Гуак, великий воин, сын Бара, внук Гуак-Бара, правнук Кара, который сражался под знамёнами великого Чингисхана.
Но ему не хватало знания оружия, которым пользовался его предок во время своих первых набегов на белых.
Гуак владел старым кремнёвым ружьём, полученным от русского дворянина, чья голова была засунута в мешок, наполненный тараканами. У него ещё был «Энфильд», взятый у англичанина, который помогал одной из русских армий во время восстания. У него даже был автоматический пулемёт, взятый у русского, который пробирался к границе с Кореей.
Но его любимым оружием был короткий, острый, как бритва, меч, которым можно было отрезать ухо человека, прежде чем тот расслышит приближение противника.
Этим мечом Гуак, боец ростом пять футов и два дюйма, сидевший на взмыленной лошади, размахивал перед носом у двух белых, прежде чем продолжить атаку.
Потому что Гуак вышел на битву со старинным военным кличем: «Напоите кровью ваши доблестные мечи». В его душе было что-то от джентльмена, и поэтому он не мог отступить.
Они должны быть уже выпотрошены. Уши должны исчезнуть. Кто-то, несомненно, выколет глаза кинжалом, кто-то займётся половыми органами. От них не может остаться даже кости.
Это было именно так, как, по представлению Гуака, должен поступить джентльмен.
Но когда он приблизился к противнику ближе чем на полёт копья, он увидел, что белый мужчина ещё жив, женщина ещё жива, а вокруг них неподвижно лежат восемнадцать его братьев. И ещё девятнадцать или двадцать просят пощады, а их лошади разбегаются в разные стороны. Он осадил своего коня.
— Это дух! — воскликнул он.
Гуак не боялся смерти. Он верил, что мужчина, который убит в честном бою, потом снова воскреснет и снова будет сражаться. Только тот, кто сбежал с поля битвы, умрёт подобно животным.
Так что Гуак не боялся смерти, но он никогда раньше не встречался с духами, а тем более не видел людей, погибших от их руки. Он никогда не слышал о дьяволе, но верил в злого духа ветров. Наверное, именно он был перед ним вместе с этой бледной женщиной. Их души, должно быть, похожи на пыль или песок.
Но мужские духи никогда не появлялись в обличье женщины. Таковы были верования орды, не изменившиеся за столетия.
Тысячи лошадей окружили двух белых. Тёплый воздух из их ноздрей смешивался с холодным воздухом Сибири.
— О Великий дух, зачем ты пришёл сюда, чем мы можем умиротворить тебя? Что мы должны сделать, чтобы ты отпустил наши души с миром и отправился разыскивать другие?
— Уведите ваших лошадей назад, они воняют. Ваша орда воняет, как ферма скунсов, — сказал белый человек на старом диалекте, на котором говорили ещё во времена Чингисхана.
— Сколько языков ты знаешь? — удивилась Анна. Она видала уже, как Ремо умел убивать, а теперь была поражена очередным его достоинством.
— Я был очень настойчив, — ответил Ремо по-английски. — Ты читаешь свитки и постепенно учишься дюжине языков. Синанджу они нужны для работы.
— Я предполагаю, дорогой, что это монгольский, — сказала Анна.
— Нет, это диалект, на котором говорило племя Чингисхана.
— Сколько слов ты знаешь?
— Если ты знаешь, как сказать им, чтобы они убрали своих вонючих лошадей, ты на пятьдесят процентов сможешь говорить по-монгольски, — сказал Ремо и снова повторил: — Всадники, отправляйтесь назад. Назад. Исчезните. Не загрязняйте помётом тундру. Куча грязных собак. Назад.
Всадники спешились.
— Ты не умрёшь от нашей руки, — обратился Ремо к Гуаку. — Мы даже можем разделить с тобой трапезу. Если ты приготовишь яка, мы поужинаем с тобой, а потом уйдём. Я появился здесь, чтобы найти кое-кого.
— Кого ты хочешь видеть, Великий дух?
— Он называет себя мистером Арисоном, и я думаю, что он должен быть где-то здесь.
— Арисон?
— Мощная шея. Борода. Блестящие глаза. Взгляд, подобный копью.
— О, ты говоришь о нашем друге Какаке.
— Белый? — спросил Ремо.
— Что может быть безобразнее цвета мёртвого мяса? — спросил Гуак.
— Ты хочешь оставить себе эту лошадь или предпочитаешь слиться с тундрой? — поинтересовался Ремо.
