Старуха 2

Глава 2

Придумываешь всякое у нас ты, — несколько недовольным тоном ответил Лаврентий Павлович, — а мне приходится думать как придуманное тобой воплотить. Хотя, — он все же улыбнулся, — это тоже очень интересно.

— В основном-то не я придумываю, этим у нас ученые занимаются. В МГУ, в МВТУ…

— Ну да, а кто им через комитеты комсомола темы работ придумывает? Ладно, спорить не буду, ты права: в любом случае в НТК столько всякого придумывают, что тут явно не один человек мозги напрягал. Но крутиться-то по всем этим задачам мне приходится! То есть в каждой задаче я, может, и очень немного кручусь, но задач много — и получается, что кручусь я как пропеллер на самолете. И иногда от этого даже голова кружиться начинает. Вот и сейчас: купили мы у американцев экскаватор большой, а вот куда его пристроить — решать приходится мне. Потому что одни кричат, что его в карьер под Бобриками отправить надо уголь копать, другие — что в Актюбинск за хромовой рудой…

— В Актбюинск, тут и думать нечего. Я же говорила уже: мне будет нужно очень много нержавейки. А с конца октября, как Электролюкс начнет машины стиральные делать, у шведов ее вообще будет не купить, они сами всю ее сожрут на свои стиралки!

— Как я понял, все же на твои стиралки, но, замечу, ты сама виновата. Шучу, а насчет отечественной нержавейки… Ты вроде говорила, что со сталью вопрос решить можешь…

— Ну могу…

— А почему не решаешь? — Берия чуть ли не расхохотался. — У шведов она заканчивается, у кого теперь ее покупать собралась?

— Буду поддерживать отечественного производителя.

— Ну-ну… я же тебе тоже говорил: в стране стали даже на гвозди не хватает!

— Это временно… пойдемте, покажу вам кое-что: ребята работу закончили пока я шведам полиэтилен втридорога втюхивала. Вот, видите? Знаете, что это?

— Думаю, что это очередная газоразделительная твоя машина.

— Не моя, но в целом вы правы, это она. И она — то есть не именно она, а другая такая же, которую недели через две доделают, даст нам столь нужную мне сталь.

— Что-то не понял: какое отношение…

— Вы сами подумайте: если на вход установки не нефтяной газ подать, а просто воздух, то что получится на выходе?

— Что? Думаю, что кислород и азот.

— Еще и аргон, но вы угадали. Ну так вот, есть такая наука химия, которая нам толстым голосом говорит: если повысить температуру, то скорость химической реакции увеличится. Ну, если в детали не вникать и специальные случаи не рассматривать.

— И что?

— Если в домну к закачиваемому в нее воздуху добавить кислорода, то уголь в ней будет гореть шибче, температура повысится, реакции ускорятся — и чугун плавить она будет быстрее. Еще есть наука арифметика, которая говорит, что если добавить кислорода сорок процентов, то домна заработает быстрее вдвое — а вот кокса для нее потребуется тоже больше, но только в полтора раза: очень много тепла просто не успеет вылететь в трубу.

— То есть если к домне приставить такой газоразделитель, она сразу вдвое больше чугуна давать будет, так что ли?

— Если пока не углубляться в технические детали, то да, так.

— А почему просто кислород в домну не качать? Ведь еще быстрее она заработает.

— Ага, потому что в ней будет очень горячо. Так горячо, что домна сама расправится. Вместе с огнеупорами расплавится и со всем остальным. Арифметика — она наука точная.

— Ты уверена?

— Абсолютно: арифметика на самом деле очень точная…

— Вот ведь зараза! Я про то, что домна быстрее чугун давать будет.

— Химия — тоже довольно точная наука. Будет.

— Хм… вдвое больше… то есть если на каждую домну в стране поставить такой разделитель, то сразу у нас будет не пять миллионов в год, а десять…

— Ну, не совсем сразу. Во первых, сначала нужно будет эти газоразделители сделать…

— Это-то понятно…

— А чтобы их сделать, нужно очень много нержавейки. Криогеника-то — это сплошь нержавейка! А чтобы сделать нержавейку, нам что нужно? Подсказываю: начинается на «х» и заканчивается на «ром». Вопрос про экскаватор закрыт?

— Да. А у тебя в загашнике на еще пару экскаваторов денег нет?

— Нет у меня больше загашника. Я на все деньги у шведов нержавейки закупила, надо же из чего-то газоразделители делать пока вы мне хрома не накопаете.

