Старуха 2

Глава 10

Пожалуй, самым выдающимся достижением советской промышленности в прошедшем тысяча девятьсот тридцатом году стало освоение не самой простой технологии изготовления тонких проволочек из вольфрама. То есть самым выдающимся с точки зрения простого советского человека, ведь когда такие проволочки не приходится закупать за границей, то можно советские лампочки в любую деревенскую избу повесить. И сидеть теперь не при лучине (даже не при керосиновой лампе, так как с керосином тоже в деревнях было довольно неважно), а при ярком электрическом свете!

Правда, чтобы этот свет в избы провести, нужно очень много менее, что ли, заметных вещей. Провода нужны, а на другом конце этого провода нужна какая-нибудь станция электрическая. Но если провода можно было на худой конец и железные использовать, то без электростанций и они становились бессмысленным украшением сельского пейзажа.

Поэтому обеспечением селян электростанциями был озадачен Семибратовский филиал Ростовского завода электрических машин, и теперь он производил ежесуточно не только несколько сотен автомобильных стартеров, но и несколько вполне себе «промышленных» генераторов мощностью по пятьдесят киловатт. А крутили эти генераторы немного доработанные моторы от грузовиков «ГАЗ», и вся доработка сводилась к тому, что моторы изначально делались для работы на генераторном газе (то есть получившаяся электростанция работала на дровах). По этому поводу Глеб Максимилианович, в общем довольно высоко оценивший «инициативу», все же спросил у Лаврентия Павловича:

— А почему вы решили не использовать бензин? Ведь на дровах эта электростанция запускается больше получаса, а на бензине и минуты достаточно.

— И вы туда же. Нет у нас лишнего бензина, совсем нет! И в ближайшее время тоже не ожидается, а дрова — они везде есть. То есть много где есть, и электростанции эти как раз в места, дровами не обделенные, и поставляются.

— Но ведь нефтяные заводы бензина производят довольно много…

— Ну да, много. Московский завод выпускает бензина аж по триста тонн в сутки, а Бакинский — по полторы тысячи тонн. Еще Грозненский… всего годного бензина страна производит чуть больше двух с половиной тысяч тонн. Я имею в виду, годного для грузовиков и тракторов, которые на заводах НТК производятся. Вроде и много, то вот трактор в посевную тратит в сутки до ста килограммов этого бензина, а имеющиеся сорок тысяч тракторов его сжигают уже четыре тысячи тонн. И автомобилям бензин необходим, с каждым днем все больше и больше, так что мы на эту посевную для тракторов бензин копили три месяца. Так что, пока новые заводы по выпуску такого бензина не запустим — а это будет все же не очень скоро…

— Понятно. Лаврентий Павлович, а где ваш Ростовский завод медь берет? У нас меди острая нехватка, многие электростанции генераторов ждут месяцами, если не годами…

— Есть у нас одна неугомонная дама, которая много чего придумала для продажи за границу — и вот она… я не знаю, она ли придумала или бельгийцы ей условие выдвинули, но она десять процентов выручки из Бельгии на бельгийскую же медь и тратит. Но, сразу предупреждаю, выручка там не особо большая, меди как раз на Ростовский завод и хватает… и НТК ее другим предприятиям страны выделить не в состоянии. Зато НТК может помочь в скорейшей постройке Блявинского рудника, точнее, медного завода возле него.

— Средств до следующей пятилетки на него не будет…

— А мы его в рассрочку выстроим, а расплатится с нами завод уже готовой медью: честно говоря, мне и самому жалко от бельгийцев медь возить и мы сами хотели бы свою медь оттуда получать. У вас в Госплане какие-то проекты завода есть уже?

— Пока нет, но если вы в такой работе заинтересованы… думаю, что к началу марта предварительный проект мы получить уже сможем.

