Старомодная война

ГЛАВА 6

— Нет. Лучше остановить это, — сказал Ремо через мгновение.

Он подумал о Иерусалиме, над которым повисло ядерное облако. Это было священное место для представителей трёх величайших религий и дом одной из них. И, наконец, там была Пу, которая находилась под его покровительством: всей деревне было известно, что она ничего не боится, потому что будет жить с Мастером.

Чиун никогда не простит его, если с ней что-то случится.

Но почему он должен спасать этот священный, хотя и дружественный Америке город, только потому что это может вызвать одобрение Чиуна? Что такого он потеряет, если лишится бесконечных нравоучений? Почему он должен обращать внимание на наставления монахинь из сиротского приюта больше, чем на наставления синанджу и помнить о том, что Иерусалим был родиной христианства?

Разве всё это не прошлое?

Далёкое прошлое, подумал Ремо.

— Скажи, что посылаешь им в помощь своего эмиссара.

— Вы действительно будете им помогать?

— Очевидно, они не нуждаются в помощи.

— Что может сделать один человек?

— Я ведь здесь, не правда ли? — сказал Ремо, кивнув на окружающую их роскошную обстановку командного центра.

— Мы можем достигнуть какого-то компромисса? — спросил генерал.

— Нет.

— Хотел бы я знать, как вам удалось провести всех этих офицеров охраны там, наверху?

Ремо улыбнулся. Он знал, что это была счастливая случайность.

— Ты хочешь умереть? — спросил Ремо, изображая удивление.

— Я столкнулся с проблемой, которую не могу решить. Я так долго вёл сражение против империализма, сионизма, угнетения и капитализма, что перестал быть атеистом. Я чувствую, что ислам стал частью моей жизни, — сказал генерал, наливая себе полный бокал виски с содовой, которое для мусульманина было таким же отталкивающим и нечистым, как свинина или евреи. — Но лидер имеет право быть лидером только тогда, когда ему сопутствует удача в его борьбе. Вы понимаете?

— Ей-богу, нет.

— Если им позволить, они уничтожат саму сущность сионизма на священной земле Палестины.

— Ты будешь рад этому?

— Конечно. Это великая и прекрасная победа. К несчастью, при этом не будет меня. Это будет их проблема. А когда они захватят Иерусалим, кто знает, что будет следующим? Дамаск? Эль-Рияд? Каир? Где они остановятся?

— Что ты предлагаешь?

— Я чувствую, что, прикрываясь волей народных масс и призывая к борьбе с сионизмом за независимость арабов, они готовы разрушить Иерусалим, а потом и всю Палестину, поэтому вы получите любое вознаграждение, если сможете сделать так, чтобы эти героические борцы за независимость арабского народа никогда не покинули борта авианосца.

— Убить их?

— Любая награда, и, кроме того, я гарантирую вам поддержку всех арабских правительств. Вы знаете, что мы не бедняки.

— Есть одна вещь, которую я хотел бы получить, генерал, — сказал Ремо, и в его памяти всплыли монотонные чтения историй синанджу. Он перечислил все сокровища, которые только мог припомнить, всё, что было украдено, пока он работал в «Кью».

— Это астрономическое вознаграждение, — реалистично сказал генерал.

— Нет.

Генерал надеялся жить вечно и хотел с помощью американца и своих собственных солдат бороться со смертью. Он не должен был даже слушать этот невозможный перечень.

Американец, вероятно, не дурак. Он не уйдёт без сокровищ.

Генерал собирался отправить его на авианосец, который теперь назывался «Джехад», или «Священная война», на самолёте, и поэтому он снова вызвал корабль и позвал к телефону Хамида Кхайди.

— Возлюбленный полковник, — сказал он. — Я назначаю вас новым командующим всей моей армии. — Генерал собирался разыграть собственную карту.

— Нет, — раздался голос полковника.

— Почему?

— Я не продаюсь. Я солдат и не покупаюсь за повышение по службе. Я сражаюсь только в честном бою. Если я стану генералом, то только завоевав это звание в честном бою на полях сражений.

— Конечно, я говорю о том, что вы честно заработаете звание полевого маршала.

