Столкновение в Вихре

- Юг... Юг Аррас. Какая там будет битва? - мысленно повторяла она. - Я могу просто слишком переживать... Терри должен быть в Сен-Мийеле, прямо сейчас. В газетах говорилось, что американцы сражались там!

Кенди не знала, что предыдущим утром Сен-Мийельская операция завершилась, и Терри ехал на север. Однако, газеты ничего не сообщали об этой мобилизации, потому что Союзники хотели застать врага врасплох.

Вечером того же дня, полковник Волард вызвал Флэмми Гамильтон к себе. Получив приказ, молодая брюнетка, наконец, освобожденная из своего заточения после окончания некоего письма, немедленно направилась в кабинет директора.

Флэмми тогда не знала, что получит новости, которые не сразу сможет понять.

- Мисс Гамильтон, - отдал приказ Волард по завершении обычных формальностей, - в этом документе есть список с именами шести медсестер, которых я хочу перевести в больницу Святого Оноре. Я хочу, чтобы Вы сообщили этим леди, что полковник Ламарк будет ожидать их прибытия завтра утром в семь часов. Так что им нужно начать собирать вещи прямо сейчас.

Флэмми взяла документ, который вручил ей Волард, и ее глаза тут же выхватили имя из списка.

- Полковник Волард, - осмелилась обратиться молодая женщина, - в этом списке есть медсестра, которую я бы хотела сохранить в своем штате, с Вашего разрешения, разумеется, сэр. Она очень добросовестна.

- Боюсь, что не смогу заменить ни одно из имен, мисс Гамильтон, - категорически отказал Волард, зажигая сигару.

- Но сэр... - возразила Флэмми.

- Вы получили приказ, - было единственным ответом, данным мужчиной с холодными глазами. В этот момент кто-то постучал в дверь.

- Войдите, - позвал Волард.

Вошла Нэнси с большими желтыми конвертами в руках.

- Вот дела медсестер, которых Вы хотите перевести, сэр, - сообщила женщина гнусавым голосом, надменно глядя на Флэмми.

- Прекрасно, - сказал Волард, не глядя ни на одну из женщин в комнате. - Удостоверьтесь, что посыльный доставит эти дела в больницу Святого Оноре завтра утром. Это чрезвычайно важно, - заметил он, поворачиваясь лицом к медсестрам.

Флэмми было снова открыла рот, но слова Воларда не позволили ей сделать больше.

- Вы обе свободны, леди, - сухо распорядился он.

Когда две женщины покинули кабинет, Волард уселся на стул, глубоко вздохнув, будто снял с себя тяжелое бремя.

- Это положит конец этим слухам, - подумал он, - и всем моим заботам о мисс Одри и ее важном семействе. Теперь она будет головной болью кого-нибудь другого. Все равно благодаря письмам она будет в безопасности, как хотят ее родные.

Волард бы действительно заволновался, если бы знал, что Нэнси уничтожила письма Фоша.

Утром 14-ого сентября Кенди уехала из больницы Святого Жака не без чувства глубокой печали о том, что оставляет двух своих лучших подруг, Флэмми и Жюльен. Однако, она приложила все силы, чтобы выглядеть веселой и уверенной во время прощаний. В конце концов, она будет работать в том же самом городе, и время от времени они всегда могли повидать друг друга. Прежде, чем прыгнуть в грузовик, который увезет ее в новую больницу, она удостоверилась, что захватила письмо Флэмми.

Тем временем из больницы вышла маленькая фигурка, бросаясь к Кенди со всей силой, на какую способна женщина пожилого возраста.

- Мадемуазель, мадемуазель! - звала старая леди, в которой Кенди тут же опознала одну из уборщиц. - Мне нужно спросить Вас, прежде чем Вы уедете, - сказала женщина на неуверенном английском.

- Да, мадам? - улыбнулась в ответ блондинка.

- Я должна узнать, кто выиграл матч, - спросила старуха с озорным взглядом.

- Прошу прощения? Матч? - удивилась Кенди, слегка нахмурясь от смущения.

- Je veux dire… [Я имею в виду] - женщина колебалась, пытаясь найти слова, - кто победил, красивый американец или приятный доктор? - спросила леди, хихикая.

- Я поняла! - воскликнула Кенди, наконец, понимая вопрос и очень удивленная любопытством старой леди. Она сделала секундную паузу, наклонилась поближе к женщине и прошептала ей на ухо. - Выиграл американец!

- Хорошо! - сказала женщина с выражением восторга на морщинистом лице. - Он нравился мне больше всех!

Кенди рассмеялась над комментарием леди, и затем ответила. - Мне тоже!

Через минуту молодая женщина села в грузовик, перекрестилась и с одной из своих великолепнейших улыбок помахала рукой старой леди на тротуаре и двум лицам, которые смотрели на нее в одно из окон, пока грузовик не исчез в утреннем тумане.

Первая Американская Армия прибыла в Аргон не так уж и быстро. Американцы мобилизовались неторопливо, стараясь заставить противника думать, что они нападут на другой пункт. Немцы были слишком уверены в безопасности своих позиций в Аргонне, потому что превратили лес в неприступную крепость, разместив людей на всем протяжении гористой области, заминировав лес и преобразовывая каждую деревушку в округе в редут сопротивления. Идти через лес было чрезвычайно трудно, особенно под обстрелом, который немцы со своих высоких постов в крутых холмах и горах могли устроить в любую минуту.

Цель Союзников состояла в том, чтобы отбросить немцев максимально далеко к северу, так, чтобы они оказались за Мезьерско-Седанской железнодорожной линией до наступления зимы. Это бы не получилось, если бы сначала они не уменьшили силы врага в Аргонне. Четвертая Французская Армия, которая мобилизовалась с севера, собиралась нападать на левый фланг и войти в лес, в то время как американцы, как предполагалось, атаковали посты на реке Моса, и встречали французскую армию в Гранпре и на северной стороне леса.

У американцев было больше людей в дивизии, но недостаточно квалифицированного персонала и военного снаряжения. Так что, перед атакой, начатой 26-го сентября группой артиллеристов, прибыли танки и медицинский персонал из французской армии, чтобы поддержать американцев.

Пара дней перед началом боя, Терренс Грандчестер воспользовался разрешением, чтобы посетить Мэтью Андерсона в полевом госпитале. Молодой человек был ранен в ногу во время Сан-Мийельской операции, но поскольку не представлялось никакой возможности отослать раненых в тыл, Мэтью был все еще в отряде, в госпитале, конечно.

- К Вам посетитель, рядовой Андерсон, - сказал медбрат, отмывающий таз, окрашенный кровью около кровати Мэтью.

- Привет, Мэтью, - поприветствовал глубокий голос, и Мэтью сразу узнал своего посетителя. - Я вижу, с тобой обращаются по высшему разряду... Удобная кровать, приятная обстановка, и красивые медсестры, чтобы приглядывать за тобой, - усмехнулся Терренс, а человек, моющий таз, сделал ему непристойный жест в качестве ответа на его комментарий о так называемой красивой медсестре.

- Я бы так не сказал, - ответил Мэтью с усмешкой, - но я слышал, что меня отвезут в Париж как можно скорее. Доктор сказал мне, что мою ногу надо оперировать второй раз... потом, возможно, они отправят меня на родину, - закончил он, пытаясь изменить позицию на складной кровати, на которой лежал.

- Рад это слышать, - сказал Терри, но внутри он сказал себе, что такое решение могло означать лишь тот факт, что спасти ногу Мэтью не было шансов. - Так что ты проведешь несколько замечательных дней в самом красивом городе мира. Звучит привлекательно, - продолжал молодой сержант, пытаясь взбодрить молодого рядового.

- У Вас уже был этот шанс, сержант, - ответил Мэтью с искоркой в светло-зеленых глазах, - и похоже, что это принесло Вам много хорошего, если Вы позволите мне сказать это, сэр, - хитро предположил молодой человек.

- Естественно, - вмешался третий голос позади Терренса, и сержант почувствовал, как колючие мурашки побежали по его позвоночнику, пробуждая внутри инстинктивную защиту. Однако, используя свой навык скрывать свои эмоции, он медленно повернулся и с изучающей улыбкой, он ответил.

- Какое совпадение увидеть Вас здесь, доктор Бонно, - спокойно сказал Терри, поскольку его разум рассчитал, как нужно действовать в такой ситуации, когда он прекрасно знал, что Бонно не был больше ему соперником. Этой простой мысли было достаточно, чтобы отбросить обороняющийся тон. В конце концов, Ив Бонно был неплохим человеком. - Что ж, Мэтью, можешь быть уверен, ты находишься в хороших руках, - сказал, наконец, Терри, повернувшись лицом к молодому рядовому, - этот человек спас мне жизнь.

Иву было удивительно слышать мирный тон Терренса, но все еще оставался настороже.

- Я всего лишь выполнял свои обязанности, сержант, - ответил Ив простым кивком. - Теперь, если вы извините меня, джентльмены, у меня еще есть работа, - сказал молодой доктор, спеша покинуть место, явно расстроенный нежданной встречей.

- Я полагаю, кое-кто не был счастлив Вас увидеть, сэр, - брякнул Мэтью.

- Я не обращаю особого внимания на этих занудных лягушатников, - отшутился Терри, стараясь не обострять ситуацию, и тут же меняя тему, - но мы говорили о Париже...

Двое молодых людей продолжили свою беседу, но глубоко внутри Терренс не мог забыть о Бонно. Несколькими часами позже, во время караула, он поразмышлял об этом вопросе.

Что ему чувствовать и как реагировать на человека, который недавно был его соперником? Если быть честным со собой, он должен был признать, что Бонно был хорошим человеком, и сам Терри был конечно последним человеком на Земле, который мог бы упрекнуть французского доктора за то, что он влюбился в Кенди.

- Полагаю, что мне не удастся остановить других мужчин от желания моей Кенди, - говорил он себе, мягко усмехаясь. - Если я хочу, чтобы никто не смотрел на мою жену, я должен был влюбиться в злобную уродину, а не в ангела, которого послал мне Господь. Кроме того, я не впервые чувствую это сомнение. Я ясно помню, как это было с Арчибальдом тогда, в наши юные года... и я полагаю, этот раз тоже будет не последний. Когда человек обладает драгоценностью, многие другие могут ему завидовать. Это часть человеческой природы. Все-таки сокровище будет моим, пока я нежно забочусь о ней. С другой стороны, Бонно заслуживает моего понимания и сочувствия, а не презрения. Если бы Кенди выбрала его вместо меня, к этому времени я был бы самым жалким человеком в мире..., так он должен чувствовать. Я знаю, каково это, потому что раньше был в той же темной яме.

