Дежа вю. Ёмкое выражение, которым французы привыкли описывать состояние, в котором ты переживаешь события и ощущения, связанные с ним, были тобой пережиты ранее. Причём конкретный момент пережитого вспомнить не получается. Может быть я и не специалист в подборке выражений, но состояние было похожее.
Вместо того, чтобы усесться поудобнее перед портальным телевизором и наблюдать, что там, чёрт подери, происходит, я снова оказался в своих, бешено сменяющих друг друга, воспоминаниях…
Вот он я, совсем ещё ребёнок, лет шести, убегаю с ребятами со двора куда-то в лесопосадку. Они все старше меня, им уже лет по десять, а самому главному из нас уже тринадцать. Старшие ребята накупили в аптеке спирта для растирания и спички. Спички были куплены в киоске по соседству с аптекой, при помощи ангельских умоляющих детских глаз и обещаний, что инструменты для разведения огня нужны бабушке. Спирт в аптеке они купили при помощи тех же уловок. Продавщица — милая бабуля, не смогла отказать таким «хорошим» ребятишкам. А я, вместе с этими ребятами, поджигал в банках спирт и бросал их в большие такие муравейники, высотой которые доставали мне в детстве до подбородка, которых в лесопосадке было просто в изобилии. Ну и кошмар. Лесопосадка та, к слову, сгорела через пару недель, но это произошло уже без моего участия.
И снова я, со своим одноклассником, идём по подвалу своей школы, а я тащу целый пакет нарезанной газеты, щедро пропитанной раствором селитры. «Дымелки», как мы их называли, подогнал моему однокласснику Ромке его дядя. Мы просто хотели побаловаться, как и многие дети в начальной школе. Но так как мозгов у нас было не особо много, то «дымелки» мы разложили вдоль подвальной трубы, дававшей всей школе отопление. А сама труба была во всю длину обёрнута каким-то утеплителем. Скорее всего стекловата — тогда было популярно обматывать ей отопительные трубопроводы. Естественно из-за нагрева наших бумажных дымовых шашек вся эта стекловата вспыхнула и начала дымить, готовая в любой момент разгореться по-настоящему. Повезло, что вовремя спустившийся охранник спалил нас за этим занятием и успел вызвать пожарную службу, до приезда которой он пытался самостоятельно предотвратить начинающийся пожар. Повезло школе, конечно, не нам. Родители Ромки запретили ему общаться со мной, а мои мама и бабушка запретили мне общаться с ним. Но мы продолжили с ним общаться, несмотря ни на что, но уже в режиме «стелс». Правда большего мы ничего уже не поджигали, мы ходили друг к другу в гости, в зависимости от того, чьих в данный момент предков не было дома. Он у меня игрался в «денди», а я у него в «сегу». Чуть позже, уже в средней школе, мы успешно с ним на пару прогуливали уроки в компьютерном клубе.
Тут мне уже лет одиннадцать, я иду со школы домой, совсем один. Мой, на тот момент, единственный настоящий друг заболел и не пришёл в школу. Хотя, когда всё было хорошо, мы и в школу, и со школы ходили вместе. Жили мы в многоэтажках, находящихся друг напротив друга, разделённых «поляной», как мы её называли. Представляла она из себя небольшой, засеянный травой пятачок, усаженный деревьями, между которыми доживали свой век совсем проржавевшие детские аттракционы, в виде горки и карусели. Мне было скучно идти одному и поэтому я решил себя развлечь тем, что кинул пару петард в подвал попавшегося на пути многоэтажного дома. В практически замкнутом помещении взрыв показался такой силы, что жильцы дома подумали, что под ними взорвался газопровод. Да и запах пороха, перемешавшийся с ароматным подвальным «парфюмом» мгновенно заставил жильцов первых этажей выбежать на улицу. Не знаю кто меня застал за этим занятием, потому что убегал я довольно быстро, но, когда я подходил к своему дому — мамка уже ждала меня у подъезда. Кроме побега в мою голову так и не пришло мысли поумнее. Хотя, куда мне было бежать? Рано или поздно я всё равно вернулся бы домой. Но всё же это решение дало свои плоды. Запыхавшаяся мать, которая последние два часа только и делала, что бегала за мной по дворам и кустам, да бешено орала «УБЬЮ!!!», устала настолько, что досталось мне в тот день не особо сильно. По крайней мере ремнём меня никто не лупил. На этот раз.