На самом деле медь (из Конго, конечно, бельгийцы ее к себе оттуда и привозили) была в значительной части «прикрытием» перевозок урана. Уже лежащие на складах запасы удалось вывезти с помощью «греческой» пароходной компании «в Бразилию» (а пароходы бывшего контрабандиста, сменив по пути название, вместо Бразилии оказывались в Мурманске), но с прямыми поставками из Конго такой способ оказывался слишком уж ненадежным и мог вызвать нехорошие подозрения у продавца — а так все понятно: деньги — в Бельгию, медь — в Россию. А уран просто «попутным грузом» довозили до Антверпена, там перегружали на бразильский пароход…

Поэтому, по крайней мере пока, Лаврентий Павлович отказываться от «бельгийской» меди не собирался — тем более, что в разговоре с Глебом Максимилиановичем он все же слегка прибеднялся. На самом деле НТК, конечно, всю эту медь самостоятельно перерабатывал — однако полученный в результате «переработки» медный провод (главным образом в двойной полиэтиленовой изоляции) шел на стройки не одного лишь НТК. Но все же Кржижановский был прав: меди стране не хватало — впрочем, список того, чего в СССР не хватало, мог бы поместиться в несколько томов энциклопедического формата…

Зато было и то, что в стране уже имелось в достатке. Например, еще в начале декабря тридцатого года в Клину заработал новенький подшипниковый завод (и Лаврентий Павлович лишь удивлялся, отчего при его упоминании на лице Старухи расплывалась широкая улыбка). Завод был, как и большинство «опытных заводов НТК», довольно небольшим, но его продукции хватало и на все три «собственных» автомобильных завода Комитета, и на нужны завода электрических машин. И товарищ Берия тихо радовался тому, что ВСНХ не потребовал «срочно увеличить его мощность»: в Москве уже год как строился ГПЗ-1, на который и возлагались надежды на обеспечение страны этими незамысловатыми, но весьма трудоемкими в изготовлении изделиями. Однако радовался он тихо, а негодовал «громко», и не только по поводу ГПЗ:

— Я почему-то все чаще жалею о том, что взял со Старухи обещание эту отраву не делать больше. У меня складывается впечатление, что Орджоникидзе с Куйбышевым соревнуются, кто больше валюты выкинет напрасно.

— С чего бы это у тебя такие мысли возникают?

— А вот взять хотя бы первый ГПЗ, который уже полтора года как строится.

— Он еще не строится, его строительство запланировано начать только в марте.

— А денег на него уже сколько потрачено? Обрати внимание: проект завода опять заказали Кану — то есть снова наняли самого дорогого промышленного архитектора Америки. И заплатили ему денег, как будто он этот проект лично составил!

— А что не так?

— У Кана в архитектурном бюро всего двадцать четыре человека работают, включая его самого. И вот это бюро для СССР спроектировало — ты только подумай! — уже почти полторы сотни заводов. То есть они выдают по одному проекту в неделю! Двадцать четыре человека за неделю проектируют огромный завод! А у нас, допустим, тот же ГАЗ проектировала команда из восьми архитекторов — это если студентов считать, но не считать сотню только чертежников и прочих вспомогательных работников — и работу сделала эта группа за четверть цены от проекта Нижегородского автозавода. И само строительство обошлось втрое дешевле. Вот только ГАЗ уже год как работает, а как насчет автозавода в Нижнем?

— Хочешь забрать ГПЗ в НТК?

— Не хочу. В НТК своих проектов хватает, что мне вздохнуть иной раз некогда. Но вот ставленников Орджоникидзе я бы с этого строительства заранее убрал, а то с ними и завод будут несколько лет строить, и продукцию он хорошую очень нескоро выдавать начнет. Да еще и Старуха начинает истерики закатывать…

— Может, ее замуж отдать?