— Вы, очевидно, хотите мне что-то предложить, но я не буду ничего для вас делать. Я лицом к лицу встречаю своих врагов и борюсь с ними своей ловкостью и оружием. Больше никаких интриг. Больше никаких убийств детей. Больше никаких взрывов машин у супермаркетов ради победы арабского оружия. Я хочу жить и умереть, как мужчина, как солдат, как арабский солдат. Вы знаете, что это значит, генерал?

— Я всё понял, брат мой. Твоя смелость и честь устыдили меня. Я немедленно исправлю свою ошибку.

После этого генерал позвонил другому полковнику и прошептал в трубку:

— Полковник Кхайди — маньяк. Он говорил мне, что собирается всех вас убить. Я уполномочиваю вас схватить его немедленно, и после этого я присвою вам звание генерала. Выполняйте моё приказание без возражений.

— Я не нанесу своему брату удар в спину, — сказал другой полковник. — Я получу повышение, если только заслужу его, убивая врагов, а не арабов.

— Правильно, правильно, — сказал генерал и спросил, у кого ещё есть телефон. Он обзвонил двенадцать высших офицеров своей армии, последовательно предлагая им звание генерала, и все двенадцать отказывали ему, напоминая о чести, как будто они не знали другого слова, а ведь раньше они только смеялись при одном его упоминании. Теперь они были готовы отдать жизнь за это.

Наконец он вспомнил полковника, который был причиной начала всех этих событий. И полковник, теперь генерал Арисон, узнал, что к нему направляется худощавый широкоскулый американец с тёмными глазами, чтобы совершить покушение.

— Он собирается убить вас, и я думаю, что я могу помочь вашей великой победе, и предупреждаю о его появлении. Я хочу доказать, что стремлюсь помочь вам, и. разработал план обороны. И чтобы доказать свою лояльность, я сделаю так, чтобы он даже не достиг вашей палубы.

— А что в обмен?

— Вы должны отменить атаку на Иерусалим и встретиться с другими арабскими лидерами. Я сделаю вас командующим всех наших победоносных сил. Вы можете стать правителем всего арабского мира.

На другом конце провода раздался смех.

— Но вы ничего не поняли. У меня есть всё, что мне нужно. Мне не нужен весь мир. Мне нужна только моя война, моя хорошая старомодная война.

— Конечно, борьба. Это очень благородно. Но война должна иметь цель, генерал Арисон.

— Цель в борьбе, дорогой брат, — улыбнулся генерал Арисон и повесил трубку.

Ремо всегда знал, что воздушные силы Идры всегда были самыми дорогими и современными и генерал всегда вкладывал в них много денег.

Они были на высоте двух тысяч метров, когда пилот, сидевший впереди, спросил, что они будут делать дальше. Он спросил по-русски. Ремо немного знал только старорусский, потому что синанджу много лет служили русским царям.

— Я думаю, что вы сделаете всё правильно, — ответил он с улыбкой.

— Что вы хотите сейчас делать? — переспросил пилот.

Он был герой, увешанный медалями за сбитые вражеские самолёты — пятьдесят израильских, двадцать американских и десять британских. В настоящее время он находился под прикрытием дипломатической неприкосновенности.

— Нет, всё в порядке. Я уверен, что вы всё сделаете отлично, — сказал Ремо.

Голубое небо было обложено тяжёлыми тучами. Пилот виртуозно владел своей машиной в этой тяжёлой ситуации. Удар, бросок в сторону — самолёт прошёл мимо облаков.

— Как вам понравился мой манёвр? — спросил пилот.

— Это было отлично, — ответил Ремо.

— Не думаете ли вы, что я должен прибавить газ?

— Я не знаю.

— Я чувствую сильное сопротивление. Поэтому я и спросил.

— Я не знаю, — снова ответил Ремо.

— Вы не чувствуете недостатка скорости?

— Что?

— Разве вы не мой советник?

— Нет. Я пассажир.

— А кто будет сажать самолёт?

— Вы не можете посадить?

— Я могу. Я знаю, что я могу. Я делал это на тренажёре, но я никогда не сажал самолёт без моего русского инструктора.

— Если вы делали это раньше, то сделаете и сейчас.

— Но не на авианосец.

— Вы сможете.

— Для этого нужна специальная тренировка.

— Я покажу вам, как это делается, — сказал Ремо.

— Как вы можете показать мне это, если сами не знаете, как?

— Я не говорил, что я не знаю, как, я только сказал, что не знаю, как летит самолёт.