— Уже бегу лично с лопатой на плече руду тебе копать! Ты что думаешь, этот хром там просто кучками закопан? За лето новая экспедиция профессора Мирчинка все же месторождение оконтурила, наметила, где карьер копать, уже и рыть его начали… потихоньку. И небольшую шахту уже вырыли, так что руду тоже понемногу уже копают. Но ее потом на девяносто верст в грабарках лошадьми везут к железной дороге! Надо туда железку прокладывать, по сути целый город выстроить придется — а ничего нет. Стали на рельсы нет, угля для кирпичных печей нет…

— А что Глеб Максимилианович говорит? В смысле, чего там на самом-то деле нет, без чего не обойтись?

— Есть в Госплане один товарищ, он подсчитал чего у нас нет. Двенадцати тысяч тонн стали — это только на дорогу… тебе список дать?

— Не нужен мне список, мне хром нужен. Чтобы делать нержавейку чтобы делать из нее газоразделители чтобы делать больше чугуна чтобы из него делать нержавейку… Да уж, чего у нас в СССР только нет: чего не хватишься, того и нет!

— Да не горюй, справимся потихоньку.

— Ага, справимся. А там еще и Голощекин палки в колеса совать будет: он нашим из университета неукраденный мой Хадсон не простит до гроба.

— Значит, уже простил.

— Что?

— Помер Голощекин. Ты кое в чем права была… на вечеринке мужеложской и помер: какая-то сволочь им вместо кокаина героин подсунула.

— Нашли сволочь?

— Ну да, просто пошли в магазин, где они марафет всегда покупали, продавца арестовали… Ты бы, прежде чем вопросы задавать, думала бы сначала иногда. Но не суть: сейчас там секретарем человека поставили, как ты говоришь, вменяемого, он на карьере большую помощь нам оказывает. Так что обещать не стану, но надеюсь, что хром до Нового года ты оттуда получишь.

Когда девушка ушла по своим делам, Лаврентий Павлович нехорошо усмехнулся — вспомнив последний разговор со Сталиным.

Разговор тот состоялся, когда Вера занималась «торговлей» в Стокгольме — и в основном этой самой «торговли» и касался:

— Тут мне сигнал поступил, что наша Вера в Стокгольме даже не зашла в постпредство, у каких-то шведов дома поселилась.

— У Марты и Карла, она с ними нам миллионы бешеные зарабатывает. Все поставки шин и порошка, который воду впитывает, через них двоих идут. Ну, почти все — если про шины говорить.

— И возникает вопрос: а не слишком ли она дешево продукцию нашу туда отправляет? Эти же Густаффсоны за год такими богатеями стали…

— Я с Верой об этом говорил, по ее мнению она очень дорого продукцию продает. Там прибыли, причем в валюте, за двести процентов! А без этих Густаффсонов, говорит, прибыли могли бы быть в процентах больше трех сотен…

— Вот именно!

— Но это в процентах, а в объемах мы хорошо бы десять процентов продать смогли бы. То есть наш доход был бы раз в семь меньше. И это только в Швеции, а Марта сейчас с Бельгии гребет в наш, между прочим, карман вдвое больше, чем дома, а уж во Франции…

— Понятно. То есть не совсем, ну да ладно. А ты все же точно уверен, что она не шпионка какая? Сам же говорил, что и по секретной части она слишком многое знает…

— Она просто очень быстро фантазирует, и считает хорошо: та же пропускная система… мы посчитали, что вероятность того, что шпион на завод просочится, настолько к нулю близка… а придумала она ее чтобы свой полиэтилен хоть куда-то пристроить и какие-то деньги для университета получить. А про шпионку можно вообще забыть: придумывать-то она горазда, а сама свои придумки… Она уже больше года даже не замечает, что я с ней в одном доме живу!

— Это как?

— Это так: в доме два подъезда, и в одном ее квартиры… то есть ее и Доры Васильевны. А второй подъезд мне отдали — и она даже не в курсе, что отдали его мне! Я с ней как-то вечером из университета домой пошел пешком, а она мне так недовольно: не надо меня провожать, я и сама дойду!

— А ты что?

— Что-что… в обход домой пошел.

— Значит, не шпионка…

— Девочка она, глупенькая еще… хотя и умная чрезвычайно, тут не поспоришь. А к чему этот разговор?

— Ты мне ее слова насчет Голощекина передал и записку пояснительную… мы проверили. В общем, в крайкоме на самом деле подготовили документы о преобразовании автономии в союзную республику. С правом выхода из Союза…

— Вот это поворот!

