Понимая, что Арчи не собирается так легко сдаться после первой попытки на вечеринке, молодая женщина решила бежать из города, чтобы увидеть, охладит ли расстояние пыл Арчи, и чтобы привести мысли в порядок. Таким образом, она оставил свои проекты в руках Мелани и бежала в первое место, пришедшее в голову: дом Кенди.
Но с другой стороны, Арчи последовал за ней в Нью-Йорк и уже давил на нее. Молодая женщина не знала, что сделать, особенно, когда орхидеи продолжали прибывать каждое утро с одинаковой запиской.
Все было очень просто. Неожиданный телефонный звонок, краткий разговор, несколько инструкций Джорджу, чемодан, бронирование места в гостинице, билет на поезд и полное надежд сердце. С учетом вышеозначенных условий, Арчи обнаружил, что идет среди переполненной и беспорядочной атмосферы за декорациями, следуя за одним из театральных служащих, который вел его к раздевалке Терри.
- Входите, дверь открыта, - сказал глубокий голос, который Арчи сразу узнал. Тогда молодой человек вошел в большую комнату, которая была на удивление организована, в отличие от остальной части почти хаотичного мира снаружи. - Добро пожаловать в Нью-Йорк. Давно не виделись, а? - было небрежным приветствием Терри, в то время как Арчи закрывал за собой дверь.
- Спасибо. Э-э… рад видеть тебя снова, - нерешительно произнес блондин, пожимая руку, протянутую ему актером.
- Но садись же, парень, может, чая? – предложил Терри, наливая себе чашку из имеющегося здесь же чайничка.
- Чай - было бы прекрасно, спасибо, - ответил Арчи с жестом согласия.
Оба сели потягивать горячую жидкость, небрежно обсуждая прошлый раз, когда они виделись друг с другом. Поводом была вечеринка по случаю дня рождения мадам Элрой годом ранее, и Терри все еще помнил, как забавно было наблюдать потрясение на лице пожилой женщины, когда она увидел, что Альберт одел индусскую одежду, которой так гордился, но которая, похоже, не сильно удовлетворяла западному вкусу старой леди. Двое мужчин посмеялись над воспоминанием, и потом Арчи задал Терри несколько вопросов о жене и сыне, на которые актер с удовольствием ответил, ибо Кенди и Дилан были его любимым предметом.
- Ты должен видеть Дилан сейчас, - гордо сказал Терри, - он чертовски говорлив, и болтает без умолку день напролет.
Теперь, когда рядом Энни, он много разговаривает с ней. Она говорит, что он владеет английским лучше, чем в среднем его сверстники, - и подойдя к этому пункту, Терри бросил многозначительный взгляд на другого молодого человека, ожидая его раекции.
- Как она? – было незамедлительным ответом Арчи, и молодой актер, наконец, свободно вздохнул.
- Ну, довольно зла на тебя, - прокомментировал Терри с ухмылкой. - Так это правда, Арчи, - сказал себе аристократ, ожидая ответ собеседника, - ты, наконец, влюбился в Энни. Хорошо! Значит, теперь ты перестанешь жить влачить жалкое существование, думая о женщине, которая не для тебя.
- Зла? - переспросил Арчи, будто разговаривая с собой. - Полагаю, иначе и быть не могло, - добавил он с разочарованием.
- Ты абсолютно прав, мой друг, - подвел к мысли темноволосый мужчина с изящным жестом правой руки в воздухе. - Парни не порывают с девушками, не избегают в течение многих лет и затем не возвращают их так просто.
- И не говори! Видел бы ты Энни, когда я сказал ей, что хотел попытаться снова. Я никогда не думал, что такое милое существо, как она, могло когда-нибудь так рассердиться! - сказал мужчина, нервно потирая руки.
- Я точно знаю, что ты имеешь в виду: я живу с одним из этих так называемых милых существ уже почти четыре года, и я действительно знаю, как они могут рассердиться. И говоря о Кенди, это действительно означает безумную злость! – с усмешкой сказал молодой человек, и его выразительное лицо было настолько забавно, что помогло Арчи немного расслабиться. – Но знаешь, Арчи, я предпочитаю жить сто лет рядом с сердитой Кенди, чем один день без нее. Хотя я должен признать, что большинство раз это моя ошибка, что она сердится... ну, иногда и Дилан немного помогает, но он тоже парень.
- Похоже, это талант нашего рода, - заметил белокурый мужчина с грустной улыбкой.
- Суть в том, что у нас также достаточно таланта заставить женщин забыть, почему они рассердились на нас. Именно это тебе и нужно сейчас сделать, - изящно намекнул актер.
- Правда? Если б я имел хоть малейшее понятие, как заставить Энни забыть прошлое, но я думаю, что теперь она меня ненавидит, - мрачно заключил Арчи.
- Думаю, она лишь немного смущена, но в глубине души она, должно быть, ужасно хочет быть с тобой, - прокомментировал Терри, и его слова возымели желаемый эффект на блондина, глаза которого тут же загорелись надеждой.
- Ты так думаешь? - спросил он, все еще сомневаясь.
- Ну, Арчи, насколько я вижу, лучшее, что ты можешь сделать, это быть уверенным в разрешении проблемы и начать что-то делать теперь, когда ты знаешь, где она, - предложил Терри, оставляя пустую чашку на столе.
- В этом-то и трудность, я не могу понять, что делать! – раздраженно сказал мужчина.
- Женщины любят простые вещи; начни с цветов, - предложил другой молодой человек, пожимая плечами, - обычно это действует на Кенди, и, между прочим, мне придется заказать для нее несколько роз, когда она узнает, что ты здесь. Я полагаю, ей это не понравится, - с улыбкой добавил он.
- Ты думаешь, ее рассердит мое присутствие здесь? - спросил изумленный молодой человек.
- Она не хотела сообщать тебе сразу, что Энни здесь. Она настаивала, что будет лучше дать Энни немного времени подумать, но я предположил, что это не очень хорошая тактика, и я не собирался оставлять старого друга одного со всем этим.
Изумление Арчи к отношению Терри возрастало с каждой секундой. С момента его звонка днем ранее, молодой миллионер не переставал задаваться вопросом, почему Грандчестер помогал ему после не особенно дружеских отношений, поддерживаемых ими.
- Я... думаю, я должен тебе сказать, что я действительно... Я действительно ценю твою помощь, - выдавил Арчи. – Я не... ожидал этого от тебя.
- Честно говоря, я тоже этого не ожидал, но пути Господни неисповедимы, Арчи, - подытожил актер с откровенным тоном. - В какой-то мере я понимаю твое положение, потому что я прошел через нечто подобное некоторое время назад, и я знаю, каково понять, что кто-то был действительным болваном.
- Да, я был болваном! – согласился Арчи. – Я только надеюсь, что смогу найти способ все исправить... но...
- Но что? - спросил Терри, заинтригованный видом колеблющегося Арчи.
- Что, если, несмотря на все мои усилия, ничего не получится? – испуганно спросил он,
- Когда все остальные способы исчерпаны, тогда попытайся умолять. Это сработало, для меня, по крайней мере, - Терри улыбнулся, и Арчи его понял.
И так шли дни: Арчи посылал цветы и записки, прося Энни о возможности поговорить, а молодая брюнетка отказывалась его видеть, несмотря на настойчивость Кенди, упрашивающей дать шанс молодому человеку. Как будто хорошие воспоминания, которые Энни делила с Арчи, почти стерлись горькой обидой, пронесенной ею через года после разрыва. Кенди знала, что Энни ранит себя даже больше, отказывая себе в праве излить чувства, которые она все еще хранила внутри, независимо от того, как усердно она пыталась скрыть их. Однако, казалось, что острая боль Энни выстроила барьер, который не могла преодолеть даже дружба Кенди.
В качестве последней отчаянной попытки молодая блондинка подготовила случайную встречу, чтобы захватить врасплох молодую брюнетку. Это был благотворительный спектакль, представленный компанией Стрэтфорд в качестве вклада в школьные дела Энни' За несколько дней до встречи, цветы перестали прибывать в один и тот же час по утрам, и Энни начала полагать, частично с облегчением и частично с разочарованием, что Арчи, наконец, сдался и вернулся в Чикаго. Таким образом, она пошла в театр с определенной уверенностью.
Этим вечером, обе молодые женщины весьма хорошо провели время, готовясь к событию. Энни выбрал бежевое атласное платье длиной до лодыжек и жемчужный набор, подходящий её наряду, в то время как Кенди, стараясь отыскать что-нибудь поудобнее в душный летний вечер, собралась одеть легкое льняное белое платье с орнаментом. Пока блондинка ленивыми движениями застегивала платье перед зеркалом, наслаждаясь видом своего беременного профиля, Энни наблюдала за ней с задумчивым настроем.
- В чем дело? – спросила с любопытством Кенди, видя отсутствующее выражение на лице подруги.
- Я... Я задавалась вопросом, - нерешительно ответила Энни.
- Каким?
- Кенди, я могу задать тебе личный вопрос? – спросила брюнетка, и серьезный тон её голоса заинтриговал блондинку.
- Конечно!
- Что… на что это похоже – быть тобой, Кенди? - спросила, наконец, Энни, и её вопрос заставил Кенди раскрыть рот.
- Быть мной? Что за вопрос, Энни! Я и не знаю, как ответить! – воскликнула изумленная Кенди. - Я... Я полагаю, что это... вполне хорошо! Я имею в виду... Я счастлива! - честно сказала она.
- Я имела в виду нечто большее, чем это, Кенди… Что значит быть замужем, иметь собственного ребенка, управлять домом, который ты называешь гнездышком, быть... быть беременной... быть любимой мужчиной? – посыпала брюнетка дождем новых вопросов.
- Ну… теперь ты задаешь кучу вопросов, и ни на один из них не дашь простого ответа, - ответила Кенди, начиная понимать, что происходит с сердцем её подруги, возможно, лучше, чем сама Энни. Молодая женщина села перед своим туалетным столиком и, глядя на подругу через зеркало, она мягко улыбалась, стараясь подобрать нужные слова для ответа. - Энни, помнишь, сколько раз маленькими мы мечтали о том, чтобы у нас были родители? – наконец, спросила она.
- Да, - сказала Энни, заинтригованная словами Кенди.
- Мы закрывали глаза и пытались представить как можно лучше, на что это могло быть похоже, верно? – продолжала Кенди, надевая золотые сережки. - Теперь скажи мне, ты получила шанс увидеть, как эта мечта становится явью. Было ли это всем тем, что ты ожидала?
- Я думаю, это было намного больше, чем мы могли себе когда-либо представить, Кенди, - признала Энни. - Иногда лучше, и другие, не такие нереальные, как мы когда-то думали. Мои отношения с матерью, например, были не столь идеальны, как я полагала раньше, могли бы быть, - закончила Энни со вздохом.
- Но, несмотря на эти трудности, сожалеешь ли ты об удочерении? - продолжал спрашивать Кенди, ища воротничок-стойку, подходящий к серьгам.
- Нисколько! - было немедленным и пылким ответом Энни.
- Я же, напротив, никогда не смогу этого сказать, потому что меня никогда не удочеряли при таких обстоятельствах, как тебя. Альберт всегда был милым и заботливым, но это не то, как иметь мать и отца, - естественно прокомментировала Кенди, и поскольку от нее не укрылось грустное выражение Энни, она поторопилась пояснить. – Нет, Энни, не грусти по мне, жизнь воздала мне с лихвой. Мне не на что жаловаться, потому что я считаю, что мне исключительно повезло. Что я пыталась сказать, - это то, чтобы действительно понять, что значит иметь родителей, тебе нужно это испытать. Брак – нечто подобное, - объяснила Кенди, выходя из-за туалетного столика и садясь на диванчик рядом с Энни.
Молодая брюнетка смотрела на подругу озадаченными глазами, и Кенди постаралась пояснить, что она подразумевала.
- Энни, быть замужем за мужчиной, в которого сильно влюблена, как я - в Терри, и получать любовь взамен – возможно, самый переполняющий и восхитительный опыт, который может получить женщина. Все последующие благословения, вытекающие из брака, - лишь часть того же приданого, хорошие совместные моменты, смех, это таинственное счастье, которое дает беременность, радость материнства, и удовольствия физической любви, о которых люди так боятся говорить, настолько чистые и замечательные, что я не могу понять, как они раньше считались греховными.
Однако, приятные моменты – это еще не все, есть и тяжелые моменты, споры, различия, моменты, когда я так устаю от погони за Дилан целыми днями, что хочу лишь уснуть и никогда не просыпаться, хотя должна найти силы остаться и ждать, когда Терри придет вечером домой, чтобы уделить ему время после того, как наш сын заснул... Все же, когда я привожу все это в равновесие, как ты свои детские воспоминания удочеренного ребенка, я могу только сказать, что не поменялась бы местами ни с кем на Земле. Но с другой стороны, все, что я могу сказать об этом, ничего не значит, пока ты не испытаешь это, и только тогда.
- Я... Я понимаю, - ответила Энни, ошеломленная словами Кенди. Чувствуя, что острая боль начала ясно пробуждаться в ней, молодая женщина была вынуждена сменить тему. – Я думаю, мне надо зайти в свою спальню за... за... за своим кошельком, - запнулась она, резко уходя и сталкиваясь с Терри, входившим в комнату в этот самый момент.
- Что это с ней? – спросил молодой человек, позабавленный смущением подруги жены, когда молодая женщина исчезла, бормоча извинения. - Похоже, что, несмотря на прошедшие годы, она все еще думает, что я чудовище, которого все должны бояться!
- Это не так, любимый, - с хихиканьем ответила Кенди, - просто ее сердце плачет так громко, что она не сможет оставаться глухой к нему еще очень долго, - заключила молодая женщина, помогая мужу надеть его золотые запонки.
Две молодые женщины прогуливались по театральным холлам, разговаривая приглушенными голосами, грациозно обмахиваясь веерами. Одна из них, брюнетка с большими печальными карими глазами и приятными манерами, которые демонстрировали элегантность в каждом её шаге. Другая, блондинка с искрящимися изумрудными глазами, особенной оживленной улыбкой, была беременна. Они вышли из гардеробных и направлялись к своей ложе. Стоило им уйти, другая молодая женщина, очевидно одна из актрис, в старомодном костюме, смотрела на них издали, и вскоре к ней присоединилась другая девушка и завела разговор.
