Статьи и проповеди. Часть 15 (20.07.2019 – 19.03.2020)

О Гадаринском бесноватом /Проповедь 21.07.2019/ (5 ноября 2019г.)

Братья и сестры. Сегодня мы читали рассказ об изгнании бесов из человека. В местности, по которой этот человек назывался. Гадаринский бесноватый, так называемый. (…)

Эти бесы вошли в свиней. Вы помните из Евангелие – там стадо свиней паслось. (…) И бесы молились Христу. Страх идти в бездну заставил их Христу помолиться. Христос разрешил им то, что они просили. Они зашли в свиней. Свиньи погибли, показав, так сказать, бесчеловечие злых духов, которые никого не жалеют.

Замечайте за собой. Если вам никого не жалко, ничего не жалко, то, может быть, у вас тоже бесовский дух такой в душе есть. (…), потому что – святые места пустыми не бывают. Нет одного – значит есть другое. (…)

Они, свиньи, говорили Христу: «Прежде времени пришел мучать нас!» Очевидно, их ангельскому падшему уму открыто, что Христос будет мучать их. Только не сейчас, а – потом, во Втором Пришествии. (…) Как говорят нам некоторые богоносные Отцы: «Дух Святой и благодать Божия, которая греет праведников, она же жжет грешников». То есть – можно не думать (смело не думать!), что существуют некие котлы, крючья, специальные огненные озера и прочие пыточные камеры для беззаконных. Просто благодать Божия, льющаяся на всякую тварь, она будет праведника – греть, а грешника – жечь. Тот же самый огонь, что одного согревает, другого – обжигает.

Что такое бесы? Это существа, которые обжигаются благодатью Божией.

Вы, наверняка, среди людей видели таких, которых обжигает Божия благодать. Когда начинаешь говорить им о Христе, их прямо корежит. Перестаньте! Перестаньте! Ты тянешь их в храм, но они с удовольствием пойдут в другое любое место. В любое место! Можно перечислять сто мест: от стадиона и ночного клуба до музея и консерватории, – они всюду пойдут. Но храм их прямо корежит. Туда они – не могут пойти.

Обжигание благодатью – это знак одержимости некой. И одержимых гораздо больше, чем в Евангелие описывается. В наше время Иоанн Кронштадтский говорил: «Не думайте, что все эти бесноватые, бьющиеся об стену, одержимые и …это все такое – осталось в евангельской истории. Их гораздо более сегодня». Тем более сегодня. Дух падший примеряется к духу мира сего, он делает незаметным беснование человеческое. Но их достаточно много, и их тоже жжет благодать.

Вот эти обжигаемые благодатью падшие духи кричали, чтобы Он, хотя бы, не мучал их прежде времени. (…) Просили: «Не вели нам в бездну идти. Дай нам разрешение войти, хотя бы в этих бедных животных!» Христос, повторяю, дает им разрешение. (Это показывает нам картину бесчеловечия, безжалостности такой ко всякому живому. Человек должен быть «жалостив» ко всякому живому). Свиньи гибнут.

И это все касается нас непосредственно, братья и сестры. Сейчас скажу, почему. Это событие евангельской истории – оно упоминается в чине крещения. Каждый из нас крещен. Человек крестится один раз и венчается один раз. Меня давно занимает такая любопытная мысль. Слово «искусство» – однокоренное со словом «искушенность». Много раз повторенная вещь делает человека «искусным». Искусным в своем труде становится тот, который делает много раз одно и то же. (…) Кто много раз делает одно и то же, тот хорошо делает это. А то, что делается однажды, оно делается, как бы, плохо. Нас один раз крестили и больше крестить не будут. Те, кто венчаны, один раз венчались и больше венчаться не будут. И поэтому вся та бездна смыслов и красоты, которая содержится в молитвах крещения и венчания, она от нас ускользнула. Священник все это понимает больше, потому что он много-много раз читает эти самые молитвы над разными-разными людьми. А над нами это читалось только раз, да еще и в детстве над многими. А венчание… Люди, когда счастливы, они, как в дыму, стоят и ничего не понимают. Над ними что-то говорят, делают; но они не в себе в это время от счастья и тоже не понимают ничего.