— Это же не имеет абсолютно никакого смысла! — воскликнул пилот.

— Не беспокойся, — сказал Ремо. — Я всё сделаю. Ты только наведи самолёт на авианосец.

Но прежде чем достичь авианосца, они встретили на своём пути весь Шестой флот, который послал им навстречу свои самолёты. Американские лётчики попытались преградить им путь.

— Не думай о них. Не позволяй им сбить тебя с толку.

— Как я могу не думать о них?

— Я научу тебя, как обмануть их. Я также научу тебя, как посадить самолёт.

— Но ты сказал, что никогда не летал.

— Никогда, — подтвердил Ремо.

— Ты безумец.

— Я живой и собираюсь остаться в живых. А теперь главное, что ты должен делать, — это следить за небом.

— Мы встретили американские самолёты, которые пилотируются самыми лучшими в мире пилотами, за исключением, пожалуй, израильских. Мы встретились с высококвалифицированным врагом.

— Ты не делаешь того, что я сказал. Ты должен смотреть за небом. Наблюдай за небом. Чувствуй облака, чувствуй влажность, будет влажно — будет облачно.

— Да, я смогу сделать это.

— Дыхание. Думай о своём дыхании. Думай о дыхании и дыши.

— Я дышу. Хорошо. О, это хорошо!

— Конечно. А сейчас — не думай о самолётах.

— Я уже сделал это.

— Конечно, — сказал Ремо.

— Я не понимаю.

— Я предложу тебе не думать о жёлтых слонах. Но ты обязательно будешь думать о жёлтых слонах. Но когда я говорю тебе, чтобы ты думал о своём дыхании, ты автоматически перестаёшь думать о других самолётах.

— Да, это так.

— Твоё дыхание — это жизнь, — сказал Ремо. — Занимайся своим дыханием.

Ремо увидел, что плечи мужчины немного обмякли,

мускулы расслабились и сейчас он снова мог соображать. Ремо приказал ему выйти из облаков, а когда они увидели под ногами палубу авианосца, он внимательно следил за тем, чтобы избегать разговоров о приземлении и сделать палубу своим другом, а не источником террора.

Одним из наиболее сложных манёвров в авиации является посадка на качающуюся палубу авианосца, но пилот уже был внизу, прежде чем узнал это. Именно так — прежде чем он узнал об этом.

Их самолёт немедленно окружили солдаты Идры, которые были вооружены наподобие охраны дворца. Они рассправились бы с любым, кто дал бы для этого повод.

То же самое Ремо заметил и у ойупа. Это было делом рук Арисона. Он был уверен в этом.

А этот прекрасный авианосец мог выдержать любой шторм. Он был прекраснейшим творением человеческих рук — от стальных переборок до трапов. Странное тело Арисона не сможет здесь рассыпаться в пыль.

— Арисон. Арисон. Я хочу видеть Арисона, — сказал Ремо.

— А, генерала, — откликнулся один из солдат.

— Где он?

— Где бы он ни находился, он будет здесь. Мы никогда не знаем, где он, — сказал солдат.

Поскольку Ремо приземлился на самолёте Идры, его приняли за одного из русских советников. Ни один из них не поверил пилоту, что тот приземлился самостоятельно, без помощи инструктора. Они рассказали, что нашли новый путь борьбы, используя свою отвагу и не пользуясь машинами.

Ремо поискал ангар под палубой и нашёл американского капитана пленником в своей собственной каюте. Он обнаружил, что моряки были разоружены, но с ними хорошо обращались. Он обнаружил американских лётчиков и механиков под охраной, но нигде не нашёл мистера Арисона.

Наконец он развернул к себе солдата, служившего ему проводником, и сказал:

— У меня для вас плохая новость. Я — американец.

— Тогда умри, враг, — сказал солдат и навёл на него свой короткоствольный автомат, хорошо прицелился Ремо в живот и выстрелил.

Но он сделал это недостаточно быстро. Ремо опередил его и свалил ударом в голову.

— Мы сможем отбить этот корабль, — сказал он морякам, сидящим под стражей.

— Эти парни очень жестокие, — ответил один моряк.

— Такие же, как и вы, — сказал Ремо.

— Чёрт возьми, это правда.