На этот раз я уже иду со своим лучшим другом из школы. Уже довольно повзрослевшие. Лет по тринадцать-четырнадцать навскидку. Класс седьмой это был, всё верно. Мы тогда учились во вторую смену и домой возвращались поздно. Наш путь пролегал через морально гнетущие дворы, в которых там и тут рассредоточивалась местная гопота, сдерживаемая только яростными взглядами бабулек, сидевших на лавках у каждого подъезда. Мы пели какую-то дурацкую матерную песню из репертуара, то ли «Сектора Газа», то ли «Красной Плесени», уже и не помню. Естественно сторожевые бабушки такого разврата потерпеть не могли и, в связи с этим, решили сделать нам замечание. А молодой и горячий возраст ведь требует бунтарства и не терпит, что бы кто-то указывал. Я вступил в словесную перепалку с бабками, пока мой друг стоял рядом и ждал чей победой закончится этот конфликт. Но в один момент все мои подростковые аргументы кончились, а так как драться с бабульками — это низко, я решил отплатить им другой монетой. Я достал из кармана рюкзака прятавшуюся там «гранату». Такие петарды в форме всем известной гранаты модели Ф-1. И, под пение вечерних птиц и стрекотание сверчков, шмякнул её в лужу рядом со сторожами улиц. Обдало их всех с головы до ног, но видеть мы уже этого не могли, потому что, под недовольные крики пенсионерок, припустили во всю прыть прочь оттуда в сторону дома. В этот же вечер о нашем поступке доложили нашим мамкам и люлей мы получили таких, что я до сих пор удивляюсь, как этот случай не отбил у меня всё желание покупать петарды снова.
Да уж, интересно, как я не стал каким-нибудь чокнутым пироманом, который поджигает и подрывает всё, что неровно стоит. А если стоит ровно, то наклоняет и взрывает. С возрастом, как и все дети, я перестал заниматься такой ерундой. Хотя на моём счету было не мало дел. И при помощи римской свечи на новый год я чуть не поджог соседний дом. И с этой же свечой бегал за своим недругом, пытаясь попасть в него хоть одним зарядом (хорошо, что у меня это не получилось). А однажды так и вовсе при помощи салюта, который упорно не хотел стоять ровно, я чуть не подорвал себя любимого. Но сейчас это в прошлом и слава богу, если он вообще существует. Ну, в смысле тот, в которого принято верить, а не тот, который нас сейчас щедро одаривает системой с её извращенскими правилами.
Я просматривал все эти воспоминания, где мне довольно много довелось почудить за свою жизнь и увидел свою первую сигарету. Какой я тут мелкий… Только сейчас понимаю, как же несуразно это выглядело. Маленький, разодетый под панка, подросток, который не умело держит сигарету в согнутых в виде клешни пальцах. Причём я презирал тех, кто держит сигареты ветками. Считал это трусостью, недостойной «трушного» панка.
А вот и моя первая банка пива. Я как-то пробовал сделать глоток, когда мне было лет двенадцать. Но мне не понравилось. А тут мне уже шестнадцать и негоже выбиваться из своего неформального рокерского стада. Тогда я даже не понял, когда успел напиться. Помню лишь, что после первой бутылки я не почувствовал ничего, кроме, конечно же, мерзкого вкуса дешевого пива. Но на этот раз мне даже понравилось. А через несколько дней я, с малознакомыми ребятами из окружения, был на «вписке» у одного товарища из нашей компании. Мы там жутко надрались, кстати, но похмелья не было. Спасибо бешеному подростковому метаболизму. Сейчас такая попойка меня и на тот свет легко отправила бы.
Мой первый поцелуй. Неумелый и слюнявый поцелуй с девчонкой, с которой мы как бы «встречались» уже почти полгода, но дальше держания за руки у нас так и не доходило. А тут мы, наконец, решились на поцелуй. Я так и не понял прикола, почему всем это безумно нравится. Сейчас осознаю, конечно. Не мой это был человек. Да, хорошо вместе, весело, но ничем, кроме дружбы, это не было и быть не могло. Мы расстались с ней через пару недель. Никуда дальше этого неловкого поцелуя у нас так и не зашло.
Ну нет, это воспоминание если и нельзя промотать, то и смотреть я его тоже отказываюсь. Пожалуй, стыдливо закрою глаза, да подожду пару минут. Дольше оно всё равно не продлится. Объяснять подробности первого подросткового секса, я, надеюсь, не нужно.
Я ещё может и посмотрел бы, что мой неугомонный мозг ещё там приготовил. Но меня выдернула из воспоминаний дикая боль. Нет, не так. ОХРЕНИТЕЛЬНАЯ, ДО ОДУРЕНИЯ ДИКАЯ БОЛЬ!!! В глазах мигом побелело, а следом затем так же резко потемнело. Превозмогая эти пытки, я протёр свои глаза и огляделся. Я снова в своём подсознании, лежу на полу, скрюченный до состояния эмбриона и не могу соображать. Единственное на что мне хватило сил — это немного повернуть голову в поисках портального телевизора. Нашарив его глазами, я чуть не расплакался, осознавая, что сейчас мне до него метров пятьдесят, не меньше!