И у меня возникает мысль прочитать людям, раз за разом, мало-помалу, все те молитвы, которые уже читались над ними. Чтобы мы, хотя бы, поняли, что ж над нами читалось, когда нас крестили, когда нас венчали.

Павел Флоренский (Царство ему Небесное) говорил, что человек умирает однажды в жизни, поэтому он умирает плохо. Если бы он умирал много раз, он бы научился умирать. И тогда бы смерть его была искусная. Он бы правильно умер. (…)

А что такое много раз умирать? Борьба со страстями человеческими. Вот монашеский постиг – это чистая смерть. Когда монахи постригаются, проходят через эти все таинства пострижения, приготовления к нему, они, буквально, как из чрева материнского вылезают. Они переживают полное перерождение. Настоящее покаяние человека меняет полностью. Есть такие многие в жизни события, когда человек меняется. Он чувствует: «Я старый уже умер, теперь я какой-то новый. Я даже себя не понимаю сегодняшнего. Я изменился».

Вот такие перерождения в жизни, они очень нужны. Для того, чтобы человек научился умирать. Для того, чтобы, когда придет та, последняя, крайняя смерть, чтобы мы умели умирать. Иначе, ну – что? Повторяю, нельзя делать хорошо то, что делается однажды.

Возвращаюсь к молитвам крещения… Это все было над вами прочитано. (Конечно, если священник не зажевал, не пропустил, не забыл). Все это читалось над вами. Что же читалось? Вот, в частности, есть такое в чине крещения занятие, как заклинание.

Священник обращается не к Богу. Он обращается в стороны запада. (…) К символической темной области. И обращается к дьяволу. Обращается к нему, вооруженный именем Божиим. И говорит: «Бог святой, славный и страшный во всех делах и в силе своей (я перевожу на русский, чтобы было понятней) непостижимый, неизследимый, сущий предопределивший тебе, диаволе (обращается священник к дьяволу, а перед ним стоит крещаемый) вечной муки томление; нами недостойными рабами Его повелевает тебе и всей твоей силе, отступите от этого человека (который здесь стоит и будет креститься) именем Господа нашего Иисуса Христа, истинного Бога нашего. Запрещаю тебе, вселукавому, нечистому, скверному, омерзенному, чуждому духу силою Иисуса Христа, всякую власть имеющему на небе и на земле. Тому, который сказал глухому и немому демону: Изыди из человека и больше не входи в него. Отступи, познай твою суетную силу, даже на свиньях власть не имущую…»

Вот это уже сегодняшнее Евангелие.

Когда крестили нас всех и, когда мы крестим любого нового человека, мы говорим… (Священник по приказу Божьему. Не от своей наглости. Ему Бог повелевает такие слова говорить. Человеку не хватит смелости с дьяволом воевать один на один, если ему Бог не прикажет) … вот будет креститься раб Божий Иван, например, и мы говорим: «Отойди от него, слышишь меня? (Он слышит. Прекрасно слышит.) Услышь меня сейчас. Именем Иисуса Христа, мы, недостойные, повелеваем тебе отойти от него. Вспомни свою суетную силу, которой нет даже на свиньях».

Для того, чтобы войти в свиней этому сонмищу бесов надо было просить у Христа разрешения. (…) Очевидно, все остальные беснования происходят не без этого всевидящего ока Воскресшего Господа Иисуса Христа.

Мы, когда крестим, мы напоминаем этому лукавому сонмищу, этому великому полчищу страшных духов (которых мы издалека, наверное, увидим, а, если вблизи – наверное, не выживем; когда будем уходить из этого мира, в мытарствах и прочее): «Вспомни твою суетную силу, не имеющую власти даже на свиньях! Вспомни повелевшего тебе по твоей просьбе в свиное стадо войти и убойся Бога, Его же повелениями весь мир создался. И уйди от этого человека».

То есть – эта вторая молитва (заклинание, так называемое); это во-первых, практический пример того, как Евангелие связывается с церковной молитвой (все, что есть в церковных молитвах: в венчании, исповеди, в литургии всей и прочем-прочем, оно все пропитано Священным Писанием. Евангелием и Старым заветом); с другой стороны, это касается нас. Постепенно, может быть, раз за разом, капля по капле, мы будем так еще временами зачитывать эти все вещи. Потому что – это над вами звучало! (…)

Кстати говоря, эти всякие «вычитки», которые читают такие сильные Духом монахи; или мирские священники, которые чувствуют себя в силе Духа, читают разные вычитки; они не читают ничего нового. Они повторяют те заклинания, которые читаются в чине крещения. (…) Что-то там добавляют, псалмы, может быть, что-то еще; водосвятие служат. Но, в принципе, повторяют те же самые слова, которые уже однажды звучали над крещающимся человеком.