Ремо освободил моряков и некоторых пилотов, встретившихся по пути. Сражение началось у главного ангара и перекинулось на контрольную башню. Ружейные пули рикошетили от стальных стен, сметая всё на своём пути. Обе стороны сражались с полудня до полуночи, когда последний идранец, выпустив последний патрон, бросился на моряка с гранатой. Граната выиграла.

В этот момент из динамика раздался голос:

— Мне нравится это. Вы прекрасные парни, я люблю вас. Вот они, доблестные бойцы.

Это был Арисон. По палубе невозможно было ходить, таким густым потоком лилась кровь. Большинство оставшихся в живых еле держались на ногах. Ремо спустился по окровавленной лестнице. Это была настоящая резня. Это было именно то, что имел в виду Чиун, когда говорил, что война — это бойня. Никто из сражающихся мужчин не мог больше контролировать себя, и никто из них уже не помнил, что они — солдаты. Это было больше похоже на лавку мясника.

Арисон улыбался. Ремо нашёл его в капитанской рубке.

— Вот это война, — сказал Арисон с усмешкой — широкой, как на параде.

— И это конец, — сказал Ремо.

Он не собирался сажать Арисона в тюрьму, ведь он не следователь. Ремо подвёл его к стальной стенке позади них и нанёс два прицельных удара в солнечное сплетение, но после второго удара Ремо показалось, что они снова находятся в индейском лагере.

Оба удара попали в цель.

Оба удара встретили железо. Но это не была сталь капитанской рубки. Ремо попытался нанести ещё один удар в голову и почувствовал, что его рука прошла насквозь через шлем с красным плюмажем на верхушке, так же как и раньше — через полированный стальной нагрудник.

Арисон снова исчез.

В Иерусалиме археологи, которым Ремо отнёс шлем для идентификации, датировали его первым веком до Рождества Христова. Такие шлемы были характерны для района Средиземноморья. Археологи чрезвычайно удивились, увидев современный шлем этого типа.

— Это новая марка. Здесь фабричное клеймо.

— Я вижу это.

— Сначала казалось, что это подделка. Но они пользовались методом изготовления, который был утерян в последующие столетия. Как они добились этого?

— Я не знаю, — сказал Ремо.

— Где вы взяли его?

— Его дал мне один друг.

— А как в нём появились эти отверстия? — спросил археолог, рассматривая полированную поверхность стали.

— Они были сделаны моей рукой, — ответил Ремо.

Вернувшись в отель «Давид», Ремо выяснил, что прекрасная Пу пополнила свой словарный запас.

— Привет, красавчик, — сказала Пу.

Она недавно встретила весьма любезную даму из Нью-Йорка, которой пожаловалась, что у неё нет западных платьев. Дама была настолько любезна, что обошла с ней несколько магазинов в Иерусалиме. А это маленький счёт для Ремо. Восемнадцать тысяч долларов.

— Как ты умудрилась потратить восемнадцать тысяч долларов в стране, которая выпускает только автоматическое оружие?

— У меня и так ничего нет, — надулась Пу. — У меня не было даже мужа в священную брачную ночь.

— Трать, — ответил Ремо.

— Деньги не заменят любви, — сказала Пу.

Внизу Ремо ждало сообщение. Оно было из Ирландии.

Сообщение гласило: «Я жду тебя, мальчик».

Ремо отправился в американское посольство, где воспользовался специальной линией, чтобы связаться с Западно-Корейским заливом. С помощью Смита, конечно.

— Маленький Отец, — сказал Ремо. — Ты оставлял для меня сообщение в отеле «Давид»?

— Король Давид был ужасным правителем. Евреи хорошо сделали, что избавились от него. Вместо того чтобы воспользоваться услугами наёмников, он прекратил войну. А ради чего? Чтобы в конце концов попасть в Библию. Вот что происходит, когда вы развязываете войну, вместо того, чтобы использовать наёмников.

— Я спрашиваю, не оставлял ли ты для меня сообщения?

— Каждое мгновенье, когда ты не ищешь пропавшие сокровища, означает потерянное тобой время. Почему я должен терять время вместе с тобой?

— Это всё, что я хотел знать. Спасибо, — сказал Ремо.

— Ну всё ещё не зачала?

— Не беспокойся, она сделает это с хасидом.

— Ты не выполняешь своих обязательств.

