Рингил попытался, хотя и без особой надежды, разыграть благородный гнев аристократа.
— Что это все значит? Вознамерились ограбить меня, как обычные уголовники? Мой отец…
Терип Хейл покачал головой.
— Перестаньте, друг мой. Ваш акцент такой же фальшивый, как и все остальное. Не надо притворяться, это вам не поможет. А теперь повторяю вопрос. Кто вы такой? Что здесь делаете? И почему вас так интересуют бесплодные рабыни из Болотного племени?
Вон оно что.
— Ладно, — сказал Рингил, понимая, что в запасе не больше минуты и что после этого Хейл просто-напросто разоружит их.
А потом их отправят туда, куда отправляют непокорных рабынь. Допросят с пристрастием, вытянут все, что можно, и, если повезет, выбросят, как выпотрошенную рыбу, с перерезанными глотками.
Миленькое дельце, Гил.
Какие у них шансы? Едва ловушка захлопнулась, как Эрил и Гирш замерли на месте, держа руки подальше от оружия, чтобы неловким движением не спровоцировать арбалетчиков, лица которых окаменели от напряжения. Сейчас они напоминали людей, переходящих вброд ледяную реку, взрослых, попавших в детскую игру и застывших на полушаге при команде «Стой!». Оба телохранителя, конечно, уже оценили ситуацию и ждали теперь, что будет делать Рингил.
Насколько он мог видеть, в них целились из трех арбалетов. Остальные противники были вооружены короткими мечами.
— Ладно? — проскрипел Хейл. — Что «ладно»?
— Ваша взяла. Я не Ларанинтал из Шеншената. И я не из империи. Меня зовут Рингил Эскиат.
Хейл моргнул от удивления.
— Рингил Эскиат? Ну конечно.
Но Рингил уже заметил, что его слова достигли цели, — люди в нишах заволновались, некоторые переглянулись, кто-то пробормотал что-то соседу. В глазах шевельнулось любопытство. Со времени осады Трилейна прошло восемь лет, победа под Гэллоус-Гэп случилась годом раньше, сама война закончилась пять лет назад, но легенды, пусть и подзабытые, по-прежнему жили в сознании людей.
— Эскиат погиб под Эннишмином, — фыркнул кто-то. — Когда дрался с имперскими.
Спокойнее.
— Да, я тоже слышал эту сказку пару раз, — беззаботным тоном ответил он. — Почти правда. Шрамы еще остались. Да только чтобы завалить меня, трех ихелтетских шпионов мало.
Еще кто-то ухмыльнулся. Другой ткнул его локтем в бок — заткнись. Рингил понимал — инициативу упускать нельзя. Медленно, чтобы движение не сочли опасным, он поднял руку и показал пальцем на торчащую из-за левого плеча рукоять палаша.
— Там — Рейвенсфренд, — громко сказал он. — Кириатская сталь. Выкован в Ан-Монале для клана Индаманинармал. Его подарил мне Грашгал-Странник. Рейвенсфренд пил драконью кровь при Раджале, Гэллоус-Гэп и Трилейне. Да, я — Рингил из Дома Эскиатов.
Еще один голос из ниши.
— Эй, он и вправду похож…
— Да? — перебил Хейл. — А знаешь, что я слышал? Я слышал, что этот Рингил Эскиат был вонючим мужеложцем. Это тоже правда?
Рингил послал ему улыбку.
— Будь я им, пришел бы сюда за девкой-рабыней?
— А я не знаю, зачем ты пришел. — Хейл сделал знак верзиле с цепью. — Сейчас мы все выясним. Варид.
Верзила подошел к Рингилу. Подошел так, чтобы блокировать любую попытку выхватить меч из ножен и в то же время избежать захвата. Вел он себя с осторожностью профессионального солдата — без презрительной ухмылки привратника, с полной серьезностью. Взгляд напряженный, жесткий. Наверно, тоже успел повоевать.
Кивком указал на рукоять Рейвенсфренда.
— Достань. Медленно.
В фонарях, под металлической сеткой, задрожало от залетевшего откуда-то ветерка пламя. По полу запрыгали длинные тени.
Рингил вытряхнул из рукава драконий кинжал и быстро шагнул влево.