В этом чине существовало (мы это прошли все) – отречение от дьявола (…) «Дунь, плюнь на него!» Было дуновение и «плюновение» в символическую сторону обитания зла. Как говорил Кирилл Иерусалимский: «Лукавый, будучи злопамятен, ничего не прощает никому». Плюнуть в кого-то – это одно из максимальных оскорблений, существующих в человеческом роде. Люди, хотя и злы, но прощать-таки умеют более-менее. Лукавый прощать не умеет, не хочет и не будет.

Святой Кирилл Иерусалимский в огласительных беседах не Крещение говорит: «Вы плюнете на дьявола, и он вам этого не забудет». И я вам напоминаю, что вы плюнули однажды на дьявола, и он вам этого не забудет. И – не забыл. Вот вы удивляетесь, что вам тяжело бывает на земле жить. Мы охаем, ахаем: «На сердце тоска, …в голове смятение». Или у кого в сердце хорошо, у того снаружи – плохо; у кого снаружи все в порядке, вроде, (сыт, здоров, одет, обут, дети здоровы), внутри какой-то камень лежит. И мы все удивляемся. «Все-то мы удивляемся: что у нас так-то, а не так!» (…) Но имейте в виду: это продолжающаяся борьба человека с миром падших духов; которые плевки наши помнят, обиду нам не простили, злость на нас имеют. И они желали бы человека сделать своим служителем, рабом своим. Чтобы руки наши делали то, что бес прикажет. Чтобы наши мозги думали то, что бес прикажет. Чтобы наши ноги ходили туда, куда бес прикажет. Чтобы мы делали все, что они нам прикажут. Вот отсюда и рождаются наши печали, страхи, уныния, смятение души. И прочее, прочее… (…)

Я напоминаю вам сегодня, что у нас существует борьба. Борьба именно с этим падшим миром. Мы, по глупости своей, думаем, что нам надо воевать с соседями, с родственниками, с начальниками, с людьми иной расы, иной нации, …с кем-то еще, …с кем-то еще. И выбираем себе врагов среди людей. И с ними пытаемся воевать. Это большая ошибка. Война у человека должна быть. Без войны жить невозможно. Только война должна быть не с людьми. Среди людей нужно иметь как можно больше друзей. И, если возможно, апостол Павел пишет: «Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми». (см. Рим. 12:18). Слышите! Со всеми. (…) Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми; но война все-равно будет. Война будет продолжаться, потому что – хозяин греха – дьявол, и он никуда не исчез.

Молитва: «Отче Наш» не зря заканчивается словами: «Избави нас от лукавого…» (…)

Я вам сегодня имею счастье напомнить, что – война идет. А вы удивляетесь. «У меня в мыслях кавардак!» А что удивительного? Мыслями вращает… падший ангел вращает мыслями как брелком на пальце. «Я молиться не могу!» А что ж ты удивляешься? Разве молиться – это такое простое дело. Молиться – это не частушки читать или прибаутки петь. Молиться – это кровь проливать. Силуан Афонский говорил: «Молиться, особенно за людей (кто за других людей молится, – он кровь проливает) – это великая мука». Это – рот не раскрывается. Это – язык не ворочается. Сердце мертвое, и ты не можешь ничего сделать. А надо! И «Давай-ка!» И «Делай!»

