. Забрал у одного парня в драке. Дерьмовый кинжальчик, только для форсу, таким и лук не пошинкуешь. Вполовину легче хорошего стального клинка.

Грейс усмехнулся.

— Мода требует. Гирш от имперских не в большом восторге.

Рингил пожал плечами.

— Торговцы везде одинаковые. Только по ним обо всей империи судить не стоит.

— Осторожнее, Эскиат. Не забывай, ты с торговцем и разговариваешь.

— А я-то думал, что разговариваю с основателем города.

Второй телохранитель, нарушив молчание, обратился к Рингилу.

— Ты на тетаннском говоришь?

Рингил кивнул.

— Вполне сносно. А ты?

— Немного. Зато цифры хорошо знаю.

Гирш немного удивленно посмотрел на напарника.

— Эрил, ты по-тенаннски считаешь?

— Конечно. Я их в карты обыгрываю — надо же как-то деньги считать.

— Думаю, язык вам вообще не понадобится, — заверил Милакар. — Если только не наткнетесь на соотечественников, что в этом квартале, да еще ночью, маловероятно. Одеты вы прилично, оружие есть — этого вполне достаточно. Думаешь, стражники нас пропустят? Поздно все-таки.

Эрил выразительно протянул раскрытую ладонь и потер пальцами.

— С ними нужно лишь вести себя правильно. Обычно они настроены вполне дружелюбно.

Рингил вспомнил недавний случай у дома Шалака — действительно, кошелек решил проблему куда успешнее, чем оружие, — и кивнул.

— А здесь ведь мало что изменилось.

Все так и получилось. У самодельного заграждения на улице Черного Паруса, где формально заканчивалась Тервинала и начинался Солт-Уоррен, разместилось отделение стражников в кольчугах времен давно закончившейся войны и шлемах. Солдаты лениво позевывали и только что не протягивали руки за «пропуском». Заграждение представляло собой сваленную в кучу ломаную мебель и служило не столько препятствием, сколько местом относительно комфортного несения службы, где можно было найти удобный уголок и поковырять от нечего делать в зубах. В тусклом свете уличных фонарей лица солдат пугали нездоровым желтоватым отливом, а на шлемах четко проступали вмятины. Большинство были вооружены короткими мечами для рукопашного боя, двое или трое держали в руках пики, и все совершенно очевидно устали нести службу. На всех ни одного щита. Рингил — привычка сработала сама по себе — подумал, что мог бы справиться с отрядом за пару минут, не получив ни единой царапины.

Эрил подошел к сержанту. Операция по передаче взятки прошла настолько гладко, что Рингил, отвлекшись на мгновение, почти пропустил ее. Другая сторона улицы Черного Паруса затаилась под покровом темноты. Ламп там не было, факелы на стенах давно погасли, выгорев до почерневших огрызков. Стражники поставили за баррикадой пару жаровен — света они почти не давали, но позволяли немного согреться. Дома на противоположной стороне тонули в глубокой, густой тени. За окнами вторых и третьих этажей шевелились размытые, неясные тени, может быть, тех самых «смотрителей», но издалека они казались какими-то нечеловеческими, уродливыми, с резкими чертами и неестественно угловатыми.

Вот тебе и двенда, Гил. Чтобы их увидеть, требуется лишь страх да небогатое воображение.

Улыбка, едва коснувшись губ, тут же растворилась. Страх Милакара не был притворным. История об отрезанных, но живых головах впечатляла.

Сержант отдал какое-то приказание двум своим людям. Эрил повернулся и поманил Рингила и Гирша. Солдаты у края баррикады отступили, освобождая проход. На всякий случай Рингил пробормотал по-тенаннски несколько благодарных слов и, обратившись к Эрилу, добавил пару строчек из ихелтетской колыбельной.

— Одиннадцать, шесть, двадцать восемь, — с непроницаемым лицом ответил Эрил, и они двинулись дальше по темной стороне бульвара.

За спиной у них кто-то из солдат пошевелил мечом едва тлеющие угли в жаровне. Светлее не стало, но под ногами и на каменной кладке домов запрыгали в танце длинные тени.

— Тебе детей приходилось убивать?