— Я бы отдал… но идти туда, куда она меня послала после такого предложения, мне что-то не очень хочется. Да и рановато ей еще, семнадцать недавно исполнилось… а истерики она по иному поводу закатывает. И даже не так, она меня до истерики доводит по разным поводам. Заводы, видите ли, у нас медленно стоятся… и опытные сельхозпредприятия. Алюминия ей не хватает…

— Она же вроде сама валюты зарабатывает столько, что уж алюминия на опыты купить может не задумываясь.

— У нее поговорка постоянная, по любому поводу использует: «поддержим отечественного производителя». Выдала обоснование какое-то, что для того, чтобы алюминий правильно, по ее мнению, производить, нужно в электролизерах ток держать не меньше ста пятидесяти килоампер. А у нас всего сорок пока…

— Это где это «у нас»?

— Да на опытном заводе, там алюминий для Керченского завода делается, чтобы сталь раскислять, ну и для ее ядохимиката, которым зерно от вредителей в хранилищах защищаться должно. Этот ядохимикат она пока просто из боксита делает, но, говорит, из металла дешевле получится и быстрее. Но не получается, все, что сейчас производится, идет сталеварам в Керчь…

— Ты со своим НТК меня когда-нибудь с ума сведешь! Мы тут мечтаем на Волховской ГЭС завод алюминиевый пустить, а у тебя, оказывается, уже производство налажено… а зачем нужно сто пятьдесят килоампер?

— Старуха говорит, что экономика должна быть экономной. Там сколько-то тока уходит на нагрев электролизера, причем уходит одинаково независимо от его мощности. И если сейчас на нагрев тратится две трети электричества, то при таком токе на нагрев уйдет чуть больше десяти процентов. И на тонну металла протратится не сорок пять мегаватт-чесов, а всего пятнадцать.

— А почему же…

— А потому что те, кто завод на Волхове проектирует, говорят, что «американцы так не делают». Я же говорю: хочется мне снова у нее отравы попросить для команды товарища Орджоникидзе…

— Не надо. А вот мне, думаю, со Старухой все же стоит познакомиться. Не из-за отравы…

— Сейчас, боюсь, не получится. То есть всерьез поговорить с ней не получится. Она только о грядущей засухе и думает, а если что-то другое у нее спрашиваешь, то впечатление складывается, что со стенкой говоришь: она просто тебя не слышит.

— И как тогда она вообще с людьми-то общается?

— Да она мало с кем вообще сейчас общается. Разве что со мной, да и то, чтобы нервы мне потрепать. Представляешь — в университет поступил настоящий князь! Ну, какие-то бдительные комсомольцы это узнали, не наши, а с факультета марксистской философии… Старуха мне такую истерику закатила! Пришлось этого Голицына в университете оставить, а бдительных…

— Я думаю, что она сама из дворян. И гимназию она и в самом деле окончила… хотя скорее, с таким талантом, да в двенадцать лет… наверное, ей вообще частных учителей нанимали.

— Тогда уж не в двенадцать, а в десять: почти два года до того, как она в Москву поехала, люди ее знали, а на заставе той точно никаких гимназий не было. Разве что мать ее тоже была не той, что в документах написано было, и сама ее учила…

— Не будем гадать, все равно без толку такие гадания. И я же просил: не надо копаться в ее прошлом. А поговорить… я как раз про засуху поговорить и хочу. Но, скажем, неофициально. На чай в гости пригласишь?

— Конечно. Только вот надо время подобрать, чтобы и она ко мне в гости зайти смогла…

Примерно в это же время в «столовой» на улице Огарева сидели и обедали три заведующих кафедрами университета. Две — с химфака: Вера и Саша Новосёлова, а третья — с биофака — Анна Быховская, которая одновременно была и деканом этого факультета. А собрались они далеко уже не в первый раз, эти «обеденные посиделки» стали практически традицией. Потому что от университета к Вериной квартиры идти было десять минут неспешным шагом, а домашняя кухня куда как вкуснее и для организма полезнее. Ну а так как из «начальства» особ женского пола с бывшего физмата было всего трое…

И разговор у них, как это обычно на таких обедах и было крутился вокруг «учебного процесса»:

— Вот не пойму я, — пожаловалась подругам Аня, — вроде как после передачи факультета в НТК студент пошел вменяемый в основном, но поди ж ты, опять нашлись буяны. Какое-то общество организуют, требования выдвигают, чтобы в университете, как и в других институтах, устроили эту ублюдочную групповую систему обучения.

