Откуда взялось зло, ведь Бог благ и зла не творил? И что такое собственно зло? И что такое добро? Все ли, что кажется хорошим и приятным, является таковым на самом деле? Можно ли, делая добро любимому человеку, убить его? И может ли добро быть жестким и даже жестоким?
Проблема зла, конечно, тревожила любую христианскую совесть и любой ум. Люди задумывались: если Бог зла не творил, то что такое зло? Глубже всех, пожалуй, понял суть проблемы святитель Григорий Нисский. Он говорит, что зло не имеет сущности, это есть некое удаление от добра, погружение в небытие, тьму. А у тьмы сущности нет. Тьма — это просто отсутствие света. У света сущность есть, а тьма — это его отсутствие.
К рождению зла, к счастью, человек не причастен. Зло родилось в мире ангельском. К счастью, мы — жертвы зла, а не его творцы. Конечно, мы напридумывали много чего по части зла, по части его культивации, распространения, его рекламы, его оправдания, но это все не без бесов сделано было, потому, что они — начальники зла, любители всякой нечистоты и хитрые пиарщики всякой грязи. А мы жертвы.
Повторюсь: зло родилось в мире ангельском. Это жуткая мысль: «Выше звезд поставлен престол мой, вознесусь выше всего, что называется святыней». И мы должны признать свою ограниченность в способности понимать инфернальные глубины. Глубины сатанинские, к счастью, человек, пожалуй, не может постигнуть. Человек, к счастью, не может узнать зло в той его конечной глубине, в которой оно существует в ангельском мире. Мы — жертва греха, он нас заразил некоей частью своей заразы, он внушил нам претензию на то, чтобы мы были тем, чем мы не были.
«Будете, как боги». Зло всегда обещает больше, чем дарит, и, как говорил святитель Димитрий Ростовский, сулит злато — а дарит блато. Оно обещает тебе нечто — заметьте, сегодня это реклама, кредиты, поездки, работа за рубежом… «Да, ты будешь там! Идем, идем, идем!.. Тебя ждет Олимп!» Но ты оказываешься потом в глубине какой-то жуткой грязи, думаешь: а как это я развалил свою семью? потерял здоровье? оказался в чужой стране без денег и средств, опозоренный и униженный? Да, это микросхема, действующая еще с момента обмана Адама и Евы. «Будете, как боги, не переживайте; Он лжет, а я не лгу. Он говорит, что вы умрете, — не умрете. Да не умрете вы, а будете, как боги…» Обещание того, что ты не заслужил, обещание того, что тебе вредно, и безмерное завышение претензий. Это зло в его человеческом измерении. Но приходит оно к нам из ангельского мира. Это не мы его выдумали.
Это потом уже люди, бесноватые, одержимые, тайно или явно злу поклонившиеся, полюбившие зло, становятся такими успешными агентами зла во Вселенной. Они потом уже распространяют грех, не стесняются этого и считают грех за истину. Но это уже такие моменты истории, в которые человек сродняется с падшим духом. Человеку нужно, безусловно, приобрести, как пишет апостол Павел, некие чувства, навыком приученные различать добро и зло (ср.: Евр. 5:14). Потому что добро и зло — это очень неочевидные вещи. Они неочевидны, мы живем в запутанном мире, и есть вещи, которые кажутся добром, но являются злом. Вкусил — и по прошествии времени увидел. «Вкусите и видите, яко благ Господь» (Пс. 33:9). Точно так же — вкусите и видите, яко зол диавол: вкусил — ой, нет, это ужасно, это неправда.
Но человеку нужно приобрести навык различать добро и зло еще до вкушения. А ведь нет такого зла, которое бы не одевалось в добродетель. Зло нуждается в добре для того, чтобы подстроиться под него и смимикрировать. Потому что чистое зло отвратительно. Если бы диавол являлся таким, каков он есть, как он являлся великим святым, чтобы устрашить их, или просто обнажал свою рожу, снимая маски, и представал в своем подлинном гнусном виде, то, конечно, никто не служил бы ему. Ни одна живая душа не пошла бы на Хэллоуин, не одевала бы на себя маску с рожками, и вообще любая инфернальная тема была бы отвергнута — тут крестное знамение и «Свят, свят, свят». Потому что это ужасно.
Аду нужно играться в себя и убеждать в своей шуточности, в своей мнимой доброте. Аду нужно добро для того, чтобы подстраиваться под него или обзывать добро другими прозвищами: смирение — слабостью, щедрость — глупостью, снисхождение — мягкотелостью. Ад меняет понятия. Очень хорошо говорил Конфуций: для того чтобы мир не рухнул, нужно еще раз переназвать понятия. То есть нужно назвать храбрость — храбростью, а не наглостью; трусость — трусостью, а не рассудительностью; щедрость — щедростью, а не расточительством; жадность — жадностью, а не бережливостью. Нужно переназвать мир, потому что неправильно названный мир — это мутная вода, в которой лукавый ищет свою рыбу. Зло нуждается в добре, потому что оно мимикрирует и подделывается под него.
Добро в зле не нуждается, к счастью. Но добро само по себе просто, и его тоже можно спутать. Расскажу случай из моей личной жизни. Я, будучи в классе четвертом, лет в 10-11, лежал в больнице после операции по удалению аппендицита. А после нее два-три дня есть нельзя и пить нельзя сутки. Только смачивают после операции ребенку или взрослому губы водой с лимоном. И человек довольно-таки ощутимо страдает, особенно если он не привык долго ничего не есть. Мы лежали в реабилитационной палате после операции, нас было несколько мальчишек. И среди нас был мальчик из села, к которому пришла бабушка, — такого же возраста мальчишка, как и я, лет 10-11, а может, и 9. И мальчик этот пожаловался бабушке, что хочет есть. Что же делает бабушка? Она бежит в магазин купить внуку чего-нибудь поесть: как же! ведь ребенок есть хочет. Какая бабушка не накормит ребенка?! Хотя врачи строжайше запретили — это вопрос жизни и смерти: нельзя ничего давать есть человеку после операции два-три дня. «Да что врач знает! — думает бабушка. — Кто любит внука больше: я или доктор?» Она купила ему булку — халу такую, и он смолол пол этой булки тут же, при бабушке — она тайком ее пронесла в больницу… Умер. К вечеру того же дня. Бабушка принесла, он с удовольствием съел, а потом им позвонили: забирайте, ваш ребенок умер.
Давайте на пальцах ситуацию разложим. Бабушка — убийца? По факту — да. А по намерению? А по намерению она — миротворец и благодетель. Ведь накормить человека голодного — это же хорошо? «Конечно, хорошо!» — скажет любой. Спросите у любого человека на улице: «Когда человек хочет есть и ему принесли теплого хлеба, это хорошо?» Конечно, хорошо. Но, оказывается, есть ситуации, когда дать хлеба человеку, просящему есть, — это убить его. Ты должен понимать это. Неразумное добро — это убийство. Так что добро и зло не так просты на самом деле, их различить в быту очень трудно. Я ничего не знаю о том, как эта бабушка потом жила, — я знаю, что ребенок умер. Со мной рядом умер мальчишка, наевшийся теплого хлеба из бабушкиных рук. И бабушка его убила. Она была уверена, что знает, что ребенка надо накормить. Мол, «что же это такое?! Ребенок хочет есть, а ему не дают».
Добро и зло перепутаны сильно в мире. Иногда человеку кажется, что мы делаем зло, а мы делаем настоящее добро. Допустим, ты полез в карман к кому-то, тебя поймали за руку и сильно побили. Тебе сделали зло или добро? Конечно, в день битья ты подумаешь, что жуткие враги тебя жутко избили. На самом деле по жизни ты поймешь, что тебе сделали великое добро, так как теперь любой позыв полезть в чужой карман у тебя будет сопровождаться воспоминаниями о серьезных тумаках, полученных однажды. Это было великое добро, не имеющее вида добра. Точно так же есть и великое зло, имеющее вид добра. И с этим нужно разбираться, потому что вся наша жизнь погружена в двусмысленность.
Вернемся еще раз к словам апостола Павла, который сказал, что у нас чувства должны быть навыком приучены к различению добра и зла. Именно навыком. Не все золото, что блестит, не все доброе, что мягко стелется. Не все то злое, что ершистое, колючее и злое. Мы знаем, что некоторые святые очень злые были, могли такое задвинуть, что тебя то в жар, то в холод бросало. Он святой? Да, он святой. Так почему же он так выражается? Это он от любви с тебя снимает шкуру наждачкой. Да, это есть. Знаем многих преподобных, которые, действительно, снимают шкуру с приходящего. По любви. Поэтому надо современному человеку отказаться от своих заготовок в отношении добра и зла. Человеку кажется, что он понимает, что такое добро. Если я целую ручки, глажу по шерстке, то я, конечно, добрый человек. Если ругаю, против шерсти глажу — я злой человек. Нет! Совершенно нет. Нужно отказаться от того, что мы понимаем, что — добро, а что — зло.
Любовь к человеку заключается в том, чтобы поступать с ним по-евангельски, а не угождая его прихотям, как говорит святитель Игнатий (Брянчанинов). Когда ты по-евангельски относишься к ребенку, ко взрослому, к соседу, к другу, к себе, это иногда бывает жестоко. «Что за христианство такое, что за жесткость, что за нетерпимость, лучше пожалеть всех…» Нет! Пожалеть всех — это будет ложная любовь. Это будет потакание злу. Поэтому зло оделось в одежду добра — чтобы люди его приняли.
У В. Высоцкого есть песня про правду и кривду. Они очень похожи, если и ту, и другую раздеть. И кривда одевается в правду, и ее принимают за правду. Потому что правда сама по себе очень неброская. Она — как Среднерусская равнина, тут нет ни гор, ни каньонов, ни водопадов, ни пальм, но почему-то сердце щемит и плакать хочется. Что в этой убогой красоте спрятано? В этих перекошенных березках, в этих буераках, в этих речушках небольших, в этих рваных облаках? Что здесь такое есть? Какая-то правда есть в этой Среднерусской равнине, такая щемящая правда Божия, очень неброская. Есть красивые, броские страны: океан, рыбы, дельфины, пальмы, солнце с утра до вечера. А правда не там. Чтобы найти правду, нужно было в пустыню уходить. Святой Антоний Великий уходил в жуткую песчаную глубь, где медное небо и горячий песок, где нет ничего красивого, потому что там — правда. Правда, она очень жесткая, и развращенный человек ее знать не хочет.
Бог, как реальность, есть источник правды святыни и добра, и нужно идти к Нему, несмотря на то, что это не нравится, что это плохо, больно, неприятно — и страшно иногда. Страшно, да. Изолгавшемуся человеку страшно попасть в эти лучи настоящей правды. Но идти туда нужно, потому что мы живем, погруженные в ложь, как рыбы в море. Мы живем во лжи с утра до вечера. Нравится это или не нравится; может быть, кто-то не согласится с этим, но — мы погружены в ложь. Стилистическую ложь, этикетную ложь, мысленную ложь, информационную ложь. Мы лжем ежедневно Богу, себе и друг другу. Однажды почувствовав это, конечно, можно испугаться и захотеть жить по правде Божией.
«Достало жить не по лжи,
Под босыми ногами ножи».
Нужно жить все-таки не по лжи.
Конечно, тема большая, и говорить об этом можно больше, чем я сказал. И, может быть, я ничего не сказал, что нужно сказать, но я справа и слева обходил этот великий материк, который называется «разговор о добре и зле». Зла нет — это мнимость. Добро есть — и это сущность, это Господь. И вот выйти из мира мнимости в мир сущности — это есть переход от зла к добру. Это болезненный переход, как выход евреев из Египта.