Старуха 2

Глава 3

То, что товарищ Сталин был не против поговорить с удивительной девочкой, отрицать было бы неверно. И даже вполне возможно, то Иосиф Виссарионович только об этом и мечтал — однако у него просто не было на это времени. Впрочем, свободного времени для пустых разговоров вообще ни у кого не было: работа такого времени просто не оставляла. И у Лаврентия Павловича тоже времени на разговоры с «соседкой» особо не было: ему приходилось очень много сил и времени посвящать двум новым организациям, с осени двадцать девятого переведенных в НТК. То есть организации эти и раньше существовали, но при переводе их в НТК так сильно было расширено штатное расписание, что теперь куча времени уходила на поиск и обустройство их новых сотрудников.

То есть обе этих «старых» организации (и еще почти полдюжны новых) вошли в состав так называемого Научно-производственного объединения «Химавтоматика», которое должно было заниматься соответственно и химией, и автоматикой. А ведь даже химия бывает очень разной — так что кроме Института высокого давления под руководством Владимира Николаевича Ипатьева и Химико-фармацевтического института под руководством Алексея Евгеньевича Чичибабина в него вошли вновьучрежденные Институт редких металлов под руководством Александры Васильевны Новосёловой (которая так и осталась заведующей новой кафедры химфака университета), Институт нефтехимии под управлением Ивана Михайловича Губкина, который так же руководил и новеньким Институтом сланцевой промышленности. Еще в Объединении появились (пока практически лишь на бумаге) Институт угольной химии, институт черной и цветной металлургии и — что в деле химической автоматики было безусловно необходимым — Институт геологических исследований.

Постановление правительства о создании НПО и перевода в него ряда институтов и предприятий после недолгих препирательств со Сталиным подписал Куйбышев, так и не нашедший аргумента против того, что «НТК денег их госбюджета вообще не тратит». Хотя, откровенно говоря, он его подписал не столько убедившись в вескости данного аргумента, сколько просто подчинившись «партийной дисциплине». Но — подписал, а теперь Лаврентий Павлович крутился как уж на сковородке, пытаясь и людей для всего этого отыскать, и жилье для всех сотрудников НПО выстроить, и соцкультбыт им обеспечить. В основном, конечно, последнюю часть, то есть именно «быт»: все же в стране даже с продовольствием было не очень хорошо, а уж прочие блага цивилизации…

Хотя как раз с «прочими благами» стало заметно лучше. Не для всех в стране стало лучше, но для людей, задействованных в системе НТК, с этим всем получшело более чем изрядно. Во-первых, Вера все же довольно много денег тратила за приобретение в той же Швеции «бытовухи» — и тратила даже не для того, чтобы «своих обеспечить», а для «поддержания имиджа Советского Союза» как серьезного покупателя всякого разного — что делало уже закупки товаров «стратегического назначения» на порядок более простыми. Только потому, что шведские буржуины осознали: если кого-то приглашают в советское торгпредство, то нужно все бросать и бежать подписывать контракт — ну а что в нем написано, можно будет и потом почитать, на досуге. Торгпредство (причем тоже организованное по линии НТК) возглавил Егор Дементьевич Афанасьев — а он в подобной торговле успел уже целую стаю собак съесть. И всегда «демонстрировал выгоду партнерам» — которые чуть позже к собственному изумлению узнавали, что денег от Советского Союза вообще не получат, но на продаже советских товаров, получаемых в оплату поставляемой в Россию своей продукции, получат прибыли в два, а то и в три раза больше. Вера и ему сумела объяснить, что лучше уж получать пятьдесят процентов прибыли, продав товара на миллион, чем сто при продаже его на пару тысяч…

А товары, хотя и были в общем-то копеечными, тому, кто организует их розничную торговлю, могли прибыль принести огромную. Лаврентий Павлович даже рассмеялся при чтении очередного месячного отчета, присланного Афанасьевым: владелец нескольких «аптечных» магазинов попросил «срочно поставить ему еще два миллиона зубных щеток», и за срочность был готов платить не по одной кроне за щетку, а по полторы. То есть по восемьдесят «золотых» копеек — при том, что на крошечной (и тоже «опытной») фабрике такая щетка (с щетиной из какой-то пластмассы и с пластмассовой же ручкой) обходилась в производстве всего по двадцать одной копейке, причем копейке «червонной».