— А ты мне списочек буянов принеси, — проглотив очередную ложку супа, отозвалась Вера. — Вылетят они из университете быстрее собственного визга. У нас не какой-то там балаган, а серьезное учебное заведение, и кто учиться не хочет, тот пусть валит куда подальше.

— А ты, как комсомолка, не можешь им объяснить, что они не правы?

— Могу, вот только пользы от этого чуть меньше чем вообще нисколько. Ты же, как коммунистка, даже не попыталась это сделать — потому что понимаешь, что смысла нет. Если человек уже готов не учиться, а только делать вид — то он и дальше будет лишь вид делать, что учится. Может быть даже хорошо будет вид делать, и даже экзамены сдаст на отлично — но работать он пойдет все равно для того, чтобы ничего не делать.

— Мне кажется, что ты ошибаешься.

— Когда кажется, креститься надо. Или что там у вас в таких случаях делают… в общем, я не ошибаюсь. А буянов нужно давить не потому что они сами буянят, а для того, чтобы у них не было возможности других на глупости подбивать. И давить их надо с шумом и показухой, чтобы всем было понятно: болванам в СССР никакой карьеры не сделать. Ни научной, ни, прости господи, общественной.

— Я — атеистка! — пафосно заявила Аня.

— Я тоже, — хмыкнула Вера, — что не мешает мне выражаться по-русски. По возможности, без использования обсценной лексики, хотя довольно часто удержаться и трудно.

— А я слышала, что сам Лаврентий Павлович в твоем присутствии… в общем, удерживается, — рассмеялась Саша.

— Но это вовсе не потому, что он боится мне в этом деле проиграть, — в свою очередь улыбнулась Вера. — Просто он понял, что я и без этого в состоянии понять, что он сказать хочет. А сказать я хочу… Саш, у тебя же день рождения скоро, может тебе новый автомобиль подарить? Там, говорят, ребята много нового в машину впихнули, ей управлять стало еще легче…

— Тоже скажешь: скоро! Еще почти через месяц, а новый автомобиль мне не нужен. Да и куда мне на нем ездить-то? В Лианозово разве что, но сейчас на дорогах снова такое творится, что, кажется, на трамвае и то быстрее получится.

— В Лианозово скоро на метро ездить будем.

— Уж поскорее бы, а то по плану, который в газете опубликовали, только до Петровско-Разумовской метро полтора года копать будут, а до Лианозово когда еще докопают!

— Тоже примерно через полтора года. В Реутове еще парочку щитов уже в марте доделают, и я слышала, что их опустят в тот же котлован, из которого сюда тоннели роют. Так что уже в апреле копать начнут, а там расстояние-то в полтора раза меньше!

— А мне вот непонятно, — сообщила Аня, — почему метро именно туда копать решили. Там же, кроме сельхозакадемии и, дальше, Лабораторного завода и нет ничего, кто в метро ездить-то будет? Одни студенты?

— Лазарь Моисеевич у Петровско-Разумовской уже начинает строить новый жилой район, так что пассажиров в метро хватит. А с Савеловского вокзала в центр народу ездит меньше чем разве что с Каланчёвки. А эти щиты, которые в МВТУ разработали, пока получается только там под землю опустить… Сейчас в МВТУ новый вариант, я слышала, придумывают, который можно прямо в тоннеле собрать. А пока его только в таком здоровенном котловане собирают, то по главной ветке его пустить не получается. Но — нам же лучше.