Терри не ошибался. У Ива в эти дни был период мрачнейшей депрессии, и наткнуться на Грандчестера было худшим, что могло с ним случиться. По крайней мере, так верил Ив в тот момент. Сердечная рана молодого врача была еще очень свежа, и малейшее касание заставляло ее кровоточить снова с еще большей болью.

- Что произошло между Кенди и Грандчестером? - то и дело спрашивал себя Ив в течение предыдущих недель. - Они признались в своих взаимных чувствах? Или он был настолько глуп, чтобы отпустить ее? В конце концов, у него тоже не было много времени. Он вышел из больницы в тот же день, когда я уехал из Парижа, - и так Ив продолжал перебирать одни и те же соображения, всегда заканчивающиеся ужасной головной болью и обещанием себе, что он преодолеет эту безнадежную любовь, и все-таки возвращаясь к этому же вопросу каждый вечер. Но затем, увидев Терренса этим полднем, Ив начал терзаться новой тревогой. - Если они не решили... должен ли я поговорить с ним?.. должен ли молчать, как хотела Кенди?.. Является ли совпадением эта случайная встреча?.. или это судьба?.. Если так, хватит ли у меня смелости, чтобы сделать то, что я должен?..

Однако, Бог не просил Ива идти на такие жертвы. На следующее утро после целой бессонной ночи молодой доктор нашел часть ответов, которые освободили его от неприятной ответственности изображать сваху между Грандчестером и женщиной, в которую Ив был все еще влюблен.

Молодой человек ходил по лагерю, засунув руки в карманы своего пальто, пытаясь хоть немного спастись от возрастающего холода этого осеннего утра, когда он случайно видел хорошо знакомую фигуру вдали. Это был Грандчестер, закончивший свою службу. Еще сражаясь со своей совестью, Ив вдруг обнаружил, что идет в том же направлении. Он не мог догнать другого мужчину, пока молодой сержант не вошел в палатку, которую делил с другими.

Когда Ив вошел в палатку, Терренс уже снимал пальто и форму, решив крепко поспать несколько часов после изнурительного ночного дежурства.

- Грандчестер! - позвал молодой доктор, и Терренс немедленно повернулся к нему в то время, когда кидал рубашку на походную кровать.

И тогда Ив увидел сияющий предмет на майке сержанта.

Он сразу узнал кулон, который несколько раз видел на грациозной шее Кенди. Она рассказала ему однажды историю распятия, и насколько важен он для нее. Это было все, что требовалось Иву, чтобы понять ситуацию. Значит, Терренс Грандчестер не терял времени.

- Бонно? - спросил Терри, ошеломленный внезапным появлением Ива, но вскоре его глаза поняли, что молодой доктор сосредоточил взгляд на распятии на его груди. Ему не нужно было объяснять, когда Ив, ни слова не говоря, просто вышел из палатки. Все было сказано маленьким знаком любви леди.

Молодой доктор провел остальную часть дня в самом мрачном настроении. Тем вечером на празднике полковника Воларда он понял, что его шансы с американской медсестрой пропали, и это было больно, но окончательное понимание того, что его соперник, наконец, выиграл, было новым ударом, завершившим опустошение, которое осталось в его уже разбитом сердце. Ив топил тогда все свое горе в работе, хотя этого было недостаточно, чтобы успокоить его потревоженную душу. Этим днем весь лагерь и полевой госпиталь, мобилизовались к реке Моса - хитрость, которой немцы не ожидали.

Утром 26-го сентября в 5:30 Первая американская армия атаковала немецкие позиции по реке Моса с огромным успехом. Бонно попросился на линию фронта в первой команде помощи. Молодой человек раньше никогда не видел сражений, но в тот день он познал, что это означает, во всей ужасной степени. Он чувствовал, как кожа трепетала от взрывов орудий, и был свидетелем апокалиптического вида людей, взлетающих в воздух, когда солдат нечаянно натыкался на мину. Для молодого доктора ничто не могло быть более мучительным, чем наблюдение, как его отчаянные усилия, чтобы сохранить жизни всегда оказывались слишком медлительны и слишком ограничены по сравнению с сокрушительной скоростью человеческого оружия. Смерть - драматическая уверенность, с которой все мы столкнемся, но легализованное убийство, дозволенное войной, выходит за пределы этой естественной правды.

Ив, тронутый до самой сути выразительным видом жестокости войны и внутренне истекая кровью от отказа женщины, работал день и ночь, беря лишь скудные моменты отдыха по настоянию старших. В начале он думал, что столкновение с грубой действительностью на поле боя заставит его забыть о своей личной боли, но каждая человеческая трагедия занимает место в человеческом сердце, и даже когда он знал, что другим приходится переживать еще большее горе, среди этого хаоса, это не затмевало его собственное. Больше чем однажды он желал быть на месте каждого, умирающего на его бессильных руках.

В течение этих дней возрастающего замешательства и постоянного позора Терренс издали наблюдал, как Ив погружается в свое собственное отчаяние, и молодой актер полагал, что мог видеть себя самого в зеркале, в то время как доктор рисковал своей жизнью, будто искал конец. Сержант чувствовал себя в долгу перед Ивом и решил защищать его от себя столько, сколько сможет. Возможно, лучший способ выполнить такую задачу состоял в том, если бы он смог подобраться поближе к французскому врачу, а поскольку Ив не собирался становиться его приятелем без какой-либо помощи, Терренс попробовал сделать шаг первым.

- Вы когда-нибудь отдыхаете? - спросил однажды сержанта, когда помог медсестрам доставить нескольких раненых с огневой линии в полевой госпиталь.

- Зачем? - было резким ответом Ива.

- Чтобы остаться в живых, по крайней мере, - ответил Терренс.

- Возможно, мы слишком ценим жизнь. Вы когда-нибудь думали об этом? - возразил молодой доктор, раздраженный настойчивостью Терренса.

- Больше, чем Вы думаете, Бонно, - ответил Терри так серьезно, что заставило Ива посмотреть прямо ему в глаза. - Послушайте, я знаю, что Вы сейчас действительно заняты, но я хотел бы поговорить с Вами, когда у Вас будет немного свободного времени. Если Вы, конечно, иногда позволяете себе взять перерыв.

- И о чем мы можем говорить? - удивился Ив с ироничным намеком в голосе.

- Случалось ли с Вами, что иногда люди разговаривают друг с другом просто, чтобы хорошо провести время и потому что хотят подружиться? И поверьте, Бонно, среди этой войны заводить друзей - это то, что мы можем оценить, когда мы там, с немецким пулеметом, строчащим у Вас за спиной, - ответил синеглазый мужчина с откровенной улыбкой, которую Ив не довелось увидеть за все время, что он знал Грандчестера. - Мы могли бы поговорить... о погоде, если хотите, - сказал он напоследок, прежде, чем оставить Ива, теряющегося в догадках, что случилось с Грандчестером, что он стал таким приятным.

Немцы отступили приблизительно на четыре мили по реке, и американцы попытались войти в Аргонский лес, хотя враг был действительно силен в этой области. Союзникам удалось продвинуться в лес лишь немногим больше мили, и они должны были остановить атаку 30-го сентября. Войска отдыхали несколько дней, пока военачальники вновь планировали стратегию.

Иного пути не было, генерал Першинг решил, что американцы должны открыть путь через Третью немецкую линию обороны независимо от того, насколько это опасно или во сколько жизней это обойдется. Атака, вновь началась 4-го октября и продолжалась долгие мучительные четыре недели, в течение которых жертвы среди американцев возросли с поразительной скоростью, пока шло время.

Один из вечеров, когда Терренс был в отлучке, молодой человек искал уединенное место, где он мог спокойно писать с помощью керосиновой лампы. Он уже написал шестидесятое письмо своей жене и хранил его с остальными, которые не смог отослать. Затем он вынул другую пачку чистой бумаги и продолжал писать что-то еще, а образы его соратников, умирающих на поле битвы, наводняли его разум.

Каждая минута ужаса, пережитого на линии огня, запечатлелась в его памяти. Видеть реку Моса, окрашенную кровью многих людей, безжизненные тела, плавающие на водной поверхности, изуродованные члены, агонии и прежде всего, лица людей, которых он убил, чтобы спасти свою собственную жизнь, было так мучительно, что единственным выходом сохранить рассудок от невменяемости было записывать все в форме диалогов, надеясь, что однажды другие услышат слова, которые он записал в этот момент и задумаются о наших человеческих несчастьях.

Мир должен знать жестокую правду, скрывающуюся за "великой победой", и он чувствовал, что это было его обязанностью, дать отчет обо всем этом.

- Вы еще не избавились от этой привычки, - сказал голос Ива, прерывающий задачу Терри, а он сел рядом с сержантом.

- Вы имеете в виду писать? - ответил молодой человек, глядя в серые глаза, освещенные керосиновой лампой. Он не говорил с врачом неделями, и был немного удивлен, что Ив решил приблизиться к нему.

- Да, я видел, как Вы писали множество раз там, в Париже, - небрежно объяснил доктор. - У Вас так много писем, которые надо посылать?

- Ну, не совсем, - признался Терри, пожав плечами. - Я пишу не только письма.

- Забавно, Грандчестер, - ответил Ив с ироничной усмешкой.

- Что забавно? - спросил заинтригованный сержант.

- То, что Вы были моим пациентом в течение месяцев, а я никогда не спрашивал Вас о Вашей профессии. На что Вы живете? Вы журналист или писатель?

- Понятно, - улыбнулся Терри, понимающий комментарий Ива. - Я актер, - ответил он просто.

- Что? - удивился Ив. - Вы имеете в виду, что Вы играете на сцене и носите костюмы и грим?

- Да, верно. Я делаю эти странные вещи, - признал Терри, усмехнувшись, - но я не представляю своей жизни без всего того, что связано с театром, и поверьте мне, люди считают, что у меня получается, - сказал он, приподнимая бровь.

- Если Вы так говорите... - все, что мог ответить Ив.