Гирш спросил, наверно, просто так, от нечего делать, — они проходили по узкому, крытому мостику, уже третьему или четвертому, и с каменной галереи за ними внимательно, с недетской расчетливостью наблюдали мальчишки.

Рингилу сразу вспомнились Восточные ворота.

— Если помнишь, я был на войне, — уклончиво ответил он.

— Да, но я не про ящериц спрашиваю, а про людей. Про детей вроде тех, что наблюдают за нами сейчас.

Рингил с интересом посмотрел на спутника. Нет, Гирш тут ни при чем. В Трилейне народ свято верил, что война была самой что ни на есть решающей битвой за все человечество, сражением людей — при незначительной технической помощи кириатов — против воплощенного в чудовищах зла, против неумолимого, безжалостного врага. И Гирш, при всей компетентности телохранителя, знал о событиях прошлого не больше уличного пацана. Скорее всего, он за всю свою жизнь никогда не покидал пределов лиги, может быть, не выезжал даже из Трилейна. А уж о Нарале и Эннишмине, как и о других местечках, где в конце войны вспыхнули жестокие пограничные споры, и не слыхал вовсе. Потому что если слыхал…

Нет, в эту тему лучше не углубляться. Забудь и отпусти, говорила ему при их последней встрече Аркет. Он и пытался. Всерьез, по-настоящему.

До сих пор.

— Если до этого дойдет, проблем не будет, — негромко ответил он.

Гирш кивнул и больше вопросов не задавал.

А вот другие оказались не столь покладистыми.

— Ты ведь никогда не делал из этого проблему? — шепнуло в ухо что-то, что могло быть призраком Джелима Даснела. — Даже когда доходило?

Он тряхнул головой, постаравшись отделаться и от этого голоса.

Между тем из дверей, окон и даже с крыш за ними продолжали наблюдать. Да и за спиной слышались осторожные шаги.

Как будто они что-то знали.

Перестань. Хватит с тебя этого дерьма.

Он заставил себя сосредоточиться, зацепиться за реальность, за улицу. Если не расслабляться, то и убивать сегодня никого не придется, ни детей, ни взрослых. Вопреки всем страшным байкам Милакара, Эттеркаль ничем не отличался от тех жалких, убогих городских районов, по которым ему не раз доводилось ходить ночью. Да, узкие улочки казались темными по сравнению с широкими, ярко освещенными бульварами Тервиналы, но были по большей части неплохо вымощены, а ориентироваться помогал свет из окон и витрин небольших лавчонок, все еще открытых даже в столь поздний час. Все остальное, как и везде, темнота и ее обитатели: докучливые раскрашенные шлюхи с подтянутыми повыше грудями и юбками и такими поношенными и отупевшими физиономиями, что никакой макияж уже не мог замаскировать оставленных нелегкой долей следов разрушения; сутенеры, приглядывающие за подопечными из подворотен; вьющаяся в полосках света и напоминающая вызванных из мрака духов мошкара; появляющиеся время от времени из тени хищного вида личности, которых можно было принять за сутенеров, но которые занимались иным промыслом и награждали внимательным взглядом каждого прохожего.

Впрочем, уяснив, что представляют собой Рингил и его спутники, они торопливо исчезали. Попадались и неподвижные тела — пропахшие мочой, они лежали или сидели у стен, пьяные, обкуренные, безразличные ко всему. Были среди них и те — зоркий взгляд Рингила обнаружил по крайней мере пару таких, — для кого все недавние проблемы с пропитанием, ночлегом, временным забытьём навсегда утратили какую-либо значимость.

Через какое-то время они вышли к первому адресу из списка Милакара.

Большого впечатления этот перевалочный пункт работорговли не производил. Длинный обшарпанный фасад трехэтажного ветшающего здания, окна с покосившимися ставнями, сквозь щели в которых пробивался чахлый свет. Из-под тонкого слоя грязной штукатурки местами проглядывала кирпичная кладка, осевшая крыша нависала нахмуренной бровью. Двери на первом этаже прятались за солидными решетками. Каретный подъезд защищали прочные, обитые железными полосами двойные ворота, которые вполне могли противостоять ударам осадных машин.

