Стихия страха

Глава 16. Инквизитор Тиффано

Разрушения в городе были ужасны. К сожалению, не обошлось и без смертей. Тела несчастных, в основном бродяг и упрямцев, не захотевших бросить жилища с имуществом, находили в самых неожиданных местах. И каждый раз сердце болезненно сжималось при мысли, что и эту смерть можно было предотвратить, если бы я был расторопней, убедительней, умней…

Известие о том, что волна прошла, распространилось со скоростью лесного пожара. Люди начали возвращаться в город, торопясь к разрушенному жилью. Многие остались без крыши над головой в преддверии зимних холодов. Центр города почти не пострадал, а вот лачуги на побережье превратились в жалкие груды, непригодные для жизни. Дом Лидии уцелел. Я старался не думать о его хозяйке, о пугающем пустом взгляде серых глаз и безжизненной руке в моей руке.

Больше всего пострадали гавань и порт. Неосторожно оставленные корабли были вынесены на землю и превратились в щепки, причинив дополнительные разрушения на берегу. Морское сообщение восстановят нескоро, а купцы еще долго будут подсчитывать убытки от непогоды. Я тщетно пытался убедить себя, что произошедшее на маяке мне почудилось. Однако стражники с горных застав и дозорных башен прекрасно видели побережье и теперь всласть обсуждали разыгравшуюся на нем трагедию, удивляясь чуду. Потому что иначе это назвать не получалось. Мощь первого удара стихии захлебнулась в невидимой преграде и была обращена против второй волны, почти погасив ее, так что на побережье обрушилась лишь самая слабая, третья волна. Иначе от города бы ничего не осталось. О том, как старый маяк выдержал напор стихии, я старался не думать.

Отец Валуа нашел меня одним из первых. Он долго смотрел на меня и казался обескураженным.

– Кысей, ответь мне, – церковник тронул меня за плечо. – Как ты узнал о надвигающейся опасности? Только не ври мне о святом.

Волна разрушила опоры акведука, и теперь город рисковал остаться без воды, что грозило обернуться вспышкой холеры. Я пытался разобрать одну из опор, заваленную обломками.

– Оставь уже этот валун, – раздраженно сказал отец Валуа, не дождавшись от меня ответа. – Им займутся стражники! Ты меня слышишь?

Я молчал и берег дыхание, тяжелый камень сдвинулся под моим плечом совсем чуть-чуть. Я огляделся вокруг, заприметив подходящую доску для рычага, и подозвал одного из стражников помочь.

– Кысей! – рявкнул отец Валуа. – Немедленно прекрати! Или мне вызвать тебя для официальной беседы в резиденцию?

– Резиденции нет, – пропыхтел я. – Из нее торчат остатки выброшенной на берег бригантины.

Отец Валуа потоптался рядом, только мешая своим присутствием.

– Ладно. Пусть будет явление святого. Но ты же понимаешь, что случится дальше? Не можешь не понимать. Сбывшееся пророчество – это тебе не шутка. Кроме того, среди горожан ползут слухи о чуде, спасшем город! Тебе придется предстать перед орденом Пяти. Его глава, отец Павел, скоро прибудет сюда. Не хочешь говорить мне, но ему ты все расскажешь. И общими фразами не отделаешься!

– Надеюсь, он не попал в шторм, – я вытер пот со лба и взялся за следующий обломок. – Отец Валуа, лучше помогите.

Первоочередной задачей было восстановить водоснабжение города и похоронить тела, чтобы не допустить попадания трупного яда в воду. Бургомистр и капитан не торопились вернуться в разрушенные владения, поэтому мне пришлось организовать стражников и добровольцев из числа горожан. Меня узнавали, несмотря на то, что я был в простой рясе послушника, одолженной по случаю. Хотя, как не узнать, я был единственным в городе инквизитором, безошибочно выдаваемым длиной волос. Удивительно, но мои приказы выполнялись безоговорочно, возможно, благодаря отцу Валуа. Он был недоволен мной, но отдал необходимые распоряжения, и к разбору завалов присоединились послушники и братья ордена. Сбывшееся пророчество обратило многих в бездумное религиозное рвение, которое требовалось направить в нужное русло. Мелькающие то там, то здесь черные и серые рясы придавали людям сил, словно примиряя их с ужасающей действительностью. Случаев мародерства или беспорядков почти не было, лишь пару раз поймали грабителей и тут же, не дожидаясь суда, вздернули на дереве. Это мгновенно остудило пыл желающих поживиться на чужой беде.

На второй день после стихии в город прибыла посланная для помощи стража вояга Хмельницкого. Два других вояжества даже не подумали об этом, хотя на их землях тоже хватало разрушений. Еще одной бедой, грозившей городу, был голод. Погубленные припасы вынудят многих купцов задрать цены, а нарушенное морское снабжение не позволит сбить стоимость еды за счет заморских товаров. Я понимал, что это уже не моя забота, но также осознавал, что бургомистру и воягам до этого дела не будет. И прежде всего пострадают несчастные бедняки, оставшиеся без крыши над головой и брошенные на произвол судьбы. У меня до сих пор перед глазами стояло лицо отчаявшейся матери с ребенком на руках, которая молила подвезти их на горной дороге… Надо было идти к отцу Валуа и просить его совета и помощи, но я был не готов отвечать на его вопросы. Да что там, я и себе-то не мог не только ответить, но даже набраться мужества и задать их…

Старая церковь уцелела, но зияла выбитыми стеклами и проломленной крышей. Внутри царила разруха. Я нашел отца Георга, который успокаивал своих прихожан. Многие тревожились, не вернется ли опять стихия, и искали укрытие от гнева господнего именно в церкви.

– Кысей, – старик устало улыбнулся мне и обнял. – Идем, нам надо поговорить.

– Я беспокоюсь о тебе. Скажи, откуда госпожа Хризштайн узнала о том, что произойдет? И почему ты ей вообще поверил?

Я молчал, не желая врать наставнику. Отец Георг все понял и тяжело вздохнул.

– Сядь, – кивнул он мне на чудом уцелевшую скамью. – И послушай, что тебе скажет старый священник, бывший некогда в высоком сане. Я знаю, что будет дальше. Твое так называемое видение не останется без внимания. Оно непременно заинтересует орден Пяти. Ты готов им лгать?

– Я все равно не смогу сказать правду, – невольно вырвалось у меня.

Старик покачал головой.

– Лидия больна, а то, что ее видения сбываются, может значить лишь одно.

– Она не колдунья!

– Ты в этом уверен, или ты сам себя пытаешься убедить?

Я склонил голову и стиснул руки в замке на коленях.

– Мальчик мой, тебе сложно разобраться в…

– Она не колдунья, – упрямо повторил я. – Лидия просто почувствовала изменения в погоде. Да, она безумна, но и только. Ее ощущения от установившейся жары и обмелевшего берега превратились в страшные видения, в которых она увидела бедствие. Раньше у нее случались приступы во время грозы, что лишний раз доказывает ее повышенную чувствительность к погодным изменениям…

– Боже, Кысей, послушай, какую чушь ты городишь! Не в Лидии дело, мне наплевать на эту женщину, я о тебе беспокоюсь. Ты должен все честно рассказать ордену Пяти и молить Единого, чтобы тебе поверили.

– Я не могу. Ее безумие обнаружится и…

Я вообще ничего не могу. Не могу арестовать громил, которые похитили меня, иначе придется предъявить обвинения их заказчице. Не могу поймать Серого Ангела, иначе он подставит Лидию подаренным им браслетом. Не могу рассказать правду о том, что случилось на маяке, иначе ее обвинят в колдовстве. Но я уверен, что она еще не переступила черту…

– Помогите мне советом, отец Георг. Как избежать внимания ордена Пяти?

Я с надеждой смотрел на старика. Его ответный взгляд был неожиданно жестким.

– Никак, – тяжело уронил он. – Ты даже не понимаешь, что натворил. После Синей войны отношение к божественным откровениям сильно изменилось. Все изменилось. Наследие предков было утеряно, цикл прерван, а мы оказались один на один с мраком безумия, наступающим на наши земли. Своей глупой ложью ты подарил ложную надежду на то, что Единый не отвернулся от нас. Господи, Кысей, да тебя наизнанку вывернут, чтобы узнать подробности!

Мне стало не по себе. Отец Георг явно знал не меньше, чем отец Валуа, упомянувший двухсотлетний цикл и возвращение проклятого, из рода которого «никто никогда уже больше не вернется». Я осторожно спросил:

– Как с этим связан шестой?

Старик вздрогнул и поджал губы.

– Кто тебе сказал о нем?

– Отец Валуа.

Церковник покачал головой.

– Забудь. Ты должен открыть правду. Я надеюсь, что ты не настолько ослеплен этой женщиной, чтобы ради нее лгать Святому Престолу. Да и не получится у тебя. Не умеешь ты врать.

– Почему же лгать? – необычайная ясность ума вдруг овладела мной. – Разве не говорил Акватос Квирский, что истина – в сердце говорящего? Вспомните слова магистра Солмира, что величайший божественный дар человеку – это воля творения через веру. Я хочу и буду верить в то, что мне явился святой Тимофей. Буду верить в то, что он заговорил со мной, пусть и устами безумицы. Буду верить в то, что благодаря силе молитвы и искренней вере, город был спасен от уничтожения. Я верю в то, что Единый не отвернулся от нас. А еще я сделаю все для того, чтобы в это поверили остальные!

Старик потрясенно смотрел на меня, не в силах вымолвить ни слова.

– Простите меня, святой отец, – я склонил перед ним голову, – и поверьте мне первым, прошу вас. Ваша вера сделает меня сильней.

Наставник молчал довольно долго. Я терпеливо ждал, не поднимая головы. Наконец он вздохнул и произнес:

– Глупый мальчишка… Вера – не игрушка, чтобы так беспечно разбрасываться ее силой… Но я верю тебе. Благослови тебя Единый…

– Господин инквизитор! – ко мне сквозь толпу пробирался Антон. – Подождите, пожалуйста!

Я не хотел его видеть. Ни его, ни его сестру. Но скрыться было невозможно. Рыночную площадь уже разобрали от завалов, и теперь на ней было не протолкнуться. Предприимчивый люд из уцелевших окрестных деревень торопился выгодно продать товар. Ударили сильные морозы, и цены на уголь, как и на древесину, солому и прочие строительные материалы, резко взлетели.

– Господин инквизитор! – Антон упрямо ухватил меня за рукав, останавливая.

– Я тороплюсь, – попытался я избавиться от мальчишки.

– Пожалуйста, выслушайте меня. Хриз совсем плохо…

– Что она опять учудила? – довольно резко спросил я.

– Я не знаю, что с ней. Когда мы вернулись, она еще меня узнавала, хотя и не отвечала. А сейчас… – юноша запнулся, а я нахмурился.

Я не видел Лидию с того момента, как довел ее до дома и убедился, что она зашла в него. Я был даже рад, что она не вмешивается и не крутится под ногами, но теперь мне сделалось тревожно.

– Что сейчас?

– Она просто лежит в кровати, уставившись в одну точку, и ни на что не реагирует, – в голосе Антона слышалось неприкрытое отчаяние. – Совсем, понимаете? Даже на болтовню Пионы, которая и мертвого поднять может. Такое ощущение, что она не слышит и не видит никого. Мне страшно. Может, хоть вы сможете?..

– Смогу что? – раздраженно огрызнулся я. – Вы опять с сестричкой решили меня провести? Прошлый раз у нее получилось так убедительно сыграть потерю памяти, что я уже ничему не удивлюсь!

– Да, тогда я вам солгал, Хриз заставила! – Антон кинулся мне под ноги, чуть ли не плача. – Но сейчас говорю правду. Просто зайдите и посмотрите на нее!

– Если я к вам зайду, – я остановился, прицениваясь к партии древесины для управы, – то буду вынужден задать Лидии крайне неприятные вопросы. Например, о моем похищении, о браслете, который она получила в подарок от Серого Ангела. И кто знает, возможно, буду вынужден предъявить ей обвинения. Ты все еще хочешь, чтобы я зашел к вам?

– Хочу, – выдавил мальчишка.

– А еще я буду вынужден задать ей вопросы о том, что произошло на маяке. И обвинить в колдовстве.

Антон затащил меня в безлюдный закуток и отчаянно зашептал:

– Хриз не колдунья, правда, ну поверьте мне! Она их ненавидит до исступления и никогда не станет одной из них.

– Боюсь, это едва ли зависит от нее.

Мальчишка упрямо мотнул головой.

– Знаете, однажды Хриз пыталась объяснить мне, как ей удалось справиться с колдуном. Тем, у которого мы… – у Антона дрогнул голос, он побледнел.

Я хотел остановить его, видя, как страшно и больно ему вспоминать прошлое. Мне все равно придется увидеть Лидию, рано или поздно, так что…

– У Хриз почти не осталось ничего своего. Тогда, в подвале, чтобы выжить, она перестала быть собой. Ей удалось обмануть колдуна и натравить на него его собственного демона. Но ей никогда не стать колдуньей, потому что для этого надо отдать свою душу во власть демона, а у Хриз ее не осталось. И теперь она постоянно играет. Впитывает, как губка, чужие повадки, чувства, жесты, слова… Каждый раз я замечаю в ней что-нибудь новое. После грибной колдуньи она помешалась на собственной внешности, а после бордельного убийцы я убрал из ее комнаты все ножницы, потому что однажды застал ее… господи, она пыталась что-то выкроить. Да Хриз за всю жизнь даже пуговицы не пришила! Вы знаете, что она от вас подцепила эту привычку прикрывать глаза на несколько секунд, когда злится?

Я потрясенно смотрел на мальчишку, а потом медленно спросил:

– А что в ней изменилось после Зеленого зала… в смысле, после притворства с потерей памяти?

Антон тяжело сглотнул и ответил вопросом на вопрос:

– А вы думаете, Хриз притворялась? Она не умеет притворяться. Она может лишь играть, да так, что потом сама не различает, где чужая маска, а где… а где другие маски, ставшие ее лицом… Не оставляйте ее, господин инквизитор, прошу вас.

Антон распахнул передо мной дверь спальни.

– У нее был жар, но сейчас уже спал. Я думал, что это из-за лихорадки Хриз никого не узнает, но она и сейчас ничего не слышит и…

– Ей придется меня услышать и ответить на все вопросы, – жестко оборвал я парня.

– Будет здорово, если так и случится… – пробормотал Антон и кивнул. – Я внизу подожду.

Я зашел в комнату и остановился, разглядывая Лидию. Болезненно худая, с заострившимися чертами лица и мертвенно-бледной кожей – да в гроб и то краше кладут. Безжизненный взгляд серых глаз был направлен в пустоту. До чего она себя довела! Меня разобрала злость, я подошел к кровати и резко отдернул покрывало.

– Вставайте!

Никакой реакции не последовало. Я склонился над ней и заглянул в глаза, потом провел рукой у нее перед лицом. Взгляд даже не дрогнул, словно Лидия ослепла. Мне стало не по себе. Я приложил ладонь ко лбу, но жара у нее не было, напротив, кожа была холодной, словно у покойницы. Я торопливо нащупал пульс на шее, и спустя мучительную секунду ожидания услышал слабое биение. После приступа у нее наблюдались похожие симптомы, но тогда это было скорее похоже на сон. Сейчас она словно спала с открытыми глазами. Я перехватил ее за волосы, приподнимая голову, и склонился еще ближе.

– Я поймал Серого Ангела, – сообщил я ей, внимательно вглядываясь в глаза и ожидая реакции. – Он указал на вас, как на пособницу. Я вынужден вас арестовать. Вставайте!

С тем же успехом я мог разговаривать со стеной. Немного поколебавшись, я полностью откинул с Лидии покрывало, задрал на ней рубашку и положил ладонь на ее голое колено. Едва ли она притворялась, иначе уже не преминула бы воспользоваться ситуацией, но я все равно должен был проверить. Я согнул ей ногу, поддерживая под коленом, а потом ребром ладони легонько ударил чуть ниже коленной чашечки. И тут мне уже стало по-настоящему страшно, потому что нога не дернулась. Коленный рефлекс отсутствовал. Или был настолько слабым, что я не увидел? Вспомнив приемы профессора Адриани, я сменил позу так, чтобы держать руку на ее бедре, и ударил еще раз. Рефлекторное сокращение мышц было слабым и едва прощупывалось, но все же было. Я обрадованно выдохнул, мышечная чувствительность сохранилась. Я спустил ее ноги на пол и рывком усадил на кровати, придерживая за воротник.

– Вставайте! – я вздернул Лидию на ноги, принимая ее вес на себя.

Равновесие она не держала. Когда я на мгновение отпустил ее, она покачнулась и начала заваливаться, наверняка, упала бы, но проверять не стал. Я прислонил ее к стене, не обращая внимания на пульсирующий болью священный символ у себя на груди. Как бы далеко мне ни пришлось зайти, но я от своего не отступлюсь. Я не позволю ей сбежать от меня в этом безумном отупении.

Ее кожа неприятно холодила пальцы, но я упрямо обнял Лидию, прижал к стене всем телом и поцеловал. Ощущение было такое, словно пытаешься разбудить каменную статую. Но я продолжал жадно впиваться в безжизненные губы, отнимая ее дыхание и даря собственное, продолжал сжимать Лидию в объятиях, отдавая ей тепло своего тела, и продолжал верить в безумной надежде, что она услышит биение любящего сердца…