- Но еще я люблю писать, - продолжал Терри, держа страницы, которые он только что нацарапал на кожаной папке.

- И о чем Вы пишете? - равнодушно спросил Ив.

- Сейчас у меня наметилось несколько рассказов, - объяснил Терри, чувствуя, что вечерний холод начинал пробирать его до костей, - например, молодой рядовой, чью жизнь я не смог спасти этим утром, мой капитан, человек, обычно наслаждающийся хорошим разговором, но притих и заскучал в течение этого месяца, как человек доверил мне последнее письмо, которое он написал своим детям, прежде чем немецкий снаряд взорвался перед ним, и молодой доктор, который, кажется, отчаянно ищет своей смерти каждый раз, когда я вижу его в действии, - сказал сержант, подчеркивая последнее предложение со всем намерением.

Ив повернулся, чтобы увидеть синие радужные глаза с обиженным взглядом.

- Легко судить, когда у тебя есть распятие, висящее на твоей шее, - горько буркнул французский доктор.

- Как я могу судить человека, который страдает от той же боли, которую я испытал много раз в своей собственной жизни? - ответил Терренс искренне. - Вы неправильно меня поняли, Бонно.

- Возможно, но то, что я теперь вижу - что мое существование стало поздней осенью, и я не могу этого остановить, - признал молодой доктор дрожащим голосом, пряча глаза от пристального взгляда Терри.

- Столь безответственный поиск собственной смерти никогда не будет решением, - парировал сержант.

- С каких это пор Вы стали моим советником? - отвечал Ив, защищаясь.

- Бонно, я не гожусь никому в советники, - ответил Терри, вставая, - но не так давно я был в такой же депрессии, и поверьте мне, она был безжалостной, потому что я переносил ее в течение нескольких лет, заполняя свое сердце раскаянием и самообвинением. Я жаждал смерти настолько, насколько Вы жаждете ее; однако, теперь я благодарю Бога, что Он не дал мне того, чего я просил. Человек намного мудрее, чем я когда-нибудь буду, научил меня тогда, что ничто не написано на страницах наших личных историй, пока мы не осмелимся начертать свою собственную судьбу, и пока мы живем, есть надежда, чтобы написать лучшую страницу в следующий раз. Не лишайте себя этой возможности. Спокойной ночи, доктор, - сказал он напоследок, унося с собой лампу и исчезая в темноте. Ив остался наедине со своими мыслями.

Вечером 29-го октября Кенди смотрела на проливной дождь над большой палаткой, где она стояла, когда она почувствовала необычное беспокойство в сердце, что заставило ее дотронуться до кольца, которое она носила на шее под белой униформой.

- Боже, Боже! - шептала она. - Защити его этим вечером! Пожалуйста, не покинь нас теперь, Господи! Я не думаю, что когда-нибудь справлюсь с потерей, если он сейчас умрет!

Осенний ливень продолжал купать грязную землю, и издали ей было видно солдат, бегущих по лагерю.

Наступление в Аргонский лес было совсем не просто для обеих Союзнических армий. Однако, после долгих дней кровавой борьбы, немцы начали отступать, еще отказываясь оставлять свои позиции в лесах. К 29-му октября был взят почти каждый редут, но было еще несколько постов, где сопротивлялось несколько человек, ведя непрерывный обстрел с высоких позиций на холмах. Этим вечером обычная атака ненадолго прервалась, и люди за импровизированными баррикадами с недоверием наблюдали за темнеющим горизонтов посреди леса. Всего лишь несколько минут назад двоих из них послали к близлежащему потоку поискать немного питьевой воды.

- Я говорю, это было действительно глупо, - говорил один рядовой, - мы могли продержаться без использования воды.

- Возможно, - отвечал второй, - но она нужна доктору для раненых, - показал он на молодого врача, яростно работающего позади них.

- Да, но мы могли и подождать людей, которые поехали в тыл за запасами, - спорил первый рядовой. - Когда сержант вернется, ему не понравится подобная идея.

- Может, Ричмонд и Уитман вернутся раньше, - было последним, что успел сказать рядовой, прежде чем пара теней, двигающихся в темноте, захватила его внимание. - Там они... - но рядовой не смог закончить предложение, потому что внезапный взрыв, сопровождаемый дождем выстрелов, исходящий от холма на востоке, прервал его.

- Ради всего святого! - выдохнул первый рядовой с побледневшим лицом. - На дороге была мина!

Когда первая атака закончилась, солдаты за баррикадой услышали крики одного из двух людей, в нескольких метрах. Молодой доктор оставил раненых, чтобы увидеть то, что случилось, - и обнаружить, что Уитман умер от взрыва, а голос агонизирующего Ричмонда слышался издали.

- Кто-то должен выйти туда и принести его назад к баррикаде, - отчаянным тоном сказал доктор.

- Вы с ума сошли, док? - спросил второй рядовой, поворачиваясь к сероглазому мужчине. - Ричмонд также мертв как и Уитман. Он никак не сможет долго продержаться, и если кто-то нас выйдет прямо сейчас, это будет еще один мертвец. Там могут быть еще мины!

- Если вы не идете, тогда я это сделаю, - взорвался молодой доктор, беря с собой набор скорой помощи.

- Сэр, - выпалил первый рядовой, хватая за руку молодого человека, - мы можем позволить себе потерять человека, но не доктора. Вы нужны нам всем живым.

- Возможно, но я не стану жить с отчаянными криками этого человека на своей совести, - и с этим последним предложением молодой врач взобрался на лестницу, чтобы выйти за баррикады. Будучи главнее, солдаты не могли ничего сделать, чтобы остановить его.

Снаружи ночь была снова тиха и холодна. Лишь слабые крики Ричмонда слышались издалека. Глаза молодого человека привыкли к темноте, и несколько секунд спустя, он смог различить человека, лежащего на земле в нескольких ярдах от него. Он должен был торопиться, если хотел спасти человека. Стараясь двигаться под покровом теней, он побежал, молясь внутри, чтобы не наткнуться на мину по пути. К сожалению, когда он почти достиг своей цели, облака отодвинулись, и луна осветила поняну, на которой он стоял.

Мужчины за баррикадой остолбенели, когда осознали, что немцы смогут легко обнаружить молодого доктора.

- Что, черт возьми, происходит? - спросил сердитый голос за спинами солдат, и они немедленно отреагировали, встав и отсалютовав своему старшему.

- Сержант Грандчестер! - выдохнул первый рядовой, боясь гнева молодого человека.

- Французский доктор, сэр, - объяснил второй человек, - он там, пытается спасти Ричмонда.

- А что делал Ричмонд за баррикадами? - потребовал объяснений сержант с разъяренным взглядом.

- Он... он пошел достать немного воды для раненых, сэр.

- Замечательно! И теперь этот пустоголовый француз снова рискует жизнью! Немцы увидят его в лунном свете! - сказал молодой сержант, а его глаза увидели, как с вершин упал снаряд, но без обычного взрыва. Это была не граната!

- Проклятье!!! Эти гады бросили газовую бомбу!!! - крикнул один санитар, также являвшийся свидетелем сцены.

- Всем надеть маски!!! - приказал Грандчестер, и все за баррикадами сразу же накрыли лица.

- Сэр, что Вы делаете? - спросил один из солдатов, видя, что молодой сержант взял другую маску и начал подниматься по той же лестнице, которой воспользовался французский доктор, чтобы выбраться за баррикады.

- Иду за лягушатником, что же еще? Он наверняка ослеплен газом, и если останется под его парами, то умрет через несколько минут, - сказал мужчина приглушенным голосом под маской.

- Разрешите мне пойти с Вами! - предложил рядовой, раскаиваясь, что отпустил молодого доктора одного.

- Там уже достаточно двоих идиотов. Ты остаешься здесь, и если мы не вернемся, только отправь письма, которые лежат у меня в сумке и объясни леди, чье имя значится как адресат, что я пытался спасти свою жизнь, но есть долг, которым мужчина не может пренебрегать, - распорядился он, прежде чем он добрался до вершины баррикады и вышел из ее защиты.

Он должен был двигаться быстро, пока газ еще не позволял немцам различить фигуру в темноте. Пока он двигался по направлению к поляне, он думал об обещаниях, которые дал своей жене. То, что он делал в этот момент, он, конечно, не очень сознавал, но Терри чувствовал, что обязан Бонно за спасение своей жизни в операционной, и это был шанс оплатить этот долг.

Когда ему, наконец, стан виден мутный силуэт вдали, молодой человек бросился к доктору, стоявшему на коленях около мертвого тела Ричмонда. Терри достиг Ива и нервным движением коснулся его плеча.

От неожиданного прикосновения доктор повернул лицо, его глаза блуждали в небытие. Тогда Терри понял, что Ив уже не видит.

- Это я, Грандчестер! - шепнул Терри. - Немедленно надевай эту маску! - настаивал сержант.

- Зачем ты пришел сюда, ты глупец??!! - упрекнул доктор, чувствуя головокружение от газа.

- О, просто заткнись и надень маску, пока газ не сжал твои легкие! - сказал Терри, практически заставляя Ива надеть маску.

- Оставь меня здесь, и спасайся сам, пока есть время! Оставьте меня здесь!!! - кричал молодой человек, но не смог сказать что-нибудь еще, потому что твердый кулак ударил его в висок, отправляя в обморок.

- Прости, французик, - сказал Терри, неся бессознательное тело молодого врача, - но я думаю, твоя болтовня надоест во время пути, который мы проделаем вместе!

Мужчина начал идти назад к баррикаде, но постепенно газ начал рассеиваться, оставляя фигуру открытой лунному свету. Тогда немецкие пулеметы еще раз наполнили воздух своим смертным ревом.

- Началось, - подумал Терри, ясно ощущая зудящую боль в правой руке. - Если твой талисман действительно работает, моя любовь, то сейчас самое время, чтобы что-нибудь сделать для этого глупого французика и меня, Кенди, - продолжал мысленный разговор с собой молодой человек, и, наконец, подобрался к баррикаде. Секунды казались столетиями, поскольку на другой стороне баррикады открыли огонь, чтобы прикрыть своего сержанта, который приближался с потерявшим сознание доктором на спине.