В те времена, когда рыбацкие бухточки в устье Треля еще не расчистили до серьезной глубины, Эттеркаль был районом многочисленных складов, где хранили товар приходившие сюда караваны, и это здание определенно помнило те далекие дни.

Постепенно морская торговля заглушила караванную, и Эттеркаль начал рассыпаться. Бедность съела квартал, а на сохранившихся крохах и объедках расцвела преступность. Рингил уже не застал той поры — ко времени его рождения процесс зашел слишком далеко, и от района остался полусгнивший труп, — но динамику распада знал хорошо. Если в Ихелтете муниципальным властям вменялось в обязанность — и это было закреплено в соответствующих положениях — поддерживать в должном состоянии каждый город, где большинство населения составляли приверженцы истинной веры, то правящая элита Трилейна больше склонялась к тому, чтобы пустить дело на самотек. Бессмысленно и бесполезно, доказывали они, плыть против течения. Коммерция нашла для себя иной путь, деньги стремятся туда, где больше прибыль, и все, кому это по силам, идут за ними.

Многое разрушилось, но хранилища устояли, громадные, мрачные, никому не нужные здания. В некоторых разместили рабочих с новых, появлявшихся как грибы после дождя судоверфей — никакой стратегии за этим не стояло, и предприятия скоро закрылись, — другие снесли, борясь с облюбовавшими их бандами, третьи сгорели при невыясненных обстоятельствах — никто, впрочем, прояснить эти обстоятельства особенно и не старался. На какое-то время заброшенные склады снова стали использоваться по первоначальному назначению — для хранения всевозможных материалов, а также расквартирования войск, — но сам район от этого ничего не выиграл. Потом война закончилась, солдаты вернулись домой. По доброй воле переселяться в Эттеркаль никто не спешил.

В конце концов остались только рабы и те, кто ими торговал.

Обнаружив в каретном подъезде небольшую дверцу, Гирш принялся колотить по ней короткой дубинкой, которую с ловкостью фокусника извлек откуда-то из-под одежды. Рингил, отступив в сторонку, принял позу надменного аристократа — на случай, если кто-то наблюдал за ними из здания. Потребовалось минут пять, чтобы в доме наконец зашевелились, засовы отодвинули, дверцу открыли. На улицу вышел привратник — маленького роста мужчина, растрепанный, с обезображенной шрамом физиономией и коротким обнаженным мечом.

— Вы что тут устроили? — рявкнул он.

Инициативу взял на себя Эрил, который обратился к Рингилу с небольшой речью на тенаннском, состоявшей из длинной последовательности цифр. Рингил выслушал его с задумчивым видом, потом кивнул и ответил двумя короткими предложениями. Эрил повернулся к привратнику.

— Мой господин, его зовут Ларанинтал, приехал из Шеншената. Ему рекомендовали познакомиться с предлагаемым вами товаром.

Физиономия привратника растянулась в ухмылке. Он поднял меч.

— А мой господин в такое время дела не ведет. Так что ступайте к себе и приходите завтра.

Эрил ткнул его кулаком в живот.

— Мой господин не любит, когда ему говорят прийти завтра, — сообщил он судорожно хватающему воздух привратнику. — Он не портовый грузчик, чтобы болтаться туда-сюда. И особенно он не любит получать отказ от грубиянов вроде тебя.

Привратник, хрипя и задыхаясь, шарил по земле, пытался нащупать меч. Гирш ногой отбросил его подальше. Эрил, присев на корточки, схватил привратника одной рукой за воротник, другой за яйца.

— Мы знаем, что твоего хозяина тянет на экзотику. Знаем и то, что ему даже нравится работать ночью, если цена хороша. Вставай.

Ничего другого привратнику и не оставалось. Эрил поставил его на ноги и подтолкнул к обитым железными полосами воротам.

— Мой господин интересуется вашим товаром, и терпение его не бесконечно. Он готов дать хорошую цену. Так что давай беги за хозяином, тащи его сюда и скажи, что он упускает редкую возможность.

Привратник застонал, держась за пах.

— Какую возможность?