— Я не хотел оскорбить тебя, Великий дух. Поедем с нами, и ты получишь всё, что пожелаешь. Наш лагерь недалеко.
— Отправляйтесь вперёд и уведите своих лошадей. Я не собираюсь нюхать воздух за твоими парнями.
— Как скажешь, Скираг, — сказал Гуак Ремо.
— Кто это — Скираг? — спросила Аеша.
— Один из их духов. Может быть, так они произносят синанджу.
— Кажется, я поняла. Религии, духи и боги нужны людям, когда они чего-то не понимают. Так что когда Чингисхан умер от руки синанджу, они решили, что его убил злой дух. И это, должно быть, великий дух, потому что сам Чингисхан велик. Это логично. Во всём мире есть логика, только мы не всегда это понимаем. Как ты думаешь?
— Мы окружены восемью сотнями воняющих лошадей, а ты ещё думаешь о логике и рациональном объяснении мифов? — спросил Ремо.
— А о чём я должна думать?
— О том, куда ты шагнёшь, — ответил Ремо.
Она оглянулась вокруг и заметила, что вокруг неё была жидкая грязь, доходящая почти до самых икр.
Но в окружающей тундре было что-то зловещее. Когда они добрались до лагеря, то услышали какой-то подозрительный хруст. Он раздавался с параллельной им тропинки. Когда они бросились туда, то увидели на земле отчётливые следы, как будто недавно здесь кто-то проехал. Танки?
Анна знала, что монгольская орда не использовала танки. Но с современным вооружением, похожим на это, лошадники, почти незаметные на необъятных холодных просторах Сибири, теоретически могли завоевать Европу, чего они не смогли сделать во времена Чингисхана.
Нужно остановить их, пока они не разрушили всё вокруг.
Анна подумала, что танки не могли управляться монголами. Тогда случилось что-то ещё худшее.
Вскоре они увидели лагерь. Анна знала, что если удастся победить, это будет величайшим счастьем. Среди монголов свободно расхаживали русские солдаты и офицеры. Тысячи солдат. Она видела, что они ходили в обнимку с монголами.
Различные запреты по отношению к белым не были универсальными. Русские солдаты как-то заслужили дружбу монголов, и, принимая во внимание мышление монголов — военное мышление, — она почти поняла, как это произошло.
— Ремо, спроси вождя, почему они подружились с русскими.
Она слышала, как Ремо что-то сказал группе всадников, и один из них галопом вернулся назад. Она слышала, как Ремо задал ему вопрос на своём странном диалекте, и увидела, как монгол стал живо жестикулировать.
Ремо переводил то, что говорил монгол.
— Сначала была великая битва. Белые показали, что они не боятся смерти. Они боятся только бесчестья. Они показали свою любовь к битве и любовь к войне.
Анна кивнула. Всё сходится.
Ремо продолжал:
— Они сражались не так, как это делали обычные белые. Они не прятались и не старались спасти свои несчастные жизни. Они с честью сражались. Это были первые белые, которые понимали войну.
— Он упомянул имя Арисона. Какак.
— Нет, — сказал Ремо. — Так они называют войну. Мистер Арисон, как можно логически предположить, означает войну.
— Это только предположение, — сказала Анна.
Так части русской армии слились с монгольской ордой. И она была абсолютно уверена, что они смогут объявить войну Америке. И они смогут одержать победу, даже не используя атомную бомбу.
Они могли пересечь Берингов пролив на кораблях, стоящих во Владивостоке. Это кажется не слишком лёгким делом, но надо принимать во внимание, что Америка всегда ждала нападения из Европы, поэтому там будут чрезвычайно удивлены, увидев врага у своих собственных границ. Какие силы Америка может противопоставить русским? Ничего, потому что нападение будет произведено на Аляске, и Америке придётся посылать подкрепления и военное снаряжение через Канаду, в то время как русские будут находиться в непосредственной близости от своих границ.
О чём она думает? Неужели она сошла с ума? Неужели в ней укоренилось коммунистическое воспитание настолько, что она могла вообразить, что эта орда может составить конкуренцию Америке?
Как они могут оккупировать страну с населением двести сорок миллионов человек, имеющую такие вооружённые силы, которые можно не только перебросить через Канаду, но которые могут транзитом пройти через всю Сибирь. Они даже могут оккупировать Канаду.
Но даже если всё это нереально, может случиться так, что война разгорится между западной и восточной частями России.
Нет, это надо остановить именно здесь. Это надо остановить именно сейчас. И она поняла, что только стоящий рядом с ней человек, восхитительный, прекрасный анахронизм, может сделать это.