- Помогите мне с ним! - крикнул Терри, и один из медбратьев выскочил на баррикады и взял с собой Ива. Немцы продолжали стрелять со своего поста на холме, и затем новая вспышка взорвалась на поляне. Это была другая мина, сработавшая от огня немцев. Терри повернулся, чтобы увидеть, где была вспышка, и понял, что тогда он шел очень близко к тому пятну.

- Входите, сэр! Сейчас! - крикнул один рядовой, испуганный новым взрывом.

Терри медленно взобрался, чувствуя возрастающую боль в руке, но он, наконец, достиг вершины, в то время как еще больше пуль шныряло вокруг него. Однако, секундой позже, он был уже в безопасности на другой стороне баррикады, бледный как бумага, с сердцем, колотящимся с удивительной скоростью и новой раной в правой руке, которая начинала сильно кровоточить.

- Я думал, Вы не вернетесь, сэр, - сказал один из медбратьев, пораженных храбростью молодого сержанта, прочищая рану Терри.

- Я тоже, приятель, я тоже, - было все, что мог сказать Терри, закрыв глаза и возблагодаря Бога за сохранение его жизни.

Темнота, все, что он мог увидеть, была темнота. Хотя шум лагеря ясно доносился. Он мог различить голоса и крики полевого госпиталя. Он чувствовал кончиками пальцев старые и грубые одеяла походной кровати, где лежал, и ощущал также острую боль в левом бедре, попытавшись двинуться.

Распознавать звуки было нетрудно, но видеть он не мог. Он приложил руку к виску и почувствовал бандаж, который накрывал его глаза.

- Так Вы, наконец, проснулись, док, - поприветствовал глубокий голос, который Ив хорошо знал. - Я думал, Вы будете спать целую вечность! - шутливо продолжал голос.

- Грандчестер? - удивился Ив, поворачивая голову туда, откуда слышался голос.

- А кто же еще? - ответил голос. - Жаль разочаровывать Вас, но Вы правы, это все тот же надоедливый я.

- Как я попал сюда? - спросил смущенный молодой человек.

- Ну, технически Вас принесли санитары с линии фронта, где Вы и я вчера вечером проделали весьма интересное путешествие. А теперь мы оба здесь наслаждаемся очаровательным отпуском. Хотя, я должен признать, что предпочитаю обслуживание, которое вы, парни, предоставляете в Париже. В сравнении с этим я нахожу здешнее обслуживание... несколько... неудовлетворительным... могу я так сказать? - пустился в объяснения молодой человек с тем же самым насмешливым тоном.

Воспоминания в голове Ива начали обретать смысл, пока неожиданно болтливый сержант продолжал свои объяснения, жалуясь на медбратьев в лагере. Ив помнил свое расстройство, когда он увидел Ричмонда на последнем издыхании, и затем почувствовал взрыв газовой бомбы в нескольких футах от своей позиции.

Ему потребовалось лишь несколько секунд, чтобы ослепнуть, и в тот момент он решил, что его жизнь, наконец, подошла к концу. Он бы не смог отыскать путь к баррикаде, прежде чем газ проникнет в его легкие, а потом огонь немцев, разумеется, довершил бы остальное. На мгновение он подумал, что нашел лучший способ окончить свое болезненное существование, хотя не мог избегнуть чувства панического страха, какого никогда не испытывал прежде. Молодой человек увидел свои самые дорогие воспоминания, отразившиеся внутри разума. Он вспомнил детство, лица братьев и сестер, и голос своей матери, радость, которую он почувствовал, когда помог своему первому пациенту, и красоту заката над Nice Нисой, местом, где маленьким он часто проводил свои летние каникулы. Должен ли он возвращаться к баррикаде в последней попытке спасти свою собственную жизнь? Нет, для него было слишком поздно. Это было в тот момент, когда он почувствовал руку Терренса на своем плече.

- Ты спас мне жизнь! - вскрикнул он в озарении, прерывая монолог Терри.

- Ну, я бы не стал облекать это в столь драматические определения, - небрежно ответил Терренс, - скажем так, я просто чуть-чуть помог Господу дать тебе еще один шанс исправить твое дурацкое поведение.

- Почему ты это сделал? Почему рисковал своей жизнью ради человека, кто искал своей смерти, когда у тебя такое обещающее будущее? - спросил Ив, не в силах понять действий Терри.

- Я уже говорил это однажды, - отвечал молодой аристократ более серьезным тоном. - Бог дал мне новый шанс, чтобы написать лучшую историю своей жизни, и я подумал, что моим долгом было помочь кому-то еще, кому также был нужен подобный урок... Кроме того, ты спас мою жизнь там, в Париже. Я никогда этого не забуду.

- Спасибо, - пробормотал Ив, глубоко тронутый.

- Давай оставим эти сантименты, - усмехнулся Терренс и, видя, что доктор пытается потрогать рану на левом бедре, объяснил. - На случай, если ты волнуешься за свое здоровье, позволь мне сообщить, что нам обоим очень повезло, учитывая переделку, в которую ты нас вовлек. Пули только задели твою ногу и мою руку. Ничего не понадобится, кроме небольшого отдыха, а что касается твоих глаз, ты находился под воздействием газа очень недолго. Доктор этим утром сказал мне, что ты, конечно, сможешь снова видеть, при надлежащем уходе. Хотя, я должен кое на что пожаловаться!

- На что? - спросил заинтригованный Ив.

- Я должен буду бросить писать на некоторое время, чтобы ждать, когда заживет рука, или учиться писать левой рукой, что бы то ни произошло первым!

- Я хотел бы помочь тебе, но не думаю, что смогу, - отозвался Ив с намеком на улыбку впервые за два месяца.

- Не бери в голову, мой друг, - сказал он, говоря сам себе. - Не то, чтобы я собирался диктовать тебе письмо для Кенди... об этом я бы не попросил никого на этой земле.

Кенди очень легко привыкла к новой больнице. Ее всегда веселое настроение и добрая душа вызывало симпатию ее новых коллег и пациентов, и довольно скоро она снова делилась светом, что был у нее в сердце, с каждым мужчиной и женщиной вокруг нее.

К сожалению, у нее не было времени, чтобы удобно обустроиться на месте. Только шесть дней прошло с момента ее прибытия, когда она получила распоряжение ехать на линию фронта во Фландрию в составе персонала полевого госпиталя.

У нее не было хороших воспоминаний о последнем разе, когда она работала во Фландрии, но она прекрасно знала, что независимо от своего внутреннего отвращения, у нее был свой долг, который надо исполнить. Это было то, чему научила ее Мэри Джейн, и она не собиралась подводить свою старую учительницу. Так что она просто упаковала свой обычно легкий багаж и перед отъездом пошла к Святому Жаку, чтобы повидаться с Флэмми и Жюльен.

Молодая женщина решила держать в секрете, что ее снова посылают на фронт. Она не хотела давать Терри причину для беспокойств, так что молодая женщина попросила подруг в Святом Жаке получать ее корреспонденцию и посылать в ответ ряд писем, которые она написала заранее, так чтобы все ее родные и друзья в Америке, как и Терренс, не знали, где она была на самом деле. Будет лучше, если никто не будет знать правды. По крайней мере, так она думала.

В начале Флэмми не одобрила идею вообще, потому что это подразумевало своего рода пособничество во лжи, что противоречило строгой морали брюнетки. Однако, Жюльен согласилась с Кенди, потому что она делала то же самое каждый раз, когда ее посылали на фронт в течение четырех лет, пока продолжалась война. Ее муж Жерар никогда не знал, что она работала в полевом госпитале несколько раз. Таким образом, Жюльен убедила Флэмми, и обе женщины обещали помогать Кенди с ее планом. Блондинка также дала подругам инструкции читать письма Терри от ее имени, и если там будут какие-нибудь важные новости, которые Кенди должна знать, женщины сразу пошлют ей телеграмму из Парижа.

- Я не собираюсь читать письма твоего мужа! - причитала Флэмми, чувствуя смущение от одной мысли о чтении чьей-то корреспонденции.

- И как ты себе представляешь, чтобы я могла узнать, все ли с ним хорошо или нет? Я обязана знать! - отвечала Кенди, начиная приходить в отчаяние от чрезмерной правильности своей подруги.

- Мы могли бы посылать тебе письма в полевой госпиталь, - предложила Флэмми.

- Это будет слишком долго, Флэмми, - сделала замечание Жюльен. - Не волнуйся, Кенди, я сделаю это ради тебя, если Флэмми так неудобно. Вы согласны обе? - спросила брюнетка постарше, и обе девушки кивнули, соглашаясь с идеей.

- Тогда я пошлю телеграмму, - вызвалась Флэмми.

- Спасибо вам обеим, - улыбнулась Кенди подругам, понимающим, что настало время для последнего прощанья. - Что ж, думаю, пора. Мне надо идти.

Две брюнетки посмотрели на невысокую блондинку, и не могли не почувствовать ком в горле, понимая, что она будет работать вблизи линии ведения огня, еще раз. Кенди прочла волнение, отразившееся на лицах подруг, и заставила себя показать больше оптимизма.

- Ну же, девочки, - хихикнула она. - Можно подумать, вы идете на мои похороны. Эта миссия не продлится долго. Мне может потребоваться больше времени, чтобы приехать во Фландрию, чем немцам, в конце концов, чтобы сдаться.

- Ты должна обещать нам, что позаботишься о себе, Кенди, - сказала Жюльен, нежно обнимая Кенди. - Я буду делать все, что ты мне сказала, когда уехала от нас в грузовике, в то время, когда вышла в снег за помощью.

- А что я сказала тебе делать тогда? - спросила смущенная Кенди.

- Молиться, просто молиться, - ответила Жюльен, а одна слезинка покатилась по ее щеке.

- О, Жюли, - сладко прошептала блондинка, - все будет прекрасно. Вот увидишь, - и затем, повернувшись к Флэмми, Кенди авторитетно произнесла, - и Вы девушка, как только Ив ответит, сразу ему напиши.

- Ты, глупышка, вечно ты распоряжаешься, - запричитала брюнетка, пытаясь сдержать слезы, пока Кенди обнимала и ее.

- Да вы только посмотрите, - засмеялась Кенди, и через несколько минут она покинула Святой Жак, оставляя двух подруг, которые будут молиться за нее день и ночь.