— Я не говорил, когда я приведу свой брак к логическому завершению. Я только сказал, что сделаю это.

В Белфасте, который патрулировался британскими бронированными автомобилями, католики и протестанты убивали друг друга. Убийства на религиозной почве продолжались уже несколько столетий.

Мужчина в свободном сером пиджаке на потрёпанном грузовике подъехал к дверям пивной, вошёл внутрь, оглядел посетителей и сказал:

— Здесь Хазел Тарстон, любимая всеми премьер— министр Англии. Ваше здоровье, парни.

Через бар полетели стаканы. Некоторые мужчины изрыгали проклятия. Другие схватились за револьверы. Но незнакомец всё ещё улыбался.

Он влил в себя портер.

— Парни, — сказал он. — Похоже, вы ненавидите нашего возлюбленного премьер-министра, которого вот уже многие годы одинаково не любят и католики, и протестанты? Правильно я понял?

Это был пробный выстрел, но он прошёл мимо цели.

Незнакомец поднял руку.

— Стреляйте, если вы так ненавидите. Почему вы не стреляете?

— Ты сошёл с ума.

— Что вы собираетесь делать? Наобум стрелять в полицейских в солдатской униформе?

— Мы делаем то, что считаем нужным, обезьяна, — выкрикнул один из мужчин в баре.

— Нет, вы ничего не делаете, — сказал незнакомец. — Ты должен принести извинения, парень. Вы ничего не делаете. Ни чуточки. Ни на волосок. Вы не можете нанести британской кошке никакого вреда.

— Не хочешь выйти отсюда и повторить свои слова? — спросили у незнакомца.

— Зачем? Я могу повторить это и здесь.

— Тогда, возможно, обезьяна, ты закончишь свои дни с большой дырой в голове.

— Почему же нет, парень? Конечно, вы можете нанести вред её превосходительству премьер-министру Хазел Тарстон. Вы можете прибавить ещё один номер к списку смертей в Северной Ирландии. Это не приведёт вас никуда, кроме тюрьмы, и вызовет окончательный упадок великой ирландской тактики. Вы сами толкаете себя к смерти.

— Кто ты, незнакомец?

— Я тот, кто помнит о великих ирландских войнах, когда вы бились топорами и мечами и заслужили свою славу самых отважных бойцов. Я говорю о битве при Бойне, где англичане и ирландцы сражались как настоящие мужчины. А что вы делаете сегодня? Вы врываетесь в гостиную к соседу, когда он обедает, и расстреливаете его, его гостей и семью. Что вы достигаете этим, парни? Вы ирландцы или шведы?

— Почему ты говоришь о шведах?

— Вы не сможете воевать с ними сегодня, если хотите сохранить ваши головы.

— Мы не собираемся воевать с ними. Мы уже воюем в Белфасте.

— Нет. Это не война, а только одни неприятности, — сказал незнакомец. — Если вы хотите войны, настоящей, старомодной войны, вы должны сделать так, чтобы ваша великая музыка была услышана каждым и чтобы ваши враги боялись вас все триста шестьдесят пять дней в году включая Рождество. Вы можете этого добиться. Сделайте это. Победитель получит все блага, которыми пользовался проигравший. А что вы делаете сейчас?

— Мы безработные, — сказал один.

— Мы шатаемся по улицам в поисках выпивки, — сказал другой.

— Мы все отбросы войны, и ни у кого из нас нет будущего. Наша жизнь кончена, — сказал третий.

— Правильно, — согласился незнакомец. — Что вы сделали, чтобы выставить Британию из Северной Ирландии?

— Ничего, что могло бы иметь успех, — ответил один.

— Мы пытались что-то сделать в течение четырёхсот лет.

— Вы всё время делали не то, — ответил незнакомец. — Вы всё время стреляли здесь или там, в то время как вам было нужно захватить только одну леди.

— Мисс Хазел Тарстон! — воскликнул мужчина в дальнем конце бара.

— Именно так, — ответил незнакомец.

— Мы не сможем добраться до неё.

— Кто сделает это? — спросили другие.

— Я не только знаю, как вы сможете добраться до неё, но также знаю, где вы можете спрятать её до тех пор, пока проклятые британцы не уберутся с ирландской земли.

— Ты много говоришь, незнакомец. Покажи себя на деле.