- Посмотри на нее! - сказала первая женщина в наряде XVII века. - Выступает, как будто её беременность – это достижение. Вот уж жалкое зрелище!
- Боже, боже! Сколько горечи! Ты ревнуешь, Марджори? - насмешливо спросила вторая женщина.
- Я? – ответила женщина со сверкающими фиолетовыми глазами. – Да нисколько. Иметь детей и заниматься семьей не входит в мои планы! Просто я не выношу ее.
- Но надо признать, что ей сильно повезло! - неохотно заметила вторая женщина.
- Я не верю в везение, Люси, - ответила первая женщина, изгибая левую бровь характерным жестом. – Столь очаровательная миссис Грандчестер, должно быть, использовала кучу уловок, чтобы подцепить Терренса. Меня не проведешь её невинным милым маскарадом.
- Ты так думаешь, Марджори? - поинтересовалась Люси с недоброй искрой в желтых глазах. - Но мы не можем быть уверены, они были уже женаты, когда мы начали работать в компании. Мне жаль, что меня не было здесь раньше, чтобы узнать как она умудрилась заполучить его. Женское любопытство, знаешь!
- Ты хочешь слишком мало, Люси, - хитро ответила Марджори. - Если бы я была здесь в то время, то этот мужчина был бы моим!
Роман с таким королевским мужчиной должен быть чем-то особенным, кроме того, это стало бы и большим достижением в моей карьере... Хотя, еще не потеряна надежда, - намекнула она напоследок с хитрым взглядом.
- Что ты хочешь сказать, гадкая девчонка? - спросила Люси, забавляясь недобрыми намеками Марджори.
- Что ж, я хочу сказать, что мужчина, который сможет устоять перед моими чарами, еще не родился... У меня есть определенные мысли, прямо касающиеся этих красивых синих глаз, понимаешь? Это все вопрос времени…
- Рада слышать, что ты терпелива, Марджори, потому что боюсь, что ты постареешь и умрешь раньше, чем Терренс даже поймет, что ты существуешь, милочка, - прокомментировал третий голос презрительным тоном.
- Карен! - в унисон воскликнули обе начинающих актрисы новичка, когда обнаружили, что Карен Клэйс, ведущая актриса компании, слышала их беседу.
- Как тягостно видеть, как множество так называемых актрисочек вроде тебя, дорогуша, думают, что они могут сделать карьеру за счет своих любовных интрижек, - продолжала Карен, презрительно глядя на Марджори. - Если ты решила, что известность Терренса поможет тебе сделать имя в этой сфере деятельности, то ты взялась за безнадежное предприятие, детка. Этот мужчина – самое странное создание его рода, которого я когда-либо знала.
Я потеряла счет всем женщинам, которые пытались его обольстить, и он королевски игнорировал, заставляя их переносить весьма постыдное оскорбление, между прочим. Я не верю, что твои слабые попытки смогли бы когда-нибудь представлять реальную угрозу для его жены. Поэтому… - сказала Карен, приближаясь к правому уху Марджори, - советую тебе начать работать над своим талантом, если у тебя таковой имеется... Но помни, в этой компании, ведущую актрису зовут Карен Клэйс, и потребуется больше, чем дешевая потаскуха, чтобы меня обставить! - сказала она напоследок, окидывая обеих женщин презрительным взглядом, оскорбляющим Марджори настолько, насколько и слова Карен.
- Третий звонок! – объявил мужской голос, и Карен оставила их, гордыми шагами направляясь к сцене. Марджори знала, что не могла ничего сказать или сделать звезде, одной из самых главных молодых актрис Бродвея, но она обещала себе, что заставит Карен проглотить свои слова обратно.
Тем вечером театр был доверху забит знаменитостями и членами Нью-Йоркского высшего общества. У Брайтонов были хорошие отношения с различными важными семействами города, и уже известное сочетание престижа Компании Стрэтфорд и таланта Терренса Грандчестера позволило продать все билеты несмотря на высокую цену. Когда Энни увидела очевидный успех благотворительного представления, она не могла чувствовать ничего, кроме глубокого удовлетворения и благодарности друзьями за поддержку ее планов. Затем она подумала, что действительно странно, как все хорошо заканчивалось, несмотря на её проблемы с Арчибальдом. Она поехала в Нью-Йорк, спасаясь от настойчивости молодого миллионера, но никогда не думала, что поездка даст ей возможность собрать еще средства на её проект. Все было бы просто прекрасно, если бы она только могла перестать снова и снова думать об Арчибальде.
Кенди явно не обращала внимания на беспокойный шум, который тревожил Энни во время представления. Блондинка просто увлекалась работой Терренса, как обычно каждый раз, когда видела, как он играет. Энни заметила, что время от времени, казалось, что для Кенди исчезал целый мир, будто театр, актеры и аудитория переставали существовать. С другой стороны, даже когда Терри своей игрой очаровывал всю аудиторию целиком, для того, кто близко знал пару, было очевидно, что каждое его слово, движение и жест были обращены к его жене, и только к ней; своего рода уникальная связь, которую никто другой не мог нарушить. Поэтому было немного странно, когда внезапно в середине одной из самых трогательных сцен блондинка оставила свою спутницу одну, оправдываясь, что ей понадобился носовой платок, который она забыла в раздевалке Терри.
Энни пыталась убедить себя, что это одна из новых причуд Кенди, вызванных её беременностью, и приложила все усилия, чтобы опять сосредоточиться на пьесе. Однако, тихий звук входящего в ложу лишь несколько секунд спустя после ухода Кенди, дал понять Энни, что что-то не так, особенно, когда до нее донесся очень знакомый древесный аромат, наводнивший воздух.
- Нравится пьеса? - тихо спросил мужской голос.
Затем Энни могла ощутить, как мужчина сел прямо позади нее, и она прекрасно знала, кто это. На мгновение ей пришла мысль о побеге, но, к своему позору, она почувствовала, что на самом деле приклеилась к сиденью, как будто впечатление парализовало ее.
- Ты не возражаешь, если я составлю тебе компанию вместо нашей дражайшей Кенди? – снова прошептал мужчина, и Энни ощутила его дыхание у затылка.
- Оставь меня в покое! – ответила она, и её голос дрогнул.
- Только тогда, когда ты перемолвишься со мной, по крайней мере, словечком, - заспорил Арчи, глубоко вдыхая аромат лилии на волосах Энни.
Энни не ответила на угрозу молодого человека, но некоторое время сохраняла молчание, обдумывая, что ей делать в такой запутанной ситуации, и обвиняя Кенди в своем несчастье. Было слишком очевидно, что все это была делом рук блондинки.
- Хорошо, давай выйдем отсюда и поговорим, - вдруг сказала она, изумляя молодого человека своей резкой реакцией. Итак, пара покинула ложу.
- Итак, что ты хотел сказать? - нервно спросила Энни, боясь воздействия близости Арчи, как только они вышли в коридор.
- То, что я должен тебе сказать, слишком личное, чтобы обсуждать его в публичном месте. Может лучше выйти из театра и пойти куда-нибудь еще? - серьезно предложил он.
- Боюсь, что не могу оставить это место; представление было организовано, чтобы собрать средства для моей школы и после спектакля будет прием, чтобы поблагодарить публику, я должна быть там, - нервно объяснила она, бессознательно стискивая кошелек в руках.
- Тогда пойдем в зал галереи. Сегодня там никого не будет, - предложил он, и молодая женщина согласилась застенчивым кивком, но внутренне Энни задавалась вопросом, почему она приняла предложение, когда она умирала от страха оказаться один на один с Арчи.
Вопреки воле молодой женщины, пара шла медленно и молча, пока не достигла галереи. Молодой человек пригласил брюнетку присесть на кушетку, размещенную в коридор для удобства публики во время антрактов, и она последовала за ним, не говоря ни слова и не поднимая глаз.
- Энни, - смог, наконец, вымолвить Арчи, пытаясь заглянуть в глаза молодой женщине, но понимая, что она упрямо уставилась на пол, ему пришлось продолжать разговор, не зная, какие эмоции в зрачках Энни, - я знаю, что в прошлом я причинил тебе боль, и я знаю, что ты имеешь право ненавидеть меня.
- Ты слишком высокого мнения о своей персоне, Арчибальд. Я не ненавижу тебя. Это чувство полностью чуждо мне, - ответила она, все еще отводя глаза, но с резкой ноткой в её тоне, которая противоречила её словам и, возможно, задела Арчи больше, чем как если бы он услышал из её уст, что она на самом деле его ненавидела.
- Тогда тебе будет легче услышать меня и, возможно, понять меня. Энни, - ответил молодой человек, делая все возможное, чтобы оставаться собранным, - я бы хотел, чтобы ты смогла заглянуть мне в сердце и понять, как я сожалею о том, как я вел себя. У меня было драгоценное сокровище в образе твоей честной и искренней привязанности, которую я просто не смог оценить, потому что был ослеплен иллюзией. В конце концов, эта химера, как оказалось, была не больше, чем несбыточная мечта, которая испарилась, оставив меня опустошенным и одиноким, - смиренно признал он, теряясь взглядом в неоклассической декорации стен.
- Теперь ты убедился, что Кенди слишком сильно любит Терри, чтобы когда-нибудь заметить, что ты сходил по ней с ума? – прямо сказала она, поражая Арчи прямым подходом, который она вдруг избрала.
- Как я посмотрю, тебе известно о моих неприятностях, - невесело заметил он. - Ты права, то, что она чувствует к своему мужу, настолько сильно, что она бы никогда не увидела никакого другого мужчину, кроме Терри. На самом деле, я, наконец, признал, что их любовь настолько особенна, что преступно даже представить одного из них без другого. У них свой сокровенный мир, и нет никого, кто может ворваться в него и нарушить совершенный баланс, который они создали, - признал он, и для Энни было удивительно чувствовать, что его голос не казался горьким или обиженным. - Когда я был моложе, Стир, который всегда был мудрее меня, ощущал эту странную связь между Кенди и Терри и просто оставил свои чувства к ней. Но я не мог справиться с ситуацией, я просто не смог принять и свыкнуться, пока не увидел ее замужем за ним, - добавил он со вздохом, полным сожаления.
- Я могла бы обвинить тебя в том, что ты связался со мной несмотря на свои чувства к Кенди, но я признаю, что это было и моей ошибкой, потому что я знала о твоих чувствах и все же решила ждать, когда ты изменишься. Мне не следовало соглашаться на такие отношения с самого начала. Я была тогда слишком юной и наивной, - сказала Энни, в первый раз поднимая глаза от пола и задумчиво глядя на него.
- Энни... Я не сожалею о времени, которое мы провели вместе, напротив, теперь я понимаю, что моменты, которые я пережил с тобой, были лучшими во всей моей жизни, - понуждал он себя отвечать, погружая неистовый пристальный взгляд в медовые глаза девушки.
- Арчи, - дрожащим голосом пробормотала она, сокрушаясь о собственных движениях, вынуждавших ее смотреть ему прямо в глаза. Ей было так трудно сопротивляться этим миндальным зрачкам, особенно когда они смотрели на нее так, как никогда раньше.
- Так хорошо, когда ты называешь меня по имени, как обычно звала, - хрипло воскликнул он, чувствуя воодушевление неожиданной слабостью, которую продемонстрировала Энни.
- Это... это была просто обмолвка... наверное, старая привычка, - резко ответила она, пытаясь вернуть здравую дистанцию, которую старалась удерживать. Однако, Арчи не собирался отступать.
- Старые времена – это то, что я хотел бы вернуть, - сказал он ей, опасно приближаясь к молодой женщине.
- Прошлое не возвращается... Я... Я думаю, что этот разговор не... не имеет смысла... Я... – запнулась она, пытаясь избежать его близости, но он ответил прикосновением к её руке его правой рукой. Кожа на обнаженной верхней части руки Энни и в руке молодого человека загорелась от прикосновения и парализовала попытку девушки встать и убежать.
- Пожалуйста, позволь мне закончить то, что я должен сказать тебе, Энни, - почти с мольбой попросил он своим нежнейшим тоном, не ослабляя свою руку на её руке. - Мое сердце жило в смятении долгое время, и в своем замешательстве я не мог понять чувств, которые испытываю к тебе.
Конечно, ты была очень важна для меня, но моя навязчивая идея не позволила мне разглядеть тебя так, как мужчина должен видеть женщину, которая была бы его женой. Когда я, наконец, понял, что я заглядывался на не ту девушку, ты была уже далеко в Европе, и я благодарил Бога за это, потому что не хотел, чтобы ты видела меня в унизительном угнетающем положении, в котором я пребывал в те дни, - он сделал паузу, и непредвиденное изменение в отношении молодой женщины, внимающей его страданию, дало ему силы продолжать. - Я знаю, что ты страдала из-за меня, и это единственное, о чем я действительно сожалею, но и моя жизнь не была легка.
Мне было очень трудно снова встать на ноги и начинать признавать, что победил Терри. Позже, я начал рассматривать вещи с другой точки зрения и думал, что тоже заслужил быть с женщиной, которая могла бы полюбить меня... так что я искал ее, но по причине, мне неизвестной, мой поиск не был бесплоден, пока... пока я снова не увидел тебя на той вечеринке.
- Знаешь, Арчи, - прервала она его мрачным акцентом, - в прошлом я бы хотела услышать эти слова от тебя, но теперь… Не знаю, должна ли я тебя слушать... – сказала она, высвобождаясь из его руки быстрым движением.
- Пожалуйста, дай мне сказать, что мое сердце дрогнуло, когда я увидел тебя на другой стороне зала, - настаивал он, в то время как она отвернула голову, пытаясь спрятать слезы, подступившие к глазам. - Я не знал, что это была ты, но что-то внутри подсказало мне, что изумительно прекрасная леди в бирюзовом была не похожа на других, которых я знал. Первый раз во всей моей жизни меня тянуло к тебе, и вместо того, чтобы исчезнуть, когда я понял, кем была эта таинственная женщина, это лишь возросло до той точки, что мне просто невыносимо быть вдали от тебя, - искренне признался он.