— Ладно, мы-то с этим разберемся, а вот она откуда об этом узнала?

— Откуда… у нее поговорка есть: чтобы что-то тихое услышать, не обязательно иметь уши как у слона. А она по своей комсомольской работе со студентами часто общается… с многими тысячами студентов — вот где-то что-то и услышала. Про Хадсона-то она ведь у МВТУ что-то узнала, по мелочам — но у нее ум действительно аналитический, из мелочей она умеет полную картину восстанавливать. И если ей картина такая не нравится… она же мне все уши прожужжала о том, что право выхода из Союза и даже экономическая независимость республик — это дорога в пропасть. А объяснять она умеет, причем, как профессора в университете говорят, она может человеку объяснить даже то, что сама не понимает — и человек все поймет. Но она и дальше сама этого понимать не будет, — добавил Берия со смешком. — Мне иногда кажется, что у нее рот работает отдельно, а голова — отдельно, и когда она говорит, то мозги у нее совсем другим заняты. Какие-то в это время она себе картины мира строит…

— Еще бы придумать, как из нее эти картины извлекать на наше обозрение… Ладно, ты уже ужинал? Пойдем, я тоже вроде уже проголодался…

Тот давешний разговор «о природе Веры» как-то незаметно сблизил Берию и Сталина. Дружбой то, что получилось, назвать было нельзя — так, приятельские отношения. Но и это неплохо помогало решать некоторые «технические вопросы»: в неформальной обстановке можно было вещи называть своими именами и откровенно обсуждать возникающие проблемы. А если проблемы понятны, то и решать их становится проще…

Задачи решать проще, когда эти задачи понятны — но только при условии, что для решения задачи есть нужные ресурсы. Например — деньги, а вот с деньгами, точнее с источниками их получения, все выглядело… как-то сомнительно выглядело. И серьезные сомнения в надежности этих источников у Лаврентия Павловича возникли в конце октября. А раз возникли, то товарищ Берия решил, что сомнения следует рассеять — и обратился к привычному уже источнику «рассеивательных знаний»:

— Старуха, тут до меня дошло — из Америки дошло — что у буржуев заокеанских кризис назревает. Товарищ Струмилин — ну, это тот самый экономист из Госплана, про которого я говорил, считает, что кризис будет грандиозным. Это я к чему: вся твоя программа выкачивания денег из буржуев основана на том, что мы им задорого поставляем разную продукцию… то есть Марта твоя поставляет, Аксель этот, как его… Веннер-Грен. А если они народу товар продать не смогут, то и ты денег от них не получишь…

— Ерунду не говорите. Вы просто слишком буквально писанину Ленина воспринимаете, думаете что кризис — и сразу все в буржуинии ходят сирые и босые, но на самом деле все не так. Все совсем не так, поэтому мы даже больше денег от буржуев получим.

— Ну-ка, поясни…

— Поясняю. Случился у них крах на бирже, миллионы акционеров потеряли свои деньги, ну и что?

— Как это «ну и что»? Деньги-то они действительно потеряли, им не на что наши товары покупать стало…

— В ваших рассуждениях есть серьезная логическая ошибка. Эти вкладчики потеряли не деньги, а всего лишь надежду получить бесплатную прибыль. Во-первых, вкладывали они не последние гроши, а деньги, которые у них буквально лишними были, а на пожрать-одеться у них деньги остались. Не у всех, были, конечно, идиоты, которые акции в кредит брали, но идиотов все же мало, так что так им и надо. А не идиоты потеряли какие-то накопления — но денежки-то эти никто в печке не сжигал! Одни идиоты их потеряли, другие приобрели… Но не идиоты пока еще работают, зарплату получают, часто весьма приличную. У них какие-то лишние деньги остаются — иначе у них раньше не было бы на что акции эти покупать — и вот эти лишние деньги они теперь в акции вкладывать не станут. И в банки их не понесут, потому что куча банков со свистом теперь разорится: как раз банки и были основными акционерами прогоревших компаний.

— Ну… допустим, и что?

— Так вот, денег на руках, наличных денег у народа внезапно станет больше — а в банк их не положить. Дома хранить — это грабителей к дому приманивать. Так что народ денежки эти будет тратить на приобретение товаров длительного использования. Холодильников в частности, машин стиральных. Элекролюкс, я думаю, сможет раза в два продажи увеличить! Потому что кризис без штанов оставляет сельских бедняков, которые и так ни холодильников, ни стиралок не купили бы, рабочих, работу потерявших — но они тоже основными покупателями техники не были. А то, что называется «средний класс», то есть инженеры, служащие — в основном государственные, врачи и так далее — те просто резко объемы таких покупок увеличат, причем больше всего увеличат покупку стиральных машин: этому среднему классу уже будет трудновато прачек содержать. И увеличат наши доходы — но и это еще не все.