А эти щетки тоже входили в перечень «доступных работникам НТК благ». Вроде бы и пустяк — но он демонстрировал людям то, что НТК «заботится о своих сотрудниках». А то, что буржуи на перепродаже советских товаров наживались…

Откровенно говоря, Вера потратила «много сил и здоровья», объясняя Лаврентию Павловичу, что «сейчас для нас важнее буржуинов ублажить». То есть он и с самого начала против такой торговли особо не возражал, все же прибыли от нее обеспечивали очень быстрое развитие собственной производственной базы НТК. Однако Старухе было важно, чтобы он это делал «не по принуждению, а по зову души»:

— Лаврентий Павлович, проклятый буржуин должен быть уверен в том, что мы наизнанку выворачиваемся только для того, чтобы им, буржуинам, лучше жилось.

— А на… а зачем?

— Тогда буржуин будет думать, что мы все для этого делаем, и оборудование всякое у них заказываем чтобы еще лучше их ублажить. Именно их, а уж если что и для советского мужика останется, так на такую мелочь и внимания обращать особо не стоит. Поэтому они даже не спрашивают, зачем нам нужно то или это.

— Мысль свежая… ну, договаривай.

— Сейчас бельгийцы делают для нас фактически новый завод химический. Думая, что делают его для шведов, а шведы думают, что они у бельгийцев для нас завод заказали чтобы мы им больше тех же щеток сделали. Сейчас они наши щетки готовы миллионами в континентальной Европе продавать, во Франции, в Италии, в Германии с Испанией… в Швейцарии, в Бельгии той же.

— Зубные?

— И не только. Вон, платяные и обувные щетки с прозрачной пластмассовой ручкой они готовы миллионами заказывать — и мы должны наизнанку вывернуться, но им эти щетки дать.

— И сколько мы на этом можем заработать?

— В деньгах в общем-то и немного получается, что-то в районе восьми миллионов крон. А если посмотреть на это с точки зрения железа — то это увеличение вчетверо мощностей нашего тракторного завода и еще целиком новенький завод по производству небольших легковых автомобилей.

— А твои химики столько щеток-то нахимичить смогут? Не отвечай, сам знаю что смогут. Но меня давно уже такой вопрос беспокоит: зачем ты жилы рвешь чтобы оплатить заводы автомобильные именно компании «Хадсон»? Стране ведь грузовики нужны, а чтобы из этого «хадсона» грузовик нормальный сделать, там чуть ли не четверть оборудования менять придется на заводе. И как бы он не обошелся нам дороже фордовского…

— Странные вы вопросы задаете, Лаврентий Павлович. У меня автомобиль какой? Так вот, если в нем что-то сломается, не придется мне запчасти из Америки заказывать и ждать их подвоза месяцами, так что могли бы и сами догадаться.

— Ты это серьезно⁈

— Нет, шучу, и двадцать миллионов долларов на шутки трачу. Если серьезно, то у «Хадсона» сейчас лучший в мире автомобильный мотор. Я в детали особо не вникала, поскольку все равно не понимаю этого, но там мотор, как парни из МВТУ говорят, не нижнеклапанный и не верхнекоапанный, а вообще какой-то среднеклапанный. Что это значит — спрашивайте у них, но я хорошо понимаю одно: они с таким мотором машины делают уже почти пятнадцать лет и ни у кого такой же экономичный мотор пока не получился. А с нашими добавками — то есть со стартером электрическим и аккумулятором, да под высокооктановый бензин мотор получился такой, какого у буржуев вообще нет и, как я понимаю, нескоро будет.

— Думаешь, буржуи такие глупые?

— Думаю, что делать массово и дешево бензин с октановым числом больше восьмидесяти они еще лет десять минимум не смогут. И я думаю, что покупать у буржуев что-то уже устаревшее — глупо, так мы их никогда по технике не догоним и уж тем более не обгоним. А купили что-то самое современное, слегка напильником подточили — и опа, мы уже впереди планеты всей!

— Ну да, а бензина такого мы целых сто тонн в сутки произвести можем, да и то силами студентов университета, причем старшекурсников…

— Лаврентий Павлович, вы же сами у Сталина пробили создание НПО. Которое именуется «Химавтоматика», и когда под руководством товарища Ипатьева выпускники МВТУ эту самую автоматику наладят… а они ее наладят уже к лету, тогда бензина этого у нас будет хоть обпейся.

— А завод заработает весной… считай, то отмазка твоя прокатила, — усмехнулся Берия. Он и в разговорах не только с ней начал периодически вставлять словечки из ее лексикона, особенно когда считал вопрос не особо серьезным. — А что за завод нам бельгийцы делают?

— Они думают, что завод по обработке целлюлозы и выпуску крафт-бумаги. В принципе, бумагу такую он тоже производить будет.