— Возможность сохранить свое дело, — с непроницаемым лицом ответил Гирш. — А теперь ступай да пошевеливайся. Нет, дверь оставь. Мы подождем внутри.

Привратник сдался и, оставив не слишком активные попытки закрыть дверцу в воротах, повернулся и зашагал по длинному, хорошо освещенному арочному проходу, выходившему к небольшому дворику. Прихрамывая и бормоча недовольно под нос, он исчез в боковой двери. Оставшись одни, гости прежде всего осмотрелись, проявив при этом немалый профессиональный интерес.

— Думаешь, еще побрыкаются? — спросил Рингил.

Эрил пожал плечами.

— Они такие же, как все. Пытаются как-то заработать на жизнь. Зачем проливать кровь, если можно нагреть руки на чем-то другом?

— А пусть бы и побрыкались. — Гирш поиграл дубинкой. — У двух моих двоюродных братьев тоже семьи продали за долги. Так что я не прочь позабавиться.

Рингил осторожно откашлялся.

— Лучше все-таки не увлекаться. Мне нужно узнать кое-что, и не больше того. А проломленные черепушки делу не помогут.

Некоторое время они молчали, поглядывая на дверь, за которой исчез привратник. Наконец тот вернулся в сопровождении настоящего страшилы с цепью на поясе и длинным ножом. При его габаритах и то, и другое казалось явно лишним.

— Мой господин готов принять вас, — угрюмо сообщил привратник.

Терипа Хейла вытащили из постели.

Работорговец сидел за столом из темного дуба в шелковом халате и тапочках на босу ногу. Он даже не успел привести в порядок спутанные седые волосы. Лицо в свете лампы отдавало болезненной желтизной. Рингил ни разу его не видел, но узнал по короткому описанию Милакара. Грязный, мерзкий старикашка с глазами как у дохлой змеи. Таким он и оказался. Некогда мелкий торговец, промышлявший на болоте контрабандой и другими темными делишками, Хейл заметно преуспел с началом Либерализации. Требования и аппетиты сильных и богатых он знал от и до. Наделенный такими необходимыми для торговца качествами, как ловкость и проницательность, Хейл с самого начала аукционов взял хороший старт, а созданная ранее и поддерживаемая в рабочем состоянии сеть контактов в других городках лиги позволяла сохранять отрыв от конкурентов. По словам Милакара, Хейл был человек опасный, но не безрассудный.

— Надеюсь, вы разбудили меня не просто так, — мягко проговорил он, останавливая бесстрастный взгляд на Рингиле.

— Благодарю вас, милостивый государь…

Желая произвести впечатление, Рингил начал на тенаннском, но теперь, демонстрируя почтение к собеседнику, переключился на наомский, добавив гортанных звуков, как говорили обычно жители империи, выучившие язык Трилейна дома и никогда не переступавшие границы лиги. Привратник и сопровождавший его верзила с цепью обменялись взглядами и ухмыльнулись.

— Благодарю вас, милостивый государь, за то, что приняли в столь поздний час. — Рингил переступил с ноги на ногу, изображая тоном и позой смущение и нерешительность. Роль эту он нередко принимал на себя в играх с Грейсом: похищенный злодеями нежный ихелтетский юноша умоляет похитителя — разумеется, тщетно — отпустить его с честью, а не с позором. — Я бы, разумеется, не потревожил вас в столь неурочный час, но, понимаете ли, визит сей не из разряда тех, что одобрил бы, прознав о нем, мой отец. Я — Ларанинтал, старший сын Креналинама из Шеншената, прибывший в ваш прекрасный город, дабы трудиться в ихелтетской торговой миссии, и должен сказать…

— Да, конечно. — Хейл махнул рукой, словно отбиваясь от докучливого насекомого. — Но что именно в вашем визите сюда могло бы вызвать неудовольствие отца?

Рингил замялся, расчетливо изображая неуверенность.

— Его цель, господин.

Хейл закатил глаза и сделал знак привратнику, который моментально выскользнул за дверь. Работорговец задумчиво сложил руки домиком.

— Понятно. Что ж, давайте поговорим об этом?

— С превеликой радостью.

Снова пауза. Хейл с усилием подавил зевок.

