Старуха 2

Глава 5

Первого мая на торжественном митинге на Сормовской верфи был спущен на воду каспийский танкер-газовоз. Все же достижения советской газохимии по части извлечения из буржуев валютных средств произвели должное впечатление на руководство страны и Сормово получило столь нужное для Веры распоряжение. Вообще-то в соответствии с планом строилось сразу шесть таких танкеров — но планы, как всегда, не выполнялись, поэтому даже то, что был выстроен всего лишь один танкер, доставило девушке огромную радость. Хотя она даже на фотографии этот танкер не увидела.

Вообще-то первый танкер предназначался для перевозки пропана — и шесть танков, представляющих всего лишь огромные стальные баллоны по двести кубометров каждый, должны были вместить шестьсот тонн ценного газа, который доставлялся из газоперерабатывающего завода в Баку на газохимический завод, выстроенный «в чистом поле» чуть выше (по Волге) Астрахани. То есть заводик (довольно небольшой) предназначался для переработки на что-то полезное всех «тяжелых газов» — то есть этана, пропана и бутана, однако танкер для этана не сделали потому что там танки нужны были, выдерживающие пятьдесят атмосфер с приличным запасом, и первый из уже изготовленных просто не выдержал испытаний, а на танкер для бутана не успели изготовить дизельный мотор.

В Баку нефтяной газ разделялся на фракции, и метан частично направлялся на производство метанола. Метанол тоже перевозился на новый перерабатывающий завод, где из него тут же производился этилен и пропилен, которые на месте и полимеризовались в реакторах низкого давления. А в Баку этан перегонялся на этилен, из которого делался полиэтилен в новенькой (фактически опытной) установке высокого давления. Тоже продукт очень нужный: из него стали делать влагостойкий слой для женских прокладок, что несколько снизило их стоимость при производстве (и повысило получаемые Верой доходы). А лишняя копеечка была очень нужна…

Но к этому реактору Вера вообще никакого отношения не имела, она лишь показала место в статье Пехлера, где описывался процесс, а все остальное придумали и воплотили в сталь и некоторые другие металлы инженеры «Химавтоматики». И придумали и воплотили очень даже неплохо — но появилась новая проблема: проблема с количеством выделяемого газа. В бакинской нефти газа было относительно немного. То есть, по мнению Веры Андреевны, совсем немного, потому что нефть в Баку залегала неглубоко и за долгие миллионы лет изрядная часть газа нашла выход наружу и успела рассеяться в воздухе. Так что на тонну добываемой в Баку нефти попутного газа получалось всего-то кубометров с тысячу, лишь самую малость больше. А на вес — даже чуть меньше шестисот килограммов. Вот только нефти там в двадцать девятом году добыли около десяти миллионов тонн…

Шесть миллионов тонн газа, из которого около трех с половиной процентов было газами «тяжелыми», состоящими наполовину из этана. И в год этана там можно было получить больше восьмидесяти тысяч тонн — а установка могла его переработать по двести тонн в сутки, и остальное приходилось все же сжигать (хотя из-за этого жаба душила уже не только почти всех членов правительства, но и поголовно всех инженеров и даже рабочих бакинского газоперерабатывающего завода). А пропана получалось уже за сто восемьдесят тысяч тонн, и, понятное дело, на одном танкере столько было просто невозможно перевезти. С бутаном (которого получалось тоже порядка восьмидесяти тысяч тонн) было несколько полегче: для перевозки этого газа были изготовлены специальные железнодорожные цистерны, но их, понятное дело, тоже излишка имелся огромный недостаток. А еще все это сопровождалось активнейшей «работой» разного рода настоящих врагов советской власти (как местных, так и зарубежных, сильно недовольных тем, что такое богатство проплывает мимо их карманов), так что Лаврентий Павлович чуть ли не треть своего времени либо лично в Баку занимался работой по защите как нефтехимии, так и нефтедобычи, либо инструктировал своих старых знакомых из Бакинского ОГПУ.

А в «Химавтоматике» с невероятной скоростью делались еще пара установок по переработке этана, Лабораторный завод все силы прилагал к скорейшему изготовлению оборудования для производства полипропилена, строились новые заводы по выпуску различных каучуков с использованием бутана…

Но все огромные усилия очень большого числа людей так и не давали ясного ответа на основной вопрос (возникший сразу же после того, как часть газа все же перестали сжигать в факелах): куда девать десять миллиардов кубов метана, получаемых за год? Особенно этот вопрос беспокоил товарища Сталина, товарища Куйбышева и товарища Кржижановского, которым Лаврентий Павлович на очередном заседании правительства (точнее, группы по проверке работы НТК) мельком сообщил полученную от Веры «всем известную информацию»:

— Один кубометр сухого метана, пропущенный через электростанцию, дает минимум два киловатт-часа электричества. И на бакинском метане мы легко можем получить постоянную электрическую мощность в две с четвертью тысячи мегаватт и вдвое больше тепловой энергии. А еще она говорит, что если использовать надкритические — что это такое, пусть Глеб Максимилианович нам расскажет — котлы, то и три с половиной тысячи одного электричества не покажутся сказкой…

— По планам, предложенным на Всесоюзном съезде по теплофикации, мы к концу года должны будем получить двести тысяч киловатт мощности ТЭЦ… — задумчиво прокомментировал слова Берии Сталин, — а тут получается в десять-двенадцать раз больше… то есть не получается, и мы всю эту прорву тепла просто на воздух пускаем, да?

— Ну, почти всю и пускаем. Пока пускаем… — так же задумчиво ответил Берия. — А Старуха говорит, что объемы газа каждый год еще и уменьшаться будут… не особо сильно, но ведь обидно что мы столько теряем! Пока — пока по ее совету — в Ростове для сельских электростанций стали делать котлы уже не дровяные, а газовые, в Баку уже с дюжину таких станций отправили — но ведь это крохи.

— А какие будут предложения?

— Мы форсируем выделение из МВТУ в том числе и энергетического института, уже есть договоренность с профессором Рамзиным о том, что он займет там пост проректора по научной работе.

— А я спрашиваю о конкретных предложениях!

— А это как раз оно и есть. Товарищ Рамзин уже разработал котел — правда пока угольный — на шестьдесят пять атмосфер, сейчас под его руководством ведется его доработка для работы на метане… да, по Рамзину, Иосиф Виссарионович, я отдельно хотел с вами поговорить — но это потом. Там же, то есть пока на энергетическом отделении МВТУ, уже готов проект турбины высокого давления мощностью в двадцать пять мегаватт, ее уже начали делать на ЛМК, причем предполагается, что до конца года они четыре таких успеют изготовить — и все их поставят на новой электростанции в Баку, товарищ Багиров лично контролирует ее строительство. А Старуха заказала все оборудование для нового турбинного завода, строительство которого мы уже начинаем… есть надежда, что уже осенью завод заработает.

Куйбышев открыл было рот, но сказать ничего не успел, его опередил Глеб Максимилианович:

— С котлами и турбинами я понял, а генераторы? Их-то кто делать будет?

— А Старуха у Аси тоже заказала четыре генератора, и, насколько я в курсе, еще и опцион на десять в следующем году подписала. То есть Егор Дементьевич контракт заключил по ее просьбе.

— А на какие шиши? У нас в Госплане с валютой…

— Вот потому контракт и подписан, что она для него шиши нужные изыскала. Электролюкс шведский в этом году собирается изготовить почти что двести тысяч холодильников…

— Я уже несколько раз слышал эту фамилию… или это не фамилия? Кто такая эта старуха?

— Это химик, которая изобрела ту резину, из которой у нас шины делаются.

— А какое она имеет отношение… то есть я слышал, что мы сколько-то шин поставляем за границу, но ведь это копейки…

— Что она еще придумала? — заинтересовался Иосиф Виссарионович.

— Она и Александра Новосёлова придумали. То есть профессор Новосёлова какой-то металл придумала как добывать, а Старуха из него делает маленькие магнитики и запихивает их в резину, из которой делает уплотнительный шнур для этих холодильников. Раньше шведы на холодильники ставили автомобильные замки, а теперь, с этой магнитной резинкой, эти замки уже не нужны. Старуха их шведам продает по двадцать три, что ли, кроны, получает двадцать крон чистой прибыли с одного их холодильника в дополнение к прочим доходам. А в целом это уже лишних четыре миллиона крон — а один генератор у Аси стоит только три.

— Но на четыре генератора…

— А еще она предложила шведам новый материал для теплоизоляции холодильников. И Электролюкс уже подписал контракт с ней на почти двадцать миллионов крон, правда на два года. Я, откровенно говоря, не знаю, что за материал она им предложила… то есть химический состав не знаю и название, но там слой в два сантиметра держит тепло примерно так же, как пять дюймов пробки. Холодильник у шведов получился размером меньше, а ценой дороже как раз на эту сотню крон. А чтобы этот год закрыть по валюте… то есть по дополнительным валютным выплатам Асе, она… то есть наши специалисты подписали неплохой такой контракт с германской «Саламандрой». На подошвы для обуви и на негниющую дратву для нее же. То есть все равно немного мы с выплатами Асе не успеваем, но они согласны оплату получить даже с опозданием до трех месяцев — а в такой срок мы точно укладываемся.

— А я хотел спросить, — все же влез с вопросом Валериан Владимирович, — вы вроде сказали, что новый турбинный завод, который вы только строить собрались, уже осенью заработает. Это что, опять будет крошечный опытный заводик? Сколько и каких турбин он производить-то сможет?

— Большой это завод будет, в Калуге почему-то она его строить предложила. И людей на него набирать… довольно разумный способ тоже она выдумала. Цеха-то выстроить недолго, рабочих — да хоть в Москве — при такой безработице сколько нужно наберем на стройку, а оборудование начнет поступать уже летом и в октябре все, что нужно, уже в Калугу привезут. Кстати, там же и одну из электростанций, правда с готовым угольным котлом, разместим. И несколько «сельских», на дровах, тоже…

— Интересная у нас эта Старуха, в одиночку весь Госплан заменяет, — хмыкнул Глеб Максимилианович.

— Это не она все придумывает, она придумывает как нам деньги получить для того, что придумывают специалисты НТК. И кое-что нужное добывает, пользуясь своими связями… точнее, своим авторитетом у шведских промышленников. Причем даже не лично, а так она занимается одной своей химией. Да, кстати, раз уж про химию вспомнили. Глеб Максимилианович, вам придется всю программу теплофикации пересматривать, причем серьезно так. В МГУ коллектив преподавателей и студентов придумал новые трубы для подачи горячей воды, как раз из разных пластмасс и сделанные. В них потери тепла при перекачке от ТЭЦ до домов составят меньше одного процента, а прослужат эти трубы с гарантией не менее двадцати лет. То есть Старуха так говорит — а насчет именно химии она вроде пока ни разу не ошибалась…

Поскольку Кржижановский попросил Берию дать ему более подробную информацию по пластиковым трубам, Лаврентий Павлович на следующий день заехал в университет и попросил Веру подготовить для него «в срочном порядке» нужный Кржижановскому документ с детальным описанием характеристик предлагаемых труб. А Вера, глядя на унылую физиономию председателя НТК, поинтересовалась:

— Лаврентий Павлович, что у вас за вид такой? Вас что, заставили кило лимонов съесть без сахара?

— Да нет, с лимонами… уж лучше бы я их съел. На профессора Рамзина из МВТУ дело открыли, а он у нас сейчас главный специалист по энергетическим котлам. И по нему-то я постановление вроде выбил, но… чувствую, что не просто так его засадить в ОГПУ решили, кому-то очень не нравится, что мы так быстро промышленность и энергетику поднимать стали. А вот кто…

— А что проще-то? Отловили тех, кто постановление об аресте готовил, допросили потихоньку, затем тех, про кого он расскажет — и так по цепочке главгада и найдете.

— А как потихоньку-то? Да и люди там… ничего они даже под страхом смерти не расскажут.

— А зачем их пугать-то? Надо тихо и спокойно попросить их рассказать все, что они знают — они и расскажут. Главное — все, что они расскажут, запротоколировать — а уж кому в правительстве протоколы эти показать…

— Издеваешься, да?

— Не совсем. То есть совсем не. Я тут мельком читала, в германском журнале каком-то медицинском… В общем, немцы в гинекологии применяли для беременных женщин препарат один, чтобы тем рожать было не страшно и не так больно.

— А там беременных женщин нет!

— Я догадываюсь, но речь не о том. Немецкие врачи случайно заметили, что женщины, которым этот препарат вкололи, сразу расслабляются, не буянят, не дергаются, от боли не орут. Сидят спокойно и вообще инициативу не проявляют. Но зато отвечают на любые вопросы и вспоминают даже то, что давно уже вроде и забыли. То есть без препарата они это бы не вспомнили даже, как вы говорите, под страхом смерти, а с препаратом — вспоминают. В том числе вспоминают и мельчайшие малозначимые детали, которые когда-то случайно заметили и вообще значения им не придали — и если их расспросить, то они обо всем этом рассказывают. Сами рассказывают, точнее, точно отвечают на задаваемые вопросы. И еще одна мелкая особенность: врать люди в этом состоянии не способны в принципе, и не способны отказаться отвечать на вопросы.

— Это… ты не выдумываешь?

— Препарат называется скополамин, а если к нему добавить еще и мескалина… думаю, процентов пять хватит, но нужно пробовать…

— Так, а где его взять? Какие дозировки использовать?

— Скополамин, думаю, в немецких аптеках найти можно. А мескалин… это из Мексики, наркотик такой, его в магазинах точно не продают, но я его вам синтезирую если захотите.

— Уже хочу.

— Сегодня какое число? Вот девятнадцатого мая за ним и приходите. Только… во-первых, про дозировки я ничего не знаю, нужно у немецких акушеров спрашивать. Во-вторых, с мескалином он сработает гарантированно — это насчет ответов на вопросы, но есть шанс, что человек после такой смеси полностью спятит, а если слегка переборщить с дозой, то и вовсе помрет. И да, человек о том, что его о чем-то спрашивали и что он на вопросы отвечал, скорее всего забудет. А если коктейль с мескалином использовать, то почти наверняка забудет. Но все же… сначала нужно испытания препарата провести. А на ком… у кроликов-то спрашивать бесполезно: они бы, может, и рады бы были ответить, так ведь не могут…

— А тебе не кажется… а откуда ты все это знаешь?

— Я не знаю, а просто случайно запомнила то, что в журнале прочитала. А прочитала тоже, можно сказать, случайно: у меня просто… в общем, мне иногда довольно больно бывает.

— Ладно, вопрос снимается. Спасибо, а если препарат сработает… буду должен. И, мне кажется, не только я один…

«Новый, но не освоенный источник энергии» помог Лаврентию Павловичу забрать в НТК примерно полторы тысячи специалистов из числа тех, на кого местные отделы ОГПУ готовили постановления об арестах. И сразу же перед ними были поставлены не самые простые задачи, и одной из главных была задача разработки и создания двух разных по сути, но одинаковых по целям установок. Первая — это установка для парового риформинга метана, а вторая — для парациального каталитического его окисления, и на выходе обеих установок должен был получаться водород и всякие разные другие вещества (в основном — угарный газ). Ну а дальнейшие процессы были уже всем хорошо известны: водород соединяется с азотом воздуха — и получается аммиак, из которого потом делают или карбамид (добавляя сколько нужно углекислого газа), или азотную кислоту и (потенциально) аммиачную селитру. И то, и другое обещало приличную прибавку урожаев — а с продуктами в СССР было лишь «едва терпимо», так что на «прибранных» инженеров и ученых руководству ОГПУ было велено рот не разевать. Причем распоряжение это отдал лично товарищ Куйбышев, с которым, как «старые чекисты» знали, спорить было весьма чревато…

Еще товарищ Берия настоял на том, чтобы профессор Ипатьев был награжден орденом Ленина. Правда когда он с таким предложением вылез, Валериан Владимирович удивленно поинтересовался:

— А как мы его наградим-то? Он же, если я не путаю, в Германию уехал и теперь там минимум год еще лечиться от чего-то будет…

— Именно поэтому его и нужно сейчас наградить. Болезнь у него тяжелая, операция предстоит очень непростая, он сейчас, по сути, уже готовится там и умереть — но я говорил с товарищем Семашко, и, по его мнению, профессора там скорее всего вылечат, а позитивные эмоции могут в лечении очень сильно помочь. Если мы покажем Владимиру Николаевичу, что вся страна его очень ценит и уважает, то это его, безусловно, изрядно порадует — и поможет быстрее выздороветь. А его знания принесут еще Советскому Союзу огромную пользу: не зря же Ленин называл его главой советской химической промышленности…

— Ясно, кто представление подготовит? Несите представление мне, товарищ Калинин его подпишет. Но… а кто орден вручать будет? По статусу Михал Иваныч должен, но он точно в Германию не поедет.

— Я…

— Вы тоже не поедете.

— Я пошлю нашего специалиста, хотел сказать. Причем такого, которого Владимир Николаевич очень и очень уважает и будет дополнительно рад тому, что именно он вручать орден и приедет.

— Ну что ж, представление, я полагаю, от НТК будет?

— Почему будет, я его уже принес…

Идею о награждении Ипатьева Лаврентию Павловичу внушила Вера. То есть не просто внушила, а очень хорошо объяснила, почему его следует наградить высшим орденом страны именно сейчас:

— Вы, конечно, прикрываете многих ученых от необоснованных арестов, но все равно пока еще среди них бродит страх за свои жизни. А это довольно паршиво, хотя бы потому что в таком состоянии ученый просто побоится работать в полную силу: как бы чего не вышло. Но если вы добьетесь награждения Ипатьева, да еще когда он вообще за границей находится, то это очень многим таким зайкам трусливым покажет, что во-первых у НТК сил для защиты и даже поощрения своих — именно своих — специалистов на уровне государства достаточно, а во-вторых, что страна ценит их работу, не обращая, по большому счету, внимания на некоторые их заскоки…

— И эти заскоки, как ты говоришь, у них лишь усилятся.

— Наоборот, они поймут, что изрядная часть этих заскоков, а уж все хоть сколь-нибудь антисоветские наверняка, по сути является глупостью неимоверной. Такой мелкой детской шалостью, над которой страна лишь посмеивается снисходительно. Да, не у всех так случится, но вы-то на что? Тайны государственные — они охраняются довольно разнообразно… и изощренно.

— И вот кто у нас тут из нас двоих более изощренно собирается тайны охранять? Но в целом твои рассуждения… посмотрим. Но Калинин в Германию не поедет, а ты говоришь, что профессору будет важно своими руками к ордену прикоснуться…

— И вы тоже не поедете, вас, скорее всего, работа не отпустит. А у меня каникулы начинаются…

— Как же, каникулы! Ты через неделю диплом защищаешь и поступаешь на работу!

— Еще раз повторяю: каникулы у меня. Меня Николай Дмитриевич в аспирантуру к себе взял, приказ уже подписан. А Владимир Николаевич давно, по слухам, со мной про химию поговорить обстоятельно так хотел, так что совмещу приятное с полезным. Приятное для профессора Ипатьева с полезным для СССР.

— Есть у меня смутные подозрения, что ты что-то в Германии уже присмотрела… Много денег потратить собралась или, наоборот, очередные миллионы загрести собираешься?

— Сейчас у немцев ничего для нас особо интересного нет, да и денег у них нет, чтобы что-то у нас покупать. То есть сейчас для страны самое интересное и нужное в этой Германии — это как раз Владимир Николаевич лично и персонально. Я разговаривала с сотрудниками его института, у них очень много сейчас идей по нефтепереработке в плане новых материалов, но все эти идеи принадлежать как раз Владимиру Николаевичу, а они только их до ума доводят. Так что вернется он с новыми идеями — это обеспечит еще один даже не шаг, а скачок страны в светлое будущее. А не… то есть моя задача — сделать так, чтобы он выздоровел как можно скорее и с новыми силами — и с новыми идеями — вернулся в СССР руководить своими сотрудниками.

— У тебя, пожалуй, новых идей не меньше чем у него.

— Опять вы повторяете ту же ошибку. У Ипатьева идеи — новые, а у меня, неуча, всего лишь перепевы старых идей. Да, на новой технологической базе — но по сути я делаю ту же работу, что и сотрудники Ипатьева: довожу идеи до промышленного применения. Чужие идеи… и, между прочим, в том числе и идеи Владимира Николаевича. А так как у меня сейчас в работе как раз одна его идея, я бы очень хотела прояснить как можно скорее некоторые непонятные для меня вопросы.

— А каков ожидается результат, если прояснишь?

— Я что, Кассандра? Если все получится, то прибавку урожая на треть получится обеспечить быстро и относительно безболезненно…

— Урожаев чего?

— Чего угодно. У Ипатьева в этом плане идеи прут с удивительно широким охватом…

— Вот объясни мне, Старуха, почему я, даже когда считаю, что ты не права, все равно делаю как ты просишь?

— Потому что вы — человек умный. Вы умеете сразу увидеть всю проблему целиком, прикинуть выгоды от ее решения, и даже если времени у вас на переосмысление прежнего взгляда на нее не хватает, то все равно на уровне буквально интуитивном вы принимаете единственно верное решение. Талант у вас такой…

— Опять издеваешься.

— Нет, говорю, что думаю. У меня тоже талант: говорить людям правду так, что она людям нравится. Я, конечно, не всю правду людям говорю, и очень даже не всегда…

Лаврентий Павлович внимательно поглядел в смеющиеся глаза этой удивительно талантливой девчонки:

— Вот ведь зараза! Старуха и есть, вредная и склочная. Так когда у тебя каникулы-то начинаются? В смысле, какого у тебя защита диплома?