- Что теперь я должна чувствовать, Арчибальд? Поздравить себя, потому что я, наконец, смогла пробудить твой интерес? Ты не знаешь меня, если думаешь, что я буду счастлива от такой новости, - горько упрекала она, стараясь собрать все свое негодование, чтобы обезопасить себя от угрозы Арчи.
- Нет, Энни, ты не понимаешь, - ответил он, боясь использовать не те слова. – То, что отсутствовало в моем сердце, так или иначе, наконец, нашло свое место с тех пор, как я снова увидел тебя... Это не только физическая привлекательность, хотя я должен признать, что ты сводишь меня с ума с того самого вечера... это… это намного больше. Это было нечто вроде внезапного понимания. Освободившись от своих старых навязчивых идей, я смог, наконец, оценить драгоценность, которая была у меня в лице твоей постоянной любви и заботе, и я обнаружил, что тоскую по тебе... ты нужна мне до боли. Энни, я понял, что люблю тебя... Я люблю женщину, которой ты стала, но еще я точно знаю, что любил тебя в прошлом, но слишком запутался, чтобы понять это, - объяснил он так пылко и искренне, что сердце Энни в тот момент почти сдалось.
- Арчи! - прошептала она, снова поворачиваясь лицом к молодому человеку, несмотря на множество тревожных мыслей, мешающих ей это сделать.
- Я люблю тебя, - сказал он, когда его глаза встретили ее.
- Это... это... так грустно слышать, когда ты говоришь это сейчас, когда у меня нет желания возвращаться к прошлому, - пробормотала она, предпринимая слабую попытку защититься от вихря чувств, который взорвался внутри нее, когда признание Арчи в любви вторглось в её душу со сладким ароматом, неведомым прежде.
- Прошлого не вернешь, Энни. То, что я тебе предлагаю, - это построить новое будущее. Энни, по крайней мере, дай мне шанс доказать, что между нами все может быть по-другому. Дай еще один шанс этой любви, - умолял он со всеми своими надеждами, заключенными в его честных словах.
- Будущее... другой мужчина уже говорил со мной о будущем, - упомянула Энни в последней отчаянной попытке восстановить барьер, возведенный между ней и молодым человеком, который он легко разрушал несколькими словами любви.
- Паглиари, не так ли? - горько предположил он, не в состоянии сдержать свой дискомфорт, смесь печали и испорченного настроения.
- Да, и... когда я - с ним, мне не так страшно, как с тобой… Ты причинил мне такую сильную боль… что я боюсь, что не смогу справиться с этой обидой, - выпалила она, и в этот момент по её щекам покатились слезы, заставляющих Арчи еще сильнее смутиться из-за стольких противоречащих сигналов, посылаемых ею. В отчаянии, молодой человек чувствовал, что ниточка, сдерживающая его импульсы, вот-вот порвется.
- Энни. Позвольте мне попытаться, по крайней мере... – он не закончил, потому что она внезапно встала с кушетки, показывая, что не желает продолжать разговор. - Энни! - позвал он её, пускаясь за ней вслед и настигая через несколько метров. Молодой человек, уже опасающийся, что потеряет женщину, которую любил, и не в силах больше управлять собой, взял девушку за плечи, мягко вовлекая ее в объятие.
Молодая женщина задохнулась от неожиданного жеста, и даже при том, что разум убеждал ее бежать от рук Арчи, её сердце стучало так быстро, что все ее тело парализовало, и её мышцы не отвечали на команды мозга.
- Я пропала! - было её последней мыслью, прежде чем Арчибальд коснулся своими губами ее.
- И должна признаться, это было... – сказала однажды Патти Энни, говоря о первом разе, когда Том поцеловал ее.
- Как? – с любопытством спросила тогда Энни.
- Приятно! - застенчиво сказала Патти.
Слова «приятно» было недостаточно, чтобы описать чувства Энни в момент, когда рот Арчи соприкоснулся с ее, лаская нежную поверхность её губ касанием, страстным и мягким одновременно. Энни не могла даже пошевелиться, но ей и не было этого нужно, ибо её желание было полностью отдано физическому обмену, в то время как поцелуй, её самый первый поцелуй любви становился все глубже. Несмотря на оцепенение, в котором она пребывала, молодая женщина могла ясно чувствовать, как Арчи слегка подрагивал от эмоций, когда она инстинктивно позволила ему исследовать влажность её рта в более сокровенном обмене.
Да, мало того, что приятно, возможно чарующе или искушающе могло быть точнее, и все же чувство было еще более ошеломляюще, когда она поняла, что он прикасался к ней со страстью, о которой она всегда мечтала... Та же самая страсть, которую Арчи раньше мог только чувствовать к другой девушке, ею не являющейся.
Другая женщина..... он всегда любил другую женщину... Могло ли сейчас быть иначе? Энни задавала себе этот вопрос, и слабый след сомнения заставил её голову возобладать над сердцем, и её обида зазвучала громче любви. Быстрым рефлексом рук молодая женщина яростно оттолкнула молодого человека, высвобождаясь от его объятия.
- Как ты посмел? – возмущенно вскричала она, роняя слезы ярости и страха. – Убирайся. Я не хочу тебя видеть когда-либо еще! Уйди из моей жизни! – кричала она, закрывая губы дрожащей ладонью.
- Твой ответ на мой поцелуй сказал мне другое! – сказал он, теряя последние остатки терпения, слишком взвинченный противоречивыми эмоциями, которые он испытывал.
- Я думала, ты джентльмен, но вижу, что нет! Алан никогда бы так со мной не поступил. Теперь я знаю, что он лучше. Это так, Арчибальд. Никогда больше не вставай у меня на пути! – выпалила она необдуманно, не измеряя, как её слова разбили сердце Арчи.
Молодой человек встал, молча глядя на нее, сражаясь из всех сил со слезами, что подступали к горлу.
- Значит, бесполезно, - подумал он на секунду, слишком задетый словами Энни, чтобы продолжать молить. Однако, последний след сил, смешанный с сожалениями о неправильном поступке, позволил ему попытаться еще раз.
- Энни, я понимаю, что сейчас ты очень расстроена, и возможно говоришь не то, что действительно думаешь... Я... Я действительно сожалею о своем поведении... но я прошу тебя, пересмотри свое решение.
- Мне нечего пересматривать! – ответила она, плача закрывая лицо руками. Она хотела казаться сильной и решительной, но карусель её эмоций крутилась слишком дико, чтобы выстроить ложный фасад, который бы ей хотелось показать, и еще раз, её колебание голоса, сказавшее одно, а означающее нечто другое, заставило Арчи настаивать.
- Завтра днем я пойду к Кенди и Терри, чтобы увидеть тебя. Я надеюсь, ты дашь себе шанс подумать над моим предложением.
- Мне не нужно времени, чтобы думать.
- Все равно я увижу тебя завтра, - сказал он напоследок, оставляя ее наедине с её смятением чувств.
И как только у Энни хватило сил вернуться в ложу Грандчестеров и посетить вечеринку после представления? Ей никогда этого не узнать. Воспоминания о той ночи всегда были размыты и запутанны после того, как она услышала голос Арчи, обещающий, что он увидит ее на следующий день. У нее даже не было сил высказать Кенди, как она сердита на блондинку за то, что та подстроила встречу с миллионером. Когда брюнетка вернулась в свою комнату в доме Кенди после приема, она могла только броситься на кровать, уговаривая себя уснуть.
На следующий день Энни не вышла из комнаты на завтрак с хозяевами, и Кенди должен был настаивать на своих просьбах, пока молодая женщина, наконец, не впустила ее в спальню и не рассказала, что случилось накануне вечером. Кенди пришла в изумление, видя, как её подруга все еще сопротивлялась зову сердца, но что действительно восхищало ее больше всего, это упорство Энни, когда Арчи, наконец, пришел, как обещал.
Просьб молодой блондинки было недостаточно, чтобы убедить Энни и заставить ее согласиться принять мужчину. Напрасно Кенди пыталась уговорить ее, Энни не слушала и, наконец, разозлившись на упрямую позицию подруги, молодая блондинка оставила ее в покое, боясь, что она вот-вот потеряет шанс стать счастливой в жизни.
- Мне так жаль, Арчи, - печально сказала Кенди молодому человеку, когда вернулась в кабинет, где ожидал миллионер с мужем Кенди.
- Значит, это конец, я полагаю, - хрипло сказал Арчи. - Время действительно стерло меня из её сердца... Возможно, я только обманывал себя все это время, полагая, что она сможет простить и забыть...
- Арчи, я все еще думаю, что она очень нежно любит тебя, но просто запуталась, - ответила Кенди, отчаянно пытаясь спасти счастье своих друзей.
- Нет, не говори ничего, Кенди, это только сделает еще больнее, - печально ответил Арчи.
- Но... - Кенди хотела настаивать, но абстрактного взгляда Терри было достаточно, чтобы дать ей понять, что надо смириться. Как мужчина, Терри знал, что Арчи сделал все, что мог, чтобы вернуть Энни, но, похоже, его усилий было недостаточно. С разбитым сердцем и погруженной в уныние душой, обрести потерянную гордость было все, что Арчи оставалось.
- И что ты будешь делать теперь? - спросил актер серьезным тоном.
- Что же еще? - со вздохом ответил Арчи. – Вернусь в Чикаго и буду жить дальше. Полагаю, у меня нет другого выбора, не так ли?
Молодая пара молча согласилась со словами молодого миллионера, в то время как они провожали друга к передней двери.
- Я уеду завтра утром. Спасибо за вашу помощь, я знаю, что вы испробовали все, что могли, - сказал Арчи, целуя руку Кенди и обнимая на прощанье Терри.
- Мы бы хотели помочь больше, - ответила Кенди, явно опечаленная тем, что Энни вот-вот потеряет мужчину её жизни, а он сел в автомобиль, который уже ждал его.
- Ты могла бы сделать мне последнее одолжение, Кенди? - простым тоном спросил Арчи.
- Конечно, - согласилась блондинка.
- Скажите Энни, что… что я больше не побеспокою ее, и что я надеюсь, она сможет найти счастье, которое ищет, с Аланом, или с любым другим мужчиной, которого она выберет, - сказал он напоследок, прежде чем сесть в автомобиль.
Когда автомобиль начал движение, Арчи увидел, как его старые друзья махали руками, стоя в дворике перед домом, и еще раз почувствовал укол зависти. Однако, на сей раз чувство было другое. Арчи не ревновал к Терри из-за того, что у него есть Кенди, но он завидовал его удаче, что женщина, которую он любил, рядом с ним, тогда как та, кого любил Арчи, повернулась к нему спиной.
- Поступай как знаешь, Энни, и сделай нас обоих несчастными, поскольку я не думаю, что когда-нибудь оправлюсь от этого разочарования, - сказал он себе, позволив себе, наконец, заплакать.
Кенди хотелось встряхнуть Энни за плечи, снова пошла к Энни в комнату и слово в слово передала то, что сказал молодой человек и прежде, чем выйти из комнаты, чтобы ответить на крики Дилана, звавшие ее из гостиной, блондинка сказала легким тоном.
- Что ж, теперь ты можешь быть счастлива, Энни. Он сказал, что больше не будет тебя беспокоить, и я действительно этому верю. Можешь возвращаться в Чикаго и продолжать свой проект. Со временем, он справится и найдет другую, - нарочно сказала она, прежде чем закрыть за собой двери.
Другая... снова и снова мысль откликалась эхом в ушах Энни и не давала ей ни секунды покоя до конца вечера. Молодая женщина почти протоптала дыру на деревянном полу спальни, поскольку ходила кругами долгие часы, не находя себе места. Она не вышла к обеду днем, и Кенди не настаивала, думая, что лучше оставить Энни разбираться со своими демонами. Небольшая голодовка никому не повредит, думала блондинка, все еще надеясь, что подруга скоро начнет действовать.
Поздно вечером желудок Энни запротестовал, и она, в конце концов, подумала, что будет неплохой мыслью налить себе хотя бы стакан воды. Так что она покинула спальню и спустилась на кухню. Она была там, когда она услышала, как паркуется автомобиль Терри, так что она знала, что молодой человек вернулся домой после вечернего представления, и в то же время она ощутила небольшой шум, вроде звона колокольчиков.
Боясь, что шуметь могли крыса, спрятавшаяся где-нибудь в буфете, Энни вышла из кухни и вошла в столовую. К её великому стыду, там шум был еще громче, и она уже собиралась открывать дверь, ведущую в гостиную, чтобы убежать к себе в спальню, когда она услышала Терри, который открывал переднюю дверь.
- Что ты здесь делаешь? – спросил с усмешкой молодой человек, но Энни знала, что он обращался не к ней, потому что она тщательно укрылась за дверью столовой, и он не мог ее видеть.
- Папа! - ответил голосок с веселой ноткой, доносящийся с лестницы.
Энни приоткрыла дверь, и до нее дошло, что источником таинственного шума был Дилан, спускающийся по лестнице и волочащий огромного игрушечного медведя, величиной почти с мальчика, с парой золотых колокольчиков, привязанных к шее.
- Разве Вам к настоящему времени не полагается спать, молодой человек? – спросил Терри, приближаясь к мальчику и притворяясь рассерженным на сына за то, что тот на ногах в непозволительный для него час. Малыш выглядел просто восхитительно, стоя там, в ситцевой ночной сорочке с широкой улыбкой на милом лице, а его живые зеленовато-синие глаза сияли от радости при виде отца, и шелковистые каштановые волосы были симпатично взлохмачены. Было очевидно, что Терри стоило усилий оставаться серьезным.
- Шел дождь, папа, Мишке было страшно, и он не мог уснуть! - сказал мальчик с надутыми губами, обращаясь к игрушечному мишке.
- Понятно, - прокомментировал Терри, не сдерживая смеха от забавного оправдания. - Но дождя больше нет. Ну, идем, я отнесу тебя на кровать, и вы оба будете спать. Поняли? – ласково сказал Терри, и Дилан сразу ответил, раскрывая руки, чтобы отец взял его на руки.