— Итак, в чем она заключается? Ваша цель? Чего вы хотите, Ларанинтал из Шеншената?

— Я бы хотел… — Рингил прокашлялся, поводил взглядом по комнате. — Я бы желал… э… женщину. Такую, услугами которой мог бы пользоваться здесь, в Трилейне.

— Понятно. А ваш отец против?

— Мой отец, человек крайне консервативный, не хочет, чтобы его сын изливал семя в женщин, не принадлежащих к племенам.

— Да, с отцами бывает порой трудновато. — Хейл кивнул с видом знающего жизнь мудреца. — За хорошую цену я могу, разумеется, предоставить вам ихелтетскую девушку. Возможно, даже одного с вами племени. Вы удивитесь, узнав, насколько легко…

Рингил поднял руку.

— Есть одна проблема. Видите ли, меня не влечет к южным женщинам. Я хочу другую, с бледной кожей и… — Он прибег к помощи выразительного жеста.

Терип Хейл понимающе усмехнулся.

— Конечно. В девушках с севера есть нечто такое. Вы не первый проявляете к ним интерес. Мне уже доводилось слышать нечто подобное от ваших соотечественников. Новизна привлекает, что и говорить. — За дверью что-то стукнуло. — Кстати, о новизне.

Оказалось, вернулся привратник, только не один, а с девушкой, которая несла аляповато расписанный деревянный поднос с кубками и большой бутылью со сплюснутыми боками. Вся ее одежда вполне могла бы уместиться в двух кулаках Рингила, а скрепляли ее тоненькие шнурочки. Девушка шла медленно, покачивая бедрами, как ее, вероятно, учили, и довольно неуклюже демонстрируя все свои достоинства. Была она юна, и неумело наложенный макияж плохо сочетался с природной свежестью. Между бровями пролегла морщинка, как будто она старалась не упустить из виду что-то важное и исполнить свою сложную задачу без малейшего изъяна, в полном соответствии с некими зазубренными пунктами. Рингил проводил ее оценивающим взглядом, поймав который Хейл улыбнулся.

— Ну что? Нравится?

— Да. Меня бы это устроило, но…

— О да. Конечно устроило бы. — Наблюдая за тем, как девушка расставляет кубки, Хейл мечтательно улыбнулся. — К сожалению, Нилит не продается. Я держу ее для себя. Хотя ничего особенного в ней самой нет. Зато есть две сестры.

Рингил оторвал взгляд от девушки.

— В буквальном смысле, — пояснил работорговец. — Две сестры. Продаются вместе. А вот другие все еще проходят обучение. Это требует некоторого времени, особенно если девушка… скажем так, норовистая.

Рука Нилит дрогнула, бутыль задела пустой кубок, и тот, опрокинувшись, скатился к краю стола и с глуховатым стуком свалился на пол. Хейл раздраженно поджал губы. Нилит, наклонившись, поспешила поднять кубок, и глаза ее и Рингила встретились на мгновение. От сосредоточенного беспокойства в ее взгляде не осталось и следа — его смыла волна ужаса. Вернув кубок на стол, она опустила голову и едва слышно пробормотала что-то, обращаясь к своему господину. Он поднял палец, и девушка мгновенно осеклась.

— Убирайся! — резко бросил Хейл.

Девушка повернулась и торопливо, уже без всякого манерничанья, вышла из комнаты.

Хейл налил из бутыли в два кубка и жестом подозвал Рингила к столу.

— Прошу вас, угощайтесь. Берите кубок. Лучшего вина вам нигде больше в лиге не предложат. Никто не становится клиентом Терипа Хейла, не побывав вначале почетным гостем этого дома. А откуда еще взяться доверию в столь щепетильных делах?

Рингил взял один из наполненных вином кубков. Поднял. Хейл ответил таким же жестом и, как того и требует ритуал, выпил первым. Рингил последовал примеру хозяина: пригубил, подержал во рту, проглотил, одобрительно кивнул.

— Отличный букет. — Работорговец облизал губы.