— А чего МВТУшники к себе метро не стали копать? Или у них тоже места под котлован не нашлось?

— Не знаю, я слышала, что что-то с грунтами непросто. Если земля неподходящая, то у котлована стенки просто осыпаются. Они вроде собираются летом где-то в Измайловском парке котлован копать… но это уже их проблемы. Кстати, в МВТУ партком постановил, что студентов, которые будут за групповое обучение агитировать, будут отчислять с волчьим билетом.

— Я поняла. Но ты мне правильно напомнила, так что я сначала с этими буянами поговорю как коммунист… и как декан, конечно. А вот если кто-то не внемлет, то список тебе принесу. И когда ты только все делать-то успеваешь, ведь тебе еще и секретарем комсомола всего НТК работать приходится…

— А там вообще напрягаться не приходится: Лаврентий Павлович так все удобно устроил! Там я, как секретарь комитета, ничего вообще не делаю, я просто смотрю и время от времени говорю членам комитета что делать как раз не надо. А что надо — они и сами прекрасно знают, и делают. Так что я в основном трачу время на работу со студентами, черт бы всех их побрал!

— А ты чего так сурово к ним?

— Студентов нужно учить тому, что я сама прекрасно знаю, а когда они обучаются настолько, что могут самостоятельно работу какую-то исследовательскую вести, то обучение заканчивается и они уходят. И что-то новое просто не с кем придумывать и проверять! Но хуже всего, что сами студенты искренне считают, что они «уже умеют» — и на работе начинают ошибки делать. А вот обучиться на своих ошибках… это еще лет несколько потерянных будет.

— А я давно говорила, — заметила Саша, — что в университете нужно срок обучения увеличить до пяти лет минимум.

— Это ты кому говорила? Мне — так точно нет. Но… знаешь, ты ведь не одна так думаешь. Собери всех единомышленников, составьте по этому поводу петицию в руководство НТК, я ее подпишу… у Лаврентия Павловича. Но не просто общие слова в петиции пишите, а конкретные предложения по программам обучения. И на меня не смотри: я слишком давно студенткой была, уже забыла, с чем у меня в учебе трудности возникали, поэтому напишу «все изучить за два года, а остальное время заниматься научной работой»…

Дружным хохотом женщины завершили обед и, встав из-за стола, поспешили обратно в университет: готовкой и уборкой давно уже у Веры в квартире занималась приходящая (вообще-то к Лаврентию Павловичу) домработница. Но когда они уже выходили на улицу, из соседней двери выскочила Нина Теймуразовна:

— Вера, ты сегодня вечером к нам на чай зайдешь? Очень нужно…

— Ну, раз нужно… часов в восемь нормально будет?

Рабочий день Иосифа Виссарионовича всегда был довольно напряженный, но именно сегодня вопросы решались исключительно важные. И решались они вовсе не с товарищем Берией: после того, как Лаврентий Павлович покинул кабинет Сталина, в него зашли товарищи Куйбышев и Молотов. То есть председатель ВСНХ и председатель СНК СССР. И вопрос, который они решали, был исключительно важным.

Вообще-то в Стране Советов власть (в частности, экономическая) была довольно странным образом разделена на три в значительной степени независимых ветви: ВСНХ был властью «законодательной», Совет Народных Комиссаров — исполнительной. А еще имелся ЦКК, который «контролировал» первые две ветви и мог (хотя бы формально) руководителей первых двух ветвей от работа отстранить.