Эти кинжалы делали махаки в последние годы войны. Делали не для боя — судьба противостояния уже решилась, — а для забавы, в знак близкой победы. В настоящей драке ими не пользовались. Рингилу кинжал подарил Эгар — однажды вечером, у костра, расчувствовавшись после выпитого. «Никчемная безделушка, — проворчал кочевник, пряча глаза. — Можешь взять себе, если нравится». Кинжал представлял собой, по сути, клык драконьего детеныша и имел треугольное сечение. Две его грани были рифленые, третья — гладкая и острая. Безвестный мастер вырезал у основания удобную рукоять. Клинок едва достигал девяти дюймов в длину — и спрятать нетрудно, и до сердца, если надо, достанет. В свете фонаря лезвие отливало янтарным блеском.
Развернувшись от бедра, Рингил всадил кинжал Вариду под подбородок.
— Нет! — взревел кто-то с истеричной яростью.
В любом случае это был не Варид — кинжал пригвоздил его язык к небу, так что рот верзила не смог бы открыть при всем желании. Его хватило только лишь на невнятный хрип — драконий клык уже рассек мозг на две половинки. Из-за стиснутых зубов пенистыми алыми брызгами ударила кровь. Не давая Вариду упасть, Рингил прижался к нему, сморгнул попавшие в глаза капли.
Кричал Хейл — все остальные еще не поняли, что происходит, или, может быть, никто не решался отдавать приказания.
— Стреляйте же, олухи! Стреляйте!
Дальше случилось то, на что и рассчитывал Рингил. Арбалеты ударили с близкого расстояния, тенькнули жилы — все три, он успел сосчитать, — глухо треснула разорванная плоть. Варид дернулся. Один наконечник, выскочив через плечо, едва не снес Рингилу нос. Еще две стрелы прошли мимо. Так, на арбалеты вам теперь рассчитывать нечего. Он усмехнулся — сердце скакнуло от облегчения. И не столько увидел, сколько почувствовал, как рванулись из ниш люди Хейла. Теперь, когда их преимущество улетело вместе со стрелами, все решала сталь. Рингил отшвырнул труп, оставив в ране кинжал, и отступил на пару шагов, чтобы выиграть необходимое для маневра пространство.
Нить времени лопнула, мгновения боя распались, раскручиваясь с неестественной медлительностью…
Освободив обе руки, Рингил бросил их вверх, за плечо, к рукояти меча. Движение вышло гладкое, четкое, словно сработал некий построенный кириатами механизм, словно он сам стал вдруг механизмом, хитроумно придуманной и мастерски созданной машиной, неким кириатским манекеном, приводящим в действие и дополняющим сталь.
Ладони ощутили знакомое, нежное, как поцелуй, прикосновение рукояти, усмешка на лице растянулась в злобный оскал.
Короткий, холодный звон — ножны разжали объятия.
И Рейвенсфренд вырвался на волю.
— Хочешь знать, чем все кончается?
Дело было однажды вечером, в Ан-Монале. Загадочный, непривычно многословный и порядком пьяный, Гаршгал поднял только что выкованный меч и, держа его в своих черных, изуродованных шрамами руках, прошелся критическим взглядом по длинной бороздке. В комнате горел камин, и казалось, с краев клинка скатываются расплавленные капли пламени. Из-под крыши, где собрался сумрак, с резного бруса щерились горгульи.
— Я уже видел, чем все кончается. Когда-нибудь в городе, где люди поднимаются в воздух с такой же легкостью, как дышат, где кровь отдают чужакам как дар, а не отбирают ее железом и яростью, как делаем мы, когда-нибудь в таком вот месте эта нечисть будет висеть за стеклом, выставленная напоказ для малышей.
Гаршгал взял оружие одной рукой, махнул пару раз, рассекая воздух, и меч шепнул что-то про себя в полумраке.
— Я видел это, Гил. Дети смотрели на него через стекло, прижавшись к нему носами, и стекло туманилось от их дыхания, а когда они убежали поглазеть на что-то еще, на нем остались тающие отпечатки их ладоней. Для них этот меч ничего не значил. А хочешь знать почему?
Рингил, уютно устроившийся в кресле, благодушно кивнул. Он и сам был не слишком-то трезв.
— Нет. То есть да. В смысле… откуда мне знать? Расскажи.