Что касается мистера Арисона, она была уверена, что существует какое-то логическое объяснение, которое не пришло в голову Ремо и его более интеллектуальному начальнику Гарольду В. Смиту.
Ремо воспринимал мир через человеческое тело. Смит анализировал вещи с помощью новейших технологий, но ни один из них не мог найти удовлетворительного объяснения феномену мистера Арисона.
Она была способна понять причины, по которым Ремо и его приёмный отец Чиун были нечувствительны к воздействию Арисона. И она поняла, что единственной причиной, по которой Ремо потерпел поражение, было то, что он не использовал полностью знания синанджу.
И Анне пришло в голову, что именно здесь было слабое место мистера Арисона.
И всё же Анна не была готова к тому, что она увидела. Ехавший на маленьком пони человек обладал такой силой, какой она ранее никогда не видела. От его присутствия у неё перехватило дыхание. Его борода казалась совершенно лишней при таком сильном рте и мускулистой шее. Его глаза пылали. На нём была простая русская солдатская каска, и он выглядел в ней более великолепно, чем любой солдат любой армии, которых она видела. Она сейчас поняла, что могли чувствовать мужчины в его присутствии во время сражения. Но она даже не могла сказать ему об этом.
— Рад тебя видеть, Ремо. Ты не должен был преследовать меня, но тем не менее пришёл сюда с пустыми руками, нарушив соглашение, заключённое с твоим отцом.
— Я вижу, что ты не обращаешь внимания на лошадиные запахи, — вызывающе сказал Ремо.
Весь лагерь собрался посмотреть, как двое мужчин, стоящих лицом к лицу, говорят друг другу колкости.
— Разве ты не знаешь, как пахнет поле битвы два дня спустя? Разлагающиеся трупы пахнут гораздо хуже.
— Так почему ты стремишься начать войну? — воскликнул Ремо. Он чувствовал себя уверенно, потому что рядом с ним стояла Анна.
— Кто сказал, что мне не нравятся эти запахи? Я люблю их. Я сказал, что это ты их не выносишь. Я купаюсь в них и внушаю людям, что они не должны обращать на них внимание и им нужно поскорее забыть о пережитом ужасе, а помнить только о том, что они совершили нечто действительно стоящее.
Командир танка, слушая, как мистер Арисон кричит на этого одинокого человека, подумал, что он должен защитить своего предводителя, который развил в нём воинский талант и который, казалось, не нуждался в тяжёлых зимних одеждах. Он повернул свою массивную бронированную машину к этому человеку и поехал вперёд. Он слышал, как мистер Арисон говорил, что неважно, делает человек добро или зло, а важно, чтобы у него был высокий воинский дух в сражении.
Танкист подвёл своего бегемота к двум спорящим фигурам, но мужчины, увлечённые взаимными оскорблениями, совершенно не замечали его.
Это взбесило командира танка, он выхватил свой нож из-за пояса и выскочил наружу. Наконец его заметил Арисон.
— Посмотри! — вскричал Арисон. — Это наёмник. Это не солдат. Это наёмник синанджу. Этим нельзя гордиться. Он убивает ночью. Он получает плату за свои услуги. В этом человеке нет отваги. Он даже боится сражения. У этого наёмника не хватает на это смелости.
— Это правда, Ремо? То, о чём он говорит? — спросила Анна.
— Я действительно боюсь. Я только делаю вид. Он прав.
— Послушай, ты должен переубедить мистера Арисона.
— Я не собираюсь его переубеждать. Мне хочется прибить его.
— Почему ты не хочешь постараться переубедить его?
— Я не могу говорить с человеком, который любит запах гниющих трупов.
— Но если ты не хочешь, то, может быть, я?
— Я убью его, и мне не придётся переубеждать его, — сказал Ремо, думая о том, что, хотя его тело было изрядно побито, он мог бы попытаться расшвырять парочку солдат вокруг Арисона и добраться до его головы, чтобы посмотреть, что получится.
— Весьма блестяще, Ремо.
— Я считаю, что, когда он умрёт, он не причинит больше никому никаких проблем.
— Ты можешь не добиться успеха. Позволь мне поговорить с ним.
— Нельзя этого делать, — сказал Ремо.
— Ты не хочешь сражаться, а собираешься сидеть в засаде?
— А ты не слишком саркастична?
— Возможно, но я хочу понять его реакции на тебя. Они очень интересны.