А вы удивляетесь… мне тяжело, …у меня уныние. У бесов уныние, между прочим. Бесы находятся в страшном унынии. И вместе с тем – они ужасно активны. Они не проводят ни одной секунды в покое. Они очень беспокойные, хлопотливые, суетные существа, у которых очень много работы. Этого обмануть. Этого с этим поссорить. Этому забить в голову какой-то гвоздик греховный. Плести сети, интриги. Потом докладывать свои старшим. (…)

В патерике египетском описывается один молодой человек – сын жреца бесовского. Египет насыщен был капищами сатанинскими. И какой-то юноша был сыном жреца. Однажды он заснул в капище и, было так Богом устроено, что он видел некое бесовское собрание. Внутри этого капища. Они не замечали его. (Так бывает: Бог так покрывает человека, что вокруг него ходят, а его – не видно). И мальчик этот видел некую картину духовного мира. Сидел страшный князь, безобразный и страшный одновременно. Вокруг него стояли безобразные и страшные слуги. Они там не любят никого. Если в раю все друг друга любят. Если в семье на земле можно связать друг друга законом любви, законом послушания, законом уважения, законом почитания (…); то такого нету в падшем мире. Там нет ни одного доброго чувства, ни одного доброго движения сердца. Там только страх, страх и страх. Ненависть и страх. Там начальники и подчиненные тоже связаны страхом и взаимной ненавистью. И вот этот страшный князь говорит одному… рогатому: «Иди сюда. Что ты сделал? – Я сделал в городе мятеж. В городе горят дома. Люди врываются в жилища, режут друг друга, убивают. В городе революция». Князь: «Хорошо. А сколько ты трудился?» — Три года. – Долго ты трудился». И бьет его по рогатой морде. Долго ты трудился! Зовет другого: «Иди сюда. Ты что сделал? – Я потопил корабль (…) Люди потеряли всякий страх Божий. Цеплялись друг за друга. Хулили Бога. Потонули все! – Сколько ты трудился? – Я три месяца готовил эту операцию. – Долго ты трудился». И тоже бьет его по морде. Третьего зовет: «Иди сюда. А ты что сделал? – Я ввел монаха в блуд. – А сколько ты трудился? – Да лет пятьдесят». Князь: «Какой ты хороший! Все гляньте на него. Вот мой слуга. Вот мой друг. Вот мне угодил». И слез с престола, поцеловал его …и так далее.

Этот мальчик посмотрел не это все и утром убежал в монастырь.

Так описывается в патерике. В древнем патерике. Открылась ему страшная картина потустороннего мира. Война идет. Война… Вы думаете, что происходит, когда самолеты падают, когда корабли загораются, когда что-то еще? Когда люди воруют друг у друга? Когда поножовщины совершаются? Когда революции совершаются? Когда демонстрации совершаются? Вот оно все. Вот невидимый мир (…)

Я еще прочитаю, что говорится в этих заклинательных молитвах. То ли священники поторопились и прочитали их очень быстро над нами… То ли они не прочитали их… И такое бывает. То ли что-то еще… Но мы чувствуем, что война не прекратилась. Лукавые имеют доступ к человеку. Досье на нас имеют. (…) Они знают все про человека. Кто на что падкий. Кто на власть. Кто на деньги. Кто на женщин. Кто на что-то еще. Знают человека и бьют в ваши больные точки. И ведут борьбу с вами.