— В том городе, Гил, никто уже ничего не понимает, потому что для них меч ничего не значит. Они не научились бояться стали и людей, что носят ее на поясе. Не научились и никогда не научатся, потому что в том нет нужды. Потому что там, в городе, который я видел, таких людей больше нет. Их просто нет.
— Тебя послушать, чудное местечко. И как же мне туда попасть? — Рингил зло усмехнулся кириатскому капитану. — Нет, подожди, сейчас ты скажешь, что плата уж больно велика. И чем мне там зарабатывать на жизнь, если они держат мечи в музее?
Грашгал посмотрел на него сверху вниз. Потом улыбнулся.
— Боюсь, Гил, тебе туда не попасть. Слишком далеко. Есть, правда, и короткий путь, но уж больно он извилист для человека. А если по прямой, то мы с тобой успеем стать прахом и останемся разве что в полузабытых легендах уже к тому времени, как строители заложат первый камень того города. Но город обязательно поднимется, и когда поднимется, этот меч будет там, и всякий сможет его увидеть. Кириатская сталь — для смерти и на века. Когда боль, причиненная им, пройдет, когда горе, принесенное им, забудется, когда даже боги перестанут помнить и сами кириаты станут мифом, эта страшная… эта проклятая… эта… эта вещь будет висеть без дела, и дети будут таращиться на нее. Вот чем все кончится, Гил. И никто не вспомнит, никто не скажет, никто даже не поймет, что она вытворяла, когда вырывалась на волю.
Первого из нападавших он встретил широкой голубой аркой клинка. Противник занес секиру, готовясь разрубить его пополам, и Рингил выставил меч, отражая удар. Крепко сжав рукоять, он нацелился не на саму секиру, но на державшую ее руку. Кириатская сталь рассекла ее аккурат в запястье. Из обрубка дождем ударила кровь, и что-то дикое завопило от радости в сердце. Рука завершила падающую дугу, обрызгав обоих кровью, и секира с глухим стуком упала на землю. Ее хозяин тупо уставился на отсеченную конечность, все еще сжимавшую древко. Крик застрял в горле. Рингил ударил сверху, метя в соединение плеча с шеей, рубя артерии и сухожилия.
Второй был уже за спиной — с коротким мечом в одной руке и булавой в другой. Рингил показал вправо, вынудив противника выставить блок, бросил палаш почти горизонтально и ткнул в живот. С мечом из человеческой стали такая смена вектора движения никогда бы не прошла, но Рейвенсфренд не просто выполнил маневр — он его пропел. Клинок разрезал врага от бока до бока и вышел, зацепив острием позвоночник.
Проклятье!
Его прошиб холодный пот — получилось неряшливо, и против равного такая небрежность могла стоить жизни. Давно не дрался, вот и терял навык.
Но сегодня против него равных не было, и кириатская сталь простила ошибку. Выдернув меч, Рингил шагнул вперед. Тот, с распоротым животом, пошатнулся, еще не вполне понимая, что же с ним случилось, попытался даже двинуться за ускользнувшим обидчиком, когда вдруг рана раскрылась, кишки вывалились на пол, и он, запутавшись в них, завалился с жалобным воплем.
Третий, наткнувшись на упавшего товарища, попятился. Вооруженный топором и дубинкой, он, похоже, не умел толком пользоваться ни тем, ни другим. Молодой, не старше семнадцати или восемнадцати, паренек вдруг побледнел от страха. Рингил устремился вперед, наступив при этом на грудь умирающего, и прямым ударом вогнал меч юнцу в горло. Лицо последнего перекосилось от боли. Хлынувшая из раны кровь залила грудь и живот, от шеи до пояса. Секунду он стоял, потом, словно вес отяжелевшей одежды потянул вниз, изящно осел, все еще сжимая оружие, которым так и не успел воспользоваться. Взгляд зацепился за лицо Рингила, губы шевельнулись…
Рингил уже отвернулся.
Возникшая передышка позволила оценить ситуацию. Кровь… Он чувствовал ее запах, ощущал ее теплый металлический вкус на языке, ее капли на лице. Вокруг кричали. Бой развалился на горячие рвущиеся куски. Эрил, прижавшись спиной к стене, отбивался ножами от двух нападавших. Третий истекал кровью у его ног. Неподалеку лежал Гирш со стрелой в бедре. Над ним, поднимая меч, навис какой-то здоровяк. В тот момент, когда меч пошел вниз, Гирш откатился в сторону и булавой ударил верзилу по голени. Тот взвыл от боли и покачнулся, бестолково тыча мечом. Отразив выпад, Гирш приподнялся на локте и врезал противнику ногой в колено. Здоровяк, не переставая вопить, рухнул рядом с ним.