— Хорошо. Пойдёмте со мной и вы увидите, — ответил незнакомец.

— Последний глоток.

— Вы ещё успеете выпить. А сейчас вы сами пойдёте к британскому премьер-министру, — сказал незнакомец. — А пока давайте познакомимся. Меня зовут Арисон.

— Это едва ли Мак-Джилликади или О'Довд.

— Это прекрасное старое имя, — ответил незнакомец. — Когда вы узнаете меня получше, то полюбите.

Охраной премьер-министра занимался не только Скотланд-Ярд и некоторые отделы британской спецслужбы, но и группа экспертов по терроризму, окружившие первую леди щитом, который невозможно было прорвать. Это были те люди, которые входили впереди неё в комнаты отеля и появлялись в столовой уже тогда, когда она ещё только принимала ванну. Террористы не знали о том, что эти люди имели простую систему сигналов, которой пользовались с незапамятных времён.

Эта система была разработана ещё в Германии накануне второй мировой войны.

Эта система была доведена до совершенства простой и блистательной английской логикой, широко известной в мире.

Хотя террористические акты могли проводиться и наобум, но большинство из них обдумывалось и планировалось в одном центральном источнике: в управлении КГБ в Москве.

Злоба всех обиженных с различных континентов и из различных цивилизаций выявлялась в этом центре, и предпринимались все возможные меры, чтобы направить деятельность интернациональных террористических групп против интересов Запада, а ни в коем случае не против стран коммунистического блока, где недовольство зачастую было гораздо большим.

Это была война, направленная против населения Запада.

Управление КГБ контролировало эту охватывающую весь мир сеть, или, по крайней мере, для многочисленных террористических актов подыскивались подходящие лидеры. Система была так же надёжно отлажена, как и система идентификации отпечатков пальцев. Все эти террористические акты не были случайными.

Зная об этой закономерности, люди из британской специальной секретной службы отмечали каждый такой случай, чтобы составить затем полную картину, хотя многие радикальные марксисты отрицали свою связь с Россией.

Хотя специалисты не могли вычислить каждую следующую мишень для террористического акта, особо они охраняли королевскую семью и премьер-министра.

Так что когда был подготовлен взрыв в спальне премьер-министра Хазел Тарстон, они смогли предотвратить это.

А когда премьер-министр заговорила о коротких каникулах в Бате, изъявляя желание отдохнуть на водах, они окольными путями попытались выяснить маршрут её следования.

— Новая атака? — поинтересовалась премьер-министр Тарстон. Она была бледной женщиной с гордым, аристократическим лицом, несмотря на то, что по своему происхождению относилась к среднему классу торговцев.

Её специальный помощник заведовал и её охраной.

— Я должен знать маршрут с точностью до двух минут, — сказал он.

— У вас есть какие-то подозрения? — спросила она.

— Возможно, — ответил он с истинно британским спокойствием.

Спустя две минуты и пятнадцать секунд маленький кортеж премьер-министра двигался по узкой дороге между золотистыми полями под столь редким и потому благословенным британским солнцем, под неясный шум, который доносился с главной дороги.

— Я думаю, что это они, — предположила премьер-министр.

— Возможно, — сказал её помощник из секретной службы.

— Надеюсь, никому не будет нанесён ущерб, — сказала она и вернулась к своим газетам.

Это была страна овцеводов, и все дороги остались почти такими же, как они были проложены за столетия до этого пастухами, которые медленно двигались со своими стадами по стране. Овцы взяли верх над «роллс-ройсом», даже над правительственным «роллс-ройсом». Они остановились.

Хазел Тарстон улыбнулась. Это была соль Англии. Отличная фермерская работа. А её цель состояла в том, чтобы сохранить этот мир, с помощью которого британская армия пополняет свои ряды. Она знала этот сорт людей по рассказам своего отца.

Она знала своих людей, и они знали её. Премьер-министр опустила стекло. Пастух склонился и поднял свой посох. Когда они разглядели его, то испытали сильное удивление, потому что его верхняя часть была очень похожа на винтовку. Пастух рассеял все их недоумения, объяснив, что если британская волчица не сделает именно так, как он скажет, тогда из ствола его так называемого посоха вылетят крошечные пули и разнесут её проклятые британские мозги, всех её парней из спецслужб и её официальный «роллс-ройс».