Вообще-то вино было вполне заурядное. Красный виноград из Джит-Урнетиля, последний отжим — тут не ошибешься, — но на вкус Рингила чересчур сладкое, с приторным послевкусием. Он никогда не был большим почитателем вин из прибрежных областей, вот и этому определенно недоставало средних нот для полноты гаммы. Хотя стоило оно, несомненно, немало, а для таких, как Хейл, цена важнее многого другого.

— Что ж, тогда… — Работорговец допил вино и поставил кубок на стол. Глаза его блеснули в предвкушении удачной сделки. — Поскольку пожелания ваши, как мне представляется, достаточно ясны, я бы предложил спуститься и посмотреть, не привлечет ли ваше внимание что-то из…

Рингил вежливо откашлялся.

— Есть еще один момент.

— О? — Хейл вопросительно вскинул бровь. — И какой же?

Рингил повертел в руке кубок, заглянул в него. Изобразил смущение.

— Как я уже говорил, отец не одобряет моих… предпочтений… моего… поведения… Ему кажется…

— Да-да, — перебил Хейл, уже не скрывая, что теряет терпение. — Но мы уже обсудили этот вопрос. Впрочем, продолжайте.

— Дело в том, что, прежде чем я сделаю покупку, мне нужно получить гарантии, что в дальнейшем женщина не предъявит никаких претензий. Другими словами, она должна быть бесплодна.

В комнате вдруг что-то изменилось. Что-то, невидимо присутствовавшее здесь, внезапно исчезло. И это было странно. Рингил ощутил перемену так же, как ощущал обычно неумолимую близость боя — легкое давление в самом низу поясницы, едва уловимое прикосновение перышка к лопатке. Как будто он сказал что-то не то. Что-то, чего не следовало говорить. В последовавшей за его словами паузе он поднял голову и увидел, что и в лице работорговца что-то поменялось.

Терип Хейл поднял пустой кубок и принялся рассматривать его с таким выражением, словно не только впервые видел эту вещицу, но и не представлял, откуда она здесь взялась.

— Весьма необычное… пожелание, — негромко сказал он и посмотрел гостю в глаза. Огонек предвкушения погас. — Знаете, мне представляется, господин Ларанинтал, что выполнить все ваши пожелания будет не так-то и просто. Боюсь, у нас возникнут некоторые затруднения.

Рингил невольно моргнул. Этого он не ожидал. Разыгрывая взятую роль — человека молодого, неопытного, богатого, но неуверенного в себе, недавно прибывшего в Трилейн и все еще чувствующего себя чужим в городе, обуреваемого желаниями и боящегося строгого отца, — он, как ему представлялось, предлагал работорговцу редкую возможность. Во-первых, новичок не знает толком рынка и не имеет понятия, сколько может в действительности стоить сексуальная рабыня с пышными формами и бледной кожей. Тот факт, что он воспринимал свое желание как нечто не вполне обыденное, служило дополнительным осложняющим дело фактором. Хейл мог заломить практически любую цену. Мало того, имелась великолепная перспектива неограниченного заработка путем легкого шантажа.

Видите ли, господин, по городу ходят слухи. Мы ведь не хотим, чтобы они дошли до вашего отца? Не беспокойтесь, я обо всем позабочусь, но это обойдется вам в небольшую сумму. Сами понимаете, такие договоренности стоят денег…

И так далее. Все время пребывания в Трилейне гостя можно было бы использовать как дойную корову.

Такой шанс не упускают.

Только вот старина Терип, похоже, заподозрил неладное и намерен дать задний ход. И если ты, Гил, не вычислишь, в чем тут дело, он и от тебя может отделаться.

— Если тут… — Он поймал себя на том, что позабыл про акцент, и попытался замаскировать промах деликатным покашливанием и тоном оскорбленного достоинства. — Если вы хотите таким образом увеличить цену и…

— О цене речь еще не заходила, — мягким, как шелк, голосом возразил работорговец. И все же наигранное возмущение Рингила произвело желаемый эффект. Работорговец немного расслабился, поставил кубок и переплел пальцы, — В любом случае, беспокоит меня не вопрос цены, а то, почему вас вообще волнуют детородные возможности какой-то бабы. Это не вопрос. Если она понесет, мы тут же, еще до того, как это станет заметно, найдем ей замену. По закону ребенок, если выживет, будет принадлежать вам. Вы вправе продать его — либо с матерью, если она больше не будет вас удовлетворять, либо отдельно, если такое предложение покажется вам более привлекательным. Рынок в этом отношении весьма гибок.