— А что кроме бумаги?

— Порох.

— Из древесной целлюлозы⁈

— Я знаю, как из нее сделать нормальный порох. Это с одной стороны потруднее, чем его из хлопка делать, но зато он получится раза в три дешевле. Да и хлопок можно будет все же на текстильные фабрики отправлять, а то у нас людям одежды не хватает. Да что там одежды, полстраны простыни в глаза еще не видели!

— Ты это… — Лаврентий Павлович тут очень захотел задать Вере один вопрос, но, вспомнив о просьбе товарища Сталина, замолчал. А Вера, усмехнувшись — так и не поняв причину того, что Берия тут заткнулся, с ехидной улыбкой ответила:

— Да, я именно это. Я специалист по разным взрывчатым веществам, а довольно скоро, после того как бельгийский завод запустим, вам еще и не такое покажу. Но это не очень скоро случится, да и чтобы показать все это, нам потребуется много специалистов. А вот с ними…

— Сам знаю, у Ипатьева институт едва на четверть укомплектован, а уж у остальных… Тут еще ОГПУ палки в колеса вставляет…

— Есть же постановление о неприкосновенности сотрудников НТК.

— Есть, но постоянно в ВСНХ и товарищу Сталину приходят кляузы на то, что НТК покрывает антисоветчиков. По тому же Пальчинскому лично Менжинский трижды к Сталину приходил на меня жаловаться!

— Паршиво все это, — Вера сморщилась, как будто целиком лимон разжевала. — Но выход из любой ситуации найти можно.

— Какой уж тут выход? Людей к расстрелу приговаривают…

— А вот это неправильно. Человек, конечно, может быть плохим — но при этом хорошим специалистом. Так что приговаривать их лучше не к расстрелу, а к заключению… в специальных, скажем, тюрьмах для инженеров и ученых. Они будут в тюрьмах свой срок мотать — а заодно и работать по специальности, принося пользу всей стране, искупая тем самым вину. Я уж не знаю, как вы сможете это организовать, но такие тюрьмы должны подчиняться исключительно НТК, и НТК самостоятельно должен определять режим содержания заключенных в этих тюрьмах и то, чем будут эти заключенные там заниматься.

— Ну у тебя и выражения… а идея выглядит неплохо. Только что-то сомневаюсь я, что заключенные там всерьез работать будут. Это на лесоповале видно, кто сколько наработал, а в научной работе…

— Назначьте меня контролером, я, думаю, сумею определить кто работает, а кто ваньку валяет.

— Суровая ты Старуха…

— Какая уж есть. Нам людей не хватает, мы каждого беречь обязаны! И сбережём, даже если человека для этого придется в тюрьму посадить. А уж как сделать, чтобы в тюрьме человек сам хотел бы хорошо работать, мы придумаем. Сами придумаем, а уж как — не ОГПУ решать. В правительстве кто там решил с буржуазными проявлениями так зверски побороться, Бухарин поди?

— Ты что-то хочешь по этому поводу сказать?

— Нет. То есть хочу, но не по этому поводу. А по поводу дальнейшей деятельности НТК. Пункт первый — набор, хоть и через тюрьмы, специалистов. Пункт второй — придумать, как под НТК перевести вообще весь химпром в стране. Пункт третий — всерьез заняться черной металлургией. Всю нам, конечно, не нужно забирать, но вот производство спецсталей нужно иметь своё. Про металлургию цветную я еще не совсем придумала…

— Орджоникидзе нам не позволит…

— Тьфу на него. Раз он специалистов защитить не может или не хочет, то и мы на него наплюем. И загребем себе тихой сапой все, до чего дотянемся, я в металлургии имею в виду. В частности, где сейчас Пальчинский кислородную установку налаживает, в Керчи? Вот Керченский завод под НТК и перетащим.

— Ты, Старуха, такая у нас шустрая…

— Ага. И внезапная как понос. Обоснований для передачи завода в НТК я виду три. Первое: там своя коксовая фабрика, а коксовый газ нужен… нам нужен чтобы стране валюту из него добывать, причем по совершенно секретной технологии. Второе: руда в Керчи изумительно паршивая из-за фосфора, но с этим мы бороться умеем. Мы, то есть НТК, и еще получим в довесок к металлу ценные удобрения… опять по секретной технологии. А третий аргумент — самый весомый: достройку и пуск завода НТК проведет за свой счет. То есть и валютную часть оплатит — а там очень много еще платить придется потому что оборудование болваны заказывали и его серьезно дорабатывать нужно, и в советских рублях.

