Стихотворения. 1915-1940 Проза. Письма Собрание сочинений

В слезах, в занозах, в судорогах

Вопит душа, которой нет.

И бьются в корчах недотроги —

Тела, которых тоже нет.

Будь разудалым в это лето.

Коль душно, высади окно.

И встань, и жди с рукой воздетой.

А я устал. А мне темно.

И я таю в сознаньи чахлом,

Которое, быть может, есть,

Глухую ночь, глухие страхи,

И мне во тьме ни встать, ни сесть.

Кричи, вопи, моя обида.

О, плоти злые семена,

И ты, бесплотный мир Эвклида,

И те и эти письмена.

Какая вещая зараза

Простоволосая жена.

Глуха. Слепа. Глядит в два глаза

И слепотой озарена.

На крыше снег. Под крышей зыбка,

Совокупленье и очаг.

Над каторжной моей улыбкой

Отцовства восколеблен стяг.

Жена… жена… Сырая ляжка,

Плотской мучительный дурман,

Приносишь синевы в бумажке

И солнца жидкого стакан —

На балаган, на триолеты…

Кому чего? О, исполать

Тебе, воспетой и отпетой,

За продувную благодать.

Кого любить… Кого щадить…

В своем окне стоит убийца

И света лунного крупицы

Сплетает в жалящую нить.

Порвать, порвать, а то задушит.

Изнанка лжи всё та же ложь:

В несуществующую душу

Безликим телом упадешь.

Пощады нет… Увы! Пощада —

Всегда и мудрость и порок.

И нет развязки той шараде,

Которой разрешить не смог

Никто… никто… Кого любить…

Кого щадить… Кого ни спросишь,

Тот сам ответ, иль нет вопроса:

Кого щадить? Кого любить?

Глотая жуткую отраву,

Свивая рифмы скучный жгут,

Я расскажу о снах, о славе,

О позабытом в пять минут.

Я расскажу о синей птице,

О девушке в туманной мгле,

О черных птицах, о блудницах,

О наслажденьи на земле,

О тошнотворном, об избитом,

Чего не стыдно и не жаль…

О, воскреси мою молитву!

О, пощади мою печаль!

Пылят вселенские колеса,

Земля и я идем вослед

За гробом небывалых весен

И за Тобой, которой нет.

Меня, меня — во всем параде —

Из башни, где возжен завет,

Меня из таинства ограды

Под площадей глумливый свет.

Меня в ветра, на воздух колкий, —

Меня, мое, всего ль меня?

Вдруг с запыленной черной полки —

Меня, мудрейшего меня.

Но я бегу… И снова в башню

Над головами поднят мост:

Я возвращаюсь в мир бесстрашный —

На перезвон, на долгий рост.

И снова за оградой слово

В покое, где возжен завет,

Где взято всё из тьмы земного

Под тайный, слишком яркий свет.

Чего, чего не скажешь словом!

Но между словом и тобой

Всегда явление готово

Внести раздор и перебой.

Предстанет ли во мгле явленье,

Оно всегда, всегда темно.

И лишь в поэта вдохновеньи

Горит — на миг озарено.

И заколдовано и тесно

Тугое лоно красоты.

И мир вещей, наш мир телесный,

Молчит в провале пустоты.

Всё пусто, всё кругом безбожно,

Всё ложно, только вымя слов

Нас кормит ласкою тревожной

Непостигаемых основ.

Душа… да это кот наплакал

И лапкой струны потрепал,

И где-то бубенец прозвякал,

И кто-то жизнь свою отдал.

Зачем? Ах, как прелестны розы

И как умильно строг забор!

И кто сказал — в тоске склероза —

Что есть паденье и позор?

Но я не верю, нет, не верю

Кошачьей лапке и слезам.

Я по себе доверье мерю,

Я верю крысам и мышам.

Они со мной играют в прятки.

Им жуть мила. Им смерть страшна.

Душа… да вот ее зачатки:

Подполье, ночь и тишина.

И зонт внутри солидной палки,

И зажигалка-пистолет,

И на моторах катафалки

Всему блистательный ответ:

Моей беспомощности странной,

Моим аффектам и тоске,

И серой скуке первозданной,

И мертвой туше на лотке,

И женской нежности курносой…

Зачем курносой? Ах, затем,

Что даже дым от папиросы

Нужнее скорби и поэм,

Что где-то желобком полночным

Стекает грусть, стекает грусть,

Затем, что верю всем заочно

И ложь их знаю наизусть.

Душа мечта, а тело — бредни…

Но мясо есть. Но мясо есть

Привычны мы, придя с обедни,

Обеда соблюдая честь.

Мясная честь — до гильотины,

До женских бедер… Обождешь

Еще недельку в карантине

И примешь всё. И всё поймешь.

Мясная мудрость… Что за блюдо?

И что сереет за столом?

Не что, а кто — мясное чудо —

Анатом с вилкой и ножом.

И всё же ветер забиякой

Весь день, всю ночь горазд трубить,

Забыв про козни Пастернака,

Что есть душа, что надо жить.

Не элевзинский мир подземный,

Где в темноте так ярок свет,

Не грозный, ноуменально темный,

Непостигаемый завет,

А просто Бог. И просто тело.

Земля. Трава. Небесный свод.

О, вечный сердца оголтелый,

Паденью равный перелет.

Есть простота для тех, кто тайну

Пока отставил в уголок,

Вкушая каждый день пристойный

Пшеничный кованный паек.

И неизбывна власть канона:

Лишь поищи — и обретешь

Для мира внешнего законы

И для себя святую ложь.

Любовию жива планета,

Комете хвост длиннейший дан,

Тебе нежнейшей — триолеты,

А мне подлейшему — стакан.

Стакан вина во имя боен

Испью. Смешаю кровь с вином.

Я, всё равно, в себе раздвоен,

Я, всё равно, живу скотом.

Но мне испить и крови чистой

За хвост длиннейший, за любовь.

Кружит планета без корысти.

Мы с пользой проливаем кровь.

Быть может, в мире всё случайно:

И кровь, и солнце, и снега,

И правда лжи, и тайна тайны,

И ты, блудливая тоска.