— Боюсь, я не сумею…

— Вам не о чем тревожиться. Можете положиться на меня — я с удовольствием окажу вам любую помощь, какая только может потребоваться.

Да уж, ты окажешь — только плати.

Разговор вроде бы вернулся в прежнее русло. Рингил снова прокашлялся.

— Видите ли, согласно законам империи, отпрыск рабыни не может…

— Да, конечно. — Теперь в голосе работорговца проскальзывало откровенное нетерпение. — Но вы сейчас не в империи. Здесь действуют законы лиги, и смею вас заверить, в той части, которая касается моего дела, я знаю их назубок.

— Что ж… В таком случае…

— Вот и прекрасно. — Хейл хлопнул в ладоши. — И вот что мы сейчас сделаем. Вместо того чтобы разговаривать всю ночь, спустимся прямо сейчас вниз и посмотрим, что у нас там есть. По крайней мере, господин, вам будет о чем подумать до утра.

Работорговец похотливо усмехнулся, и Рингил попытался изобразить энтузиазм, которого не чувствовал.

— Но может быть, прежде чем мы отправимся туда, мой достопочтенный гость выразит свои пожелания относительно деталей, чтобы мы сократили, так сказать, круг поиска, поскольку выбор чрезвычайно велик. Какой цвет волос представляется вам предпочтительнее? Рост? Насколько могу судить, женщины на юге отличаются изяществом и хрупкостью.

Рингил постарался вызвать в памяти изрядно поблекший за давностью лет образ Шерин и подкорректировать его с поправкой на характерные для ее рода особенности. В кармане у него лежал сделанный углем набросок кузины, но обозначать свои намерения он не спешил.

— В вашем городе, как мне рассказывали, есть представители народа, обитающего на болоте. Это так?

— Да. — Хейл настороженно взглянул на него. — Есть такие. И что?

— Видите ли, многие мои соотечественники говорили, что женщины Болотного народа… гм… ведут себя в постели… э… не так, как другие. Ну, вы меня понимаете. Они… э-э… целиком отдаются тому, чем занимаются. Полностью. Как животные.

Это было чистой воды вымыслом — никакой особенной репутации за обитательницами болот в Ихелтете не числилось, тем более что большинство жителей империи, не отличавшихся страстью к путешествиям, понятия не имели о существовании такой обособленной группы. В представлении империи на территории Трилейна обитали главным образом темные, отсталые крестьяне. Различать их умели лишь немногие просвещенные. Но правда никому не нужна, если выдумка звучит интереснее. А легенды об особенной, безудержной, звериной сексуальности женщин того или иного племени, существующего на границе цивилизации, возникают постоянно. Рингил и сам слышал их немало в изложении собравшихся у костра солдат. Они повторялись с небольшими вариациями на всех спорных территориях, которых появилось немало после войны с чешуйчатыми, и были, по сути, оправданием изнасилований. Иногда Рингил думал, что примерно то же самое рассказывали бы и о самках-ящерицах, не будь чешуйчатые столь отличны от людей.

— Я бы такой возможности исключать не стала, — сказала однажды Аркет, когда они сидели на продуваемом ветрами побережье в Гергисе и смотрели на раскинувшийся внизу лагерь. — Эти парни готовы тыкать члены в грязь, если согреть ее до подходящей температуры.

Она говорила о своих соотечественниках.

— Значит, женщины с болот? — Губы работорговца растянулись в медленной улыбке. — Вообще-то я ни о чем подобном не слышал. Но, конечно, вам лучше знать. Джаниш.

Привратник сделал шаг вперед.

— Господин.

— Мы собираемся нанести визит нашим веселым девушкам. Спустись и позаботься, чтобы все открыли. Так сказать.

Физиономию привратника расколола кривая ухмылка.

— Да, господин.

Хейл проводил слугу напряженным взглядом, плохо вязавшимся с отпущенной шуткой. Вид у него был такой, словно он обдумывает что-то.

