Статьи и проповеди. Часть 11 (09.03.2016 — 17.08.2016)

Зависть (9 марта 2016 г.)

Сегодня я хочу поговорить с вами о зависти. Такая незаметная бацилла присутствует в нашей жизни. Мы носим её в себе, но не всегда распознаём в себе эту страсть, этот грех. Тем не менее, она мотивирует наши поступки, движет нас на разные дела, на разные слова о ком-то или о чём-то, и мы под действием страсти — а страсть — это моторчик наших действий — многое в жизни совершаем.

Во-первых, мы должны сказать, что зависть родилась в ангельском мире. Вообще, грех родился в ангельском мире, человек не выдумывал грех. Поэтому, собственно, и помилован будет на Страшном суде при покаянии и вере. Человек подвергся его, греха, трагическому воздействию, он стал его жертвой, а сам он не изобретал его. Ангелы изобрели грех, в т.ч. и зависть. Премудрый Соломон пишет: «Завистью дьявола смерть вошла в мир». Лукавый позавидовал славе Божией и восстал на Бога, но усугубил потом это падение завистью к человеку. Ибо человек мог, расплодившись, всей человеческой семьёй войти в великую близость к Богу и восполнить число отпадших ангелов, т.е. занять место, навсегда потерянное гордым духом. Вот этот из праха сделанный человечек, удостоенный славы Божией — если бы он её не потерял, то был бы — не знаю, чем бы он был. Как Иоанн Богослов говорил: «Братья, мы ещё не знаем, что будем. Знаем только, что увидим Его, Какой Он есть». Вот лукавый позавидовал успеху того, кто ниже его, и совершил своё злое дело, коварную операцию по обману сначала жены, потом её мужа. Потом — изгнанию людей из рая за недостоинство. Впоследствии, когда люди начали жизнь на земле, то зависть была мотивом первого убийства. Каин был первенец, он имел какие-то внутренние основания полагать, что Бог обязан слушать его молитву лучше, больше и принимать его жертвы с большей степенью благосклонности. Для него было шоком, когда больше и лучше были приняты Богом молитвы и жертва Авеля, и Бог призрел на Авеля и на жертву его, а на Каина и на жертву его не призрел. Это всё родило в нём целую бурю, закончившуюся кровопролитием. Он опустил лицо, он долго ходил с этой бедой. Причём Господь предупреждал его о борьбе с этой страстью, о чём мы должны будем обязательно поговорить, потому что любая страсть — она борется, она, в принципе, побеждаема.

Романтическая литература XVIII века представляла человека, подверженного действию страсти, как существо, которое вообще не может сопротивляться. Например, любовь. Вот, они увидали друг друга — и всё. А у него — жена, у неё — муж, у них — дети, то, сё. Но они вдруг увидали друг друга — и всё. Свалилось на них счастье — как гром загремел над ними, и бороться бесполезно. Так представляет нам изящная литература действие страсти — влюблённости на человека. Здесь борись — не борись, всё равно, всё пропало. Начинается трагедия, потому что мы влюбились и не можем сопротивляться. Примерно так думают люди и про все остальные страсти, в т.ч. про зависть, про гнев. А когда разгневаются, побьют горшки, наговорят глупостей — тогда говорят: «Ой, я быстро отходчивая. Я быстро вспыхиваю, но сразу отхожу». Это слабое оправдание. Страсти лечатся, со страстями надо бороться. И когда Каин помрачил лицо своё и ходил мрачный, нося в своём сердце тяжёлую мысль о ненависти к брату и желании его убить, то Господь спросил его: «Почему ты помрачаешь лицо своё, опускаешь его? Если делаешь доброе, то поднимаешь лицо, а если делаешь злое, то грех лежит у порога. Он зовёт тебя к себе, но ты господствуй над ним». Т.е. у порога наших сердец лежат различные соблазны, и можно господствовать над ними. Они зовут нас к себе, но мы, в общем-то, в силе и во власти не бежать, сломя голову со всех ног к тому, что лежит у порога, а господствовать над искушением.

Итак, первое убийство было совершено тоже из зависти. Причём заметьте себе, что предметом зависти в быту у нас являются осязаемые, материальные вещи. Люди могут завидовать бытовому успеху, карьерному росту, деньгам. Жена может пилить мужа: «Вот, смотри: сосед уже третью машину покупает, и каждая всё лучше предыдущей, а ты всё пыхтишь и тарахтишь на своём старом «Жигуле». Её как бы подмывает зависть к успеху соседей, она портит жизнь своему благоверному. Или, допустим, женщина может завидовать другой женщине, если та красивее её и успешнее у мужчин. Или нерожавшая бездетная женщина в силу разных причин не может родить, не знает боли и радости материнства и завидует женщине рожавшей, имеющей детей. Т.е., это очевидные моменты, связанные с деньгами, успехом, красотой, славой и т.д. Совершенно другие вещи мотивировали грехи вначале, когда зависть только проявила себя, потому что дьявол не завидовал ничему материальному: он ничего не хочет, он не нуждается в этом. Он завидовал именно духовным вещам. Т.е., это в первую очередь, была духовная зависть. Точно так же и Каин. Они не оспаривали с братом женщину — тогда было бы понятно. Там были бы ревность, зависть, гнев, злоба, неконтролируемый всплеск страстей.

Они могли бы драться, например, за деньги.