Однако эти «властные ветви» были в огромной степени персонифицированы, и каждый из руководителей имел «собственный взгляд на вещи» — и особенно «собственный» был у председателя ЦКК. Настолько «собственный», что любой руководитель любого предприятия (или даже наркомата), который его «не радовал», практически мгновенно смещался с должности (в лучшем для него случае смещался), а на освободившееся место немедленно назначался другой товарищ. И как-то «незаметно» получилось, что большинство руководителей важнейших предприятий были родственниками, друзьями или родственниками друзей и друзьями родственников товарища Григория Константиновича Орджоникидзе…

Еще его друзей или родственников было очень много в органах уже партийных — и Иосифу Виссарионовичу это очень не нравилось. В особенности не нравилось потому, что результаты их экономической деятельности лишь удручали — особенно при сравнении с работой предприятий НТК. А несколько уже откровенных провалов, когда важнейшие для страны стройки не только не заканчивались в срок, но и по сути дела высасывали из бюджета огромные средства неизвестно на что, показали, что кадровую политику председателя ЦКК иначе, как вредительской, и назвать невозможно. И то, что она именно «вредительская» очень хорошо продемонстрировал НТК под руководством товарища Берии: несколько ведущих специалистов, арестованных по поручению «людей Серго» за срывы производственных заданий, Лаврентий Павлович вытащил из ОГПУ, поставил из на аналогичную работу в НТК — и там они эту работу выполнили на отлично и даже с опережением плановых сроков…

Но нынешнее «совещание в узком кругу» было обусловлено даже не этим: Серго потребовал (именно потребовал!) передать ему и пост председателя ВСНХ (который, хотя бы и формально, считался «выборным»). Понятно, то Валериан Владимирович этому обрадовался не очень, а Молотов, чьим заместителем (вдобавок ко всем прочим должностям) был товарищ Орджоникидзе, просто пришел в ярость: в его некомпетентности он уже убедился, а совмещение в «одном лице» и законодательной, и контролирующей функции — причем именно в лице председателя ЦКК — он считал гарантией срыва индустриализации.

— Орджоникидзе надо убирать из ЦКК, — высказал свое мнение Вячеслав Михайлович, — половина наркомов просто стонут от его кадровой политики, он же просто не дает укомплектовать заводы профессионалами. А его назначенцы… Родной его братец, руководящий Кавказской железной дорогой, мало того, что постоянно срывает перевозки продукции из Баку, так еще и просто грабит соседние дороги. Соседи уже просто боятся отправлять на Кавказ хорошие вагоны, потому что вместо них возвращается один хлам! А другой его братец, двоюродный, работая в парткомиссии Закавказской республики, эти грабежи прикрывает, направляя на тех, кто на грабеж жалуется, обвинения в антисоветской деятельности в местные отделы ОГПУ… С этим нужно что-то делать, и делать срочно!

— Допустим, мы можем на пленуме ЦК отстранить его от должности, — задумчиво проговорил Валериан Владимирович, — все же в ЦК наших сторонников достаточно, чтобы продавить такое решение… если кое-кто на пленум приехать не успеет. Но вся его команда такую бучу устроит…

— Не устроит, — недовольным голосом ответил Сталин. — Это, конечно, довольно рискованно, но вы правы, терпеть такое положение дел больше недопустимо. Товарищ Менжинский и его замы товарища Орджоникидзе, мягко говоря, тоже недолюбливают: он не дает им работать со своими ставленниками — а там, как заметил товарищ Молотов, поработать есть над чем. Так что собираем пленум… надо позаботиться, чтобы на нем все-таки имелось наше большинство, а затем разрешаем… поручаем товарищу Менжинскому всю необходимую работу выполнить.

— Я позабочусь, чтобы на пленуме были в основном наши сторонники, — мрачно заметил Куйбышев, — а вот с Менжинским…

— А это я возьму на себя, — дополнил Молотов. — Есть у меня к нему нужные подходы. Сам он, конечно, ничего особо решить не в состоянии, но вот как спустить нужных собак на нужного зверя…

— Ну что, товарищи, — подвел итог этому короткому совещанию Сталин, — за работу! Сколько сейчас уже времени? На сегодня закончим, у меня намечена на вечер одна интересная встреча… Есть мнение, что по результатам мы тоже должны будем принять определенные решения, так что продолжим завтра в полдень. В немного расширенном составе…