Статьи и проповеди. Часть 15 (20.07.2019 – 19.03.2020)

Реакция протоиерея Андрея Ткачева (11 марта 2020г.)

Ведущая: – Отец Андрей, какова Ваша реакция на то, что происходит в православном мире? Нет ли ощущения безнадежности, того, что все зашло в такой глухой тупик?

Отец Андрей: – Нет у меня такого ощущения. У меня есть ощущение, что России, как в церковном, так и в политическом, и экономическом отношении стоит, может быть, впервые за наше историческое бытие сконцентрироваться на наших внутренних проблемах. И повысить свой статус в православном мире умножением церковности. Такой – качественной церковности. Если мы превратим восемьдесят пять процентов крещенных, но не ходящих в храм людей из потенциальных в действующих христиан; если мы решим свои внутренние церковные проблемы или, по крайней мере, приблизимся к их решению; это, собственно, увеличит удельный вес православия в России. И соответственно – в мире. И по закону Ньютоновской физики к тяжелым телам будут притягиваться тела более легкие.

То есть, нам надо решить свои проблемы. И все остальное решится само.

Ведущая: – Отец Андрей, нас воспринимают сегодня в мире, как крупнейшую православную державу? Как Вы думаете?

Отец Андрей: – Я не знаю. Есть историческая память, есть исторические обиды. Есть предрассудки. Есть установки всякие. Эллины, наверняка, мыслят критериями погибнувшего Константинополя. Маленькие народы могут мыслить категориями обиженных младших братьев. Есть много проблем, которые нужно психологам рассматривать. Но факт остается фактом – Россия должна из потенциальной Святой Руси стать реальной Святой Русью. Для этого нужно вести очень много работы по воцерковлению народа и уничтожения множества вещей, которые нас лишают статуса православной державы.

Ведущая: – Мы сейчас стоим на пороге Великого Поста. Смотришь на статистику – у нас себя называют православными восемьдесят процентов. По факту соблюдают весь Великий Пост – два процента. Это о чем нам сегодня говорит? Это печальная статистика? Она саморазоблачающая?

Отец Андрей: – Конечно, она саморазоблачающая. Формальными вещами заниматься легче. Если мы будем формально лидировать, по подсчитанному количеству крещения и венчаний, то это ничего не значит. Нам надо разобраться с некоторыми вещами. Я недавно был в Турции, так сказать, по работе. И там узнал такую вещь. В Турции очень легко умирать. Очень легко хоронить людей. Там законы государства построены так, что и близко нет никакой кладбищенской мафии. Стоит это копейки. Берется на плечи государства. Там от людей требуется только собраться в мечеть и помолиться. Не несет никакого бремени человек, когда у него случается беда в семье. И я думаю, где эта «святая Русь» наша, если у нас похоронить человека страшнее, чем все остальное? Люди, хотя бы и поэтому, умирать не хотят, потому что это значит – обложить своих родных жутким бременем проблем. Сумасшедшие деньги, огромные проблемы, куча бумаг. И кровопийство на каждом шагу. Почему Турция лучше, чем вся наша огромная Россия? И таких примеров можно привести много. Одни аборты проклятые чего стоят. Поэтому, чего пузыри надувать или щеки дуть? Надо заниматься своей нравственной жизнью. Вычищать эти авгиевы конюшни российской действительности.

Ведущая: – Отец Андрей, а Вы готовы назвать сегодня Россию, российское общество православным?

Отец Андрей: – Смотря, что Вы имеете в виду. Любой термин требует толкования. И – да. И – нет. Конечно, да. Допустим, если мы снимаем картинку крещенских купаний на водоемах нашей страны, то, конечно – да! Это такая лубочная картинка, которую можно любому иностранцу показывать. Вот вам Святая Русь во всем проявлении! Народ сигает в холодную воду! Все крестятся. Ух! Хорошо. И побежали греться. Все красиво очень. А, если пазлы все собрать, то картина будет с большими дырками.