Перед отъездом Кенди также нанесла последний визит Отцу Граубнеру, и у него, несмотря на свою бытность священником, не было никаких проблем с совестью, как у Флэмми, чтобы обещать Кенди не говорить Терренсу в письмах ни слова. Напротив, он думал, что это хорошая идея, потому что знал, как может опасаться Терри, особенно, когда дело касалось Кенди. Молодая женщина и священник провели несколько минут в часовне епископа Бенуа, творя беззвучную молитву, и как только они закончили, Граубнер с последней улыбкой благословил Кенди и отпустил.

Было холодное утро 20-го сентября. Поездка по поврежденной железной дороге была медленна и несколько раз была вынуждена прерваться из-за всех случаев, когда члены французской и британской армии останавливали поезд для проверки пассажиров и их багажа. Один ландшафт следовал за другим в безразличном ритме, а Кенди с большим разочарованием осознавала, что не была беременна, как она надеялась.

Несмотря на свое первоначальное разочарование, прибыв, наконец, в дождливый регион Фландрии, она поняла, что это был не лучший момент, чтобы ждать ребенка, независимо от того, насколько она его хотела. Как и в первый раз, вид полевого госпиталя был обескураживающий, и работа была бесконечна. Однако, молодая женщина подняла голову, застегнула фартук и со совей обычной смелостью старательно делала ее работу. Даже если она не была беременна, она поняла, что глубоко внутри нее горело пламя, и ожидала надежда на лучшее будущее.

Таким образом, она продолжала молиться, и во время кратких выходных она начала вести дневник, надеясь, что однажды ее муж сможет прочесть то, что на самом деле происходило с ней в эти дни тишины, в которые она решилась солгать ради спокойствия Терри.

Мой дражайший Терри,

Дождь и грязь - это все, что я видела во Фландрии в двух случаях, когда была здесь. Хотя на сей раз, условия полевого госпиталя больше меня не удивляют. Я делаю мою работу так, как меня учили, и стараюсь помочь моим пациентам выздороветь физически и эмоционально. Это последнее, однако, самая трудная задача, не только потому, что все эти люди переносят очень жестокие моменты, но и потому что постоянный страх преследует меня день и ночь, и я должна притворяться, что ничего не происходит, если хочу ободрить несчастных солдат.

Я знаю, что в этот момент ты должен сражаться в Аргонне. Я слышала ужасные истории о том, что там происходит, а газеты сообщают слишком мало, чтобы успокоить мое сердце. В эти моменты я понимаю, что должна признать свою ограниченность, и принять, что только Бог может защитить тебя. Но оставить мои волнения за тебя на плечах Господа не просто для этой женщины, ибо каждая моя клеточка кричит твое имя, и единственная мысль, что я могу тебя потерять, причиняет боль до самого сердца.

Сегодня молодой французский рядовой умер на моих руках после операции. Я боролась с лихорадкой всеми своими силами, но молодой человек все равно скончался. Его последние слова были обращены к матери, и в момент, когда он умер, он думал в бреду, что она это я. Он крепко обнял меня, пока заключительные смертельные тиски охватывали его, он назвал меня "maman" и затем угас. Поскольку я пыталась подготовить его тело к отправке на родину, я не могла сдержать слез, думая о несчастной женщине, которая однажды отдала свое самое драгоценное сокровище ради Франции, а в ответ получит лишь мрачный гроб с французским флагом. Тогда, неважно, как усердно я старалась избегать таких мыслей, я думала о тебе и о нас. Я видела тебя умирающим в чьих-то руках, как этот бедняга, возможно, зовя меня по имени, как однажды в Париже, когда у тебя тоже была сильная лихорадка. И такие мысли часто посещают меня даже в моих снах, которые в последнее время превратились в кошмары. Я просыпаюсь посреди ночи и затем делаю единственное, что может принести мне покой в эти дни: молиться и писать в этом дневнике, что я сейчас чувствую.

Я прошу и благодарю Бога, что ты не знаешь, где я сейчас. Я надеюсь, что ты сможешь простить меня за ложь в течение этих дней. Я уверена, ты проходишь через гораздо более опасные ситуации, чем я, так что ты должен полностью сосредоточиться на том, что делаешь. Я не простила бы себе, если бы тебе причинили вред, потому что ты волновался за меня. Пока мы вновь не увидимся друг с другом, достаточно кошмаров для одного из нас... Любовь к тебе никогда не причиняла столько боли, сколько теперь.

Один вечер давал рождение другому дню и так, календарь продолжал становиться тоньше, также, как слабели немцы. Людендорф к концу октября ушел в отставку и был заменен генералом Вильгельмом Грёнером, чья главная миссия состояла в том, чтобы содействовать перемирию. В эти дни Терренс и Ив были ранены и после недели пребывания в полевом госпитале, французского доктора отослали назад в Париж на поправку, а Терренса в маленькую больницу в Бюзанси, город в нескольких милях к северу Аргона, который недавно взяли американцы. Не обращая внимания разумом, но не сердцем, что случилось с Терренсом, Кенди послали работать в Аррас после того, как Фландрией полностью овладели Союзники, событие, завершившее наступление в этой области.

11-го ноября Центральные силы и Союзники подписали перемирие, и военные действия на Западном фронте прекратились.

Глава 15

«Что бы ни сулило будущее»

Часть I: «Прощания и переломные моменты»

Поезд прибыл на станцию, и все приняло суетливый и хаотичный вид. Люди загружали военное снаряжение, медицинский персонал таскал раненых на грязных носилках, и боеприпасы были разбросаны по всему полу. На многих лицах замечалось замешательство, крики и раздражение. Группа молодых солдат с повязками на глазах и паршивой форме шла строем, один за другим, среди коробок с боеприпасами и совершенно новыми пулеметами. Каждый держал правую руку на плече товарища как способ направлять его к поезду. Тот, кто не был ослеплен горчичным газом, вел группу по платформе.

Ив не мог видеть, но мог ощущать атмосферу скуки и ожидания, царящую в воздухе. Пара санитаров помогла ему сесть на поезд, и он уже устроился на одном из мест, ожидая отъезда. Кончиками пальцев он нащупал стекло окна и подумал, что было иронией сидеть у окна, не имея способности видеть ландшафт, и погода была уже слишком холодна, чтобы он невозможностью читать по пути.

- Ив, - позвал голос Терри сзади него, и молодой доктор повернулся лицом по направлению к голосу. - Я думал, что не успею, - выдохнул актер, тяжело дыша, как после бега.

- Я не знал, что ты будешь так скучать по мне! - пошутил Ив, слушая слова Терри.

- Много хочешь, французик, - парировал другой молодой человек с ухмылкой. - Я пришел только ради одолжения.

- Как мило с твоей стороны, - ответил Ив, подшучивая. - И что же это?

- Только что пришла почта, и для тебя есть письмо. Очевидно, оно путешествовало по различным адресатам, прежде чем, наконец, дошло сюда, - объяснил Терри, кладя послание в руки молодому врачу.

- От кого оно? - полюбопытствовал мужчина, немного расстроенный невозможностью прочесть письмо самому.

- Ты не поверишь, - хитро ухмыльнулся Терри. - Я и не знал, что вы двое так близки!

- Что ты хочешь сказать? Слушай, Грандчестер, просто скажи, от кого письмо.

Терри положил руку на сиденье и склонился, чтобы с озорством шепнуть Иву на ухо.

- От леди! - шутливо сказал он.

- От кого? Скажи прямо и перестань дурачиться как дите неразумное! - терял Ив остатки терпения.

- Мисс Хмурое Лицо собственной персоной. Кто бы мог подумать! - хохотал крайне удивленный Терри.

- Мисс Хмурое Лицо?

- Известная как медсестра Гамильтон, мой дорогой друг, - объяснил Терри, разражаясь смехом.

- Флэмми? - переспросил ошеломленный Ив. - Неужели?

- Разумеется. Если хочешь, я прочту его тебе вслух. Но я не несу ответственности, если содержание будет слишком личным!

- Ты мог бы перестать, Грандчестер?! - потребовал вышедший из себя Ив. - Боже правый, ты можешь быть настоящей головной болью, когда захочешь! Нет, спасибо, я найду способ прочесть его позже!

- Ладно, ладно, молчу-молчу, - ответил Терри, еще с улыбкой, но уже чуть более серьезный. - Это мое тебе одолжение. Долгий путь, который я пробежал только ради тебя, чтобы ты получил свое письмо. Но не волнуйся, я привык к твоим неблагодарным манерам.

- Тогда спасибо за это, - ответил Ив, немного остывая.

Терри в этот момент подумал, что это было удивительно, - то, как ослабло напряжение между ними после ужасного опыта, который они пережили вместе, и дней когда они оба лежали в полевом госпитале.

Молодой аристократ был рад, что обиды, кажется, исчезали и даже если они не были лучшими друзьями, можно было, наконец, сказать, что их взаимное недоверие испарилось. Поезд чуть дернулся вперед, и железнодорожный служащий объявил об отправлении. Настало время прощаться.

- Что ж, думаю, пора, - просто сказал Терри. - Желаю тебе самого лучшего, Бонно.

- Тебе то же, - дружелюбно ответил Ив. - И еще раз... спасибо... за все, что ты для меня сделал, - добавил молодой человек с некоторой запинкой.

- Не напоминай, - серьезно сказал Терри Иву. - Если бы все было по-другому, мы могли быть лучшими друзьями, но я рад, что мы уменьшили число наших разногласий. Я надеюсь, ты сможешь найти правильную женщину. Ты по-настоящему этого заслуживаешь, - искренне закончил аристократ.

- Спасибо, - отвечал доктор, - а ты хорошо позаботься о Кенди.

- Обещаю, - сказал Терри, пожимая левую руку, протянутую молодым доктором, знающим, что актер не мог пользоваться правой. - До свидания, Ив Бонно.

- До свидания, Терренс Грандчестер, - сказал Ив, прежде чем Терри оставил его одного в вагоне.

Молодой человек почувствовал, как поезд начал двигаться. Затем он услышал, как кто-то на костылях сел рядом с ним, бормоча робкое приветствие с акцентом южанина.

- Добрый день, - сказал Ив мужчине, которому предстояло быть его компаньоном в поездке. - Меня зовут Бонно, - любезно представился он.

- Гордон, Джереми Гордон из Нью-Орлеана, - отвечал тот хриплым голосом.