— Звучит… логично, и даже, я бы сказал, оптимистично. А что еще хорошего скажешь?

— А самое хорошее — это то, что стиральных машин Аксель будет продавать все больше и больше. А к стиралкам обязательно нужен наш порошок: янки такой же еще года три синтезировать не смогут. И вот те, кто купил у Акселя стиралки, прибегут в магазины с воплем «подайте нам порошок»! Аксель, конечно его продаст. Много продаст, столько, сколько мы ему поставить сможем. Потому что, кроме всего прочего, стирать им выгоднее чем мылом, по деньгам выгоднее. Кроме того, «Электролюкс» стиралку уже доработать успел: у них теперь машина есть, которая включается только если в нее запихнуть четвертак. Вроде как копейки, а такая машинка в прачечной самообслуживания себя за год полностью окупает — а вот воспользоваться ей и последний оборванец сможет. Но и таким прачечным наш порошок необходим. Это я к чему: до нового года нужно кровь из носу запустить в Бобриках новую линию по его выпуску. Сейчас этот порошок даже несмотря на кризис продаваться будет дороже, чем, скажем, уран переработанный…

— А причем тут уран?

— Да не причем… то есть… Так, давайте вот о чем договоримся: я всех наизнанку выверну и на уши поставлю, но уже в ноябре Лена мне двести тонн стирального порошка выдаст. А Аксель его продаст… а к марту мы и на тысячу тонн в месяц выйдем…

— А мире нет столько стиральных машин, и к марту столько не будет.

— А порошок и без машины неплохо стирает, он все равно дешевле мыла обходится — так что буржуи и больше его сожрут. Но это даже неважно, я и без порошка… в общем, в Бельгии на все деньги от прокладок нужно будет уран купить. Весь уран, сколько его найдете, столько и покупайте. В Бельгии, в Конго, где угодно.

— Зачем? Он же никому не нужен после того, как из него радий вытащат…

— Пока не нужен — и пока не нужен, его можно хоть по тысяче долларов за тонну купить. То есть окись-закись урана, но вы его в любом виде скупайте. И как можно быстрее. Но без шума и ажиотажа: организуйте у буржуев компании подставные, людей туда самых надежных направьте…

— А пояснить это можешь?

— Поясняю: уран нужно скупить весь, до которого мы только дотянуться сможем. Вообще весь, пока его цена не поднялась до ста долларов…

— Но ты же только что сказала, что он уже тысячу стоит.

— Да, но тысячу долларов стоит тонна. А лет через… довольно немного сто долларов будет стоить фунт урана. А я по такой цене его покупать не готова.

— У тебя как с головой? А то, сдается мне, ты уже бредить начала: сто долларов за фунт…

— Лаврентий Павлович, у Лены сейчас килограмм рения обходится примерно в семьдесят тысяч рублей, чуть больше даже. Но мы, потратив этого рения всего пять граммов, за год произведем больше тридцати тысяч тонн высокооктанового бензина, причем из мазута и только на лабораторной установке!

— А какая связь рения и урана?

— Для другой установки урана потребуется уже не граммы, а сотни килограммов, может даже многие тонны — но он окупится еще быстрее. Так что нам сейчас — и пока мы все деньги на всякую ерунду промотать не успели — просто необходимо весь уран скупить. Да, отдачу мы получим не очень быстро — но денежки мы из-за кризиса новые одним стиральным порошком сто раз отобьем, так что давайте не будем жевать сопли, а займемся очень важным делом. И да, особо предупреждаю: тут уровень секретности должен быть на два порядка выше, чем даже с рениевым катализатором. Про то, что мы уран скупаем, не должен знать вообще никто!

— И даже товарищ Сталин?

— Ему это знать можно и даже, наверное, нужно. Вот только, боюсь, вы ему о причинах такой секретности внятно объяснить не сможете…

— А ты сможешь?

— Я — смогу.

— Ну и договорились, заодно и я эти причины уясню.

— Вы — нет. Вам еще просто рано их уяснять. Потом — то есть лет через несколько — вы, уверена, будете вообще главным по урановому проекту, а пока вам просто не стоит забивать голову ерундой. Страна должна из буржуйского кризиса извлечь максимум пользы, и на другие задачи мы просто отвлекаться сейчас не можем.