Уловив краем глаза какое-то движение справа, Рингил повернулся и с удивлением обнаружил, что Терип Хейл пытается уколоть его чем-то, напоминающим столовый нож! Угол был неудобный, и он, нырнув в сторону, прикрылся от выпада левой рукой и одновременно ударил Хейла в лицо рукоятью меча. Работорговец вскрикнул и упал. Рингил оставил его лежать и обернулся. Как оказалось, вовремя — пущенная привратником булава летела ему в лицо. Он поймал ее на острие Рейвенсфренда, развернул, а когда увлекаемый инерцией Джаниш пошатнулся, сделал подсечку. Привратник покатился по полу. Рингил, догнав его, рубанул по спине и оглянулся — как там дела у Гирша? — но вместо Гирша увидел сразу двух с ревом бегущих к нему охранников.
Оскалившись, он тоже заревел, отскочил в сторону и метнулся к Гиршу, отвлекая на себя главные силы противника. Парочка обернулась и снова устремилась к нему, но уже с меньшим энтузиазмом.
— Ну же, ко мне, — процедил Рингил. — Хотите попробовать кириатской стали? Сами пожалуете или мне вам подать, сестрички?
Стрела попала в цель: взревев от ярости, они бросились на него. Поздно. Секундная вспышка страха выжгла первоначальную решимость разделаться с ухмыляющимся наглецом, в руках которого кириатская сталь казалась голубой молнией. Организованной атаки не получилось, действовали они неловко и с опаской, и Рингил разобрался с ними поодиночке. Широкий круговой блок — и первый, запутавшись, наткнулся на второго. Рингил продолжил движение, врезался в него плечом и бедром и отбросил к стене. Второй оказался спиной к нему, и, пока озирался, выясняя, куда же подевался враг, Рингил успел рассечь ему шею боковым ударом. Бедолага обернулся, не понимая, что его ужалило, но движение это оказалось явно лишним — голова почти отвалилась. Жизнь оставила тело еще до того, как оно грохнулось на землю.
Рингил бросил взгляд на первого, увидел, что тот пытается подняться, саданул подъемом в лицо, потом добавил носком. После второго удара хрустнула челюсть. На большее времени не хватило — в паре шагов слева громила с дубинкой уже приготовился раскроить голову Гиршу. Рингил срезал его боковым и…
…и вдруг понял — нет, не понял, но почувствовал, — что бой закончился.
Он огляделся. Да, все кончилось. Эрил гнал в угол последнего врага. Гирш, лежа на полу, добивал дубинкой громилу. Все остальное — залитый кровью пол и ползающие, стонущие калеки. Втроем они уложили по меньшей мере дюжину врагов. Он услышал собственное хрипящее дыхание.
Все верно.
Рингил устало подошел к противнику Эрила со спины, ударил по державшей меч руке, поставил точку. Тот взвыл, выронил оружие и обернулся, возмущенно разинув рот. Эрил, подлетев к нему с изяществом танцора, вогнал кинжал по рукоять в грудину. Раненый забился, хватая воздух, а Эрил, подступив ближе и обняв его левой, повернул нож. Потом выглянул из-за плеча умирающего, скрипнул зубами и кивнул Рингилу.
— Спасибо. Сам бы я с ним не справился.
Рингил отмахнулся и пошел помогать Гиршу.
Стрела арбалета прошла через мякоть бедра под косым углом, не задев кость, и застряла. Наконечник вышел из тела примерно на два дюйма. Вообще-то при выстреле с такого расстояния она должна была бы пройти через незащищенную ногу навылет, оставив жуткую рану, но стрелок то ли дрогнул, то ли недостаточно натянул тетиву. В результате Гиршу, можно сказать, повезло. Оба отверстия, входное и выходное, представляли собой малоприятную картину с кровью и разорванной плотью, но, похоже, крупные кровеносные сосуды повреждены не были.
— А ты везунчик.
— Угу, — процедил сквозь зубы Гирш. — Я и сам радуюсь.