Двое мужчин разговорились, пока поезд ехал к лесу, оставляя позади импровизированную станцию. Через некоторое время, Ив вскрыл конверт, который все еще держал в руках, и, разговаривая с Гордоном, попросил:

- Вы знаете, мистер Гордон, - обратился он к своему компаньону, - у меня здесь письмо от моего друга, но как Вы очевидно можете видеть, мне невозможно прочесть его. Не могли бы Вы это сделать за меня?

- Конечно, приятель, - ответил солдат и, взяв письмо в мозолистые руки, начал читать:

- «Дорогой Ив...»

Шляпы разных фасонов, перчатки, юбки, нижние юбки, ботинки, белые носовые платки, платья, кружевные зонтики, и тысяча женских принадлежностей были раскиданы по спальне. Две женщины старательно трудились, пытаясь упаковать каждую мелочь с такой скоростью, какой возможно, но, несмотря на их усилия, все больше одежды продолжало появляться из blue. Патти пробыла в Иллинойсе более года, и в течение этого времени она во многих случаях уступала натиску Энни в бегании по магазинам.

- Ты действительно должна взять эту шляпку, Патти, - убеждала Энни. - Ты выглядишь в ней просто сказочно!

Патти обычно поддавалась женской слабости, и все заканчивалось следованию совету Энни. Но теперь она расплачивалась за свои маленькие грехи, поскольку должна была решить, что ей брать с собой в поездку во Флориду, и что оставлять в доме Энни. В конце концов, было бесполезно забирать все, когда она планировала возвращаться в Иллинойс после праздников.

Мистер и миссис О'Брайан решили, что их дочь отсутствовала слишком долго, и так как стоял ноябрь, они ожидали, что Патти вернется во Флориду провести с ними Рождество. Сначала мистер О'Брайан думал о том, чтобы поехать в Чикаго сопровождать их дочь в ее поездке, но его мать убедила его, что лучше, если он предоставит эту миссию ей. Таким образом он не отложит свои дела, а ей представится случай развлечься и навестить друзей Патти в Чикаго. Мистер О'Брайан не подозревал, что Патти и ее бабушка Марта уже спланировали эту поездку заранее, за несколько месяцев.

Когда Том попросил Патти стать его женой, молодая женщина немедленно написала миссис Марте О'Брайан, сообщив ей новости. Старая леди почувствовала сильное волнение и радость за планы своей внучки, но также и поняла, что, в отличие от ее прежних отношений, на сей раз Патти не получит родительского одобрения из-за происхождения Тома. Поэтому старая леди в ответе Патти предупредила ее о проблемах, с которыми придется столкнуться ей и ее жениху, как только О'Брайаны узнают о помолвке Патти с фермером.

Обе женщины тогда решили, что разумнее будет дождаться двадцать первого дня рождения Патти, в начале ноября, так, чтобы, даже если мистер и миссис О'Брайан не хотели принимать Тома в свою семью, у них не будет никаких законных прав помешать планам Тома и Патти.

Таким образом, Марта поехала в Чикаго и позже в Лейквуд, чтобы встретиться с Томом и подготовить последние детали их плана. Том бы поехал с обеими леди, чтобы встретиться с родителями Патти и официально просить ее руки. Если O'Брайаны не захотят принимать, то Патти и Том просто поженятся без их одобрения. Марта желала поддерживать свою внучку даже против воли своего собственного сына.

- Моя семья разрушила мою жизнь, вынудив меня выйти замуж за человека, которого я не любила, - говорила старая леди Патти, помогая ей сложить красивое шерстяное платье, которое они собирались упаковать. - Я никогда не принимала решений сама. Сначала, мои родители решали, что мне надеть, как себя вести, что мне лучше изучать, и с какими людьми встречаться. Потом моей жизнью управлял мой муж, и так я потеряла свою молодость и свои мечты. Я не могла даже высказать свое мнение об образовании своего собственного сына. Его отец выбрал школу, где он учился, профессию, которую он собирался освоить, и женщину, на которой он собирался жениться. Однажды я вдруг поняла, что мой сын стал холодным, пустым снобом, в котором я не узнавала своего малыша. Он был полностью чужим. И когда они послали тебя в Академию, я подумала, что они собирались сделать с тобой то же самое.

- Но, к счастью, я встретила там кое-кого, - открыто улыбалась Патти, глядя на фотографию, которую держала в руках.

- Да, я знаю, дорогая моя, - ответила Марта, улыбаясь в ответ. - Я никогда не перестану удивляться, как ты изменилась, с тех пор как познакомилась с Кенди! И пока проходит время, ты становишься все более взрослой и уверенной в себе.

- Мне никогда не быть героиней войны, - хихикнула Патти, показывая бабушке фотографию, где была запечатлена Кенди с тремя солдатами в полевом госпитале, - но теперь я знаю, что это не грех подняться и сообщить миру, что я сама могу думать и решать свою собственную судьбу.

- Вот в таком духе ты и должна продолжать, моя дорогая, - бодро воскликнула пожилая женщина. - Мне только хочется увидеть лицо твоего отца, когда он поймет, что ты не маленькая девочка, которой он может управлять по-своему. Как плохо, что твой дедушка уже не с нами, чтобы тоже увидеть его выражение. Клянусь Святым Джорджем, это было бы такое забавное зрелище!

- БАБУШКА!! Не богохульствуй!! - с хихиканьем обругала ее молодая женщина, но позже более серьезным тоном она добавила. - Ты все обращаешь в шутку, но я должна признаться, что мне немного страшно. Я знаю, что мама и папа так расстроятся, что я не смогу с ними видеться после того, как выйду замуж.

- Такое может случиться, дорогая, - со вздохом признала Марта. - Будем надеяться, что они когда-нибудь поймут твои чувства, но если этого не произойдет, рядом с таким мужем как Том и со всеми твоими друзьями, я не думаю, что ты когда-нибудь почувствуешь себя одинокой, - весело заключила женщина.

- Я знаю, бабушка. Но скажи, ты примешь предложение Тома и переедешь с нами на ферму? - с энтузиазмом спросила Патти.

- Я все еще думаю об этом, - отвечала старая леди с хитринкой в еще ярких глазах. - У меня есть и другие предложения, ты знаешь.

- Какого рода предложения, бабушка? - спросила Патти, заинтригованная озорным взглядом на бабушкином лице.

- Ну, я не хочу сглазить, но... - уклончиво сказала Марта.

- Говори же, бабушка!

- Хорошо, хорошо! - призналась женщина. - Я спросила Мисс Пони, не нужен ли им новый партнер, чтобы помогать в приюте. Они так хорошо трудятся, что было бы замечательно, если бы можно было принимать еще больше детей. Но им нужны руки и кое-какие из моих идей по преобразованию Дома Пони в учреждение побольше.

- Ой, бабушка! Ты меня пугаешь, когда у тебя такой взгляд! - сказала ошеломленная Патти.

- Ты тоже могла бы помогать! В этом проекте понадобится молодая кровь и энергия! Теперь, где то синее пальто, которое, ты сказала, хотела забрать с собой? - спросила женщина, пытаясь найти пальто в окружающем беспорядке.

- Оно в комнате Энни. Пожалуйста, принеси его, бабушка.

- Прекрасно, и я попрошу дворецкого принести нам чай и бисквиты! - предложила старая леди с хихиканьем.

- Здесь в Америке их называют печеньем, помнишь? Ох, бабушка, все, что ты хочешь - это возможность пофлиртовать с дворецким! - парировала молодая женщина.

- Разве у него не симпатичная улыбка? - прокомментировала Марта, но у Патти не было времени, чтобы отругать свою непослушную бабушку, потому что она уже вышла из комнаты в поисках дворецкого Брайтонов.

Патти смиренно вздохнула, продолжая выполнять задачу по упаковке своих чулок. Ей просто надо было чуть-чуть побыть одной, чтобы подумать о Томе. То, что они сказали друг другу последний раз, когда были вместе, ощущение ее рук в его руках и поцелуя, которым они одарила друг друга, были еще столь свежи в ее памяти, что ее сердце забилось быстрее, а она закрыла глаза и улыбнулась.

- И какая погода в стране грез? - спросила Энни, вошедшая в комнату, когда до нее дошло, что Патти слишком замечталась, чтобы ответить на стук в двери.

- М-м? Ты что-то сказала? - ответила Патти, удивленная присутствием Энни.

- Я сказала, что настало время спуститься на землю... У меня новости из Франции! - сказала молодая леди, размахивая розовым конвертом.

- Боже мой!!!! Что она говорит??? Давай же, Энни, открывай! - понукала Патти свою подругу.

Молодая брюнетка повиновалась требованию и нервными пальцами порвала конверт, чтобы достать оттуда письмо.

20-е сентября,

Дражайшая Энни,

Я надеюсь, что у тебя и твоей семьи все хорошо, когда это письмо попадет в твои руки. Если ты спрашиваешь обо мне, то должна сообщить, что я никогда не чувствовала себя лучше. Если я когда-либо думала, что знаю, что такое счастье, теперь я признаю, что ошибалась. Я понятия не имела, что это означает до тех пор, пока несколько дней назад...

По мере продолжения чтения Энни, обе девушки раскрывали глаза от удивления, задыхаясь и обмениваясь пораженными взглядами друг с дружкой. Поскольку Кенди не доверилась никому, кроме Альберта, Мисс Пони и Сестры Лин, что Терри был во Франции и что он был госпитализирован в течение трех месяцев в ту же больницу, где работала она. Так что письмо, повествующее о целой истории, застал врасплох обеих женщин.

- Я просто не могу поверить! - воскликнула Патти, когда Энни закончила читать третий раз. - Разве это не удивительно?.. Я имею в виду, что они там нашли друг друга… Ты имеешь хоть малейшее понятие о том, сколько у них было шансов, чтобы встретиться там? Это должно быть судьба!!! - задыхалась девушка, наливая себе немного воды, чтобы успокоить свой шок.

- Я понимаю, Патти, - печально ответила Энни. - Я полагаю, что этому просто было суждено случиться. Я счастлива за нее.

- Тогда почему ты такая грустная? - спросила Патти, замечая горечь в голосе подруги.

Энни встала и подошла к окну, а ее милые глаза следили, как опадают листья с близлежащего ясеня.