Подойдя к Арисону, Анна внутренне улыбнулась, увидев, что он принял некоторые меры предосторожности. Несколько солдат собрались сразиться с Ремо. Арисон сказал, что это дело, достойное мужчины, и что любой солдат может сразиться с синанджу. Синанджу внесёт это в историю.
— Вы здесь? — спросила Анна.
— Если вы хотите раздеться и танцевать в мою честь, отлично. Но задавать мне вопросы?
— Почему бы и нет? — спросила Анна.
— Ты только что сделала это снова.
— Вы заключили договор с приёмным отцом Ремо. Возможно, я смогу помочь вам заключить договор с Ремо.
— Как можно заключать договор с тем, кто относится к синанджу и кто не уважает потом заключённые соглашения?
Ремо нанёс удар русскому десантнику слева, и наблюдателям со стороны казалось, что его рука является органичным продолжением его тела. Солдат потерял равновесие. Его ноги поехали в одну сторону, а голова качнулась в другую. Анна отвернулась от этой бойни.
— Не бойся сражаться с синанджу! — воскликнул Арисон. — Разделайся с этим наёмником!
— У Ремо есть некоторая сила, которая может воздействовать на вас, — сказала Анна.
— Не на меня. На то, что я хочу делать. Он стоит на моём пуги. Эти парни из синанджу мешают мне уже столетия.
— И вы существуете уже столетия, — констатировала Анна.
Стройные ноги Арисона, казалось, ласкали упитанный живот маленькой лошади. Она удивилась, увидев, что лошадь получает от этого удовольствие. Она удивилась, что сама получает удовольствие от этого. Что есть такого в этом мужчине, что он смог возбудить в ней сексуальное желание? Когда она была с Ремо, она, безусловно, получала удовольствие, и знала, что от него можно ждать. А всё, что она знала о мистере Арисоне, это то, что он может превращаться из обыкновенного солдата в доблестного воина.
Монголы избегали драки с Ремо. Только русские рисковали вступать с ним в единоборство. Анна не могла смотреть на этот своеобразный способ убийства. Для русских солдат это была возможность завоевать славу. Но она знала, что Ремо подобное даже не приходит в голову. Он просто сконцентрирован на ударах, и всё это для него только способ сохранить хорошую форму.
— Что вы хотите, мистер Арисон?
— А что хочет Ремо? — спросил Арисон.
— Сокровища синанджу, — ответила Анна.
Эти слова вырвались почти немедленно, но Анна знала, что она была права. Всё остальное было несущественным.
— А, это. Вознаграждение жадных убийц.
— Вы заключили соглашение с Чиуном. Может быть, я смогу стать посредником в соглашении с Ремо. Я знаю, что ему нужны сокровища.
Анна услышала рядом с собой какой-то грохот.
Она повернулась к Ремо.
— Ты не можешь прекратить это, Ремо? — воскликнула она.
— Не я начинал это. Они сами пришли ко мне, — сказал Ремо, обернувшись назад.
— Хорошо, просто останови это, — сказала она и отвернулась, так что не смогла увидеть, как к ним приближаются три дородных танкиста, прихватив большие стальные гаечные ключи и стараясь ударить ими стройного незнакомца.
— Я не начинал этого, — повторил Ремо. — Они сами пришли ко мне.
Теперь он стоял к ней боком, смотря на Арисона.
— Тебе нужны сокровища синанджу? — спросил Арисон.
— Да.
— А что ты дашь мне за это? Может быть, ты так же, как и Чиун, заключишь соглашение?
— Нет, — сказал Ремо. — Но я собираюсь освободить русского Генсека и разделаюсь с этой ордой навсегда. Мы уже сделали это для Европы, когда избавились от твоего Чингисхана. Нужно делать свою работу хорошо.
— Оставь мою орду в покое. Я чувствую себя здесь как дома, более чем в любой другой армии.
— Я не хочу, чтобы моя страна воевала с Россией.
— Хорошо, хорошо. Здесь не будет войны. Это сделает тебя счастливым?
— Да.
— О'кей, если такова твоя ужасная цена. Ты можешь получить её прямо сейчас. Но я предупреждаю тебя, что ты не сможешь остановить меня навечно, особенно сейчас, когда я знаю, что тебе нужны сокровища синанджу.
— Ты знаешь, где они? — спросил Ремо.
— Конечно же, я знаю.
— Почему? — спросил Ремо.