Рингил отошел к Вариду, вытащил остававшийся в теле драконий кинжал — занятие не самое приятное — и отрезал у одного из убитых полу рубашки для жгута. Эрил поднялся наверх, к выходящей во двор двери, и прислушался — не потревожили ли звуки схватки кого-то, кто мог поднять тревогу. Вернулся он скоро и с довольным видом.
— Все тихо. Похоже, мы здесь всех положили.
Рингил только промычал в ответ — он затягивал жгут на ноге раненого. Гирш стиснул зубы, чтобы не застонать. Эрил подошел посмотреть.
— Надо ее вытащить. Если есть ржа…
— Знаю. Но если тянуть назад, только разворотим рану, Да и крупную артерию можно задеть. Надо чем-то отрезать наконечник.
Эрил кивнул.
— Понял. Думаю, инструменты здесь должны быть. Им же приходится иметь дело с кандалами. Что-нибудь вроде кусачек.
— Ходить я могу, — прохрипел Гирш и подкрепил слова попыткой подняться.
Усилие обошлось слишком дорого — он побледнел, осел и привалился к стене.
— Далеко не уйдешь, — заметил Рингил и огляделся.
Сколько у них времени? Немного. А результатов никаких. Пульс в крови постепенно спадал, напряжение уходило, но дел оставалось немало, и самое неприятное было еще впереди.
Он придушил просыпающуюся тревогу, как ребенка в люльке.
— Ладно. Эрил, займись ранеными. А я попробую разговорить нашего любезного хозяина.
Гирш хищно усмехнулся и тут же закусил губу.
— Приятное занятие. С удовольствием приму участие.
— Оставайся на месте, — предупредил Рингил. — Тебе сейчас лучше поберечься и не двигаться. Я и без помощников обойдусь. Думаю, особенно стараться не придется.
Не придется, Гил. Он же всю жизнь только тем и занимался, что людей продавал. Удачливый уголовник, ставший законопослушным предпринимателем. Пустяковое дело.
Пока Эрил ходил по комнате, проверяя тела и перерезая глотки еще живым, Рингил оттащил полуживого работорговца от двери и усадил у задней стены. Разбитое лицо сильно кровоточило, правый глаз распух и закрылся. Кровь залила шелковый халат, просочилась на грудь. Рингил отрезал кусок полы, вытер тряпкой лицо и принялся приводить Хейла в чувство, хлопая его по щекам. В углу кто-то пискнул — это Эрил, оттянув за волосы голову, приготовился перерезать горло привратнику. Джаниш, у которого была сломана спина, беспомощно трепыхался у него между ногами.
«Это сделал ты, Гил, — прошептала та его половинка, что вечно оставалась незапятнанной и отказывалась принимать очевидное. — Ты».
— Подожди.
Эрил вопросительно посмотрел на него.
— Дай мне минутку. — Терип Хейл понемногу приходил в себя, и Рингил отвесил еще пару пощечин для ускорения процесса. — Он нам еще пригодится.
— Понял.
Эрил почти бережно опустил голову привратника на пол и опустился на корточки, приготовившись ждать. Джаниш лежал неподвижно, только одна рука изредка дергалась. Он то ли потерял сознание от боли, то ли просто отошел в мир тихих видений. Между тем очнувшийся Хейл затуманенным взглядом взирал на картину пиршества смерти.
— С возвращением, — усмехнулся Рингил. — Помнишь меня?
Работорговец, надо признать, оскалился, сжал кулаки и даже попытался оторваться от стены. В искаженных чертах проступила злобная ярость уличного бойца. Из-под шелковых складок халата выглянули голые ноги, но, увы, Хейл был уже немолод. Рингил толкнул его в грудь.
— Сиди смирно и веди себя прилично.
— Да пошел ты!
— Спасибо, еще рано. Прежде я хочу получить ответы на вопросы. И в твоих интересах рассказать все, что мне нужно.
— Да пошел ты со своими вопросами! — презрительно протянул Хейл, подбирая полы, чтобы прикрыть обнажившиеся части тела. — Рваная задница…
Рингил выразительно посмотрел на лежащие вокруг в лужах крови тела.
— Ты, похоже, не уяснил, кто здесь победитель.
— Думаешь, тебе это сойдет с рук?
— Никто не придет тебя выручать. Все кончено. Ты напустил на нас своих веселых девчушек, но и это не сработало.