- Ах, вот вы где! - сказал женский голос с вершины лестницы, и Энни узнала голос Кенди.
- Мама! Папа рассказывает нам историю! - взволнованно сказал Дилан, пока Терри передавал медведя молодой женщине.
- Эй, ты обманщик! – возразил Терри, глядя на сына. – Я не говорил, что буду рассказывать историю.
- Папа! - был умоляющий ответ Дилана, и этого было достаточно для отца, чтобы согласиться.
- Хорошо, но потом ты будешь спать. Обещаешь? - спросил Терри, и Дилан ответил немым кивком
Кенди довольно улыбнулась, поскольку молодой человек приблизился к ней, целуя ее в губы, держа Дилана одной рукой и обнимая её за плечи другой. Малыш уже привык видеть открытое проявление родительской привязанности, и хотя он не мог понять многого, он мог ощущать любовь между ними, что так или иначе делало его счастливым. Пара исчезла из вида Энни, и внезапно молодая женщина почувствовала себя еще удрученнее. Слова Кенди продолжали звучать в её памяти:
- «Энни, быть замужем за мужчиной, в которого ты сильно влюблена, как я - в Терри, и получать любовь взамен – возможно, самый переполняющий и восхитительный опыт, который может получить женщина… Но с другой стороны, все, что я могу сказать об этом, не имеет значения, пока ты сама не испытаешь этого, и только тогда».
Слезы Энни вернулись в её глаза, и она просто не могла перестать их лить до конца ночи.
Следующим утром, перед приходом слуг, Кенди проснулась очень рано, чувствуя некоторое неудобство, потому что ребенок внутри в ней был неугомонен. В конце концов, подходил уже седьмой месяц её беременности, и ей становилось труднее. Молодая блондинка приняла душ и оделась, глубоко вдыхая, открывая окно, чтобы впустить летний утренний ветерок.
Дождь оставил в воздухе ощущение свежести, что побуждало ее начинать свои обязанности раньше. Она тихо вышла из спальни, чтобы не прервать сон мужа, обычно остававшегося в кровати допоздна из-за ночной работы.
Молодая женщина вошла в комнату Дилана, и удостоверившись, что мальчик все еще спал как ангел, вцепившись в своего огромного игрушечного мишку, она спустилась на кухню, где обнаружила Энни, безутешно рыдающую.
- О Боже! - воскликнула блондинка, подбежав, чтобы обнять подругу. – Милая, милая Энни!
- Кенди! Что я наделала! – выговорила, наконец, Энни, всхлипывая.
- Кое-что не очень разумное, Энни, - признала Кенди самым нежным тоном, который у нее был, но все-таки заставляя подругу осознать, что та совершила ошибку. - Однако, это не то, нам решить не под силу, - сказала Кенди, ища лицо Энни.
- Думаю, что вчера я все только разрушила. Он никогда не простит мне унижения, и теперь, когда он ушел... Я просто не могу перестать думать, как сильно я люблю его! – призналась с раскаянием Энни.
- Я так рада, что ты, наконец, это признаешь! Это действительно достижение. Что тебя заставило понять это?
На мгновение я подумала, что ты никогда не раскроешь глаза и не увидишь правды! - прокомментировала блондинка, протягивая Энни, носовой платок из кармана платья.
- Это была... это была ты... и твоя семья! - пробормотала Энни, глядя в зеленые глаза Кенди, которые рассматривали ее, не понимая, что она подразумевает.
- Вчера вечером... Я видела, как Терри взял Дилана на руки, и вас троих... таких близких и свободных друг с другом… и счастливых... и вдруг я поняла, что у меня никогда не будет такого счастья ни с каким мужчиной, если... если у меня не получится с Арчи… но теперь слишком поздно! Он просил у меня прощения, наступил на свою гордость, а я только безжалостно его отвергла!
- Нет, нет, и нет! - ответила Кенди с твердым решением в глазах. - Эта история так не закончится, нет, если я могу что-то сделать! Давай, Энни, умой лицо, оденься и готовься вернуть своего мужчину! – скомандовала блондинка.
- Что ты имеешь в виду? - спросила смущенная Энни.
- То, что мы поедем на вокзал до отъезда Арчи. Теперь одевайся, а я вызову няню Дилана. Она будет здесь в мгновение ока, и я отвезу тебя на станцию!
- Но Кенди... - слабо запротестовала Энни, но решение в глазах Кенди было настолько ясным, что она не посмела противоречить подруге и молча повиновалась.
Тридцать минут спустя две молодых женщины чуть ли не летели в автомобиле Кенди, вдруг позабывшей свою манеру вождения и мчащейся по улицам Манхэттена, время от времени нервно поглядывая на часы.
- Не могла бы ты, пожалуйста, ехать помедленней, ради Бога, Кенди! - умоляла Энни с побледневшим лицом и руками, приклеенными к сиденью. – Ты только что пропустила светофор!
- Брось, Энни, положение критическое! – беспечно отвечала Кенди, поворачивая за угол быстрым движением запястья. - Если ты позволишь Арчи уехать надолго в Чикаго, то тогда у него будет время подумать и стать еще обиженнее и жестче! Ты должна поговорить с ним прямо сейчас, когда он все еще уязвим. Поверь мне! Я знаю, что делаю! Мужчины – раса гордая.
- Кенди-и-и-и-и!!! - в панике вопила Энни, пока подруга продолжала мчаться по забитым авеню.
К счастью, это был удачный день для Кенди, и она умудрилась прибыть на станцию, не получив штрафа и не попав в аварию. Позже, блондинка удивлялась, как это она так бешено гнала, несмотря на то, что она носила ребенка, но результаты её усилий ослабили ее чувство вины.
- Мы еще вовремя, - с улыбкой сказала Кенди Энни, ставя машину на стоянку. – Ну же, ободрись, девочка! Сейчас он должен быть на платформе. Иди к нему и, пожалуйста, не возвращайся ко мне, пока не получишь кольцо с выгравированным именем Арчибальда! Не волнуйся о вещах, если ты решишь вернуться в Чикаго вместе с ним прямо сейчас, то я пошлю твой багаж позже. Теперь, иди! – озорно подмигнула Кенди.
- О Кенди! - воскликнула Энни, еще задыхаясь, и с пылающими щеками. - Пожелай мне удачи!
Двое женщин на секунду обнялись, и потом брюнетка вышла из машины и вскоре исчезла среди толпы, заполнившей станцию.
Энни бросилась, оглядываясь вокруг, но к сожалению, не смогла ничего разглядеть, кроме многочисленных голов тех, кто проходил по платформе. Внезапно показалось, будто весь Манхэттен решил выехать тем утром. Молодая женщина спросила у служащего о поезде, который уезжает в Чикаго, и мужчина показал нужную платформу. Пассажиры уже садились.
Брюнетка, со стремительно колотящимся сердцем, отчаянно оглядывала платформу, проверяя каждое мужское лицо, что попадалось ей, но не находя глаз, которые искала.
- АРЧИ! – начала она кричать снова и снова, но не было никакого ответа, и её сердце было готово взорваться, стуча громче с каждым новым ударом, угрожая ей глухотой.
В отчаянии, она поднялась в отделение первого класса, напрасно глядя на все вагоны. Поезд начал двигаться, и один из служащих заставил ее выйти.
Молодая брюнетка, не имея какого-либо выбора, неохотно вернулась на платформу, и с разрывающимся на кусочки сердцем, ей пришлось наблюдать, как поезд покидал станцию, пока толпа продолжала перемещаться вверх-вниз, не обращая внимания на стройную молодую особу, которая тихо заплакала, чувствуя, что навсегда потеряла мужчина своей жизни. Чувство было резким, острым и ранило, как любая другая боль, которую она когда-либо чувствовала прежде.
- О, Арчи! – громко вымолвила она, не обращая внимания на толпу вокруг. – Я люблю тебя, я всегда тебя любила, и всегда буду любить... и я была самой распоследней дурой в этой истории, потому что позволила тебе уйти, когда Бог знает, что нет и не будет никакого мужчины в моем сердце, кроме тебя и только тебя, мой любимый Арчи.
- Ты уверена в этом, Энни? - спросил мужской голос позади молодой женщины, и её сердце перевернулось вверх дном.
- Арчи! – воскликнула она, задохнувшись, поворачиваясь к молодому человеку, стоящему на платформе с багажом на полу рядом с ним и смотрящему на нее с новой надеждой, сияющей в его глазах. – О, Арчи, конечно, я уверена! – со слезами ответила она, подбежав, чтобы обнять его, и он нежно принял ее с мягкой теплотой в свои объятия.
- Скажи, что это не сон, который я вижу, скажи, что это навсегда, - шептал он ей на ухо дрожащим голосом.
- Это будет длиться, пока бьются наши сердца... и кто знает, возможно даже после, - ответила она, поднимая лицо, чтобы увидеть свое отражение в блестящей миндальной поверхности глаз Арчи, и на сей раз она не боялась погружаться в его глубины, не стыдилась, когда он наклонил лицо, чтобы снова поцеловать ее.
На почтительном расстоянии молодая женщина смотрела на пару, пока они целовались, как будто в следующую минуту настанет конец света. Светловолосая женщина удовлетворенно улыбнулась, нежно поглаживая свой раздутый живот.
- Что ж, дорогой, теперь нам лучше вернуться домой. На этот раз я обещаю тебе легкую и безопасную поездку, - сказала она ребенку и медленным шагом направилась туда, где оставила автомобиль.
В этот день Энни и Арчи вернулись в Чикаго, и поженились бы на следующий день, если бы не просьбы матери Энни, которая умоляла свою дочь дать ей немного времени, чтобы подготовить достойную свадьбу, и ради Кенди, которая была не в состоянии преодолеть такое долгое расстояние. Так что паре пришлось подождать три месяца, которые им обоим показались годами, пока у миссис Брайтон не было все готово так, как она всегда мечтала, и Кенди родила второго сына, Альбена, маленького блондинчика, у которого, в конечном счете, появились на лице веснушки с эффектом солнечного света, но также и обладавшего зеленовато-синими глазами, которые были маркой Бейкеров В конце концов, подружка невесты не могла пропустить такую важную дату.
Шесть месяцев спустя, институт Алистера Корнуэлла в Чикаго раскрыл свои двери в качестве первой школы для умственно отсталых детей.
Часть III: «Сельская учительница»
За двадцатые годы многое изменилось для женщин. После десятилетий борьбы суфражисток, женщины в Англии и Соединенных Штатах отвоевали себе право голосовать, и поскольку многие виды работ были оставлены мужчинами в течение Великой войны, ввиду сражений, женская раса доказала миру, что они могут управляться с мужскими делами и кормить семью, если ситуация требовала того.
Когда наступил мир, женщины уже поняли, что они способны на многое, и на свою жизнь вне дома. Так или иначе, разочарование из-за опустошения войной и отчаянный поиск нового порядка в последующие годы, заставил людей повернуться к моральным принципам XIX века, и с этой новой точки зрения американский средний и высший класс начал рассматривать женскую роль с другой перспективой.
Соединенные Штаты прошли период эйфории. В отличие от европейских стран, Великая война не опустошила землю янки, и в конце конфликта дела обернулись большой коммерцией для американских банков и индустрии, превращая нацию в процветающую экономическую и военную державу. В середине процветающей Америки, которая казалась более расслабившейся, беспечной и праздничной, перед поколением молодежи предстали большие изменения, которые, наконец, начнут ХХ век, оставляя позади викторианскую атмосферу.
Именно этот меняющийся и великолепный мир ознаменовал взрослую жизнь Кенди, и с нею все молодые люди, которые провели свое детство и юность рядом с молодой женщиной, также вступили в новый захватывающий период своей жизни. Однако, эти перемены принесли и конфликты, и Патти О'Брайен не избежала таковых.
Патти стала миссис Томас Стивенсон в январе 1919, и с тех пор жила на ферме Тома в предместьях Лейквуда. Госпожа Марта О’Брайен переехала в Дом Пони, чтобы работать с мисс Пони и Сестрой Лин, но её внучка и зять частенько ее навещали. Марта имела обыкновение говорить, что бы ни отобрала жизнь у нее в юности, она великодушно возмещала, потому что для старой леди лучшие годы её жизни начались именно в тот день, когда она ступила на порог Дома Пони, чтобы остаться там до конца своих дней.
С щедрыми вкладами Альберта, Кенди, Энни и Тома, плюс инициатива Марты, Дом Пони, наконец, разросся в учреждение, которое могло принять в общей сложности сотню детей, а не двадцать, как в прошлом, и обеспечить им поддержку и образование до восемнадцати лет, если им так и не посчастливилось быть усыновленными. Конечно, для такой задачи трем почтенным женщинам, управляющим Домом, пришлось нанять новый персонал, и из ордена Сестры Лин стало больше монахинь прибывать на учебу в помощь в приюте. Имея столько дел, у Марты не оставалось времени в запасе, так что она едва заметила, что Патти стала более тихой и печальной, особенно после рождения четвертого ребенка в 1922 году.
Возможно, Патти продолжала бы скрывать свои тайные неприятностей до самого конца, если бы не визит Кенди весной следующего года. Блондинке потребовалось лишь несколько дней, оставшись у Стивенсов, чтобы заметить, что что-то шло не так хорошо, как притворялась Патти.
Пока Кенди гостила на ферме, молодая миссис Стивенсон слегла с лихорадкой, так что блондинка отослала всех детей, включая своих, в Дом Пони, чтобы у нее было достаточно времени на заботу о подруге. В один из таких вечеров, пока Патти спала, Кенди сидела на веранде рядом с другом детства и бросила намеренный взгляд, который молодой человек сразу почувствовал.
- Что такое, Кенди? - спросил Том, заинтригованный пристальным взглядом блондинки.
- Это я хотела бы спросить у тебя, Том? Что происходит с Патти? – потребовала ответа Кенди с тем же авторитетным взглядом, которым пользовалась в детстве, чтобы ругать Тома.
- Так ты заметила это, не так ли? - сказал мужчина, опуская голову, стараясь затеряться взглядом в золотом закате.
- Конечно, заметила. Это не лихорадка, это что-то, что пройдет очень скоро, но помимо физических симптомов, которые у нее прямо сейчас, есть взгляд дискомфорта, беспокойства... Скажи, это что-то между вами?