— А ты… а где НТК деньги возьмет?

— Где? Да весь советский народ в едином порыве хоть по рублю, да скинется на это строительство!

— Бредить начинаешь?

— Отнюдь. Весь советский народ с огромным воодушевлением купит советские галоши и боты, выпуск которых начат на колесном заводе в Рязани. Цена на эту ценную обувь будет вполне демократической, а за спрос наши российские дороги волноваться не дадут.

— Ну, допустим мне удастся этот завод перетащить в НТК…

— Там — ванадий, опять же марганец. Опять же, Азовское море рядом. Там можно такие великолепные стали производить!

— А ты у нас специалист и по сталям?

— Нет, но справочники читать умею. Если выкинуть фосфор, то тамошняя руда превосходит по составу лучшие шведские… ну, еще с кремнием как-то поступить надо, но я знаю как. Химически знаю, а технологически… еще раз: нам нужны специалисты. Которых не расстреливать нужно, а на работу ставить — и вот тогда мы обгоним весь мир.

— Считай, что уговорила. Я поговорю с нашими чиновниками, может и вытащу тебе этих специалистов из ОГПУ. Но учти: за каждого ты лично отвечать будешь!

— А можно мне будет молча расстреливать тех, за кого отвечать не захочу?

— Расстреливай, черт с тобой… когда от галош копеечка появится?

Веру всеобщий энтузиазм среди молодежи вообще не удивлял: Вера Андреевна этот энтузиазм уже видела — как, впрочем, и результаты этого энтузиазма. Поэтому больше всего Старуха старалась энтузиазм направлять в нужное (ей нужное) русло. Но на голом энтузиазме многого не сделать, все же требуется материальная база — и Старуха изо всех сил старалась эту базу создавать. С переменным успехом — но те же выпускники университета и МВТУ успели поверить в то, что «Старуха всегда дело говорит», и ее «рекомендации» старались воплощать. И, что характерно, чаще всего и воплощали, однако теперь уже слишком часто результаты «воплощения» быстро утекали на сторону. Вот взять, к примеру, Ростовский завод электрических машин: там еженедельно делалась одна полуторамегаваттная электростанция, но три четверти этих станций ставились вовсе не там, где было запланировано. Совсем не там — а потом на завод шли мешками рекламации…

Потому что электростанция шла вместе с установкой по фабрикации топлива для котлов — а вот как раз его-то где угодно делать было невозможно. То есть возможно, но с такими затратами, что терялся смысл производства электричества. Потому что топливо фабриковалось из древесного мусора — и ставить электростанции имело смысл лишь там, где вокруг было много леса. Причем даже не любого леса, а леса относительно ухоженного, разбитого на кварталы, оберегаемого лесниками. А если дрова для электростанции нужно было возить за сотни километров — а котел сжигал по две тонны топлива в час — то электричество получалось уж слишком дорогим.

К тому же на станции ставилось два генератора мощностью по девятьсот киловатт каждый, а на выходе получалось только полтора мегаватта просто потому, что остальные киловатты как раз машина по фабрикации топлива и потребляла. Но отдельные «комсомольские энтузиасты» на местах считали, что это — бездарная трата электричества, ведь можно в котел и угля подбросить, а вот о том, что на угле котел или прогорит за неделю, или зашлакуется еще быстрее, никто даже задумываться не собирался…

Поэтому девушка не очень и удивилась тому, что к ней прибежал секретарь парткома МВТУ:

— Старуха, у нас, похоже, беда: в ЦК поступила жалоба на то, что в Ростове наши инженеры саботажем занимаются и поставляют стране негодное оборудование…

Однако, выслушав сбивчивый рассказ парторга, она лишь хищно улыбнулась. Партийный секретарь пошел со своей бедой именно к Вере скорее всего даже не потому, что девушка давно уже заработала серьезный такой авторитет в качестве комсомольского работника, а потому что знал, что Вера по несколько раз в неделю плотно общается с председателем НТК. А может быть и потому, что о их соседстве знали, за исключением самой Веры, практически все «ответственные работники НТК». В любом случае он точно знал, что к Лаврентию Павловичу быстрее всего достучаться через Старуху. Однако он в своих расчетах ошибся: к Берии Вера жаловаться не пошла.

Пошла Вера к Карлу Бауману, работавшему Первым секретарем Московского губкома:

— Карл Янович, я к вам за консультацией… просто не знаю, у кого еще спросить. Дело-то, извините, больше партийное, чем государственное, но я думаю, что налицо явный саботаж и даже, я бы сказала, активная антисоветская работа по возбуждению ненависти простых людей к советской власти.