— Вообще-то мы с ними дел почти не имеем, — рассеянно произнес он. — Хотя если то, что вы говорите, правда, об этом стоит подумать. Но тут много проблем. Семьи у них очень крепкие, а их женщины, как, впрочем, и мужчины, невероятны упрямы. Мне рассказывали о случае, когда один мужчина предпочел умереть от голода, чем продать в рабство детей. Ну что с такими поделаешь?

Рингил не ответил, спрятавшись за кубком.

— К счастью, их кровь встречается во многих самых обычных горожанах. — Хейл позволил себе сдержанную улыбочку. — Да что там — говорят, ее можно обнаружить даже в самых благородных семействах Трилейна. Не волнуйтесь, Ларанинтал из Шеншената, я совершенно уверен, что мы найдем для вас девушку подходящего происхождения.

За разговором о том, о сем допили вино. Рингил по-прежнему изображал неуверенного в себе повесу и тщательно скрывал чувства. Ход событий внушал осторожный оптимизм. Вообще-то он не ожидал, что найдет Шерин именно здесь — даже если она и прошла через перевалочный пункт Хейла, а не какой-то другой, это было больше месяца тому назад. Хотя работорговец и упомянул о трудностях, доставляемых, как он выразился, норовистыми девушками, вряд ли требовалось много времени, чтобы сломить волю молодой женщины, которая, скорее всего, не была высокого мнения о себе из-за неспособности иметь детей, от которой отказалась ее семья и которую наконец предал мужчина, забравший ее у близких и родных.

Но если она была здесь, после нее наверняка остались следы. Кто-то запомнил ее — другие девушки, слуги, надсмотрщики. Да и документы должны быть. Как-никак теперь работорговля считалась законным бизнесом, все совершалось открыто, как и должно быть в том чудесном новом мире, за который они дрались на войне. Так или иначе, он проник в нужный мир, и остальное представлялось не слишком тяжелым. Рингил знал, что делать, знал, как идти дальше, даже если это означало, что ему придется отвести Терипа Хейла в тихий уголок и добыть все, что требуется, с помощью железа и огня.

Если же он ошибся и Шерин здесь нет, тоже не беда — в списке Милакара значились и другие имена. Можно пойти дальше.

— Итак спустимся? — спросил Хейл.

Рингил улыбнулся и бодро кивнул.

Как оказалось, веселых девушек содержали в другой части здания. Рингил спустился вслед за Хейлом на самый нижний уровень, откуда они вышли во двор. Эрил и Гирш замыкали шествие вместе с охранником Хейла. Все следили за всеми, все были напряжены, но держались спокойно. Пока сидели в комнате, на улице похолодало. Ночь выдалась тихая и ясная, вдоль четко проступавшей арки Обруча сияли яркие звезды. Дыхание вырывалось изо рта белыми пушистыми облачками.

Если холод и беспокоил одетого в легкий халат и тапочки Хейла, он ничем этого не выдавал. Они прошли через еще одну боковую дверь, спустились по трем пролетам узкой каменной лестницы и оказались в полукруглом подвальном помещении с пятью занавешенными шторами альковами. Привратник уже был здесь и довольно улыбался — как будто успешно справился с некоей трудной работой. Через крохотные оконца под крышей просачивалось скудное мерцание Обруча, но главными источниками света были два стоящих посреди комнаты фонаря. На полу лежали грубые махакские коврики, стены украшали фрески откровенного содержания — хотя в сравнении с теми, что красовались на потолке в спальне Милакара, они выглядели почти скромными. Со сводчатого потолка свисала огромная кованая люстра.

Терип Хейл повернулся к гостям.

— Позвольте представить, — с серьезным лицом объявил он, — наших веселых девушек.

Невидимые руки отбросили шторы. За ними стояли вооруженные и насмешливо улыбающиеся люди. В руках у них были короткие мечи, дубинки и топоры. В каждой из ниш скрывалось по меньшей мере двое. Рингил заметил один готовый к выстрелу арбалет.

Привратник поймал его взгляд и подмигнул.

— А теперь, — сказал Хейл, — может быть, Ларанинтал из Шеншената расскажет мне, кто он такой на самом деле?