Стихотворения и поэмы

В одной земле, объяты тьмой,

Мы здесь без воздуха лежим,

Сожженные огнем одним,

Убитые одной водой.

Пирам и Фисба, мы в могиле.

Любовь и страх в недобрый час

Под солнцем разлучили нас,

А под землей соединили.

Излившая все слезы, Ниобея,[527]

Надгробным камнем сделалась себе я.

С охваченных пожаром кораблей

Куда бежать, как не в пучину? Люди

Бросались вплавь — и гибли средь зыбей

Под выстрелами вражеских орудий.

Несчастным нет спасения нигде:

Кто не утоп в огне, сгорел в воде.

Когда военачальник, как герой,

Сражаясь, пал под взорванной стеной,

Он вызвал зависть армии своей:

Ему теперь весь город — мавзолей.

Сколь многих влек суровый зов судьбы

Идти за Геркулесовы Столпы![531]

Наш граф[532] ему поддался. Но пределом

Средь легших на морских путях земель

Ему был столб — тот самый, что досель

Не перешел никто на свете белом.

Вы в Старом Свете кончили грабеж,

А в Новом Свете начали. Так что ж!

Вы доказали, как и подобало:

В любом конце есть новое начало.

«Я не могу, — кричит хромой урод, —

Ни встать, ни сесть!» — Он, видно, лежа лжет.

Твоя жена кричит: «Ты вечно к шлюхам льнешь!»

Но в этом случае она сама-то кто ж?

Пока число твоих грехов растет,

Число волос — заметь — наоборот.

Кто скажет, что ему не до жены?

Ведь он такой любитель старины.

За то, что женщин я люблю,

Ты женственным меня зовешь;

Что ж — мужественным звать тебя

За то, что ты к мужчинам льнешь?

Отец твой завещал всё беднякам. Коль так,

И ты не обделен — ведь ты теперь бедняк.

Прогулкой в поле заменив обед,

Клянешься, что обедал ты, как царь;

Так царь Навуходоносор[537] семь лет

Питался травкой и цветами встарь.

Как те рабы, Эзоповы друзья,[539]

Что всё могли, ты веришь всем. А я —

Я, может быть, к тебе имел бы веру,

Когда б доверчивости знал ты меру.

Грешно не верить, но не меньший грех,

Без меры верить увереньям всех.

Меркурий ты и Грек одновременно:[540]

Воруешь хорошо и врешь отменно.

Достоин сей портрет оригинала:

Там красок через край, и тут немало.

Бедняга! сколько он потел напрасно,

Стараясь темным быть. А всё с ним ясно.

Зарекся Клокий по борделям шляться,

И вот — домой боится возвращаться.

Затем ты оскопляешь Марциала,

Чтобы вольнее шла твоя игра.

Екатерина[543] — вот твое зерцало:

Она для блага своего двора

Публичные дома позакрывала.

Ральф умер стоя — так же, как и жил:

Он ложе еще раньше заложил.