— Ах, — вздохнул Арисон, и этот звук был похож на все ветры, которые когда-либо пролетели над всеми пустынями и над всеми полями всех бывших на земле сражений. Он тихо тронул маленького монгольского пони. Пони заржал и бросился прочь, как только он дёрнул повод, а за ним двинулись монгольские всадники, покидая этот запретный отныне лагерь в забытой земле Сибири.
Вокруг них наступила тишина. Что-то важное случилось здесь не так давно, но ни Ремо, ни Анна не знали, что именно. Куда-то исчезли русские солдаты. Не было больше излишней радости или братания с монголами. Оставшиеся группы были похожи на людей, находящихся в холодном, негостеприимном месте, откуда они пытаются убежать.
— Анна, Анна, — донёсся внезапно голос из палатки. К Ремо и Анне приближался статный лысый человек в солдатской форме.
Ремо узнал лицо, которое не раз видел в газетах. Это был русский Генсек.
— Анна, что ты здесь делаешь?
— А что вы делаете здесь? — спросила она.
— Мы вписали новую страницу в историю России. Прочти это, — сказал он. Он протянул ей лист бумаги с атрибутами Коммунистической партии.
Анна уже догадалась, что это.
Это была декларация об объявлении войны Америке, подписанная Генсеком. Арисон заполучил согласие главы Коммунистической партии так же легко, как и согласие его солдат. Но перед ними стоял человек, который должен был понимать, какие последствия повлечёт за собой его поступок. Ведь он потерял всю семью во время Великой Отечественной войны, которую Россия вела против фашистской Германии.
Анна разорвала декларацию.
— Что ты делаешь?
— Всё кончено.
— Не может быть. Я собираюсь завоевать Америку, — сказал Генсек.
— Простите меня, — вмешался Ремо. Он встал между Анной и Генсеком и протянул ему руку. Глаза Генсека моментально наполнились слезами, а на лице появилась глуповатая улыбка.
— Постоянная дружба между великим свободолюбивым американским народом и его союзником, великим русским народом, всегда приносила добрые плоды, — сказал он.
Русские солдаты, очнувшись от наваждения, снова начали бояться монголов, а монголы, заметив это, начали с угрожающим видом приближаться к ним. Но Ремо крикнул, что солдаты находятся под его особым покровительством, и таким образом он, Анна и Генсек с его поверженными войсками через день достигли специального испытательного лагеря, предназначенного для защиты от пресловутой орды Чингисхана.
Гарольд В. Смит получил сообщение от своей русской знакомой Анны Чутесовой, что опасности неизбежной войны больше не существует. Но по новым данным это могло повториться вновь. Это приводило его в состояние стресса.
— Да, но мы немного больше о нём узнали, мистер Смит. Мы узнали, что у Ремо было нечто, в чём он нуждался.
— И что это?
— Синанджу стояли на его пути в течение столетий.
— Но он, где бы он ни был и что бы он ни делал, всё ещё существует.
— Ах, мистер Смит, вам недостаёт важного звена. Это синанджу.
Они занимались любовью в апартаментах Анны, на пушистом ковре, в полной темноте, освещаемые только огнями Москвы, отражающимися в окнах. Их тела были слиты воедино, пока Анна с исступлённым радостным криком не достигла вершины блаженства.
— Ты прекрасен, Ремо!
— Прекрасно. Моё сознание находится где-то в другом месте, — сказал Ремо.
— Ты не говорил мне этого.
— Я не собирался оскорбить тебя, но любовное ухаживание является частью моего мастерства. Когда оно лучше, когда просто прекрасное, но я никогда не забочусь об этом.
— Так это для тебя работа, Ремо? — спросила Анна.
— С тобой это никогда не было работой, Анна.
— Я надеюсь на это, — сказала она. — Но никогда не смогу узнать этого наверняка.
— Ты знаешь, — сказал он, нежно целуя. Но она была права. Когда вы принадлежите синанджу, когда вы Мастер синанджу, вы не можете быть им только время от времени. Синанджу живёт внутри вас.
Когда он видел Арисона, он ни минуты не сомневался, что должен делать. И если он возмущался, то только так, как возмущался бы дурным запахом. У него не было выбора. Его анахронизм по отношению к этой силе был таким же централизованным, как и его дыхание. И Ремо не знал почему.
Внезапно на маленьком столике рядом с ними зазвонил телефон. Ремо снял трубку без особого волнения.
Это был Чиун, который сказал, что мистер Арисон вернёт сокровища синанджу Ремо, если Ремо согласится встретиться с ним в особом месте, месте, которое дорого его сердцу.
— Хорошо. Я сделаю это в своё время.