- Ох, Кенди, - вздохнул молодой человек с глазами, погруженными в горизонт, - я бы отдал все, чтобы узнать, что с ней. Так продолжалось прошедшие два-три месяца с рождения Джошуа, я думаю. И даже при том, что я прямо спрашивал ее, что заставляет ее чувствовать себя так плохо, она всегда отрицает это и настаивает на том, что она просто устала, потому что забота о детях и управление домом отнимает все её силы.
- И ты этому веришь, Том? - спросила Кенди.
- Конечно, нет, но она не признает, что что-то идет не так, как надо... и время от времени... Кенди, это мне становится слишком трудно наблюдать, как она погружается в депрессию, и я просто не могу с этим ничего поделать, - хриплым голосом объяснил молодой человек, а его губы начали подрагивать.
Кенди села рядом с молодым человеком, и с материнской нежностью похлопала Тома по плечу. На секунду, он стал маленьким ребенком, которого она помнила, смущенным и испуганным, как в тот день, когда он и блондинка потерялись в лесу во время бури.
- Том, помнишь время, когда мы двое заблудились в лесу около Холма Пони? - задумчиво спросила Кенди.
- Ты имеешь в виду день, когда мы соревновались в сборе земляники? - сказал Том с грустной улыбкой. - Как я могу забыть, я думаю, это был худшая летная буря, которую я когда-либо видел.
- Действительно, и мы испугались до смерти и вымокли до костей, а? – напоминала Кенди с усмешкой.
- И не говори! - воскликнул молодой человек, начиная увлекаться воспоминаниями. - Знаешь, что больше всего меня пугало тогда? - добавил он, глядя прямо в зеленые глаза Кенди.
- Что?
- Я чувствовал себя ответственным за твою безопасность, потому что ты была меньше! Я так боялся, что с тобой могло что-нибудь случиться... Если бы это было так, я бы никогда себе не простил, что бросил тебе вызов войти в лес!
- Никогда бы не подумала, что ты за меня волновался! - прокомментировала блондинка, удивленная признанием молодого человека. - Но кое-что мне было очень ясно. Я была уверена, что даже при том, что тебе было также страшно, как и мне, нас было двое, и так или иначе, чувствуя, что ты был рядом, это придавало мне веру, - добавила молодая женщина, улыбаясь.
- И было не так больно, когда мисс Пони и Сестра Лин нас наказали после шторма, а? – усмехнулся Том, памятуя, как им пришлось чистить стойло и забыть на месяц о десерте.
- Да... - вздохнула Кенди, и позже задумчиво добавила: - видишь ли, Том, я нахожу, что даже если нам уже не по пять лет, некоторые вещи все еще остаются неизменными. Том, ты и Патти - часть моей семьи, и я знаю, что мы всегда должны будем поддерживать друг друга. Рассчитывай на меня в этой проблеме, мы найдем выход из этой бури, - добавила Кенди, обнимая друга, и они оставались в тишине еще некоторое время, пока Том снова не ощутил, что в его сердце возродилась надежда.
Кенди оставалась с Патти все время, которое потребовалось, чтобы та оправилась от лихорадки. Как всегда, Патти расслабилась и чувствовала себя увереннее рядом с блондинкой, и мало-помалу Кенди начала понимать, что творилось с подругой. Блондинка вызвала доктора Мартина, и добряк отпросился в больнице, чтобы поехать в Лейквуд и позаботиться о Патти. Бог знал, что старый доктор сделал бы что угодно ради молодой женщины, которая помогла ему избавиться от алкоголизма, даже если это означало использовать праздничные выходные, чтобы позаботиться о пациенте.
И Мартин, и Кенди вскоре согласились, что у Патти была послеродовая депрессия, и возможно гормональный дисбаланс, от которого она страдала, был увеличен цепочкой расстройств и скрытых переживаний, которые не позволили молодой женщине справиться с проблемой.
Возможно, лучшее лекарство, которое могла получить Патти, была подруга, которая бы ее выслушала, и никто не справился бы с этим лучше Кендис Уайт.
Потребовалась масса терпения и любящей материнской заботы Кенди, но усилия блондинки были, наконец, вознаграждены, когда однажды Патти решила заговорить. Был поздний вечер, и Кенди читала новую пьесу Терри при свете лампы, пока подруга спала. Она подняла глаза от страницы, думая о своем муже, и у нее из груди вырвался вздох.
Память молодой женщины снова вернулась к своему любимому месту, где Кенди лелеял все свои дорогие воспоминания, связанные с мужем. Она снова видела эти искрящиеся синие глаза, которые любила созерцать, как они открывались, когда утренний свет входил в их спальню, и не могла удержаться от желания иметь крылья и улететь, чтобы быть с Терри. После четырех лет брака, Терри решил начать продолжительный тур по стране, чего не делал долгое время. Кенди старалась справляться с его отсутствием, но правда была в том, что без него она не была такой же, особенно когда он отсутствовал свыше двух месяцев, и каждый раз молодая женщина ложилась спать, тоскуя по его теплу. Однако, её материнские инстинкты держали её на плаву, зная, что мать не может позволить себе роскошь хандрить. Молодая женщина знала, что больше, чем когда-либо прежде, она должна держаться веселой и уверенной ради детей и Патти.
- Ты скучаешь по нему, не так ли? - спросил слабый голос Патти со стороны кровати, удивляя Кенди, думавшую, что подруга крепко спала.
- Да, всем сердцем, - призналась с грустной улыбкой Кенди.
- Как ты можешь это выносить, Кенди? – спросила Патти, усаживаясь на кровати с некоторым усилием. – Я имею в виду, его частое отсутствие из-за работы?
- Ну, я полагаю, я просто привыкла, - ответила Кенди с игривым подмигиваньем, и Патти вновь восхитилась способностью подруги преодолевать грусть и выглядеть веселой всю ночь. – Я знала, что с тех пор так будет всегда. Он актер, и поездки - часть его жизни. С двумя детьми и неполным рабочим днем я не могу следовать за ним каждый раз, когда у него тур.
- Я предполагаю, но это все равно должно быть нелегко, - отозвалась Патти мягким тоном, почти незаметным.
- Да, но есть другие способы быть вдали от людей, которых любишь, и они куда мучительнее и невыносимее, - нарочно сказала блондинка, ожидая, что её слова помогут ей открыть путь к сердцу Патти.
- Что ты имеешь в виду? – спросила брюнетка, и в её темно-карих глазах отразилось смущение и некоторое опасение.
- Я имею в виду то, что иногда люди избегают других, отстраняясь, как если бы между ними и остальным миром было огромное расстояние. Если ты кого-то любишь, кто постоянно держит дистанцию и не позволяет приблизиться к своему сердцу, довольно трудно чувствовать себя так близко и в то же время так далеко и быть не в силах ничего поделать, чтобы сократить это невидимое расстояние, - объясняла Кенди, подходя к главному.
Патти некоторое время хранила молчание, не шевеля ни единым мускулом на побледневшем лице, и Кенди поняла, что в этот самый момент у подруги разгоралась внутренняя борьба. Снаружи, слух непривычного весеннего ливня заполнил воздух ритмичным падением легких свежих капель, омывающих поля.
- Почему ты мне это говоришь, Кенди? - спросила Патти, нарушающая каменную тишину, наводнившую в комнату.
- Ты сама это знаешь, Патти, - ответила Кенди, покидая кресло-качалку и присаживаясь на кровать рядом с брюнеткой. - Ты вдали от своей семьи дольше, чем Терри, и, возможно, Том скучал бы по тебе вдвое больше, чем я сейчас по своему мужу, - немедленно ответила Кенди и подождала реакции молодой женщины.
- О, Кенди! – воскликнула Патти, ударяясь в слезы и бросаясь в объятия Кенди, где она плакала долгие минуты, в то время как блондинка нежно гладила ее, а дождь продолжал мыть черепичную крышу.
Как долго Патти лила свои слезы и позволяла всхлипам вырываться из горла? Брюнетке нипочем не узнать точно, но она всегда будет помнить, что после того, как колодец её плача явно иссяк, она ощутила срочнейшую необходимость открыть свое сердце и высказать все удручающее расстройство, которое тяготило ее, словно пара свинцовых гирь на плечах.
Патти вышла замуж за Тома спустя лишь несколько месяцев после того, как Кенди и Терри сделали то же самое, и в это время она родила четырех мальчиков, почти по одному каждый год.
Не только физические усилия, огромные сами по себе; колоссальная ответственность, свалившаяся на её плечи, была столь непреодолима, что у нее едва хватало времени, чтобы подумать о себе. Внезапно ей пришлось управлять фермерским домом - тем, чего она даже не представляла, что ей придется заниматься – заботиться о муже, который был требовательным, как все мужчины, и заботиться о детях, все в одном флаконе. И даже при том, что Патти очень любила своего мужа и обожала всех своих детей, казалось, что её жизнь становилась бесконечным списком обязанностей, которые не давали ей ни секунды отдыха.
С другой стороны, молодая женщина не могла удержаться от сравнения своей жизни с жизнью двух лучших подруг. Энни, конечно, прошла через весьма трудные временам, но в конце концов, она нашла свой собственный путь и к тому времени была активно вовлечена в дела своей школы. Вдобавок ко всему, молодая женщина обрела любовь Арчи, то, во что никто не верил, и наконец вышла за него в прошлом году. У Корнуэллов еще не было детей все же, но Энни и Арчи не спешили, потому что у молодой миссис Корнуэлл была еще масса проектов с её институтом, который разрастался с поразительной быстротой.
Кенди, в свою очередь, была как всегда идеальным примером независимости. Блондинка научилась сочетать карьеру медсестры и материнство, работая в Красном Кресте добровольцем, и в то же самое время казалось, что дети только добавляют ей естественной красоты. Материнство, конечно, провоцировало изменения в Кенди, но все они были к лучшему, и Патти восхищалась зрелостью подруги и утонченной элегантностью, которую она приобрела, не теряя характерного очарования своих беззаботных свободных манер. Что такого сделала Кенди в браке, что не заставило ее перестать быть тем, кем она была, но сделало ее лучше? Вот какой вопрос себе часто задавала Патти, когда видела свое усталое лицо в зеркале в конце каждого изматывающего дня.
Живя во Флориде, Патти получила свидетельство школьного учителя, и работал в начальной школе в течение года вопреки неодобрению отца, но когда Кенди вызвалась и уехала во Францию, Патти оставила работу, чтобы поехать в Чикаго и быть с Энни в те мрачные дни 1917 и 1918 годов. После этого она вышла за Тома, и все стало по-другому.
Кенди внимательно слушала признания Патти. Она заметила, как подруга чувствовала себя несправедливо виноватой за свои тайные желания независимости и тоску по жизни, которая не сосредотачивалась на домашних обязанностях. Именно эта смесь вины, подавляемого бунтарства и расстройства лишила Патти присутствия духа, толкая молодую женщину в яму депрессии с момента, когда она узнала, что снова беременна в четвертый раз за четыре года. После рождения её младшего сына, все почти развалилось, и она ничего не могла поделать, чтобы собрать все воедино и начать все снова.
Проблема Патти долго росла, и за одну ночь исчезнуть не могла, но первый шаг, что молодая брюнетка заставила себя открыться, позволив подруге узреть свои тихие печали, был началом медленной поправки. Патти не удивилась, когда Кенди протянула руки, чтобы обнять ее, уверяя её смущенное сердце словами понимания и принятия. Молодая женщина знала, что такое отношение было частью натуры Кенди, но даже при том, что она не ожидала от блондинки меньшего, она не могла избежать чувства благодарности.
Что действительно поразило Патти, так это то, как естественно Кенди подошла прямо к сути её проблемы, как только брюнетка успокоилась. Прежде всего, блондинка заставила Патти понять, что не было никакой причины чувствовать себя виноватой за то, чтобы желать немного уединения и мечтать о выполнении чего-либо за пределами материнства и брака. Позже, со всей деликатностью, на которую Кенди была способна, она предложила брюнетке поговорить с Томом о проблеме появления ребенка каждый год. Для Патти было нелегко даже думать об ограничении рождаемости - проблеме, которая едва упоминалась в те дни, когда появились первые противозачаточные средства, а использовать их большого желания еще не было. Однако, Кенди был настолько тактична, что молодая женщина приняла к сведению слова подруги на эту тему и, обещав поразмыслить над вопросом, она постепенно заснула, пока Кенди держала её руку.
Кенди провела рукой по лбу, отодвигая непослушную кудряшку, которая спадала на брови, и стараясь двигаться с кошачьей осторожностью, она встала и вернулась к креслу-качалке. Она продолжила свое чтение, и её мысли снова улетели к человеку, которого она любила.
Спустя несколько дней после того дождливого вечера, Патти, наконец, поговорила с Томом наедине, и даже при том, что Кенди так и не узнала, что именно было сказано в той беседе, покрасневшие глаза Тома и более свободное поведение Патти, когда они появились в столовой на ужин, дали блондинке понять, что они раскрыли сердца друг другу, раскопав грубые ландшафты их ослабленных отношений. Они оба делали ошибки, которые явно причинили им боль, но они хотели бороться за любовь, которую оба испытывали, и семью, которую строили. Это все, что нужно было знать Кенди.
Когда Патти почувствовала себя достаточно сильной, чтобы начать заботиться о доме и семье, Кенди упаковала вещи и вернулась в Нью-Йорк со своими двумя детьми. Она чувствовала, что после мрака, в котором жили Патти и Том в течение нескольких месяцев, проглянул тусклый свет, робко мерцая на другой стороне туннеля. Молодая пара была все еще по пути из их личной траншеи, но после этого случая что-то стало по-другому, после долгого хождения поодиночке, они начинали продвигаться вперед, держась за руки, и это было самым важным.
Больше детей Патти и Том не заводили. Они тщательно обсудили вопрос и решили, что у них уже есть семья, о которой они мечтали. С другой стороны, когда самый младший сын Стивенсонов достиг годовалого возраста, Патти решила вернуться к обучению, и её муж с удовольствием поддержал ее. Проект начался в очень маленьком масштабе, в качестве школы для детей работников Тома, и со временем стали принимать детей из других ферм и соседних деревень. Все дети Стивенсонов учились читать и писать в школе своей матери, и также они приобретали здравое чувство демократии и равенства, участвуя в играх и школьной работе с людьми, которые работали ради них.