— А уран этот твой все же должны скупать.

— Работая на сегодня нельзя и про завтра забывать. На скупку урана уйдут лишь деньги, а работать с ним мы будем, когда текущую выгоду из буржуев полностью вытащим…

— Да уж, Старуха ты суровая… а товарищу Сталину ты постарайся уж получше все объяснить, чтобы мне перед ним краснеть не пришлось.

— Не придется, уж это я обещать могу. А вы знаете: если я пообещала…

Собственно, на этом разговор и закончился. То есть только разговор закончился, а работа продолжилась. И работа эта уже начала приносить видимые невооруженным взглядом результаты. То есть и не очень видимые тоже начала приносить: в Ростове (Великом) заработал относительно небольшой завод, с нуля буквально сконструированный и выстроенный студентами МВТУ, и начал выпускать «сельские электростанции». Не генераторы, а электростанции целиком, каждая из которых помещалась на обычной железнодорожной платформе. То есть на четырех таких платформах, а состояла она из двух турбогенераторов общей мощностью в полтора мегаватта, одного парового котла и машины, которая для этого котла топливо делала. Правда «основная часть» топливной машины изготавливалась на колесном заводе в Рязани — из «обрезков шведской стали», переплавленной в электропечи, а вот все остальное изготавливалось в Ростове. Почти все остальное: все же лак для изоляции проводов туда шел из Бобриков, керамические изоляторы делались на небольшом заводике НТК, выстроенном в Туле — но если придираться, что можно сказать что и руду для выплавки металла тоже не в Ростове из земли выковыривали…

А «видимый результат» производился уже на запущенном в ноябре (как раз к празднику) заводе в Нерехте: там начали выпускаться небольшие трактора с «мотоциклетным» мотором. У МВТУшников мотор получился для тракторов вполне пригодный: двухцилинровый четырехтактник бензина жрал немного, заводился легко… Правда, пока тракторов там делалось едва ли по десятку в сутки — но это потому, что пока рабочих на заводе не хватало, а не хватало их там потому что новых просто селить было негде — но и эта проблема быстро решалась.

На встрече перед Новым годом Сталин с явно читаемым удовольствием в голосе поинтересовался у Берии:

— А как студенты так быстро завод по производству грузовичков-то выстроили? Там же даже с кипричем проблемы…

— В МВТУ студент рукастый, кирпич на месте сделали. Старуха придумала пресс ручной, им просто из земли безо всякого обжига кирпич сделать можно. А чтобы он очень прочным стал… она же химик, сказала, что если в эту землю досыпать процентов пять золы уноса с действующих электростанций или шлак, в пыль перемолотый… в общем, если такой кирпич просто на земле недельку пролежит, то он чуть ли не прочнее обожженного глиняного становится. А еще студент нынешний — очень хитрый: на прессах там работать они местных мужиков нанимали, причем без оплаты…

— Это как? Уговаривали мужиков бесплатно работать?

— Без оплаты деньгами. Сделает мужик десять кирпичей — может один себе забрать. А нормальный мужик за день на прессе и пару тысяч легко сделать может. Так что с кирпичом там все просто было. Конечно, стройке не только кирпич нужен, но уж остальное мы как-то изыскать смогли. А уж станки расставляли рабочие, на завод нанятые.

— Опять Старуха… интересно, есть хоть что-нибудь, что она придумать не сможет?

— Все, что хоть как-то с химией связано, она придумать в состоянии. А так как с химией хоть немного вообще все связано… Вот дрова для тех же сельских электростанций: они же вообще из опилок и мусора древесного делаются! А все химия: она сказала, что лигнин, который в дереве, при большом давлении нагревается и опилки слепляет. И не только который в дереве, эти дрова и из соломы делать можно. Однако… я иногда не понимаю, о чем она вообще говорит.

— И что, какие-то ее просьбы не выполняешь?

— Выполняю. Просто в таких случаях предпочитаю ей верить на слово. Но выполняю, вообще не понимая, зачем ей это…

— Попросил бы объяснить. Сам же говорил, что она может объяснить даже то, в чем сама вообще не разбирается, а уж если разбирается…

— А… раз уж об этом речь зашла. Я тут потихоньку одну ее такую просьбу как раз и выполняю. Но насчет объяснить… она сказала, что мне это знать пока рано. А вот тебе… Нет желания с ней встретиться и узнать какую-то страшную химическую тайну? По ее словам, это Союзу даст больше, чем вся пятилетняя программа индустриализации. Правда вроде и не сразу, но точно даст…