— Что может быть важнее сокровищ синанджу?
— Маленький Отец, я верну сокровища, но немного позже.
— Я знаю, чем ты занимаешься: ты тешишь свою плоть и за это будешь наказан. Я сожалею, что потратил на тебя лучшие годы моей жизни.
— Я говорю только о нескольких минутах, — сказал Ремо.
— Ты говоришь о неконтролируемой грязной похоти. Ради удовлетворения этой нахальной русской девки ты совершенно забыл о своей прекрасной жене Пу.
— Я верну сокровища, Маленький Отец, — сказал Ремо и повесил трубку.
Местом, которое выбрал Арисон, был протянувшийся на многие мили комплекс подземных бетонных бункеров, перед которыми стояли разрушенные бетонные противотанковые укрепления. Они тянулись вдоль границы Франции и Германии.
Это была, возможно, величайшая неудача всех времён — линия Мажино, демонтирование которой так дорого стоило Франции. Франция строила на этих оборонительных сооружениях всю свою внешнюю политику. Когда Германия атаковала Польшу, Франция, её союзник, трусливо выжидала, надеясь на крепость линии Мажино.
Но Германия обошла её.
Ни один человек во Франции не подумал об этом.
Франция пала.
Началась вторая мировая война, и линия Мажино перестала существовать.
Внутри похожего на гроб помещения ждал мистер Арисон. Его глаза светились в темноте. Он держал в руках большую вазу, расписанную розовыми фламинго. Каждый фламинго держал золотую удочку с алмазом на конце.
Ремо рассматривал вазу, сидя среди тридцати или больше абсолютно похожих ваз. Он никогда не видел где-либо ещё такого количества подобных ваз, потому что младшая династия, которой они принадлежали, совершенно исчезла, поглощённая страной, которая теперь называлась Китаем.
Последний раз он видел эти вазы в сокровищнице Дома синанджу. Арисон протянул вазу Ремо.
— Ты можешь взять и остальное. Только выполни обязательство, данное Чиуном.
Ремо видел его очертания в темноте, как будто от него шло слабое сияние. Однако Анна с трудом ориентировалась в темноте. Ремо взял одной рукой прекрасную вазу, а другой поддержал Анну.
Арисон ждал, посмеиваясь и насвистывая. В подземном бункере что-то содрогнулось. Это было похоже на движение транспорта наверху. Многочисленного транспорта. Один за другим грузовики грохотали над их головами.
— Твой выбор, Ремо. Только скажи, и я расскажу тебе, где вот уже несколько лет лежат сокровища. Верни их обратно Чиуну, и вы оба порадуетесь, что заполучили обратно тысячелетнее беспокойство, свидетельства убийств императоров и устранения конкурентов. Они ваши. Пощупайте их.
Ремо ощущал стекло в своей руке. Чиун ценил этот период больше, чем любой другой. Откуда Арисон знает это?
Звуки наверху стали ещё сильнее.
Арисон не проявил никакого беспокойства.
— Что ты собираешься здесь делать?
— Если ты заберёшь сокровища, тебя не должно это волновать.
— Ты, считаешь, что я должен убраться из Европы?
— Особенно сейчас.
— Что ты собираешься здесь делать?
— Старинное занятие, — вздохнул Арисон. — Одно из моих любимых.
— Война?
— Ну, уж не танцы, — ответил мистер Арисон. — Подумай об этом. Ты сможешь вернуться в Синанджу как Мастер, которой вернул сокровища. Подумай о Чиуне. Подумай о его благодарности. Подумай о том, что ты сможешь одержать победу.
Ремо в первую очередь вспомнил о своей жене Пу. Он также знал, что возвращение сокровищ положит конец жалобам Чиуна. Чиун был счастлив только тогда, когда имел возможность жаловаться. Слова «всё в порядке» почти никогда не слетали с его губ.
— Не беспокойся. Группа доблестных французских офицеров решила восстановить честь Франции, запятнанную этими трусливыми дикарями. Ты не знаешь, как это было тяжело для меня. Мы ждали этого почти пятьдесят лет, со времени франко-германской войны. Поколение, выросшее без франко-германской войны, подобно ночи без звёзд.
— Ремо! — воскликнула Анна. — Ты не можешь снова допустить подобное бедствие. Ты не можешь позволить, чтобы миллионы людей погибли из-за твоих сокровищ. Ремо?
— Подожди, — сказал Ремо, чей брак с Пу был всё ещё действителен в Синанджу. — Я подумаю.