Патти Стивенсон пришлось пройти и другое трудное испытание. Её родители никогда не принимали её брак с человеком низшего социального уровня и никогда не отвечали на её письма, даже когда Патти послала им фотографию своих крепких и красивых детей. Возможно миссис О’Брайен и хотела бы снова повидать свою дочь и внуков, но она боялась ослушаться мужа, и поскольку она умерла раньше него, у бедной женщины никогда не было ни смелости, ни возможности восстановить отношения с Патти.
Несмотря на потерю, миссис Стивенсон не колебалась, но боль сделала ее сильнее. Это верно, жизнь прожить – не поле перейти, но весной 1923 года, когда её подруга Кендис заботилась о ней во время болезни, молодая блондинка также преподала Патти урок, который она и её муж никогда не забудут: тягостные моменты могут разрушить здание брака, но любовь, честность и терпимость выдержат это, до возвращения хороших времен, чтобы построить новые стены. Брак Патти и Тома успешно выжил и длился все время, что Бог позволил им прожить.
Когда Кенди вернулась домой после пребывания в Лейквуде, она открыла двери своего дома, повязала передник и вместе с горничными начала убирать комнаты, что она обычно называла весенней чисткой. Она была полна энергии и очень довольна своими результатами свахи. Приблизительно через 15 месяцев она помогла устроиться поженившимся Арчи и Энни и протянула руку Тому и Патти, чтобы определить их отношения. Доброе сердце Кенди пылало радостью от мысли быть полезной тем, кого она любила. К сожалению, она не обратила внимания на то, что очень скоро ее добрые советы понадобятся ей самой. Сможет ли доктор выписать правильное лекарство от собственной болезни?
Подметая студию, Кенди случайно толкнула стол, и фарфоровая ваза, стоявшая на нем, упала на пол. Вода намочила ковер, а красные лепестки роз от удара разлетелись. После инцидента Кенди почувствовала непонятную грусть.
Часть IV: «Интервью с актером»
Чарльз Эллис задержался напротив дома, осматривая спокойный вид места, которое соединяло в себе спокойную деревенскую красоту с определенным космополитическим вкусом. Вода искусственного озера, расположенного в парке, блестела под жгучим светом летнего солнца. Но, несмотря на жаркий день, журналист чувствовал, что в этом месте недалеко от Манхэттена было свежо и прохладно.
Эллис шел через сад дома, изумляясь розам и камелиям, которые украшали это место. Он зашел в белую крытую террасу, и чуть было не споткнулся о четырехколесный велосипед, который кто-то забыл убрать. Эллис улыбнулся, вспоминая свои детские рейды, и, развернувшись, он, наконец, постучал в дверь.
Легкий шум шагов, смех, крик и тарабарщина прозвучали ему в ответ. Потом белая дверь открылась, и за ней Эллис увидел белокурого крошечного ангела с кудрявыми волосами, собранными в два хвостика. Лицо с огромными темно-зелеными, как изумруды, глазами смотрело на него с доверчивой и радостной улыбкой.
- Привет! - сказала девочка поющим голосом. - Ты кто?
- Я? Я Чарльз, но ты можешь называть меня Чак, как и мои друзья, - ответил он, склоняясь и кладя руки на колени, чтобы быть на уровне своей собеседницы.
- И чего ты хочешь? - спросила малышка, не теряя своей очаровательной улыбки.
- Я пришел к твоему папе, он дома? - спросил Эллис, возвращая улыбку малышке.
- Умммм... А ты мне дашь конфетку, если я тебе скажу? - спросила девочка с искрой плутовства на ее лице.
- Бланш! - раздался женский голос из прилегающей к вестибюлю комнаты. Через некоторое мгновение Чарльз увидел женщину, которая без сомнения была матерью этой маленькой девочки. - Бланш, иди в свою комнату, после поговорим, - приказала женщина, прилагая усилие, чтобы оставаться серьезной, хотя Эллис понимал, что она также умирала от смеха из-за комментария девочки.
Веснушчатая малышка исчезла также быстро, как и появилась.
- Простите ребячество моей дочери, мистер Эллис, - оправдывалась женщина, улыбаясь и протягивая посетителю руку в знак приветствия.
- Мне нечего прощать, Леди Грандчестер, - ответил мужчина, снимая шляпу и пожимая руку дамы.
- Кенди, пожалуйста, зовите меня Кенди.
- Тогда Вы должны называть меня Чарльз, - ответил он с улыбкой.
- Хорошо, я думаю, что мы произвели хороший обмен. Я полагаю, у Вас назначена встреча с моим мужем, верно, Чарльз?
- Да, Вы правы.
- Тогда следуйте за мной, он уже ждет Вас, - сказала молодая женщина и повела репортера через вестибюль.
Эллис следовал за дамой, рассматривая детали комнат, освещенных светом, который проникал через стеклянные двери и отражался на стенах и фарфоровых вазах, цветы в которых переполняли воздух приятным ароматом и дарили прохладу. Детские голоса, раздающиеся с заднего двора, витали в воздухе вместе с трелью далеких птиц и запахом древесины и роз.
Женщина остановилась напротив темной дубовой двери и мягко постучала. В этом момент у Эллиса появилась краткая возможность понаблюдать за хозяйкой дома. Он знал ее уже несколько лет, но в действительности никогда не видел ее так близко. Ей было тридцать лет, и ее красота достигла своего пика, но тонкие линии ее лица вместе с милым и шаловливым выражением в ее глазах придавали ей внешность подростка. У нее было трое детей, но ее фигура была стройной и с мягкими формами. Элиз подумал, что, несомненно, она была искушением, но поскольку у него, было правило - не обольщаться на чужих женщин, он утихомирил свое мужское воображение.
С другой стороны двери раздался голос, и женщина открыла дверь, приглашая гостя войти.
- Проходите, мистер Эллис, - сказал человек в комнате. - Я ждал Вас.
- Я оставлю вас, господа, - сказала дама с мягким жестом головы. - У меня есть три обязанности, которые требуют моего присутствия в саду, но я скажу, чтобы вам принесли чай, если желаете.
- Это было бы любезно с Вашей стороны. Спасибо, - ответил Чарльз, отвечая на жест дамы, которая быстро исчезла за дверью.
- Присаживайтесь, Эллис, я начал думать, что Вы не придете, - сказал владелец дома, указывая гостю на софу.
- Извините мое опоздание, господин Грандчестер, - оправдывался Чарльз, садясь на софу. - Движение в Манхэттене становится все ужаснее, особенно вечером. С каждым днем жить в Нью-Йорке становится все труднее. У Вас появилась прекрасная идея - переехать в Нью-Джерси.
- Идея была не совсем моей... Но мне нравится это решение. Чтобы воспитывать троих детей, спокойное место всегда лучше, чем гам городов. Кроме того, моя жена выросла на просторе, и она не очень хорошо приспосабливается к большим городам, несмотря на то, что жила в них раньше.
- Понимаю. Хотя я думаю, что это не очень удобно для Вас в период представлений, - прокомментировал Эллис, когда служанка входила в комнату с чаем.
- Да, у меня занимает много времени ездить туда, но это меня не огорчает. Но Эллис, скажите мне, почему Вы ушли из "Нью-Йорк Таймс"? - спросил собеседник Чарльза, садясь в кресло и беря чай, который предложила ему служанка. Свет проникал сквозь кружева занавесок, отражаясь в глазах хозяина дома, и Эллис подумал, что для женщин было не просто противостоять соблазну этого взгляда.
- Потому что я получил предложение, от которого не смог отказаться, - ответил Чарльз откровенным и радостным тоном. - Годы, которые я проработал в "Нью-Йорк Таймс", были полны удовольствий, но в глубине души у меня была мечта, и сейчас мне предлагают возможность ее исполнить.
- Но все же Вы останетесь журналистом, - сказал актер, кладя ногу на ногу и с интересом смотря на журналиста.
- Конечно. Только в другой сфере. Я всегда хотел работать политическим корреспондентом за границей, и, наконец, у меня появилась такая возможность.
- Понимаю... на новой работе у Вас будет больше приключений, чем было в театральной среде, да, Эллис? - спросил актер, улыбаясь с чашкой чая в руке. Эллис не мог не подумать, что человек, который сидит перед ним сейчас, так разительно отличался от того, кого он однажды встретил в баре.
- Должен признать, что сначала мне показалось немного скучным работать для новостей искусств и спектаклей, - ответил Чарльз, - но не потому, что мне не нравилась эта тема, а потому, что в свои студенческие годы у меня были другие планы относительно своей карьеры. Но со временем мне удалось почувствовать себя достаточно умиротворенно, работая на критику театра, однако мне не хотелось упускать возможность воплотить в реальность свою мечту.
- Я думаю, что мистер Хиршман был очень хорошим учителем, - предположил актер, откидываясь на спинку кресла, в котором сидел.
- Он превосходный критик, но я должен сказать, что работать на него было делом не из легких.
Гостеприимный хозяин разразился смехом, думая о старом критике, который разрушил карьеру многих людей, и о его смелости высказывать свои мнения о своей фиглярской и литературной работе.
- Я представляю, что Вы имеете в виду, - сказал мужчина тоном, в котором чувствовалась некая ирония. - Действительно, у мистера Хиршмана очень тяжелый характер. Хотя, будучи его объектом... Скажем так... Он тратил не очень много времени на обдумывание своих профессиональных, но не слишком благоприятных комментариев по поводу моей работы.
- Да, мистер Грандчестер. - ответил Эллис, улыбаясь. - Но в действительности у мистера Хиршмана лучшее мнение о Вашей работе, которое он не позволяет Вам увидеть. А так как я больше не буду на него работать, могу рассказать Вам это, - сказал он заговорщицким тоном, и актер поднял бровь, заинтригованный комментарием Элиза. - Мистер Хиршман на самом деле считает Вас превосходным актером, но думает, что было бы излишнем говорить и писать об этом, потому что если бы он сделал это, то Вы бы превратились в пустого и тщеславного человека. Простите то, что я Вам сейчас скажу, но это слова моего начальника. Итак, согласно мистеру Хиршману, Вы и так уже достаточно высокомерны, он не хотел бы ухудшить это своими похвалами. Так что с каждым едким и ненужным комментарием, которые Вы читали о своей работе, правда была изложена лишь наполовину, - закончил Эллис, закрывая глаза, а Грандчестер от души посмеялся.
- Бог мой, Эллис! Вы знаете, то, что Вы мне сейчас рассказали, говорит мне и моя жена на протяжении уже нескольких лет, а я никак не хотел поверить в это? - сказал актер, отсмеявшись. Эллис был очень удивлен, так как никогда раньше не видел Грандчестера в таком хорошем настроении и такого откровенного перед началом интервью. Хотя, он должен был признать, что давно уже не брал интервью у этого актера. Эллис оставил место репортера, чтобы работать помощником в отделе критики, и занимался этим вот уже девять лет. - Ну, хватит этой болтовни, я понимаю, что Вы здесь ради интервью, а не для того, чтобы болтать о благословенном мистере Хиршмане. Можете начинать, - сказал, в конце концов, актер, вновь становясь серьезным.
- Спасибо, мистер Грандчестер. На самом деле, мне хотелось взять это интервью из-за сентиментальности, - признался журналист, также отбрасывая веселье. - Моя первая работа для "Нью-Йорк Таймс" состояла в том, чтобы взять интервью у Вас, тогда еще начинающего актера, но уже с определенной репутацией, и я хотел закончить свою работу, взяв интервью у Вас сейчас - уже известного актера. Вы помните тот случай, сэр?
- Конечно! Как это можно забыть? - ответил актер. - На самом деле, я у Вас в долгу после этого случая. Спасибо Вам еще раз.
- Никоим образом. Это было вопросом чести, - просто ответил Эллис, и актеру понравилась реакция журналиста. - Хорошо... Тогда мой первый вопрос немного связан с этим, если Вы позволите.
- Вперед.
- Говорят, что Терренс Грандчестер очень сильно изменился после войны. Лично я думаю, что это верно, но что думаете Вы по этому поводу?
Терренс слегка улыбнулся, ставя полупустую чашку на стол, и несколько секунд спустя, решился ответить на поставленный вопрос.
- Я думаю, что это верно. Когда на глазах у человека происходят ужасные вещи, он волей-неволей меняется, как изменился я и многие другие, кто был во Франции во время войны.
- Однако я бы сказал, что этот опыт дал хорошие результаты, - прокомментировал Эллис и ждал реакции Терри. Молодой актер встал и подошел к окну, которое выходило на задний двор дома, и простоял несколько минут молча, смотря во двор. Потом он улыбнулся и повернулся к репортеру.
- Подойдите сюда, Эллис, - позвал он его, махнув рукой.
Журналист встал и приблизился к окну. Оттуда можно было увидеть большой сад, окруженный высокими дубами. Два ребенка с различной внешностью - старший с каштановыми волосами и младший с такими же белокурыми волосами, как и у девочки, которая открыла дверь репортеру, - играли в деревянном домике, который им построили на одном из деревьев. Они выглядели занятыми, поднимая игрушки и плетеную корзину с лакомствами в свой тайник между ветвями.
- Ваши дети, я полагаю, - сказал Эллис, наблюдая, как осветилось лицо актера.
- Да, двое мальчиков и одна девочка, которой только что исполнилось четыре, - ответил хозяин дома.
- Я уже успел познакомиться с этой мисс, - прокомментировал репортер шутливым тоном. - Мы собирались заключить довольно выгодную сделку, когда Ваша жена прервала нас.
- Она у Вас попросила что-нибудь из сладкого, - предположил позабавленный молодой отец. - Хотя мое детство давно прошло, и я уже забыл о нем, я все равно не удивляюсь огромному количеству сладкого, которое употребляют дети. И моя жена прилагает огромные усилия, чтобы контролировать их...