Только вы, пожалуйста, не удивляйтесь. А то вы приходите на исповедь как дети: «У меня почему-то тоска на сердце!» Слушай, это ж бесовское состояние! Бес не может не тосковать. Потому что – он проклят. Он знает, что – у него нету будущего. Вся его кратковременная радость – это нагадить человеку. Испортить жизнь человеку. Напакостить ему. Осквернить его своей скверной. Сделать его таким же гадким, как он сам. Это все его радость. Больше радостей в его жизни нету. И будущее у него закрыто туманом. Не туманом, а огнем. Он знает, что он проклятый. Он знает, что он в огонь пойдет. Поэтому, он находится одновременно и в тоске, и в печали, и в суете. Он постоянно суетится. (…) Но при этом унывает и тоскует. Слышите? Как похоже на состояние многих из нас. Суетятся, хлопочут, тоскуют и унывают – одновременно! Что это такое? А вот он – этот изнаночный мир, который очень близкий к нам. Просто добрый Бог надел на человека очень плотную завесу плоти. Тело наше. У нас грубые глаза, которые не видят духовный мир. У нас очень грубая плотная оболочка, которая, слава Богу, проникает сквозь духовные миры. Вот так, протягивая руку, можно пройти рукой через трех-четырех ангелов. Не заметив это. А они здесь стоят, много-много. Шестикрылатые и страшные. И огневидные. А ты их не видишь. Проводя рукою, проходишь через многих из них и не чувствуешь этого. И – слава Богу. Потому что – человеку бы невозможно сохранить душевное здоровье, если бы он столкнулся лицом к лицу с этим явлением. С настоящей жизнью, которая за порогом плоти. Но Евангелие читается? Читается. Бесы есть? Есть. Свиньи утонули? Утонули. Христа они боятся? Боятся. Страшный суд будет? Ну, конечно. В бездну они уйдут? Уйдут. А до бездны что они будут делать? А до бездны они будут заражать нас тем, чем живут сами. А они живут унынием, злобой, ненавистью, сплетнями, пересудами, страхом перед начальством, ненавистью ко всем, кто ниже. Это их жизнь. И когда ты об этом говоришь, думаешь: «Господи, люди тоже так живут!», а это и значит, что люди заражены бесовским состоянием ума и бесовскими интуициями. Они живут по-бесовски вот в этом бесовском мире зараженном. Как говорил Льюис: «Мы живем в мире, который оккупирован врагом». И, когда Христос родился на земле, он родился как десантник одинокий. Высадился на оккупированную землю. Он пришел на землю целиком оккупированную и решил создать здесь Свою святую, светлую, тайную организацию, которая и есть Церковь. Мы живем здесь как некие тайные агенты и живем в этом мире, и постоянно чувствуем это давление. Снизу, сверху, справа, слева. Все давит на человека. «Что у тебя сзади? – Сзади нехорошо прожитая жизнь. – Что впереди? – Впереди – Страшный Суд. – Что у тебя сверху? – Око Господне. – Что – снизу – Преисподня. – А что справа? – Ангел-хранитель. – А – слева? – Бес искуситель». Так и живешь, человек. Вот так ты живешь… И ты удивляешься, что тебе – тяжело? Ты удивляешься, что ты – устал? Что тебе страшно? Что ты согрешил? Что ж ты удивляешься? Вот она такая жизнь наша.

Евангелие читается, чтобы напомнить нам о таких вещах. И сегодня я, с благодарностью Богу за эту мысль, зачитываю вам. Все это уже было. В крещении нам все это было сказано.

(…) Все, что нам было сказано, оно «потолком» над нами ходит. Это ж крыша святая. Все совершенное нас держит. Благодать Божия не отступает от человека. Не отступает!

Об этом можно много говорить.

И с одной стороны (раз уж я про египетских вспомнил), бывает, потерять благодать можно и не заметив… Один монах молодой пошел в город продать корзинки и хлеба купить. А по дороге с ним еврей шел. Они идут и болтают по дороге. И еврей говорит: «Какие-то вы странные, христиане. Вы верите в какого-то Иисуса, в какого-то человека, которого наши люди распяли. В простого человека. (…) А вот мы веруем в великого Бога, с которым Моисей разговаривал». (…) Они шли. Еврей так все это хитро болтал. И монашек этот глупый сказал: «Может, ты и прав». Они разошлись. Монах продал корзинки, купил хлеба, вернулся в монастырь. Стучится в келью. Старец говорит: «Там кто? — Я – твой ученик. Пришел с хлебом с рынка. – Ты не мой ученик. Мой ученик был христианином, а ты – не христианин. – Как не христианин? – От тебя отошел Дух Святой». (…) Чтобы тебя покинул Дух Святой, всего-то-навсего нужно чтобы ты согласился с ложью на имя Христово. И все.

А с другой стороны, есть история про другого монаха, который влюбился в дочку жреца языческого. В том же Египте. (Там было все намешано – и святое и грешное). Он полюбил, страстно полюбил девушку, которая была дочерью жреца. Он все был готов сделать для нее. Жрец ему говорит: «Сними с себя монашество, отрекись от христианства и принеси жертву моим богам». Тот говорит: «Хорошо». И он сделал это. Но после этого было какое-то явление этому жрецу. Какой-то начальник темный явился ему и говорит: «Монах, который хочет жениться на твоей дочери, лишился монашества, лишился христианства, жертву принес, но Бог от него до сих пор не отступает. Нужно придумать еще что-то, потому что благодать все-равно от него не отходит. Он все-равно еще остается не в моей власти. Я не могу делать над ним все, что хочу». И жрец говорит монаху (…): «Надо еще что-то нам сделать, чтобы ты был наш, а не их». И монах пришел в ужас: «Я все сделал, чтобы Бог меня забыл. Но Он меня не забыл». Представляете? И его накрыл такой страх, такая любовь, такая благодарность, что он стремглав убежал оттуда и начал обратно вымаливать у Бога свою прежнюю святую жизнь. Потому что он все сделал, чтобы Бог его забыл. А Бог его не забыл.