Он кивнул Эрилу, и тот взял Джаниша за волосы. Привратник вскрикнул, осознав вдруг, что на самом деле происходит, и вернувшись на мгновение из забытья в лучший из миров. Лезвие располосовало горло, из разверзшейся щели хлынул красный поток, а лицо внезапно побледнело и размякло, приняв идиотское выражение. Эрил разжал пальцы, и голова глухо стукнулась о землю.
Рингил спрятался за каменной маской.
— Жить хочешь? — негромко спросил он.
Работорговец побледнел почти так же, как и его только что убитый подручный. Положение и возраст смягчают острые углы. Рот задергался, но произнести что-то внятное не получилось.
— Извини, но заговорить придется.
— Кабал. — Хейл облизал губы. — Они этого не потерпят.
— Кабал. — Рингил кивнул. — Ладно. Может, назовешь пару имен? Может, я испугаюсь? Кто они такие? Кого представляют?
— Скоро узнаешь.
— Не люблю ждать.
Работорговец криво ухмыльнулся разбитыми губами.
— Что ты сделаешь со мной — убьешь или нет, — неважно. Так или иначе, они все равно узнают.
Рингил и сам не мог бы объяснить, что именно — может быть, сочетание таких факторов, как наступившая после драки расслабленность и общая усталость, — подтолкнуло его спросить наугад:
— Насадят твою голову на деревяшку?
Терип Хейл вздрогнул так сильно, как будто в него угодила выпущенная из арбалета стрела. В левом глазу работорговца заметался страх.
— Ты…
— Да. — Получил шанс — пользуйся им. — Я все знаю. Поэтому меня и послали. Видишь ли, Терип, я уже убивал ящериц, а однажды, в Демларашане, мы с одним парнем завалили целого дракона. Так что если попадется двенда, я и с ним управлюсь. А теперь скажи: что такого особенного в Шерин Херлириг Мернас, что ты попытался убить меня, едва я стал спрашивать о ней?
— Ше… Кто?
— Ты слышал.
— Не знаю такого имени.
— Не знаешь? — Рингил достал драконий кинжал и поднес острие к здоровому глазу Хейла. — Ты помнишь, что она бесплодна, помнишь, откуда родом, но не помнишь ее имени? Чушь. Итак, где она?
Что-то сломалось в Хейле. Может быть, из-за упоминания о колдовстве, может, из-за убитого на его глазах Джаниша, а может, он уже просто не был так крут, как когда-то. Работорговец отпрянул.
— Нет… подожди… послушай… Я не могу…
Рингил погладил острием его бровь.
— Можешь, можешь.
— Да откуда мне знать? — Хейл, вероятно увидев для себя лазейку, поспешил воспользоваться ею. По крайней мере, градус отчаяния в его голосе заметно понизился. — Вот что… эта девка, которую ты ищешь, когда ее продали?
— Около месяца тому назад.
— Около месяца? — Работорговец рассмеялся — резко, пронзительно, дерзко, с почти прежней бравадой. — Месяца?!! Да ты рехнулся! Представляешь, сколько этих сучек проходит через мое заведение каждый месяц? Или мне заниматься больше нечем, как только запоминать их имена? Забудь. Ничего у тебя не получится.
Рингил толкнул Хейла ладонью в лоб и провел кинжалом по щеке, сверху вниз, распоров кожу до кости. Хлынула кровь. Хейл взвизгнул и задергался. Рингил отстранился, словно боясь обжечься. Где-то глубоко в груди застучало — тяжело, глухо. Чувство было такое, словно сорвавшийся с привязи жеребец взбрыкнул под ним и понес куда-то. Он опустил в карман руку, пошарил дрожащими пальцами, нашел сложенный лист с портретом Шерин, достал и развернул перед работорговцем. Вдохнул поглубже.
— Ты все скажешь. Так или иначе. Давай. Еще одна попытка. Вот девушка. Посмотри. Ты купил ее?
Хейл прижал ладонь к порезанной щеке.
— Ты знаешь, что она бесплодна. — Рингил сорвался на крик и ничего не мог с собой поделать. Мало того, он едва сдерживался, чтобы снова не пустить в ход кинжал, не порезать физиономию работорговца на ленты. — Ты знаешь, откуда она. И ты отдашь ее мне, или, клянусь Хойраном, я выпущу тебе кишки. Здесь и сейчас.