- Разве ты не видишь, Патти? - сказала, наконец, девушка после долгого молчания. - Столько лет я был настолько слепа от своей любви к Арчи и своего эгоизма, что не знала, как быть подругой тебе и Кенди.

- Что ты говоришь, Энни? Я думаю, мы уже обсудили эту проблему раньше. Почему ты отказываешься понимать, что ты всегда была замечательной подругой для меня и Кенди? - возражала Патти.

- Ты честно так думаешь, Патти? - спросила Энни, поворачиваясь лицом к Патти, и последняя могла видеть, что лицо подруги уже омыто слезами. - Если я была такой хорошей подругой, как же я не понимала, что Кенди только притворялась сильной и счастливой все эти три года?

- Энни, ты о чем? - удивилась нахмуренная Патти.

- Это письмо, Патти! - заплакала брюнетка, выпуская бумаги из рук на пол. - Кенди пишет так радостно и счастливо в этих строках, будто не была такой долгое время, а я, ее лучшая подруга, не заметила, как она страдала вдали от Терри! Я думала, что она покончила с этой невозможной любовью! А она!

Она вышла за него замуж! Это значит, что она любила его молча, молча страдая и плача в течение трех лет, а я никогда не поддерживала ее! Вот такая я лучшая подруга! - взорвалась молодая женщина, стискивая занавески дрожащими руками, а на ее лице отражалось расстройство и разочарование.

- Энни! Не вини себя так горько. Не только ты заблуждалась насчет сил Кенди. Я тоже не имела понятия о ее чувствах, - сказала Патти, вставая и приближаясь к подруге.

- Нет, Патти, между тобой и мной нет никакого сравнения, - мрачно заявила девушка. - Ты прошла через такие трудные времена, что никто не может обвинять тебя в отсутствии поддержки Кенди, когда ей было нужно. Но я... - она не могла закончить предложение, потому что рыдания не позволили ей произнести больше.

- Энни, - было все, что могла сказать Патти, ограничиваясь заключением подруги в объятия.

Энни вцепилась в руки Патти и некоторое время лила слезы сожаления. Ее разум вернулся в ее детство. Она видела себя пишущей последнее письмо к Кенди, когда им было по шесть лет. Она хорошо знала, что эти строки сделают больно до глубины души ее дорогой подруге, но у маленькой Энни не было смелости ни противостоять своей приемной матери, ни поддерживать связь с Кенди втайне.

- Я... Вечно я! - со стыдом думала Энни. - Я всегда была так занята своим благополучием, что едва ли думала о других!!!

Внезапно Энни почувствовала, что ее душа достигла дна темного туннеля, где она блуждала предыдущие три месяца, с тех пор как Арчи порвал с ней. Она думала, что не могло хуже, чем жить в такой ситуации, в которой она сейчас была. Она оглядывалась и узнала, что больше, чем отказ Арчи, ей причиняло боль то, что она ненавидела себя. Она мысленно подняла глаза и увидела длинное ущелье, отделяющее ее от света в другом конце туннеля. Энни вздохнула, задаваясь вопросом, смогла бы она когда-нибудь отыскать смелость, чтобы предпринять бесконечное путешествие к выходу из ловушки своих собственных страхов.

- Патти, - прошептала Энни, отделяясь от рук подруги, - спасибо тебе за понимание... Я… я ценю твою поддержку.

- Вовсе нет, Энни. Для этого и существуют друзья, - ответила Патти с искреннем сочувствием, отражающимся в ее темно-карих глазах, но не в силах помочь подруге в этом личном сражении. По собственному опыту Патти знала, что единственным человеком, который сможет спасти Энни, была сама Энни.

В больнице снова была неспокойная ночь. Кенди работала в вечернюю смену и почти закончила перевязывать пациента, который попросил ее оставить повязку немного посвободнее. Мужчина в свои поздние двадцать только что выдумал это оправдание, чтобы получить внимание молодой женщины еще на несколько минут. Кенди это знала, но притворялась, что не обращает на это внимания, привычная к непрерывному флирту своих пациентов.

- Когда ты первая женщина, которую они видят после недель или месяцев пребывания в окопах, не стоит ожидать, что они будут относиться к тебе, как к своей бабушке, - обычно думала она, но все еще немного смущающаяся от мужского внимания.

- У Вас есть приятель, мисс Одри? - спросил мужчина с дразнящим взглядом, пока Кенди думала, как ей отвечать на такой вопрос, зная, что ее брак полагалось хранить в тайне.

- Да, мистер Макгрегор, - был окончательный ответ Кенди.

- И где же этот счастливчик, могу я спросить? - настаивал мужчина с ухмылкой.

Кенди подняла глаза от перевязки и гордо взглянула на пациента.

- Он на Фронте, служит в Американской Армии, - ответила она.

- Так он отсутствует? - поинтересовался Макгрегор. - Я мог бы вызваться утешить Вас, пока он далеко, мисс Одри.

- Конечно, я скучаю по нему всем сердцем. Спасибо за предложение помощи, мистер Макгрегор, но не стоит. Хотя, Вы должны попросить Бога, чтобы никто не сделал такое же предложение Вашей жене в Англии, - отругала Кенди мужчину, и собиралась сказать больше, чтобы остановить дальнейшие нахальные шаги солдата, но кричащий в коридоре голос прервал ее.

- Закончилась!!! Закончилась!!! - кричал молодой британский доктор, ворвавшийся в палату.

- Вы с ума сошли, доктор Кэмерон? - отреагировала Кенди. - Еще очень рано, и многие пациенты спят. Вы хотите прервать их отдых?

- Силы Небесные, мисс Одри, все должны проснуться прямо сейчас! - объяснил запыхавшийся мужчина. - Закончилась, война закончилась! Они подписали перемирие лишь два часа назад. Только что сказали по радио!

- Вы серьезно, доктор? - недоверчиво спросил Макгрегор.

- Положительно. Я никогда не был более серьезным во всей моей жизни! - ответил врач, и вскоре вся палата была поднята на ноги, крича и смеясь от радости.

Кенди покинула пациентов и отправилась в коридор. Там были все, празднуя, поздравляя и обнимая друг друга, потому что борьба, длившаяся в течение более четырех лет, наконец, подошла к концу и принесла не поддающееся контролю увеличение человеческих жертв с французской стороны. Откуда ни возьмись, появилось несколько бутылок шампанского, и доктора, медсестры и даже некоторые пациенты уже чокались, не в силах скрыть своей радости, с какой дети наслаждаются Рождественским утром.

- Мы едем домой, мисс Одри! Домой! - завопил один из пациентов, стоящий на костылях, рядом с Кенди.

- Домой! - радостно думала Кенди. - О, Терри, мы возвращается домой!

Тем же днем, но на другой стороне Атлантики, солнце уже встало, и Альберт только что закончил свою ежедневную прогулку верхом. Молодой человек неспешными шагами подводил лошадь к конюшне, когда один из конюхов подбежал к нему, подбрасывая шляпу в воздух. Его слова так перемешивались, что Альберт не мог их разобрать, пока человек не оказался почти перед ним.

- Господи Святый, мистер Одри! - выпалил человек. - Война закончилась!

- Вы уверены? - переспросил Альберт, энергично хватая конюха за рукав.

- Да, сэр. Значит ли это, что Мисс Одри скоро вернется? - спросил человек с интересом, потому что все слуги в доме хорошо относились к молодой наследнице, которая всегда была добра и любезна со всеми ними.

- Совершенно верно! - смеясь, ответил Альберт; его синие глаза сияли светом вечерней звезды, а внутри он думал: - Значит, мой день приближается!

В Париже, казалось, празднованию не будет конца. Люди выходили на улицы, церкви звонили в колокола часами, и вино лилось рекой в каждый рот. В больнице Святого Жака Жюльен плакала, со всей силы обнимая Флэмми. Пациенты, которые могли ходить, танцевали и пировали в холлах и коридорах, крича во все легкие: «Домой! Домой!» снова и снова, каждый на своем родном языке.

Как ни странно, Флэмми, обнимающая подругу, не могла разделить общей радости.

- Домой? - спрашивала она себя. - Чего ради?

В своей спальне с потушенным светом, глядя с балкона, как розовый сад терял лепестки с осенним бризом, Арчи, проводивший несколько дней в Лейквудском особняке, слушал новости по радио, которое объявляло перемирие.

- Война закончена, - печально размышлял он, - но это событие не принесет мне того, что я ожидал, - сказал он себе, опуская глаза, не в силах сдержать слез. - Наоборот, это лишь означает, что мне придется столкнуться с болезненной правдой, видя ее в объятиях своего соперника.

В Бюзанси, той же ночью, молодой человек, идущий по больничным коридорам, посмотрел на луну за серыми облаками и подумал, что она никогда не была такой красивой, как тем вечером. Мужчина отбросил несколько коричневых прядей, которые уже начали отрастать и падали ему на лоб, опершись на стену. Он сунул левую руку в карман, вытащив розовый конверт со слабым запахом розы и нежно поцеловал его.

- Мы едем домой, моя любовь, - сказал Терри, пытаясь вспомнить вкус губ Кенди.

Дни, последовавшие после отъезда Патти, были особенно одинокими для Энни Брайтон. Она погрузилась в печальную депрессию, чувствуя, что все ее самые дорогие интересы стали тщетными и бесполезными. Встревоженная настойчивостью молодой женщины пребывания в своей комнате долгие часы, ее мать пыталась заставить Энни выйти и даже собиралась устроить чаепитие, но молодая брюнетка попросила отца избавить ее от этих действий, получив поддержку хорошего человека. Мистер Брайтон понял, что его дочь почти достигла поворотного момента в своей жизни, и подумал, что будет лучше дать ее немного времени, чтобы найти свое решение проблем, с которыми она столкнулась.

Осенние листья опадали с ясеней в поместье Брайтонов, и Энни проводила вечера в попытках облегчить свою боль шелестом безжизненных листьев в саду. Долгими часами она прогуливалась по берегу озера, заглядывая в свое сердце, сопоставляя те темные линии, которые ей не нравились в портрете собственной души, и очень часто сравнивала себя с теми сухими листьями, уносимыми ветром. Они выросли пышными, зелеными и блестящими в прошлое лето, но однажды настали холодные осенние дни, и они улетели бесцельно, к неопределенному будущему, далеко-далеко от сильного дерева, которое всегда защищало их.