Мы не знаем, как будет с нами. Или ты что-нибудь ляпнешь и все потеряешь. Или ты будешь делать и это, и это, и это; а Бог все-равно будет греть тебя, как отец, и обнимать, и из объятий не выпускать. Мы не знаем. И так, и так бывает. У разных людей бывает и так, и так. Это только Бог знает, почему так бывает с одним, а так бывает с другим.

Но важно, ведь, что отсюда сегодня унести? Важно унести такую взрослую веру в то, что мир очень богатый и сложный. И за пределами того, что видно, гораздо более важно то, что не видно. Это маленький ребенок только имеет право верить в то, что видит. И только то, что пощупал, – то и считать за существующее. А взрослый человек знает, что гораздо более важны вещи, которые нельзя пощупать. Нельзя пощупать дружбу. Нельзя пощупать веру. Нельзя пощупать любовь. Нельзя пощупать мужество. Нельзя пощупать многие другие вещи, которые гораздо реальнее, чем деньги в кармане и хлеб на столе. И вот мы сегодня читаем об этой страшной силе. О ней лучше не говорить. Как один святой говорил: «Да хватит про этих бесов. Много чести. Слишком много чести для этих проклятых духов!» Я согласен – много чести. В символе веры про них ничего не говорится. В символе веры нет ни одного слова про падших духов. Да ну их в баню! (…)

Но – иногда надо. Иногда надо. Нельзя крестить человека, не совершив чин отречения. Отрекаюсь от лукавого. От гордыни его. От всего лукавства его. От всех дел его. От всей хитрости его. От всех ухищрений его. (Еще надо будет прочесть как-нибудь от чего мы отреклись). Дунь! Плюнь! И отрекись от всего-всего, что составляет … От азартных игр надо отречься – это его занятия. Колдовство, волшебство, привороты – это все его. И так далее, и тому подобного. Там много всякого. (…) Если бы не Христос Господь, этот мир был бы просто невыносим. А когда придешь в храм Господень и вдохнешь этого кислорода, литургического кислорода, то идешь дальше жить. В тот мир, в котором командует далеко не всегда Христос. Далеко не всегда. Хотя, повторяю, лукавый даже свиньей не может командовать без Божьего позволения, но мы видим, насколько расширилась область его присутствия. И поэтому, нам нужно любить Церковь Божию, любить молитву, любить богослужение. (…)

Христиане дорогие, я вас сегодня, может быть, немножко напугал. Один мой товарищ говорит: «В Америке уже такие проповеди не говорят». Один батюшка попробовал (…) говорить про приготовление к последнему дню, про Страшный Суд, про то, что дорога раздвоится (…). И к нему подошли аккуратно, чинно прихожане после службы: «Большое спасибо, очень хорошо. Все информативно. Но больше нам этого не рассказывайте. Мы этого больше слышать не хотим. Вы нам что-нибудь веселое рассказывайте. Чтобы нам было приятно на душе, весело. У нас жизнь тяжелая. Мы деньги зарабатываем с утра до вечера. Не надо нас пугать. Нам надо утешаться. Веселиться».

Есть уже такие места на земле, где люди Христу кланяются, но про Страшный Суд говорить не хотят. (…) «И про грехи нам не рассказывайте. И про дьявола говорить не надо. Не надо ничего. Нас надо только утешать».

Мы сегодня можем еще пока говорить такие вещи. Это не будет главной темой наших разговоров. Сами знаете – мы не говорим только про это, только про это. Нет. Так сложилось. Евангелие о Гадаринском бесноватом. И чин крещения, в котором эти слова «напомнились» нам. Потому что они уже были над нами прочитаны.

Ну вот так. Храни нас, Боже, Воскресший из мертвых. И дай нам Бог не знать этой силы над собою и всеми родными вашими.

Аминь.