— Ты, говоришь, секретарь комитета комсомола университета? А почему в свой партком не обратилась?

— А потому что дело не входит в его компетенцию, тут заговор против правительства налицо.

— Говори, только быстро.

— Инженеры НТК разработали и начали серийный выпуск очень хороших электростанций, но они работают исключительно на дровах. А первый секретарь Сталинского округа своей властью три таких станции захватил, перевез к себе и приказал их топить углем. От угля котлы — очень, кстати, дорогие — меньше чем за неделю прогорели, электростанции вышли из строя — а теперь Сталинский окружком с целью уничтожить высококлассных специалистов и не дать советской власти продолжить выпуск столь нужных стране электростанций пытается обвинить их в саботаже. А завод, между прочим, уже теперь за год в состоянии электростанций выпустить по мощности на две Волховских ГЭС. И это — только первая очередь завода, там еще за год две таких же в эксплуатацию пустить собирались…

— А ты-то тут причем?

— А я еще секретарь комсомола в НТК, а завод как раз в ведомство НТК и входит. Хрущев, гад, хочет лишить страну двух Волховских ГЭС в год, троцкист паршивый…

— Хрущев? Не знаю такого.

— Он как раз и был той сволочью, что лично приказал котлы электростанций сжечь. А теперь он, нагадив, смылся, сам себя рекомендовал на обучение в Промакадемию направить…

— Так, теперь понял. Записал, разберемся.

— Обязательно разберитесь, я вот еще и документы по этому вопросу собрала. Приказ об изъятии электростанций, направленных на предприятие НТК под Вологду, подписанное им решение об использовании угля в дровяных котлах… еще копия решения о направлении его на учебы в Промакадемию…

— Хм… давай их тоже сюда. А когда ты все это собрать-то успела?

— У меня комсомольская организация — самая организованная организация в стране, мы все быстро делаем. А в Сталино выпускников университета и МВТУ достаточно работает, помогли чем смогли…

Хрущева Вера ненавидела искренне и до глубины души. Как химик ненавидела. Когда-то ей довелось немного поработать на Воскресенском химкомбинате, ее как раз пригласили оценку предложения двух тамошних молодых инженеров провести. Простое такое предложение: кое-что подправить, местами автоматизировать — и комбинат смог бы выдавать свою продукцию силами трехсот всего работников вместо работавших тогда более чем трех тысяч. А «побочным эффектом» предложения было то, что практически полностью исключались происходившие почти ежедневно небольшие «технологические аварии». В результате которых каждый год больше полусотни человек погибали, а в городе средняя продолжительность жизни на двенадцать лет не доходила до средней по стране. И тогда уже не требовалось направлять на комбинат «химиков» — осужденных на принудительные работы мелких правонарушителей, которые в основном и становились жертвами тех самых аварий. Но тогда, получив все необходимые заключения специалистов о том, что страна получит огромную выгоду, Никита Сергеевич лично наложил резолюцию «модернизацию комбината не проводить». С обоснованием «чтобы избежать появления в стране безработицы, поскольку трудоустроить больше двух тысяч ныне работающих на комбинате не представляется возможным». А в «неофициальной части», с которой Вера ознакомилась как член комиссии, сообщил:

— А куда мы будем тогда преступников «на химию» отправлять?

В прошлой жизни Вера смолчала, прекрасно понимая, что сделать ничего не сможет. А спустя полгода она горько рыдала, узнав, что инженер-технолог с Воскресенского комбината, с которой она там успела подружиться, погибла при такой «технологической аварии» при попытке спасти нескольких тех самых «химиков»… А в жизни этой решила, что если подсуетиться заранее, то изрядную охапку соломки можно будет подстелить — и собирала про Хрущева любой компромат, какой только удавалось найти. Материала накопилось достаточно на несколько смертных приговоров, и она все это Бауману и предоставила.

Карл Янович все же был «верным сталинцем» и подобных безобразий никому спускать не собирался, а первый секретарь в Москве — это фигура весьма весомая в нынешних политических раскладах. Так что в феврале тридцатого Вера Андреевна «с чувством глубокого удовлетворения» прочитала в «Правде» крошечную заметку о том, что «за руководство вредительской деятельностью» и еще кучу существенных прегрешений «приговор приведен в исполнение»…

А прочитала она эту заметку, посетив в составе делегации комсомольской организации НТК небольшой волжский городок с простым названием Городец. В котором был запущен автомобильный завод под простым названием ГАЗ — на котором уже до конца года намечалось изготовить первые сто тысяч грузовиков…