— Это не она.
Рингил схватил его за горло. Листок с портретом Шерин отлетел в сторону.
— Ты, кусок дерьма. Я…
— Нет, нет! — забормотал Хейл, пытаясь обеими руками разжать вцепившиеся в него мертвой хваткой пальцы Рингила. Голос сорвался от ужаса. — Нет… не она…
— Что значит, не она?
— Не она… я не думал… они все… ему нужны они все. Он забирает всех.
В голове у Рингила, за глазами, гулко лязгнуло, как будто грохнулась сорвавшаяся железная решетка. Гнев улетучился, сменившись ощущением чего-то холодного, темного, непонятного. Он разжал пальцы.
— Он? Ты имеешь в виду двенду?
Хейл кивнул и попытался отодвинуться от своего мучителя, вжавшись в стену. Рингил вернул его на место. Наклонился. Посмотрел в глаза.
— Выкладывай все, что знаешь. — Казалось, вместе с гневом ушли и все силы. Его собственный голос звучал устало, дрожа, как выпустившая стрелу тетива. В ушах, словно далекое море, шумела кровь. — Хочешь жить — выкладывай. Расскажи мне о двенде.
— Если расскажу, они меня убьют.
— А если не расскажешь, убью я. Прямо здесь. Выбирай, Терип. Этот двенда. Что он тут делает?
— Не знаю. — Работорговец нахмурился. — Он не со мной разговаривает — с кабалом. Мне всего не говорят. Сказано только, что каждую девку, в которой может быть Болотная кровь, должны проверять колдуны. Если бесплодна, ее забирают. Это вроде как десятина.
— Понятно. А тех, кто интересуется такими, ты отправляешь к своим парням.
Хейл опустил глаза. Молчание затягивалось. С лица работорговца на шелковый халат капала кровь.
Рядом опустился на корточки Эрил.
— Мы здесь закончили, — шепнул он. — Живых не осталось. Прикончить его?
Рингил покачал головой.
— Принеси-ка мне вон ту булаву. Нам нужен посланник. Пусть Финдрич и остальные знают, что тут произошло. — Он повернулся к Хейлу. — Ты меня слышал?
Работорговец дернулся, но головы не поднял. Рингил осторожно, словно имел дело с любовником, взял его за подбородок и заставил посмотреть на себя.
— А теперь слушай внимательно, — негромко сказал он. — Расскажешь все Финдричу или Снарл или кому ты там докладываешь в этом вашем дурацком кабале. Передашь, что Рингил Эскиат желает получить назад свою кузину Шерин. Быстро и нетронутой — это не обсуждается. Если я не получу, что мне нужно, наведаюсь в Эттеркаль еще раз. Поверь, это не в их интересах. И не в твоих.
Хейл тряхнул головой, словно прикосновение Рингила оставляло на нем печать позора. А может быть, осмелел, узнав, что смерть его минует.
— Хватит меня лапать! — прохрипел работорговец. — Пидор хренов.
Эрил молча протянул Рингилу булаву. Рингил взял ее и, легонько похлопывая по ладони, улыбнулся.
— Ты меня не понял, Хейл.
— Да ты спятил, Эскиат. — Хейл принужденно хохотнул. — Сам уже понимаешь. Приходишь, ведешь себя так, будто ничего не изменилось, будто и войны не было, будто сила что-то еще значит. Не допер? Теперь все не так. Теперь мы не какие-то бандиты. У нас легальное дело. И никому не позволено устанавливать здесь свои порядки. Ты нас не тронешь.
Рингил кивнул.
— Давай. Трепись. Болтай что хочешь, если тебе это помогает. Только передай остальным, что мне нужна моя кузина. Шерин Херлириг Мернас. Бумаги у вас наверняка есть, да и портрет я тебе оставлю. Не забудь. Потому что если мне придется вернуться с тем же вопросом, сегодняшнее покажется вам всем легкой зубной болью. Я убью и тебя, и всю твою семью. Я сожгу это заведение. А потом доберусь до Финдрича, Снарл и прочих, кто встанет на пути. Если придется, спалю весь вонючий квартал. Говоришь, после войны все поменялось? — Он протянул руку и потрепал Хейла по щеке. Помахал булавой. — Ну так вот новость — специально для тебя. Теперь все будет как раньше.