Ведущая: – А если мы друг другу скажем правду. Признаемся и диагноз, наконец-то, назовем. Своими именами назовем вещи. И выяснится, что у нас и эти два процента-то с трудом набираются. Людей, которые, действительно, живут церковной жизнью.

Отец Андрей: – Их никогда не было много. Не нужно рисовать себе какую-то иллюзию. У нас всегда были юродивые. (…) А зачем они были нужны? Они вынуждались самой церковной жизнью как воины против формализма. Это они будили народную совесть, начиная от царя, который только юродивых и боялся. Иван Грозный боялся только юродивых. Всех остальных – на кол сажал, а юродивых боялся. Почему эти люди были? Потому что было слишком много лицемерия и фанатизма. Откуда раскол пошел?

Ведущая: – А у нас сегодня есть юродивые? Кто они? Где найти сегодня юродивых настоящих?

Отец Андрей: – Тот, кто платит за свое право говорить правду своим каким-то крестом. Трудом. Юродивый смеется над миром днем, но плачет о мире ночью. Он ставит мир как посмешище себе днем. Оплевывает его, не боится никого. Но он ночью молится об этом же мире. Вот тот, кто ночью молится, а днем ругается – тот юродивый.

Ведущая: – А должна сегодня Церковь обличать, называя по именам коррупционеров, воров, подлецов?

Отец Андрей: – Я не знаю насчет – «по именам». По именам пусть прокуроры называют и судьи. Но Церковь, которая не обличает – это не Церковь. Церковь вообще не Церковь, если она всех гладит по шерсти и боится пискнуть против журналистов, против топовых, медийных фигур общества. Против олигархов. Церковь должна говорить правду. А правда имеет такое двоякое действо. Как апостол Павел пишет: «Одно и то же слово, которое мы произносим – для одних – это благоухание жизни в жизнь, а для других – запах смерти в смерть» (см. 2 Кор. 2:16). Ничего специально не говорит Павел. Этим – это, а этим – это. Он всем говорит одно и то же. Но одни в этих словах слышат благоухание жизни, а другие – обоняние смерти. Вот тебе и обличение. Как только ты сказал правду и не приобрел врагов – знай, что ты сказал неправду. Произнесенная правда делает тебя врагом половины населения.

Ведущая: – Отец Андрей, если говорить про усиление голоса Церкви в общественном пространстве… Сейчас все обсуждают поправку о внесении упоминания Бога в преамбулу к нашей конституции. Как Вы думаете, к каким реальным результатам, не просто – номинальным – реальным, – это может привести?

Отец Андрей: – Это полностью перемена сознания. Бог, спрятанный в чулан до лучших случаев, когда мне нужно будет свечку поставить, чтобы выздороветь, – это, вообще, не Бог. Это – не вера. И люди подобного рода пусть назовутся безбожниками и честно признаются в этом. Бог – Он тогда, когда Он впереди планеты всей. Он – во главе. То есть – поставьте Бога на главное место – и все остальное станет на свои места. Так говорил блаженный Августин. Конституция – главный закон страны, в которой девяносто процентов – христиане – крещеные, а остальные – мусульмане – и тоже верующие. Мусульмане все вам скажут: «Бога поставьте в преамбулу, в первую статью – и все». Вопросов не возникнет у них никаких. Это только наши. Враги Бога – это русские люди, причем крещеные в детстве. Если мы хотим, чтобы тот – не воровал, тот – не крал, тот – работал, чтобы дороги были не горбатые, чтобы в магазинах был свежий хлеб и вкусное молоко, поставьте Бога во главу. Иначе ничего не получится. Сколько можно хлебать советскую постпохлебку?

Ведущая: – А сознание людей? Вот, допустим, окраина Саратова, местные подростки, которые сидят на спортплощадке и курят, допустим… Вот, когда они поймут, что в Конституции Бог, что у них изменится в сознании?

Отец Андрей: – Нет. Подростки, курящие на окраине Саратова, узнают это все в преломлении от взрослых. Через изменившихся взрослых. Вообще, нам нужно бросить заниматься детьми, в каком-то смысле. Нужно заняться взрослыми. Не нужно заниматься каждым солдатом. Нужно заняться офицерами. Потом воспитанные, образованные офицеры займутся уже солдатами. Поставят их на свои места. Так и везде. Нужно заниматься родителями, а не детьми. Если родители погибшие до половины, то и дети будут такими же. И мы их в школе не исправим. Поэтому, курящие на окраине Саратова подростки через два-три года, после постановки Бога во главу всех процессов, узнают об этом из изменившейся общественной жизни. Тогда папа, покаявшийся, или мама, образумившаяся, или начальник детской комнаты милиции, переживающий за их, поставит их на место.

Ведущая: – Должно ли это изменить что-либо в нашем законодательстве? Запрет на аборты. Или еще что?

Отец Андрей: – Может быть. Я недавно узнал, что в нашей стране количество облагаемых налогом гадалок, экстрасенсов, шаманов и прочей заклейменной Библией чепухи, превышает в несколько раз количество священников Русской Православной Церкви. Вот вам портрет Святой Руси. Эту нечисть нужно будет гнать поганой метлой. С федеральных каналов. С телевидения. Вы гляньте, что делают наши федеральные каналы? Там же смотреть нечего. Это мощнейшие рычаги изменения сознания, которые только и делают, что показывают хи-хи, бла-бла. И больше ничего. А деньги тратят сумасшедшие. Только на хи-хи и на бла-бла. Страх Божий рождается не сразу. И не у всех одновременно. Но признать, что Бог – есть – это необходимо для совести народа. Почему ирландцы это могут делать? Грузины могут? А русские не могут.

Ведущая: – Вот как раз к вопросу о Европе. Многие говорят: «Ну вот, пожалуйста, европейские страны. У них в Конституции и в законах во многих странах упомянут Бог, но при этом в Испании гей браки существуют. Это их не спасло».

Отец Андрей: – Да, да. Это процесс обратного хода. Скоро скандинавы будут кресты снимать со своих флагов. У них у всех. У «норгов», шведов, финнов кресты на флагах. Пока еще. Но они уже пошли далеко. Им это уже не нужно. Это процессы взаимообратные. Они будут отменять, а мы будем вводить. Им уже не нужно. А нам как раз вот сейчас как раз вот это и нужно. Послушайте, американцы пишут на долларе, что они в Бога верят. Ни одного писка не слышно. Никто не пищит. Все пользуются. Всем нравится. На долларе пишут, что Бог – есть. О чем дальше говорить?

Ведущая: – Отец Андрей. А вот Штаты, например. Многие религиозные социологи говорят, что американское общество намного более религиозное, чем российское.

Отец Андрей: – Чрезвычайно религиозное общество. Мы молились, и я буду молиться: «Господи, благослови Америку». Там везде Иисус. О, Иисус! Иисус. Мария. Недавно посмотрел фильм про педофильский конфликт в Бостоне. Журналисты вскрыли тему педофильскую в Бостонском духовенстве. Но, тем не менее, в Бостоне десять тысяч священников католической Церкви. В одном Бостоне с пригородами. Я не знаю, сколько у нас в Москве тысяч священников, но явно – не десять. Это столица нашей родины. А Бостон – далеко не столица. Это не Нью-Йорк, не Чикаго, не Сан-Франциско. У них там этого всего хватает. Американцы чрезвычайно религиозны. Они, конечно, не православные. Они даже не католики, хотя католики там составляют большинство верующих христиан. Но нам у них кое-чему стоит поучиться. Там в одном только Лос-Анжелесе сорок восемь религиозных радиостанций. Так у них и консерваторы, и либералы.

Ведущая: – А у нас на всю страну – две-три.

Отец Андрей: – Вот что такое религиозность. Она широка у них.

Ведущая: – Оппоненты нам скажут: «Опять вы полезли. У нас Церковь от государства отделена».

Отец Андрей: – Что нам безбожники скажут? Безбожники пусть в зеркало глянут и устыдятся. Будем их еще слушать. Нами правили семьдесят пять лет безбожники. А до революции двести лет раскачивали нашу жизнь безбожники. Революция и произошла после двухсотлетнего раскачивания нашей жизни безбожниками. И мы будем их слушать?

Ведущая: – То есть – жесткость должна со стороны Церкви звучать?

Отец Андрей: – Когда речь идет о истине – стилистика имеет последнее значение. Человеку нужно докричаться до оппонента, если хочешь спасти его. Вот, например, в наушниках идет человек на переезде. А там поезд летит. Нужно орать ему со всех сил. Со всей дури, со всей мочи. Чтобы он посмотрел: «Чего там дядька кричит? Чего хочет?» – «Там поезд!! Прыгай в сторону!!» Нужно докричаться до человека. А, если я буду… да ладно, у него мама есть. Пусть она ему кричит. Типа – …чего я буду горло драть? Стыдно же на улице кричать. Вот при всех этих вещах погибают люди. Речь о истине – это речь о смерти и жизни. Это не речь о личном выборе: «Хочу – не хочу, будет Бог – не будет Бог – мое личное дело». Это речь о жизни твоей вечной или о гибели твоей вечной. И там, где речь о жизни и смерти – там сю-сюкать – последнее занятие.

Ведущая: – Толерантность – это слово, которое не должно, наверное, присутствовать?

Отец Андрей: – Толерантность – это признак безразличия. «Ты делай так, я буду делать так. Мне на тебя наплевать. Ты не трогай только меня, и я тебя не трону. Иначе я напишу на тебя заявление в полицию». А не безразличие – оно умеет и молиться, и плакать, и кричать. Оно умеет все.

Ведущая: – Отец Андрей, Вам наверняка приходится часто слышать, что Церковь должна быть вежливой, она должна быть удобной, она должна быть комфортной. Она не должна позволять себе грубых выражений в проповедях пастырей. Каков Ваш ответ на такого рода «заказ»?

Отец Андрей: – Церковь ничего никому не должна. Вежливым пусть будет швейцар в отеле, где вы оплатили номер. Если вы не оплатили номер, даже швейцар вежливым быть не обязан. Он будет с вами, опять-таки, толерантен и культурен, но отнюдь не вежлив. Вот эту швейцарскую этику, этику «чего изволите?» люди хотели и к Богу бы навесить. Пусть Бог стоит в углу с полотенцем через руку и ждет моих приказаний. Это чисто психология старухи у разбитого корыта. Ей же мало и корыта, и дома тесового, и каменного дома мало. Ей и столбовой дворянкой быть, в конце концов, мало. Она хочет быть владычицей морскою, и чтобы рыбка была у нее на посылках. «Поставьте Господа в угол и пусть Он будет у меня на посылках. И пусть Он меня не ругает, поскольку я весь грешный!»

Ведущая: – Мне говорят, что: «Когда я слышу, как священник грубо говорит о своих прихожанах или прихожанках, тем самым уличая их в грехе блуда, я не хочу ходить в такую Церковь. Он меня отлучает от Бога и от Христа».

Отец Андрей: – Давайте спросим этого человека – а он вообще часто ходит в церковь? Может он вообще не ходит туда? Тогда это лишняя риторика. Правду говорить надо человеку. Почему развратнику нельзя сказать, что он – развратник. Почему вору нельзя сказать, что он – вор. Зачем нужно убийство дитя во чреве называть медицинским избавлением от нежелательной беременности? Зачем закатывать в эти обтекаемые словесные формулировки вопиющий к Небу грех? Так же и здесь. Ах, обижаетесь! А вам вообще не обидно, что вся жизнь наша – филиал дома терпимости. Что половая тема стала главной темой во всех глянцевых журналах. Что о сексе мы только и разговариваем. Фрейд мечтал: «Как только мы свободно заговорим о сексе – неврозы, психозы, и прочие расстройства психики испарятся». На самом деле мы уже лет сто говорим только про секс, а неврозы и психозы только увеличиваются и увеличиваются. Это не та дорога. Это ложный путь. Мы живем в развратном мире. Нет ни одного фильма без обнаженки. Только мультики осталось смотреть без половых тем.

Ведущая: – А как же то, что Церковь должна говорить языком любви, милосердия?

Отец Андрей: – Да не должна она так говорить. Скальпель же в руках хирурга – это же тоже инструмент любви. Кровища течет, у него весь халат забрызган. Он человека режет. Но он же не садист, он его вылечить хочет. Вот, пожалуйста, любовью занимается человек. Весь забрызганный кровью хирург, если пациент спасен, он занимается любовью с ним три часа. Потом снял маску и упал в обморок. А тот через два дня поднялся. Это вот картина любви. А то, что называют любовью эти люди – прелюбодеи и прелюбодейки фактические… Избыточная тяга к нежности словесной – это признак блудливой души. Это Иоанн Лествичник говорит. Блудники, например, любят плакать. Они сентиментальны. По Иоанну Лествичнику – это признак блудливой души. Они не плачут о грехах, а плачут о всякой чепухе. Они избыточно нежны. Ах, не говорите при мне этого! Хотя, в принципе, сами знают все это. И живут в разврате. И их это не оскорбляет. Такова картина наша. Они такие фасадные человеколюбцы. А внутри, за фасадом у них – ой, ой, ой… Такие творятся вещи.

Ведущая: – Отец Андрей, а нет ли у Вас ощущения, что у нас сегодня совсем нет такой вот по-настоящему жесткой и сильной именно православной мирянской общественности? Есть пастыри, а вот мирян – вообще просто из днем с огнем не найдешь.

Отец Андрей: – Есть. Есть твердое ощущение, что у нас не хватает активных, спокойных, твердых, уверенных в себе, нормальных православных мирян. На любой должности они могут быть. Это могут быть госслужащие. Это могут быть продавцы. Штукатуры, плотники, садоводы, пасечники. Они могут соединяться в некие братства просветительского характера или благотворительного характера. Или по уходу за больными. Литургического характера – братства. Этого нам не хватает. Не хватает того, что на западе называется «апостолат мирян». Когда мирянин рядом со священником несет на себе апостольский труд по распространению евангельской вести. У нас этого пока нету еще.

Ведущая: – А почему? Как Вы думаете?

Отец Андрей: – Да мы искалечены двадцатым веком. В двадцатом веке русский народ должен был исчезнуть несколько раз. По крайней мере два или три раза он должен был перестать быть. Из-за внутренних репрессий, войн и всех этих социальных экспериментов. Нас уже почти нет. На момент развала Союза нас уже почти не было. В голове у нас была каша. И на нас еще насела сверху реальность в виде дикого капитализма избытка жевачек. Мы чуть не сдохли четвертый раз в двадцатом веке. Что от нас хотеть? Мы еле выжили.

Ведущая: – Оглядываясь вокруг себя, какой Вы могли бы дать совет тем, кто, допустим, нас сейчас слушает. Очень неравнодушно относится к нашему разговору и хочет что-то сделать, что-то изменить. Каким-то образом создать православную общественную организацию. Какую-то гражданскую активность развить. Что нужно? Есть у Вас какие-то рецепты?

Отец Андрей: – Да. У меня есть один рецепт, который будет работать всегда. Пока мир стоит. Пока Христос не придет судить нас во Второе Пришествие. Если вы хотите что-то делать, начните со своего молитвенного воцерковления. Если вы до сих пор в воскресение не ходите в церковь каждый раз, как дважды два, как кровь из носу; то вам рано чем-либо заниматься. Когда это станет органической частью вашей жизни, когда церковь будет так же неотъемлема от вас, как ваша кожа; вот тогда вы сможете потихонечку заниматься. Организационными работами. Просветительскими работами. Издательскими работами. До этого даже не дергайтесь. Для начала – в воскресение в храм. Литургическое обновление народа должно наступить. Покаянно-молитвенное. Через Литургию. А священникам уже Исаия сказал. «О, вы! Благовествующие о Господе. Не умолкайте» (см. Ис. 62:6). Это не мои слова. Это слова пророка из старого Завета. А все остальное – это уже потом приложится. Хуже всего человеку дергаться с вопросом: «А что же делать? Что же делать? Какое же дело мне начать?» Никакое дело начинать не надо. Сядьте тихо. Ваша сила сидеть тихо. Тоже Исаия сказал. Сядьте тихо, откройте псалтирь. Сядьте тихо, откройте книгу Бытия. Сядьте тихо, думайте, что в ближайшее воскресение нужно идти в храм Божий. К началу службы. И выйти не позже, чем дадут поцеловать крест.

Ведущая: – То есть, когда ты замышляешь какое-то большое дело, чтобы изменить жизнь своего народа…

Отец Андрей: – …это блудные мечты гордой души. Так Тихон Задонский говорит об этом. «Гордый мечтает весь мир перевернуть, а сам с дивана подняться не может». Это блудные мечты гордой души. Начинайте с маленького. А, кстати, мать Тереза из Калькутты говорила: «Мы не может делать больших дел. Забудьте о больших делах. Все, что мы можем, это делать маленькие дела, но с большой любовью».

…искусство маленьких шагов…

…очень хорошие слова. Забудьте про большие дела. Делайте маленькие дела, но с большой любовью. Можно принимать эти слова, как руководство к действию.

Ведущая: – То есть, ставить планы и мечты перевернуть мир… Нельзя?

Отец Андрей: – Это гордость. Маниловщина. Духовная маниловщина.

Ведущая: – А все бизнес-тренеры советуют это делать. «Осознай свою миссию в мире!»

Отец Андрей: – Это для того, чтобы вас облапошить и с вас деньги содрать. Заплати мне триста долларов за лекцию, и я расскажу тебе, как мир перевернуть. Потом еще триста заплати – и я тебе еще раз расскажу. Когда ты мне все деньги отдашь – переворачивай мир, а я – поехал. Таких же болванов облапошивать.

Ведущая: – То есть, так или иначе, но прежде всего, пункт номер один, – это личная дисциплина?

Отец Андрей: – «Пункт номер один» – это то, что Христос воскрес и в воскресение нужно быть в храме. Если ты не чтишь Воскресшего Господа каждый воскресный день, то ты не христианин совсем никакой. Молитвенно-покаянная дисциплина и литургическое воцерковление.

Ведущая: – Как раз, собственно, у нас Великий Пост наступает. Вы могли бы дать нашим зрителям главный совет на Великий Пост. Надо ли выбрать для себя какую-нибудь самую главную внутреннюю страсть и проблему, и все эти дни с ней, прежде всего, бороться?

Отец Андрей: – В информационном мире нужно прежде всего ограничить количество информации, поступающей в глаза. Как можно меньше сидеть у мониторов. Телефон подчинить себе на входящие и выходящие звонки. И – все. И это будет главное дело в великом посту. Прочесть Евангелие тому, кто его не читал. И выучить наизусть хотя бы пять-шесть-семь-восемь псалмов. Каждое воскресение быть в храме. Гаджеты считать главным врагом.

Все остальное – ерунда. В колбасе сегодня нет мяса.