В это мгновение белокурая малышка вышла во двор, и двое мужчин наблюдали, как она присоединилась к игре своих братьев и матери. На мадам Грандчестер сейчас были брюки из жесткого полотна и хлопковая рубашка, и она с босыми ногами, как и три ребенка, играла вместе с ними, как будто была их четвертой подругой того же возраста.
- Я знаю, что раньше меня нельзя было назвать приятным человеком, - начал актер, не переставая смотреть на летнюю сцену из окна, - и тогда я действительно вел себя, как ненавистный и педантичный актер. И множество людей, работавших тогда со мной, должно было выносить мое плохое настроение практически каждый день, и поэтому они тоже почувствовали изменения, когда я вернулся из Франции.
Несомненно то, что когда смотришь в лицо смерти - это оказывает поразительный эффект на людей, Эллис. Но я не думаю, что это имело положительные результаты, потому что посреди всего этого ужаса я также смог увидеть лицо любви и прощения.
- Вы никогда не рассказывали об этом времени ни одному журналисту, до настоящего времени, - заметил Эллис, стараясь проявить свою ловкость. - Почему?
- То время, которое я жил во Франции, непосредственно связано с моей личной жизнью, и поскольку мне не хотелось о ней рассказывать, я предпочел хранить молчание. Когда мало информации, люди больше размышляют... И просто мне не нравилась эта идея. Самое важное изменение отразилось на моей работе, а остальное - все личное.
- Я понимаю. Но, тем не менее, все знают, что именно там Вы встретились со своей женой. И не надо быть слишком умным, чтобы понять, что начало этих отношений открыло новую страницу в Вашей жизни, - предположил репортер.
- Да, это верно, когда Кенди согласилась стать моей женой, моя жизнь сильно изменилась, но в этом объяснении существуют еще некоторые детали, о которых я не собираюсь рассказывать.
Достаточно знать то, что у меня есть что-то хорошее, нечто, что имеет высокую стоимость - семью, которую она мне дала. Это то, что Вы видите здесь, Эллис, это ответ, который пресса старается найти из тысячи фантастических причин. В этом нет большой тайны. Я счастливый человек, и так реагирую на жизнь. Когда мы находимся около света, темнота исчезает из нашей жизни и приобретает новые цвета. Это все, что я могу сказать по этому поводу.
Мужчина отошел от окна и предложил журналисту снова присесть.
- Но, кажется, Вы не очень счастливы среди Ваших коллег - писателей, так? - спросил Эллис, меняя тему, поняв, что актер не собирался рассказывать о своей личной жизни.
- Честно говоря, Вы затронули немного грустную для меня тему, - ответил актер. - У моих работ есть определенный успех, и можно сказать, что я чувствую себя удовлетворенным тем, что делаю, но мои коллеги настаивают на том, чтобы описывать более пессимистические взгляды на мир, так как мои работы им кажутся анахроническими. Но я не обвиняю их: то, что человек видит, зависит от того, что у него внутри, а жизнь ко мне великодушна, даря много хороших моментов, которые я собираю здесь внутри, - заключил актер, указывая на свое сердце.
- Вы чувствуете себя непонятым Вашими товарищами писателями? - спросил Эллис, продолжая тему, которая ему казалась более интересной.
- Давайте скажем так: это интерпретированный вред. С Эрнестом, с которым у меня была большая дружба, закончилось все тем, что он решил отдалиться, увидев, что мои взгляды на жизнь не изменились. Я думаю, что у него своеобразный характер. Эрнест не поощряет тех, кто думает не так, как он. Но я его не критикую, потому что раньше я был менее удачливым и не мог чувствовать.
- Вы имеете в виду Эрнеста Хемингуэя? - спросил Чарльз заинтересованно, быстро делая заметки в своем блокноте. - Говорят, что вы с ним в сильной ссоре, это верно?
- Нет неверно. Наши разногласия связаны только с литературой и больше ни с чем. Кроме того, трудно поддерживать дружбу с кем-то, кто все время путешествует, как это делает Эрни.
- Однако Вы поддерживаете близкую дружбу с мистером Одри, а он - неутомимый путешественник, - сказал репортер, переходя на другую тему.
- Это совсем другое, - немедленно ответил актер. - Вы знаете, что между Альбертом и мной есть родственная связь, которая появилась из-за моей жены, поэтому мы связаны друг с другом, но кроме этого, мы разделяем мнения друг друга. В наших жизнях мы оба приняли решение идти дорогой, которую нам диктовали наши сердца, и нам было неважно, что об этом думали и говорили наши семьи.
- Ваш родственник... точнее я должен был сказать, тесть?.. - запнулся репортер, почесав затылок карандашом. - Мне трудно думать о таком молодом человеке как об отце Вашей жены...
Терренс этому не удивился, так как не в первый раз кто-то изъявлял желание узнать любопытные данные.
- Мне нравится думать об Альберте как о моем лучшем друге, - просто ответил он.
- Хорошо... Говорят, что семья Вашего друга не приняла его брак с теперешней миссис Одри? - спросил он.
- Это не совсем так. Моя жена и ее кузен были первыми, кто принял Рэйшу в семью с распростертыми объятиями. Однако, это не тайна, что остальным родственникам не понравилось, что Альберт женился на женщине не своего круга.
- Несмотря на это, я слышал, что миссис Одри - ранее мисс Линтон - увлекалась культурой и принадлежала важной британской семье. По крайней мере, по линии своего отца.
- Верно. Отец Рэйши был выдающимся географом. Он получил звание дворянина в знак признательности его вклада в науку. Он воспитал свою дочь в либеральном духе. Но Линтон никогда бы не допустил, чтобы она вышла замуж за индуса. Рэйша выдержала дискриминацию своих родственников, но благодаря этой враждебной ситуации, она стала сильной и независимой женщиной. И по этой причине она завоевала сердце моего друга... включая ее красоту, которая очевидна.
- Я предполагаю, что семья Одри была против того, чтобы глава клана жил бы в Индии, помогая достижению независимости этой страны, и не проявляя интерес к семейному делу.
- Им не за что его упрекнуть, - быстро ответил актер. - Время, когда Альберт стоял во главе семейного бизнеса, доказало, что он блестящий бизнесмен. Он не бросил семейное дело, а передал руководство Арчибальду, который, как видно, хорошо справляется с этим делом, включая внезапные перемены в экономике и в наши дни, и те, которые, я думаю, будут и в будущем. Но это хорошо предсказывают Альберт и Арчибальд, они больше разбираются в этом, нежели я.
- А Ваша семья? Что думал Ваш отец о Вашем решении стать актером? - быстро реагируя, спросил репортер.
- То, что Вы, должно быть, подумали, - непринужденно ответил Терренс. - Ни для кого не является секретом, что я не общался со своим отцом довольно долгое время. Но можно сказать, что наше примирение в его последние минуты было удачей... А неудачей то, что мы не виделись до тех пор, пока он не был при смерти. Но я благодарен судьбе, что она позволила нам помириться.
- Понимаю... А Ваша мать? Она, должно быть, подтолкнула Вас к Вашему решению, - рискнул спросить Эллис, зная, что он входил в опасную зону, так как актер никогда не говорил о вмешательстве своей знаменитой матери в его карьеру.
Терренс слегка нахмурился, и Чарльз подумал, что актер не станет отвечать на его вопрос, но, к своему удивлению, мужчина принял решение ответить, но перед этим хорошо подумав.
- Это ошибочная версия, которая у всех сложилась. Я отвечу Вам на этот вопрос, но надеюсь, что Вы это запомните и запишите, так как я не думаю, что буду вновь об этом говорить. Во-первых, я не могу отрицать, что мой интерес к театру был у меня в крови. Моя мать и я разделяем много разных вещей, но она не причастна к моему решению стать актером. На самом деле, она была здесь в Нью-Йорке, когда я принял решение покинуть Англию, но она даже примерно не знала о моих планах. Она считала, что я стану герцогом Гранчестерским и возьмусь за отцовские дела и политику после его смерти. После того, как я приехал на Бродвей искать работу, я не виделся с матерью и не сообщал ей о своем решении. Я хотел всего достичь сам... Не используя известность своей матери для продвижения своей собственной карьеры. Многие думают, что мне помогла моя мать, но это не так, и я очень горжусь, что всего, чего я достиг в театре, было лишь моей заслугой.
Терренс сказал все это с пылкостью в голосе. Эллис смог догадаться, что эта тема была, несомненно, болезненной, и вызывала негодование у его собеседника.
- Вы хотите сказать, что в пятнадцать лет Вы приняли решение оставить отцовский дом и уехать в Нью-Йорк без поддержки родителей? - спросил заинтригованный журналист, так как никогда не знал, что эта история была именно такой.
- Должен признаться, что мне пришлось продать автомобиль и лошадь, которую подарил мне мой отец, чтобы оплатить свое путешествие в Америку и прожить время, пока я не нашел работу, но Вы, в общем-то, все правильно сказали. Я все продал менее чем за двадцать четыре часа, упаковал свои вещи и уплыл на первом корабле, который отправлялся из Саутгемптона. Мне пришлось приобрести фальшивый паспорт, в котором мой возраст разрешал мне путешествовать без отца, что, кстати, не вызвало много трудностей. Это было просто.
- Но Вам, должно быть, было непросто, будучи таким молодым и привыкшим жить в роскоши, - предположил Чарльз.
Терренс ответил на комментарий репортера не сразу, как будто думая, до какой степени он мог рассказать свою историю журналисту.
- Я могу только сказать, что у меня был очень сильный мотив, чтобы действовать так импульсивно. Это было просто, вот только... - он вновь замолчал, смотря в глаза репортеру. - Эллис, запишите в Ваш репортаж следующее: я принял решение покинуть Англию, так как считал, что это было наилучшим для меня. Больше я не дам никаких комментариев... Но если Вы не будете делать никаких заметок, и помните историю той ночи, когда я был пьян и кое-что рассказал Вам, я могу рассказать то, что произошло на самом деле. Я полагаю также, что Вы человек чести, и то, что Вы сейчас услышите, не выйдет за пределы этой комнаты.
- У Вас есть мое слово, мистер Грандчестер, - ответил Чарльз, кладя свой блокнот на софу.
- Хорошо... Несмотря на то, что мои планы, несомненно, состояли в том, чтобы стать актером, как я всегда мечтал, не это заставило меня принять такое решение, - начал рассказывать юноша, - а желание защитить самого важного человека в моей жизни, и то, как в тот момент я думал, это решение было необходимым.
Эллис остался безмолвным перед ответом актера, думая, был ли это тот самый человек, о котором он рассказал ему 13 лет назад, когда они познакомились в баре Гарлема...
- Вы имеете в виду ту девушку, о которой Вы мне говорили... когда-то?
Терренс улыбнулся, и его глаза вновь заблестели.
Он помнил тот 1915 год, самый черный год во всей его жизни. Постановка "Ромео и Джульетта" имела большой успех. Ему только исполнилось восемнадцать лет, но его имя было уже широко известно на всем севере страны. Теперь у него не было финансовых трудностей, но, по иронии судьбы, все стало еще хуже. Он чувствовал себя запутавшимся, одиноким, ужасно грустным и вдобавок к этому начал слишком много пить. Однажды вечером после спектакля он собрался навестить свою невесту, но вместо того, чтобы отправиться в Куинс, туда, где она жила, он направился в дешевый бар, далеко от шикарного Манхэттена.
Место было темным, и народу было мало, но те, кто находился там, были простыми рабочими. Был поздний вечер, и Чарльз Эллис, которому было 22 года, и который только начинал карьеру журналиста, пришел в этот бар с определенной мыслью - расслабиться, так как в тот день он был немного расстроен из-за неудавшегося интервью.
Оба юноши столкнулись при входе в бар, но, несмотря на проникшуюся друг к другу симпатию, они не обменялись и словом. Эллис пришел с другом, а Грандчестер был слишком поглощен своими мыслями и бутылкой виски, так что его не интересовало, что происходило вокруг.
Было уже достаточно поздно, и в баре почти никого не осталось, друг Эллиса уехал, и между двумя единственными посетителями того пустынного бара завязался разговор.
Эллис был не сильно пьян, так как пил медленно и в действительности выпил не слишком много за этот вечер, но было очевидно, что Грандчестер был полностью потерянным.
Молодой журналист рассчитывал поговорить с кем-нибудь. И его случайным собеседником оказался, ни больше ни меньше, театральное открытие года, который до настоящего момента никому не давал интервью, а сейчас был пьян и достаточно общителен!
- Как Вы думаете, почему я такой пьяный? - спросил Терри заплетающимся голосом, не обращая внимания на свой сильно британский акцент, и Эллис сначала не мог понять, что он хотел сказать.
- Возможно, Вы расслабляетесь, - ответил журналист, стараясь запечатлеть в голове разговор с актером, чтобы вспомнить его позже. Он не мог достать свой блокнот и записывать туда все перед актером; так что он должен был запоминать все то, что было возможным.
- Расслабляюсь!.. Если бы... Если бы все было не так плохо!.. Но это моя вина.
- Почему Вы так говорите?
- Потому что я глупец, конечно же. Я аристократический болван... Но да... Очень достойно... - сказал молодой актер, шутя сам с собой.
- Я Вас не понимаю.
- Есть одна вещь... Если ты встретил девушку, которая наполнила твое сердце музыкой, и твоя душа открывается настежь только от взгляда на нее..., что бы ты сделал? - спросил юноша, изумляя Эллиса лиризмом своих слов, несмотря на его опьянение.
- Я полагаю, что это бы произошло, если бы я влюбился в нее... Тогда... я бы начал ухаживать за ней и добиваться, чтобы она осталась со мной навсегда.
- Очень хорошо! Хороший ответ... Он ставит тебя на два сантиметра вперед... Меня конечно. Вот что я имею в виду.
- Но... - запнулся Эллис, сомневаясь, должен ли он оказывать давление на пьяного своими вопросами, - Вы только что сказали, что у Вас есть невеста, так?
- А-а... Моя невеста. Верно... Она самая нежная девушка, которую ты можешь себе представить... Я настолько жалок... Но она не хочет заставить мою душу вновь запеть внутри.
- Возможно, Вы найдете другую.
Юноша медлил с ответом на последний вопрос, как будто мог думать, несмотря на влияние алкоголя.
