Дмитрию Владимировичу Философову
За окном — за синей льдиной,
За покоем снежной дали
В робком свете книги синей
Зори вечные звучали.
Он пришел — о боль свершенья!
В белом облаке метели.
Я не верю в привиденья,
Но шаги прошелестели.
Встал в сторонке, точно нищий,
Весь в снежинках — в звездной пыли.
Тени строгие кладбища
На лице его застыли.
Я молчала. Скорбь иная
Мне открылась в этом миге.
Отступая, замирая,
Я замкнулась в синей книге.
Испепелить, испепелить
И эту маленькую ложь —
И он не сможет больше жить…
Испепелить!.. Испепелить!..
«Люби меня!».
— Могу жалеть.
«Люби меня».
— Нет… умереть
Мне было б легче, чем любить!
Испепелить!.. испепелить!..
Над садом старинным я помню звезду,
Печального детства светило,
И девушку помню, и — в сонном пруду
Ее голубую могилу…
Цвела весна и гроздья золотые…
Леса звенели шепотом тугим,
И вдоль полей в пространства ветровые
Шел от земли творенья терпкий дым.
О мудрости, о вечности, о Боге
Твои слова вещали в тишине,
И проросла в глуши земной тревоги
Томленья боль о небывалом дне.
Туда, туда — в безликий тлен.
Избыть столикой жизни плен,
Избыть себя, свой дух, свой прах,
Свою истому, боль и страх.
И нежность разлюбить: твое
Полузабытое лицо.
Чей это гроб туманят свечи
Слезами тусклого огня?
Чьи это призрачные речи
Встречают призрачно меня?
И эта песнь… Взмахнув крылами,
Умчался в небо душный свод.
И веет древности веками
Надгробной мудрости полет.
Своя ли боль, иль боль чужая?
Целую бледное чело.
О гроб великий! даль ночная!
Предельной тишины русло!
Не трубы прогремят, не тру-
бы озарят тревогою
тот день.
На восковые скованные губы
Возляжет траурная тень.
Тот пепел, нацелованный же-
стоко и ласкою и му-
ками земли,
Расскажет вам, что я избыл все сроки
И все повинности свои.
Камни… Тени…
Стихи
Варшава, 1934