Люди уверены, что если уж воевать или драться — то только за нефть, золото, платину, никель, пушнину, лес, зелёные бумажки с изображением Бенджамина Франклина. Ан нет, оказывается. Самые первые всплески кровавой зависти были из-за причин духовных. Т.е. ничего материального, одни духовные вопросы: кто из нас приятнее Богу, чья молитва сильнее, кого Господь слушает внимательнее, кто из нас по-настоящему первенец, кто первый в духе перед Богом — из попытки дать неправильные ответы на правильные вопросы и родилось первое кровопролитие на земле. И так и продолжается, потому что страны только потом уже воюют за средства производства, за торговые пути, рынки сбыта. Что-нибудь подобное — это уже потом приходит, но изначально они пытаются доказать друг другу, что мы самые правильные люди, наша система жизни самая нормальная и мы докажем вам это, мы заставим вас жить по-нашему. Как бы нашим богам поклонись, по-нашему живи, признай нашу духовную силу и духовную правду. С этой позиции войны между странами всегда облекаются в идеологическое противостояние, одни других клеймят, допустим: вы — империя зла — называли американцы при Рейгане Советский Союз; большой шайтан — называли иранцы при Хомейни Америку; и т.д. Они как бы считают, что только мы сохраняем духовное здоровье, а вы подвержены духовным болезням. Т.е. мы первенцы, мы главные. И здесь уже надо разбираться, потому что иногда эти слова соответствуют действительности, иногда не соответствуют, иногда трудно определить, где больше правды, где лжи. Так или иначе, война всегда ведётся в духе, а потом уже — жвачки, пиво, пирожки, сигареты, джинсы, кроссовки. Это всё потом, это не самое главное. Нужно совершить победу одного над другим в духе. И здесь есть мотив гордости, мотив зависти.

Зависть — это бензин любой революции. Человек, который живёт себе спокойно, никого не трогает, ничего особенного в жизни не хочет, вдруг слышит мягкую ненавязчивую проповедь: «Погляди: человек живёт во дворце. А почему у него есть дворец, а у тебя нет?» — «Я не знаю. Я как-то не задумывался. Ну, живёт себе и живёт. Если так по-честному сказать: что он там, не умрёт что ли в этом дворце? Умру и я в своей квартире, умрёт и он в своём дворце. Чем он лучше меня? По большому счёту, ничем». Но это надо быть очень умным человеком, чтобы так понять, а большинству из нас правильных реакций не хватает. Говорят: «Смотри: ты всю жизнь работал. И какая у тебя пенсия, сколько ты заработал себе на старость? А погляди, какая у него персональная почётная пенсия! Ты лечишься в поликлинике, где плитка отпадает со стен, а он где лечится? Тебя как называют? Дядя Федя? А его все зовут по имени отчеству: Иван Сергеевич». Один подумает: «Ерунда это всё». А второй: «Нет, подожди. Действительно, что такое? Где справедливость?» Здесь и возникает идея абсолютного равенства, которая внедряется в сознание, и вот уже человек заявляет: «Это несправедливо». А если это несправедливо, то что? — «Я тоже так хочу. Я тоже хочу так, как он». Ну, дальше по — разному бывает. Начинаются пожары революций, крестьяне жгут барские усадьбы, граждане толпами высыпают на улицы. Захлёбываясь пеной и слюной, пытаются кричать о справедливости, о которой многие из них не имеют понятия. Они даже не успели подумать, что такое справедливость и возможна ли она, а если возможна, то в каких формах — это же серьёзный вопрос, тут не всё так просто. Но главный мотив включения людей в революционные процессы —банальная зависть.

Зависть разрушает рабочие коллективы, когда человек хочет наступить кому-нибудь на голову, как на ступеньку лестницы, и, оттолкнувшись, подпрыгнуть выше и занять чужое место. Зависть разбивает семьи, когда одна женщина завидует счастью другой женщины и совершает некие действия, чтобы ей теперь было хорошо, а той — плохо. Зависть кормит всех гадалок и колдуний, потому что к ним приходят не только для того, чтобы потерявшуюся корову найти или снять венец безбрачия. Отнюдь. К ним приходят, чтобы на кого-то наслать порчу всё из-за той же банальной зависти, потому что человеку невыносимо смотреть, как у кого-то есть то, чего у него нет. В этом смысле, зависть есть родная дочка той самой противной гордости, только гордость гордится: «У меня есть то, чего у вас нет. Например, у меня есть красота, а вы менее красивы. У меня есть благородство, а вы простые люди. Я, например, красиво одет, а вы ходите в простом. У меня — есть, у вас — нет». Это гордость. А зависть — это: «У тебя есть, а у меня нет. Какой кошмар! Как же я буду жить дальше, если у тебя есть, а у меня нет?» Это, по сути, тот же пиджак, только вывернутый наизнанку. Конечно, очень неприятно опознать в себе эту зависть, когда ты думаешь: «Нет-нет, я не завидую никому. Я очень добрый человек, ни на кого не смотрю». И вдруг — оп! — и укололо. Думаешь: «Как всё-таки ему повезло!». «Ты летом куда ездил?» — «Я был там, там, там». — «А я в огороде с лопатой». Думает: «А что же такое, почему он был на Мальдивах или в Сочи, а я не был? Вот он поехал на лыжах кататься в Финляндию, а я ни разу туда не ездил. А почему это так? Почему у него всё есть, а у меня нет?» И вдруг так заболело сердце, так печально стало жить! Зависть — это печаль сердца о чужом благополучии. Очень неприятная вещь, когда ты вдруг узнаёшь, что она в тебе есть. Тебе вдруг становится очень неприятно жить на свете: «И это тоже я», — думает человек.