Но, к счастью, там показывали не стрим какой-нибудь «Доты», а всего лишь меня. Скрюченного, как и моё эфемерное тело, переломанного и истекающего кровью меня. Эли на мониторе не было видно, но я примерно понимал где она сейчас находится. Откуда-то из-за спины на меня лилось почти осязаемое бело-золотое свечение. Моё тело билось в конвульсиях и, видимо, эта боль была настолько сильной, что ощущения пробивались сквозь преграду подсознания. Ну вот, а говорят, что оперируемые под общим наркозом пациенты ничего не чувствуют. Хочешь — не хочешь, а невольно задумаешься, а так ли это на самом деле?
Над моим полуживым телом нависал Грол, который держал на изготовке свою секиру. Вспомнилось его «Прости», перед тем, как Эли начала кастовать воскрешение. Кстати и я сам, будто понял в тот момент, что они собираются делать. Иначе зачем я толкнул своего нерадивого папашу? И ради чего? Вытолкнуть отсюда я никуда его не мог, сбить с ног тем более. Банально не хватило бы сил. Так нафига я это сделал? Отвлечь? От чего?
Что-то мне подсказывало, что если я ещё немного потерплю, то обязательно увижу для чего был весь этот фарс. Надеюсь, что моё запертое здесь сознание не перенесёт наружу, что бы я мог своими глазами увидеть, как демон убивает моих друзей. Хотя недобатя что-то говорил про то, что такие повреждения даже он не устранит. Значит тут явно нужна помощь высшей светлой целительницы. Вот только до сих пор остаётся вопрос, чем поможет мой гномий наставник, тем более этой своей странной штукой, которая должна отрубать головы, а не воскрешать.
Посмотрев на Грола внимательней, я заметил, что от его тела исходит кроваво-красное свечение. Моя интуиция, в совокупности с проницательностью, подпитываемые возросшими характеристиками разума, подсказали, что это его пассивная способность накапливать полученный урон. Ну да, точно, он же Берсерк! Он накапливает полученный урон и может вернуть его в трёхкратном размере обратно противнику. И перед тем, как это происходит, он начинает вот так вот подсвечиваться. Но ведь на союзников эта способность не действует. Максимум, что мне прилетит — это шквальный порыв ветра в лицо, который растреплет мою причёску. Если так можно назвать пару оставшихся волосков на моей голове.
Но, кажется, этот факт совершенно не заботит моего друга. Свечение от готовящегося удара продолжает усиливаться, ведь урона в последней битве он получил предостаточно. В разные стороны начал разрастаться полупрозрачный купол. Это было «Поле боя». Купол вырос небольших размеров, всего лишь десяток метров в диаметре. А Эли оказалась за пределами этого купола. И не понять, то ли именно это прервало её воскрешающее умение, то ли она уже заранее перестала его кастовать.
В следующую секунду меня накрыло такой вспышкой боли, что в глазах снова побелело, а когда пелена с глаз опустилась, то во весь "телевизор" я увидел лицо гнома. Хищное, в зверином оскале лицо моего друга, который занёс над своей головой секиру, направив всю кроваво-красную ауру в её рубящую часть. От такого финта она мгновенно раскалилась, пошла дымом и начала покрываться трещинами. Воздух вокруг секиры опасно загудел, создавая такое впечатление, что где-то над нами набирают мощность турбинные двигатели, собравшегося на взлёт самолёта.
Я до сих пор наблюдал за происходящим со стороны и всё ещё не мог пошевелиться. От безысходности тот, кто находился в моём еле живом теле, утробно зарычал! А потом его рёв вошёл в унисон с криком ярости и отчаяния гнома, который, будто в замедленном действии, опускал на мою голову свою секиру. И только моё переломанное во всех частях тело, в котором даже все мышцы с сухожилиями были порваны, своей беспомощностью не дало мне увернуться от удара. И я, и Велиал шестой. В последние секунды моей жизни я почему-то понял, кто он на самом деле.
Секира через пару мгновений всё же достигла моей бедовой головы, и моя бестолковка раскололась на две части. Секире гнома досталось не меньше — она разлетелась на тысячи микроскопических осколков, чему раздосадовано покачал головой Грол. Который буквально через секунду свалился в обморок. И умер. Правда я не могу этого уже видеть, скорее это были галлюцинации, вызванные моей преждевременной и такой жестокой кончиной.
— Ты издеваешься сын? Халунка? Да как ты посмел связаться именно с этим ангельским отребьем?! — Гневно прогромыхал голос нынешнего правителя Хеллроса.
— Отец! Не называй её так! Я люблю её и не считаю, что кто-то может посметь мне указывать на то, что этот союз не должен состояться! — Ответил ему сын.
— Да как ты смеешь ТАК разговаривать СО МНОЙ? Я — Велиал четвёртый, король Хеллроса, владыка демонов и твой отец! И я не потерплю, что бы полукровка смог стать наследником моего трона! Либо ты изгоняешь свою золотую шлюху, которая несёт в себе этого ублюдка из нашего мира и находишь себе ДОСТОЙНУЮ жену, либо я изгоню вас обоих!
— Я понял тебя отец, я ухожу! Сам рожай себе другого наследника! Но не забывай, что однажды Я, Велиал пятый, полноправный принц Хеллроса и твой первенец, приду и заберу себе то, что принадлежит мне ПО ПРАВУ!
— ПОШЁЛ ВОН, ПОКА ЕЩЁ МОЖЕШЬ РАЗГОВАРИВАТЬ, НЕДОНОСОК! ЧТО БЫ ГЛАЗА МОИ ТЕБЯ НЕ ВИДЕЛИ!
— Пришло время тебе рассказать, кто ты есть на самом деле, сын. Готов ли ты услышать мою историю? — Спросил Велиал пятый.
— Да, отец, я готов!
— Но разве мы сможем вдвоём захватить целый мир, отец? Ты сказал, что мой дед невероятно силён. Если демоны нам и правда в подмётки не годятся, пусть их там целые орды, то как мы справимся с полубогом? — Опасливо спросил Велиал шестой у своего отца.
— Не захватить, а вернуть то, что нам принадлежит по праву! Не подменяй и не путай понятия, сын! Поверь, мы сможем одолеть моего отца и твоего деда. И как только мы это сделаем — все демоны подчинятся нам. У них просто не будет другого выбора.
— Но как мы это сделаем? Я не совсем понимаю, отец!
— Ну ты же не думаешь, что способность перевоплощаться в человека — единственный фокус, который достался тебе от матери, Велиал шестой? Ты — наполовину демон, наполовину халун! Поверь, мощь, сокрытая в тебе, бесконечна!
— Но… Как? Как… ты… можешь быть таким… сильным… кхе-кхе…
— Перестань трепаться дед, умри достойно, а не харкаясь кровью и умоляя дать тебе ответы, которые я не смог бы тебе дать, даже если бы я этого хотел. — Гневно и властно выбросил Велиал шестой своему умирающему деду, Велиалу четвёртому.
— Хорошо… ты… силён… кхе-кхе… ты станешь… достойным… королём и… может быть… кхе-кхе… даже бог…о…м…
— Да здравствует Велиал шестой! Первый король ада, рождённый женщиной-халуном! Самый великий и сильнейший боец за всю нашу историю! Славься, великий! Слава королю!
— СЛАВА!
— СЛАВА!
— СЛАВА!
— Отец, ты в самом деле считаешь, что развяжи мы войну в мире людей, мы станем сильней? — Спросил Велиал шестой у своего отца и наставника.
— Истина, сын мой! Этот мир обречён. Своим техническим прогрессом, который они так активно развивают, позабыв про настоящие идеалы, они погубят себя рано или поздно самостоятельно! Поэтому мы должны ускорить этот процесс! Ведь погибшие в бесславной войне — лучший материал для перерождения в демонов! Ты станешь великим, сын мой, станешь богом! И благодаря своей армии, которую пока только предстоит собрать — сможешь победить в гонке! Никогда ещё прежде демоны не возвышались над всей системой! Чёртов Халун начал править, и мы не можем позволить ему перекроить вселенную так, как угодно ему!
— Что ты говоришь, отец? Моя мать была халункой! И ты любил её, если мне не изменяет память!
— Любил! И она меня любила! И любила тебя! Пусть и умерла при родах! Она была единственным достойным ангелом и будь она жива, я может быть и был бы рад, стань высшим из богов она! Но она оказалась слишком слаба, поэтому сейчас твой долг исполнить нашу с ней мечту! Поверь мне, она бы тоже этого хотела!
— Хорошо, отец. Я сделаю это. Можешь не сомневаться во мне.
— Прощай, Велилал шестой, сын мой!
— Прощай, Велиал пятый, мой отец!
Ох блин, это ещё что за видения? Троица Велиалов с королевскими титулами, которые не поделили сначала свой мир, а потом ещё и на мой решили наложить свои когтистые лапы? Бред какой-то. Хотя последний смутно напоминал мне моего отца.
Так я умер или нет? Не понимаю. Грол меня прикончил, насколько я помню. Ну или не совсем меня. А соседа, который занял мою голову. Так почему я всё ещё жив? Или больше существую, нежели живу? И что за мерзкий запах?
Обернувшись, я заметил, что позади меня лежит кучка пепла, которая постепенно становится меньше. Если бы здесь был ветер, то я подумал бы, что это он развеивает её по воздуху. Но ветра здесь нет, здесь вообще ничего нет, это моё подсознание, а не пляж у чёрного моря.
Всё! Хватит! Не знаю и не хочу знать, что это за горстка пепла, воняющая серой и фекалиями, откуда она здесь взялась и куда её, нахрен, развеивает! Мне уже всё это порядком надоело. Я просто хочу уже спокойно умереть и больше ни о чём не думать и не переживать.
Внезапная вспышка света ослепила меня, а когда глаза пришли в относительную норму, следом начала проявляться и картинка.
Первое, что я увидел — обеспокоенное лицо Грола, нависшее надо мной, а на его фоне смутно знакомые пальмы. Как только я смог немного разлепить глаза — лицо гнома мгновенно преобразилось и из обеспокоенного стало счастливым. Он улыбался во все свои тридцать два (столько же у них, как и у людей?) зуба и что-то говорил. По крайней мере губами он шевелил точно. Только я ни слова так и не услышал.
Но через пару секунд оглушительная тишина сменилась мерзким, разрывающим барабанные перепонки, писком. Благо, продлилось это всего несколько секунд, хотя по ощущениям, будто час прошёл.
Первым делом я услышал пение птиц, шум воды, деревьев, а уже потом и повторяющуюся фразу из уст моего друга.
— Руслан! Ты слышишь меня? Ответь! Я вижу, что ты в сознании, чёрт тебя… То есть, хрен тебя раздери!
Из моей глотки пока вырывался только сдавленный хрип. Большее себе я позволить пока не мог. Но и этого гному оказалось вполне достаточно. Он оскалился своей улыбкой ещё шире и набросился на меня с объятиями.
— Жив! Жив, мать твою! Живой! Эли! Он жив!
Чёрт, да он так мне все кости снова переломает своими обнимашками. Меня же только что починили, а он близок к тому, чтобы снова вернуть обратно всё, как было!
Меня отвлёк топот пары маленьких ножек, заглушаемый приятной на ощупь травой, покрывающей весь тот участок, на котором я сейчас лежал.
Уже буквально через секунду, упавшая на колени Эли, обняла меня и заплакала. Её влажная щека, прижавшаяся к моей, нежно тёрлась об меня, что грозило ей быть исцарапанной моей щетиной.
Щетиной?! Слава богам… Значит и волосы ко мне вернулись. Эли основательно постаралась, я смотрю.
— Русик, я так рада! Я так рада! Помнишь, что я тебе говорила? Ты взял плохую моду падать в обмороки. Да ещё и умирать ко всему прочему… Не делай так больше… Пожалуйста… Если бы не волхвы… Тебя бы сейчас не было с нами.
— Эй, Ея, ты полегче с ним. Такой поток информации его сейчас снова на тот свет обратно заберёт. Он у нас и так не шибко умный парень, а ты его и грузишь ещё сразу после воскрешения.
— Хочу и гружу! И вообще твои объятия его куда быстрей его убьют! А я между прочим сильно постаралась, чтобы привести его в порядок.
— Всё, всё, понял. Отпускаю. Не кипятись ты так только.
— Прости, Гролик, усталость и эмоции сказываются даже на мне…
— Да я не в обиде. Ты это, подлатай ему глотку, а. Кажется он что-то сказать хочет. А то хрипит тут лежит, не разобрать ничего.
Эли тут же принялась водить над моей шеей руками, которые попеременно светились, то белым, то золотым и даже перестала плакать. Обожаю смотреть на неё в деле. Она становится такой собранной и сильной, что порой даже начинаешь забывать, какая она на самом деле девчонка.
— Ну, что там? Ты закончила?
— Вроде бы да… Сейчас проверим. Руслан! Ты слышишь меня? Ответь, что ты хотел нам сказать?
Я только было подумал, что сейчас снова начну хрипеть или того хуже — рычать, но работа Эли и правда принесла свои плоды. Поэтому я сказал первое, что меня сейчас волновало прежде всего:
— Жрать хочу. Кабздец как сильно! Тазик пельменей например…