- Нет... Грустно, правда?.. Но это не худшее... Я пробудил любовь в другой... И язык мой стал моим эстампом, я думаю, что никогда не смогу ее забыть. Я пробудил любовь отчаянием этой другой девушки. Но прошло вот уже три года, и я ничего не делаю, кроме как думаю о ней. Бог знает, что я никогда не смогу никого полюбить так, как ее, и не пожелаю женщины сильнее, как желаю эту!
- А почему Вы тогда не порвете с невестой, которая у Вас сейчас, и не найдете ту другую, которая завладела Вашим сердцем?
- Очень просто. Потому что она меня заставила. Не было другого выхода...
И так, ночь протекла в этих признаниях, они не представились друг другу, но репортер в этом и не нуждался, Эллис проводил пьяного актера до Гринвич-вилладж, где он жил, и оставил его в холле. Через некоторое время он вернулся в Бронкс, где тогда жил, и провел всю ночь, переписывая в тетрадь свое интервью с актером.
Хотя он хорошо помнил все детали разговора, в последний момент он порвал свой черновик, уничтожая тем самым все личные мелочи, которые, несомненно, намекали на Сюзанну Марлоу.
Эллис подумал, что если бы он рассказал, что он репортер, всегда благоразумный актер никогда бы не раскрыл, что его помолвка с молодой актрисой была просто обязанностью, и то, что он не только не любил ее, но еще и о существовании третьей женщины, которую актер тайно любил.
Такая история с подробностями была очень выгодной для него, но его сомнения взяли вверх над желанием достигнуть славы. Тем не менее, он добился того, чтобы эту статью напечатали только без подробностей, и с ее помощью он достиг своего первого положения в Нью-Йорк Таймс. Терренс не забыл про этот жест.
- Вы имеете в виду ту же девушку? - снова спросил Эллис, возвращая Грандчестера из его воспоминаний.
- А как Вы думаете, Эллис? – спросил, в свою очередь, актер с загадочной улыбкой.
- Что в действительности та девушка, в которую Вы были влюблены, была той, кого Вы хотели защитить своим отъездом... Но я не могу понять, как Ваш отъезд из Лондона помог этой девушке, - спросил Эллис, стараясь узнать больше подробностей этой истории.
- Мы были товарищами по колледжу. И тот, кто нас ненавидел, подстроил нам ловушку, последствия которой требовали, чтобы один из нас покинул колледж. Я не мог позволить, чтобы это сделала она, прежде всего, из-за репутации ее семьи. Тогда я понял, что все уже было неизбежным и очевидным. Я не собирался долго оставаться под опекой своего отца, а ей нужно было незамедлительное решение этой проблемы, и сложившиеся обстоятельства только ускорили то, что рано или поздно все равно бы произошло, - непринужденно ответил актер.
- Я понимаю, но почему Вы не остались в Англии подольше?
- Этот же вопрос я часто задавал себе, - ответил он, переведя свой взгляд на стены комнаты, и размышляя о вещах, которые могли бы быть но так и не произошли, - Я думаю, что несмотря на частые ссоры с отцом и желание моей матери, чтобы я остался жить с ним в Лондоне до окончания колледжа, я бы остался. Но не только потому, что ценил образование, которое давали в этом колледже, а для того, чтобы жить около той, в которую я был влюблен... Мне кажется, я бы смог смириться со своим отцом и остаться под его опекой подольше, чтобы быть с нею... Но ничего не получилось.
- Я уже знаю, - прокомментировал журналист, быстро обдумывая следующий вопрос, - но когда Вы прибыли в Нью-Йорк и получили работу в Стрэтфорде, Вы начали выходить с Сюзанной Марлоу.
- Это неправда, - быстро опроверг актер, чуть нахмурившись. - В то время единственное, что имело для меня значение, это как можно больше заучить ролей, и репетировать вдвое больше остальных. Я думаю, что этот слух зародился, когда мы вдвоем очень поздно выходили после репетиции. Мать Сюзанны в те дни болела, и не смогла придти за ней, как обычно. Я предложил Сюзанне проводить ее до дома, поскольку слышал, как она говорила, что боится возвращаться одна так поздно.
- Значит, Вы отрицаете связь с ней в то время.
- Да, - подтвердил молодой человек тоном, который заставил Эллиса понять, что тот говорил правду.
- А что произошло с другой девушкой? - спросил снова репортер.
- Я не видел и не знал о ней ничего около двух лет моего пребывания в Америке, но я Вас уверяю, что не переставал думать о ней все это время, - прокомментировал актер, и его лицо снова осветилось, пока он подпирал подбородок левой рукой.
- И что произошло, когда вы вновь увиделись?
- Это была очень краткая встреча, но достаточная для того, чтобы мы поняли, что между нами было то, что время и расстояние только усилило. Она жила в... - запнулся он, думая, как далеко он хотел зайти в своем рассказе, - далеком городе, но мы каждый день писали друг другу.
- Вы держали эти отношения в тайне, - предположил журналист.
- Да... Я никогда не думал, что моя частная жизнь была значима. Я хочу, чтобы люди меня узнали и запомнили по моей работе, а не из-за пикантных деталей моей личной жизни. На сцене я показываю публике, что у меня внутри, и разделяю это с ними. Остальное я храню для тех людей, которые занимают особое место в моей жизни. Публике необязательно знать то, что я делаю вне театра. По крайней мере, я так считаю.
- Я понимаю Вас, - поддержал его Эллис, уважая точку зрения актера, но секунду спустя, у него уже появился новый вопрос. - Значит, Вы держали эту связь в секрете, и больше никто о ней не знал?
- Об этом знали лишь ее близкие друзья.
- ... Какие у Вас были намерения относительно этой девушки? - оживился Чарльз, узнавая новые части истории, которую он уже немного знал, и объединял с ней новую информацию.
- Самые благородные, конечно, - пылко ответил актер. - Я умирал от желания увидеть ее вновь, но расстояние и наша работа не позволяли нам это сделать. Сначала я хотел поехать к ней и определиться в наших отношениях, но в это время началось прослушивание на роль Ромео. В этот момент мои планы изменились. Если бы я получил эту роль - это был бы моим первым профессиональным успехом и начало новой и лучшей жизни. Так что я принял решение сосредоточиться на этой цели, которая не только бы наполнила меня профессиональным удовлетворением, но и сделала бы мое материальное положение достаточно стабильным, чтобы я мог просить руки любимой женщины.
- У Вас были такие серьезные намерения, хотя Вы были так молоды. По-моему, Вам тогда еще и двадцати не было, - удивился Эллис.
- Мне должно было исполниться восемнадцать, но уже тогда я жил самостоятельно, и был отчаянно влюблен, что было абсолютно верным, зачем мне надо было ждать дольше?
- Но согласно грустным деталям, которые Вы мне рассказали в тот вечер, Вам пришлось отказаться от своих планов?
- Да, и после этого началось самое черное время в моей жизни, - ответил мужчина, слабо вздохнув.
- Я помню, что Вы на долгое время исчезли с публики, спустя некоторое время после нашего знакомства. Должен признаться, что тогда я думал - Вы больше никогда не вернетесь на Бродвей. Однако, позже, через несколько месяцев, удивив всех, Вы вернулись. Не могли бы Вы рассказать, что тогда произошло? - расспрашивал Эллис, вновь берясь за свой блокнот.
- В то время я сделал самые глупые и постыдные вещи во всей своей жизни, - ответил актер, поднимая бровь в знак неодобрения, - но я не хочу об этом говорить. Но могу сказать, что меня спасло чудо, и я принял решение вернуться в Нью-Йорк и продолжать свой путь.
- Но это также повлекло за собой восстановление Вашей помолвки с Сюзанной Марлоу, не так ли?
- Да, это так. В тот момент, я думал, что в долгу перед Сюзанной, и что единственный способ, достойный оплатить его - жениться на ней, но это было ошибочным мнением. Из-за моей боли после потери любимой женщины, я испугался этой предполагаемой обязанности, но после нескольких месяцев скитания, я все же решился вернуться и выполнить свои обязанности. К несчастью, для бедной Сюзанны все сложилось плохо: ее здоровье ухудшалось, и Вы уже знаете грустный конец этой истории.
- Но если бы она не умерла, то Вы бы женились на ней, верно? - продолжал Чарльз, все более заинтригованный.
- Да, и сделал бы самую большую ошибку в своей жизни. Но чтобы понять это, мне необходимо было переплыть океан, прослужить в армии и встретить человека, перед которым я останусь в долгу на всю свою жизнь.
- Вы хотели бы рассказать об этом человеке? - рискнул спросить Эллис.
- Да, и Вы даже можете это напечатать, только, пожалуй, опуская все, что связанно с Сюзанной. Я бы не знал, что делать если бы все то, что я Вам рассказал тогда в баре, выпустили бы на свет. Последнее, чего бы я хотел - чтобы подтвердилось, что моя помолвка с Сюзанной была основана на чувстве вины и благодарности. Мне очень повезло, что Вы оказались очень благородным человеком, и я хочу, чтобы память о моей бывшей невесте осталась чистой перед общественным мнением. Вы меня понимаете?
- Конечно мистер Грандчестер. Вы были тогда безрассудны... Но мы говорили о человеке, с которым Вы познакомились во Франции.
- Я говорил о том, кого очень сильно уважаю и считаю одним из моих лучших друзей. Его имя Арманд Граубнер, и он - священник.
Грандчестер замолчал, ожидая реакцию своего собеседника.
- Разве Вы религиозны?
Актер откинулся на спинку кресла и довольно долго смеялся над удивлением репортера.
- Действительно, я не атеист, если Вы об этом говорите, хотя также и не могу сказать, что сильно верующий. Но моя дружба с отцом Граубнером не имеет ничего общего с моими религиозными убеждениями.
Я познакомился с ним на фронте и завязал дружбу с ним в то время, когда я перестал верить в людей. Он открыл мне глаза на ложные понятия, которые укрепились в моем разуме впоследствии ортодоксального образования, которое я получил, и приносившие много вреда. Прежде всего, это касалось моего предполагаемого долга, который, как я думал, у меня есть перед Сюзанной. Можно сказать, что Граубнер помог мне преодолеть чувство вины, которое я ощущал после несчастного случая, из-за которого Сюзанна пострадала, спасая мне жизнь.
- Вы до сих пор общаетесь с этим человеком... Грауберном? - заинтриговано спросил Эллис.
- Конечно. Он сейчас живет в Германии, и служит в маленьком церковном приходе в окрестностях Баварии. Мы часто переписываемся, и когда я путешествую по Европе, я всегда использую эту возможность встретиться с ним.
- Значит, знакомство с этим человеком было одним из важных событий, которые произошли во Франции, не говоря уже о встрече там с Вашей женой, - заключил Чарльз с двойным намеком.
- Да, я не делаю из этого тайны, а наоборот, я очень горжусь своей дружбой с Армандом Граубнером, но то, что я сейчас Вам поведаю, должно остаться в тайне, из-за большого уважения к памяти Сюзанны.
- Как скажете, - воодушевил его журналист, усаживаясь поудобнее.
- Эллис, Вы завоевали мое доверие Вашей профессиональной работой в течение всех этих лет. И я скажу Вам то, что я познакомился со своей женой не во Франции, как предполагали многие, и мы договорились, что не будем их переубеждать.
- А когда? - спросил журналист, и его разум начал связывать неожиданные факты.
- Я скажу Вам так, - ответил актер, а его лицо освещалось последним лучом солнца этого дня. - Я познакомился с Кенди, когда мне исполнилось пятнадцать лет, а ей четырнадцать. Но, несмотря на свою молодость, мне было достаточно ее увидеть один раз, чтобы понять, что она будет единственной любовью всей мой жизни. С той первой ночи, я был одержим ею, и, несмотря на то, что пытался отрицать свои чувства, но по мере того, как сильная симпатия перерастала в глубокую любовь, вскоре я сдался, и до сегодняшнего дня признаю себя заложником этой любви.
Все поняв, глаза Эллиса раскрылись от удивления.
- Вы женились на той девушке, о которой говорили той ночью! - воскликнул он, наконец. - Об этом Вы написали в Вашем первом литературном произведении, хотя все время опровергали реальность этой истории.
- Вы снова правы, - улыбаясь, ответил актер. - Судьба, которая, наконец, стала благоприятна, дала нам последнюю возможность исправить нашу ошибку, которую мы совершили, жертвуя своей любовью ради обязательств. Поэтому, друг мой, в начале разговора я говорил, что мой опыт, приобретенный во Франции, хоть и был жесток, но взамен принес самое большое счастье, к которому стремится любой человек. Хотя я был тяжело ранен и испытывал моральную боль, пачкая руки чужой кровью, но жизнь все оплатила мне с лихвой.
- Я рад за Вас, Грандчестер. Очень мало мужчин могут признаться, что любили одну-единственную женщину во всей своей жизни, и более того, были рядом с ней. Но я не понимаю Ваше желание и желание Вашей жены скрыть такую красивую историю любви.
- Это не так. Вы сами только что сказали, что эта история описана в моей первой драме. Я сделал это для того, чтобы весь мир воспринял то, что жизнь заставила нас понять со временем. Но, тем не менее, нам не хотелось бы, чтобы об этом все судачили. Мы хотим защитить память Сюзанны в знак уважения ее боли, с которой она жила. Только из-за этого.
- Меня очень поразил этот рассказ, но Вы можете не беспокоиться по этому поводу.
- А сейчас спрашивайте у меня что-нибудь, что могли бы напечатать, а то Ваше интервью не займет и страницы, - пошутил актер, и журналист охотно засмеялся.
- Мне бы хотелось узнать причину, по которой Вы так редко появляетесь на сцене. Некоторые думают, что для Вашей карьеры драматурга неблагоприятно давать краткое турне раз в год и с единственной постановкой на сцене.
- Да, я слышал об этих комментариях, - спокойно ответил он, - но меня они абсолютно не волнуют, хотя в последнее время я и играю на сцене намного реже, чем раньше, качество моей работы стало лучше и продуманнее. И к тому же у меня есть возможность не отвлекаться от карьеры писателя.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги