Сегодня мы совершаем память святого Апостола Иакова, который именуется братом Божиим, и был первым архиереем Иерусалимским. Согласно преданию, он был сыном Иосифа Обручника. Управлял Церковью и считался одинаково праведником и у евреев, и у молодой христианской общины, которая состояла тогда из одних только израильтян. Чтобы быть почитаемым у тех и у других, необходимо было сочетать в себе очень сложно-сочетаемые вещи. Чтобы быть праведником по еврейскому понятию, нужно быть праведником по закону. И по длине бороды, и по покрою одежды. И в пище, и в регулярности посещения храма. И еще в тысяче вещей, обрядом предусмотренным. Быть беспорочным. Нужно еще быть милостивым, и молитвенным, и благостным. И мудрым. Так, чтобы тебя любили слушать. И так далее. Чтобы быть праведником в христианском понимании, нужно быть святым. Иметь Христа в себе и проповедовать Евангелие Царства. Он сочетал в себе и то, и другое. До некоторого времени. Потом был убит. Убит был по навету врагов Христовых. Убит был одним из иудеев. Сброшен с крыла церковного и добит был на земле. При этом народ не одобрял это убийство. Кричали: «Что вы делаете? Не трожьте праведника. Он молится о нас».
Предание говорит нам о том, что Иаков больше стоял на коленях, чем ходил стопами. На коленях кожа его от долгих стояний ороговела и была в два пальца толщиной. Была похожа на верблюжью. Он проводил в молитвах за народ и людей большую часть своего времени, проводя его в преклоненном положении.
Но главное сейчас для нас, мне кажется, то, что мы совершили Литургию Апостола Иакова. Что здесь нужно сказать? Нужно сказать, что любая империя стремится к унификации жизни во всех своих сторонах. Но до некоторого времени христианские обряды были очень богатыми и чрезвычайно разнообразными в каждой области христианского мира. Будь то итальянская область – Медиоланский обряд был отдельный (в районе города Милана, там, где был Амвросий, Амвросианский обряд); в северном Египте (или в Северной Африке) были свои обряды; свои обряды были у испанцев; свои обряды были у греков; свои обряды были у армян. Впоследствии, со временем, это богатство обрядовое начало сходить на нет. Потому что любая империя стремится к некой унификации всего; и законов, и образа жизни; в том числе, и церковных обрядов. И везде делалось одно и то же со временем. Вроде бы империя – это великое дело, это хорошая вещь. Она совершает такую могучую, культурную, просветительскую роль. (Об этом нужно отдельно как-нибудь поговорить). Но вот есть такой нюанс. Нет никогда плюса без минуса. Благодаря тому, что на Западе была своя унификация обрядов, на Востоке – своя, мы со временем потеряли все древние литургию. У нас осталось только две литургии. Потому что – Василия Великого и Иоанна Златоуста – это одна и та же литургия. Миряне их вообще не различают. Там различаются только молитвы, читаемые тайно священником. И есть (вторая) Литургия Преждеосвященных даров. Все. А их вообще-то очень много. У тех Церквей, которые не попали в поле действия Византийской Империи (например – копты), у них до сегодняшнего дня сохранятся пять, …семь, …восемь, …пятнадцать чинов различных литургий. Они очень отличаются друг от друга. Есть литургии для одних праздников, литургии – для других. Все очень разнообразно. На одной литургии могут читать, например, семь отрывков из Священного Писания. На другой – десять или пятнадцать. Одна литургия может длиться два с половиной часа. Другая может длиться – сорок минут. Они все очень разные.
И у нас бы тоже не было всего этого, если бы не гонения. Впервые, как история говорит, литургию Иакова отслужили изгнанные из Отечества русские епископы и священники, находясь в Западной Европе в тридцать восьмом году. Отслужили они ее потому, что почувствовали в ней дух раннеапостольской Церкви. А сами они, будучи изгнанными, не имеющими на земле пристанища, очутились беженцами и изгнанниками. Собственно теми, кем и были апостолы. Все наши архиереи, монахи, священники, которые верными Христу остались, они все вернулись в апостольство. Апостолы – это люди, не имевшие главу, где преклонить. Это люди, работавшие своими руками. Это люди, не знавшие, где переночую завтра. «Сегодня ночую здесь, а завтра – не знаю, где». Священномученик Илларион Троицкий, находясь на Соловках, возглавлял рыболовецкую артель. И он так горько шутил: «Совершил Бог такую перемену. Раньше Он рыбаков сделал апостолами. А теперь митрополитов и епископов (апостолов) – рыбаками». То есть – Бог смирил нас очень сильно. Бог смирил Церковь нашу, и было за что. И народ наш смирил. И Церковь смирил. Всех смирил.
И в этом смирении, в изгнании, в этом голоде, в этой нищете… (Видели бы вы эти храмы первые! Я недавно был в монастыре под Мюнхеном. Иова Почаевского. Это один из древнейших монастырей в изгнании. Это очень смиренный монастырек. Строение небольшое. Скоромное такое. Высотой с простую хату. Все очень просто. И он таким сохраняется многие десятилетия) …они в гаражах, в подвалах, на чердаках делали свои храмы. Они себя ощутили апостолами. Гонимыми. Не имеющими никакой силы, власти и богатства. Людьми, которые боятся за жизнь свою. Потому что их никто не защитит. Все им угрожает с разных сторон.
И тогда-то они почувствовали необходимость найти те древние литургические чины, те молитвы древние, которые пела эта древняя смиренная Церковь, находящаяся в гонениях, в опасностях и притеснениях. Одно дело, петь Богу, когда возле тебя стоит жандарм с шашкой и никого к тебе не подпускает. Горит паникадило, и ты громогласным басом провозглашаешь мирную ектинью. Это – одно дело. Другое дело – шептать молитвы со страхом любого стука в дверь и понимать, что тебя никто не защитит. Они почувствовали… наши изгнанники (русские изгнанники), необходимость поменять чин молитвы. Не то, чтобы поменять, но внести в него эти элементы ранней христианской жизни. Я слышал, что еще сохранилась литургия апостола Марка; которая тоже в Западной Европе, в нашем обряде тоже кем-то служится.
То есть, есть другие литургии. Есть много литургий.
Католики сделали у себя все очень чисто. У них только римский миссал. Все – больше ничего. Римский Миссал! Раньше у них было все по-разному. В Галлии одно, в Британии другое, в Испании – четвертое, в Италии – седьмое. Где-то во Франции – девятое. Потом они …все. Решили: «Как в Риме, так и везде!» Так и у нас точно так же: «Как в Византии, так и везде!» Это, конечно, вроде бы, хорошо. Но это – нехорошо. Потому что, жизнь гораздо более богата. Есть очень много чинов, обрядов, которые мы, к сожалению, утратили. Но кое-что можно возродить.
И вот, с некоторого времени, на всем пространстве нашей Церкви начали служить эту литургию Иакова хотя бы несколько раз в году. Ее можно служить сегодня, в день памяти апостола Иакова. Потом – на третий день Рождества совершается память Иосифа Обручника, Давида Царя и Иакова, брата Господня. Родственников Господних по плоти. Тогда тоже можно служить. И еще у нас есть один праздник. На следующий день после памяти святых апостолов Петра и Павла празднуется собор семидесяти апостолов. Там тоже есть Иаков, и тоже можно служить Иакова литургию.
Это все очень важно, потому что при нашей литургической безграмотности люди не знают ничего. В основной своей массе. Их нужно учить. Ведь, в принципе, в идеале каждый мирянин должен быть способен пропеть панихиду со священником. (…) Так хотелось бы, чтобы каждый мирянин был способен; был так церковно-образован, чтобы он спокойно пропел с тобой молебен. Водосвятный или благодарственный. Или просительный. Или пропел с тобой панихиду на гробах своих родных. Я слышал про таких священников, которые научили так своих людей.
Я слышал про одного священника. Его звали Хрисанф. Он служил на Волыни. До войны. Хрисанф Сакович. Нам еще даже про него архиерей рассказывал однажды. Он так научил своих людей молиться (правда, он положил на это почти пятьдесят лет своей жизни, он в одном селе служил); так что он заходил, например, в хату крестьянскую на Крещение Господне со святой водой; вся хата поднималась, и все пели: «Во Иордане Крещающуся Тебе, Господи…» Слава и Ныне. Кондак. Он окроплял. Шел в другую. Там тоже вся хата поднималась к нему с молебным пением. Все знали всё. Любого мальчишку остановить можно было на улице: «Мальчик, какая служба сегодня? – Сегодня служба Кассиана Римлянина. Шестеричный канон на восемь». Они были все уставщики у него. Можно было наблюдать трогательную картину. Сидят старушки на лавочки и семечки лузгают. Что-то свое рассказывают друг другу. Вдруг колокол: «Бом!.. Бом!.. Бом!..» К вечерней зовет. Старушки перекрестились, платочки одели, семечки выкинули и пошли в храм. Каждый день! Он служил каждый день! И он людей приучил так, что люди без церкви жить не могли. Но таких людей было очень мало. Это один из тысячи. У остальных не получается. Но и он, чтобы так было, положил пятьдесят лет своей жизни. От начала до конца. Он хоронил тех, которых крестил. Бывало так, что он человека крестил, и тот умирал в тридцать-сорок лет, и он его еще отпевал. Он там прожил всю жизнь. И научил.
Нужно, чтобы каждый так научил людей своих. Чтобы люди все знали всё, что уже есть. Всё,что уже есть в наших требниках, служебниках, чиновниках. Чтобы народ понимал. Часто мы читаем какие-то молитвы, а народ стоит – как китайскую грамоту это слушает и ничего не понимает. Это потому, что они – неученые. А «Неученое войско вести с бой, это все равно, что ржавое железо ковать», – это еще Суворов говорил. И вот, когда мы научимся тому, что уже есть, когда все будут знать и понимать литургию Златоуста назубок (Малый вход, …Великий Вход, …вынос Евангелия, …мирная ектения, …сугубая ектения, …Милость Мира, …Херувимская, чтобы всё это все понимали); тогда можно будет расширять наше литургическое творчество. У нас существует необходимость, так называемого, литургического обновления.
Нельзя, чтобы в храмах было скучно. Нельзя! Истина скучной не бывает. Нельзя, чтобы в храмах было тухло. Знаете, как мокрое горит? Так некоторые молятся. Зайдешь, слушаешь и думаешь: «Что они делают? Они Богу молятся или они что-нибудь другое делают?» Непонятно. Нельзя без огня служить. Нельзя служить без этого. Господь же дал нам Духа в виде огня. Огонь сошел на апостолов. Он воспламенил эти холодные сердца. Нельзя. Скучно. Нельзя жить скучно. Нельзя молиться скучно. Нельзя молиться без этого огонька духовного. Понимаете? И нужно людей ввести в это все. Дальше, дальше. В эти новые… забытые. На самом деле, все новое – это забытое старое. Для нас «Иаков» – это новое. Какое же новое, если это – самое древнее? Это самая древняя литургия первого века. Она не новая. Она – старая. Просто, мы по дороге ее потеряли. Потом, когда большевики нас взяли за горло, мы ее вспомнили. Сначала только вспомнили за рубежом. Потом, оно из-за рубежа пришло к нам, и мы ее тоже вспомнили. И, оказывается, есть другие литургии. Повторяю, есть какой-то чин литургии апостола Марка. И, наверняка, есть какие-то другие чины литургические. Там поют – то, там читают – это. Это ж все интересно. Это ж движется жизнь. Жизнь – это вообще… Сколько жизни кругом. В океан посмотрите. Сколько там всяких рыб, планктона. Там же жизнь кипит и бурлит. Гляньте куда-нибудь еще. В лесах – на каждом листочке жизнь шевелится. Гляньте в траву или под землю. Везде «жизнь жительствует». А разве в духовной жизни может быть по-другому? Духовная жизнь тоже должна кипеть. Как будто переливающаяся чаша. Она должна кипеть и переливаться. Как переливающийся кубок. А она – такая… (Изображает мимикой). Непонятно.
Вот мы зачем это служим? Чтобы у нас оживилось сердце; чтобы мы прикоснулись не только к тому, что мы уже знаем; а и к тому, что мы еще не знаем. Я не знаю, что чувствовали вы. Я не буду никого из вас спрашивать. Можно было бы попросить написать вас сочинение на тему: «Что я почувствовал на литургии апостола Иакова?» Кто-нибудь честно напишет: «Я ничего не почувствовал!» Пять. Садись. (За честность). Кто-нибудь что-то почувствовал. Мне легче, потому что я читаю много такого, что вы не слышите. Я почти все читал вслух, но есть вещи, которые читал я, а вы их не могли слышать. Дух ее – это дух настоящего моления о всей вселенной. Причем, Иерусалимская Церковь – это же пятачок. Пятачок. Это же не столица мира. Это маленький городишка, в котором совершаются самые важные события мира. Они находились в этом маленьком городишке, со всех сторон теснимые. Тут – римляне. Тут – язычники. Тут – евреи. Тут – не уверовавшие. Тут – это. Тут – это. И они молятся на этом пятачке Земли о всей Вселенной. О всех плавающих, путешествующих. От духов нечистых страждущих. О всех старых и дряхлых. О всех в удах заточенных, в горьких работах, о беременных женщинах, о при смерти лежащих, о детородящихся. Они охватывали умом, действительно, всю Вселенную. И просили Бога о всех. Я это чувствую в этой службе и, надеюсь, что как-то оно долетело и до вас.
И, видите, позволяет нам эта литургия из чаши пить. (Ред: во время причастия на литургии апостола Иакова отдельно принимается Тело Христово, а Кровь – из Чаши) Мы, как священники с вами все. Без различия пола и возраста. А написано же: «Вы царственное священство» (1 Пет. 2:9). Мы все – священство. Мы являемся некими представителями Бога на земле. Он нас призвал из тьмы в Свой свет, чтобы мы возвещали Его совершенство. Вот нам дается, хотя бы раз в год, Чаша, чтобы мы от нее отпили. Раньше только цари пили из Чаши, кроме священников. Вот, когда у нас были православные цари, они причащались в алтаре и причащались как священники. Отдельно принимали Тело Христово, отдельно потом – пили из Чаши. Вот это – знак Царства. Отпить из Чаши – это знак того, что ты – Царь.
В общем, там много всего этого важного. И великая задача нашей Церкви, наших пастырей, учителей семинарии и академии, профессоров, академиков, миссионеров, евангелистов всех наших, чтобы они постарались костями лечь, но сделать так, чтобы народ любил Божию службу. Понимал ее. Причащался часто. Чтобы все умели читать. Апостола. Псалмы. Часы. Чтобы можно было мне, даже не выбирая, сказать любому: «Читай ты!» Или: «Читай ты! Бери Апостол и читай!» Со временем, конечно, такое тоже можно сделать. Чтобы Часы читать умели все. Чтобы все мужики умели на колокольню подняться и зазвонить перезвон. Чтобы все мужики умели кадило разжечь и выйти со свечкой в нужное время. Чтобы все знали, для чего? Как? Почему? Нужно образовать людей. Забрать Церковь можно только у тех, кто не любит Церковь и не понимает. Когда в нашей истории у христиан забрали Церковь, это было только потому, что многие не знали Церковь, не любили ее и не понимали. Забрать то, что ты любишь – невозможно. Можно убить человека, но забрать то, что он любит – невозможно. У нас забрали – потому что – мы не знали, не понимали. У Бердяева описывается такая ситуация. Он с каким-то матросом спорил на духовные вопросы какие-то. Матрос – это простой крестьянский мужик, на флоте оказавшийся. Революция, война. Что-то они про Бога заговорили, и Бердяев спрашивает: «А ты Евангелие хоть читал в жизни?» Тот отвечает: «Нам Евангелие в церкви целовать давали». Сказал он: «Я – христианин, меня крестили, в церковь ходил». А Евангелие ты читал? «Я его целовал». И – все.
Вот есть много людей, которые только целовали Евангелие. Не читали. И что ты с них возьмешь? Когда у нас строят какой-то храм, возникает огромное количество людей, которые против строительства храма. А у них у всех крестики на шее. Они все крещеные. И когда у них помрет кто-нибудь, они пойдут заказывать похороны. И когда дите родится, внук или сын, они будут крестить его. Но они же выступают против Церкви. Почему? Потому что – они не знают ее. Они только могут прийти, заказать панихиду, покрестить. Сколько это стоит? Заплатили. Покрестили. И – ушли. Исчезли. Люди не знают Церкви. Не любят ее. Не любят, не знают и потом превращаются во врагов этой самой Церкви. Наша задача – сделать так, чтобы люди знали много. Чтобы знали (!) – много! Чтобы у них было широкое мировоззрение. Чтобы они любили и знали все это. И потом, конечно, рассказывали другим. Если я научу, например, пятерых; то каждый из этих пятерых научит еще по одному. Получится, что я научу десятерых. А кто-то еще по одному. Оно ж пойдет дальше. Оно ж не может удержаться. Вылей воду – она ж не будет лежать. Даже бетон воду впитывает, не то, что земля. Вода – уйдет. Она уйдет – ты лей! Оно прорастет – ты сей! Мы же видим, что в старых зданиях даже на крышах деревья растут. Каким-то образом деревья могут расти даже на крышах заброшенных домов. Не то, что в землю. Надо сеять куда хочешь. Сеять, …сеять, …сеять. Оно будет прорастать.
Вот мы сегодня сделали такой шаг к этому некому сердечному прикосновению к литургическому богатству ранней Церкви. Как видите, там очень мало перемещений и очень много. Встал, стоишь и – говоришь. Встал, стоишь и – молишься. Стоишь и поешь. Стоишь и просишь. Даст Бог, будем служить ее еще. Когда Бог благословит. Когда Церковь разрешает. И будем «благовестить день от дне спасение Бога нашего». Молитвами апостола Иакова, Милостиве, очисти множество согрешений наших!
Всех вас поздравляю с причастием. Сегодня не надо ничего читать. Как видите, на мне нет креста. Если бы служил архиерей, на нем не было бы никаких излишних красот. Этих тряпичных красот не нужно. Все было просто тогда. Нету набедренника. Нету никаких палиц. Нет никаких крестов. С украшениями. Ничего нету. Все – максимально просто. Могло бы быть еще проще. Поэтому, не надо ничего читать.
Нужно только тихонечко пойти домой и по дороге подумать о том, что ты видел, что ты слышал, что ты почувствовал. Вот вам задача.
Аминь.