Кенди была ее сильным деревом в течение всего лета ее детства и юности, но когда Энни пришлось предстать перед холодными ударами жизни, молодая женщина стала лишь сухим уродливым листом. Она не нравилась себе, и даже если ее отражение в зеркале было молодо и красиво, она знала, что внутренняя часть не соответствовала ее физическому виду. Энни поняла, что великолепный образ ее подруги детства всегда бледнел перед красотой ее души, потому что в отличие от нее, Кенди не верила, что жизнь куется деньгами. Вот что сделало Кенди сильной и истинной женщиной. Вот та причина, по которой она стала незабываемой в сердце Терри.

Шли дни, а Энни продолжала свои размышления, постепенно приходя к заключению, что для нее настало время менять то, что ей в себе не нравилось. Время думать о других и не так много о себе. Время повернуться спиной к идолам, которым она поклонялась в прошлом, и начать путешествие, которое привело бы ее к настоящей себе.

Однажды вечером во время этих прогулок, она вдруг остановилась, осмотрела золотой ландшафт и в этот момент решила, что настал ее день. Она вернулась в свою комнату и там, с помощью робкого света свечи, написала письмо женщине, которую никогда в жизни не видела, но которая станет важным персонажем в главе ее личной истории, которую Энни собиралась начать.

Энни сжала клочок бумаги в кармане. Она знала, то, что она собиралась сделать, будет совсем не легко, и она молча стояла несколько секунд прямо перед дверью спальни ее матери, все еще не желая постучать. Она подняла лицо к потолку и, закрыв веки, подумала о Кенди в сотый раз этим вечером.

- Я никогда не представляла, что это может быть так трудно, Кенди, - сказала она себе. - Как ты управлялась со всем сама так долго? О Господи, помоги мне это сделать, - прошептала она, осеняя себя знамением и, наконец, постучав в дверь.

- Войдите, - позвал женский голос изнутри спальни.

Энни шагнула в изящно отделанную спальню и увидела свою мать, сидящую за своим бюро в шелковом синем халате, который подчеркивал ее белую кожу и золотые волосы.

- Энни, дорогая! - нежно обратилась женщина к своей дочери. - Я думала, что ты играешь на фортепиано в розовой комнате, - небрежно прокомментировала она.

- Я была там, мама, но... - девушка колебалась, чувствуя, что ее страхи начинали охватывать ее сердце, - мне нужно было поговорить с тобой...

- Хорошо, дорогая, - ответила женщина, покидая стул перед столом и садясь на кушетку поблизости, - что тебе нужно мне сказать?

- Видишь ли, мамочка, - Энни присела рядом с матерью, - я думала о том, чтобы начать новые планы поскольку... поскольку я не выхожу замуж, как мы ожидали.

Старшая женщина посмотрела на свою дочь с понимающей улыбкой на ее все еще красивом лице.

- Милая моя! - сказала миссис Брайтон. - Это именно то, что я хотела услышать от тебя. Хватит столько плакать. У меня уже есть несколько замечательных идей на следующий сезон... Мы пойдем в оперу, театр и на каждое празднество и вечеринку. Ты всюду должна быть заметна...

- Мама... - прервала Энни миссис Брайтон, уже увлеченную своим энтузиазмом. - У меня другие планы, - робко сказала молодая женщина.

- Ерунда, Энни, - решительно возразила старшая женщина. - Я знаю, что тебе сейчас нужно делать. Нужно, чтобы все видели, что ты не чахнешь из-за этого нестоящего человека. Напротив, этой весной ты должна быть самой красивой леди, которой восхищается каждый мужчина и завидует каждая женщина. Просто предоставь это мне.

Энни опустила голову, сжав руки одну в другой, пока говорила ее мать. Она устремила взор на свои тонкие атласные туфельки, украшенные крошечными фиалками и изящным бантиком, будто храбрость, чтобы заговорить, пряталась где-то на их лавандовой поверхности.

- Мама, мне действительно жаль разочаровывать тебя в этот раз, - осмелилась сказать робкая девушка, глядя на мать опечаленными глазами, - но я не собираюсь оставаться в Чикаго. Я думаю, что мне пора начать заниматься более полезными вещами, чем проведение вечеров от вечеринки до вечеринки.

- Тогда что же ты собираешься делать? - спросила миссис Брайтон, ошеломленная реакцией дочери.

Энни вынула из кармана юбки бумагу и несмело показала ее матери. Женщина читала газетную статью, которую ей дала дочь, и, закончив, она подняла глаза от бумаги с вопросительным взглядом.

- Не понимаю, Энни. При чем тут ты и эта женщина в Италии? - спросила смущенная миссис Брайтон.

- Я заинтересовалась ее работой с умственно отсталыми детьми, - заявила молодая женщина, начиная ощущать, как теплое чувство покрывало ее щеки. - Я… я хотела бы поехать в Италию и учиться с ней.

- Но... зачем? - спросила мать Энни, не в силах понять намерения дочери.

- Я хочу научиться работать с ними и потом вернуться в Америку, чтобы открыть школу, как та, которая есть у нее в ее стране. Здесь мы обращаемся с ними так, как будто они ничему не могут учиться. Но ее работа доказывает, что у них может быть большой прогресс, - объяснила Энни, и ее голос неожиданно обрел страсть.

- Ты имеешь в виду, что хочешь учиться, чтобы… работать? Ты имеешь в виду, пойти… на работу!!?? - запиналась от изумления миссис Брайтон.

- Да, мама. Я не думаю, что моя жизнь приносит какую-либо пользу в данный момент... когда другие женщины показывают, на что способны...

- Я и раньше слышала эти нелепые речи! - дама встала, явно расстроенная словами дочери. - И это никто иная, как Кендис забила тебе голову этими мыслями!! Я всегда знала, что ее дружба не принесет тебе ничего хорошего!!! Вот и ты говоришь, как безумная суфражистка! Не моя дочь, Энни... не Брайтон! - неистово выпалила женщина, еще сохраняя самообладание.

- Мама! - задохнулась молодая леди, не зная, что ответить.

- Обсуждение закончено, Энни, - холодно заявила миссис Брайтон. - Завтра мы увидимся с портниху, чтобы ты могла привести в порядок свой новый гардероб для следующей весны. Ты должна найти мужа в этом году, слышишь меня?

До того момента молодая женщина оставалась тихой, сидя на кушетке и сжимая газетную вырезку, брошенную матерью на пол. Энни вознегодовала, как ее мать так легко свалила вину на Кенди. Вдруг она поняла, что снова жизнь вынуждает ее решать между следованием примеру лучшей подруги, чтобы стать женщиной, которая могла бы чувствовать за себя гордость, или согласиться с желаниями матери, как она всегда поступала в прошлом.

Энни любила свою мать и чувствовала потребность получить ее одобрение новых проектов, которые она хотела претворить в жизнь. Но с другой стороны, она боялась и неизбежной конфронтации с весьма самоуверенной женщиной, какой была ее мать. Секунду она думала, что, возможно, все то, что она планировала, не было разумным, в конце концов. Возможно, лучшей мыслью было повиноваться матери и забыть о переменах, которых она хотела в своей жизни. И все же, память о Кенди, униженной в доме Лока тем вечером, когда белокурая девочка спасла ее от злобных пакостей Нила и Лизы, стоически неся вину, достигла разума Энни.

Она медленно подняла голову цвета воронова крыла, а ее милые глаза приковались к изящной фигуре ее матери. Во влажных глубинах ее зрачков с необычной силой засиял разгорающийся огонь решительности.

- Мама, я люблю тебя и папу всем моим сердцем, - спокойно заговорила она. - Я всегда слушалась тебя и следовала твоему совету, но боюсь, в этот раз для меня будет невозможным оправдать твои ожидания. Я уже приняла решение, и не откажусь.

Миссис Брайтон повернулась, чтобы взглянуть дочери прямо в глаза, все еще не веря словам, только что произнесенным Энни.

- Что ты говоришь? - спросила хриплым голосом старшая женщина.

- Я говорю, что уже все подготовила, чтобы учиться в Италии с миссис Монтесори. Я написала ей, и она согласилась принять меня своей ученицей в следующем году. Я не буду искать мужа, как ты хочешь, потому что чувствую, что еще не готова к новым отношениям. Сейчас я хочу учиться, и если ты полагаете, что Кенди имеет какое-либо отношение к моему решению, ты права, но не так, как ты думаешь.

- Конечно! Кого еще мне винить?! - воскликнула миссис Брайтон, впервые теряя контроль. - Эта безнравственная женщина! Сбежать из школы! Жить одной в квартире! Работать, будто ей это действительно нужно! Уехать в другую страну без согласия семьи! Рисковать жизнью и семейной честью! И теперь она там вышла замуж, приняв решение сама, не спрашивая разрешения своего опекуна! Бог знает, действительно ли тот мужчина женился на ней! Может, она, в конце концов, опозорит свою семью, родив ребенка без отца!

- Мама, хватит! - закричала Энни, а гнев и обида запылали на ее лице. - Ты говоришь, что Кенди безнравственна только потому, что она всегда следовала своему сердцу! Она сбежала из школы, потому что была достаточно смелой, чтобы понять, что образование, которое она там получала, было для нее бесполезно! Она жила одна в квартире, потому что она независима и не нуждается в деньгах своей семьи, чтобы выжить! У нее есть работа, потому что она хочет помогать другим! Она поехала во Францию, потому что хотела служить своей стране, и если ты осуждаешь ее, потому что она вышла замуж по собственному решению, то потому, что слепа к настоящей любви! Она замечательная женщина, которой я восхищаюсь, и в ней нет ничего, чтобы стыдиться! А что касается моих решений, я должна признать, что это Кенди вдохновила меня своим положительным примером, но она не имеет ни малейшего понятия о моих планах, - на секунду Энни остановилась, ее руки тряслись, а слезы катились по щекам, хотя ее вид был поразительно уверенным. - Если ты кого-то ищешь, чтобы обвинять, тогда возложи вину на саму себя, мама! - напоследок упрекнула она.

- Что ты хочешь сказать? - спросила миссис Брайтон, еще потрясенная необычной вспышкой Энни.

- Я хочу сказать, что ты дала мне любовь, образование, все, что можно купить за деньги, и я ценю все это, но ты никогда, никогда не помогала мне отыскать мой собственный путь! Ты заставила меня поверить, что я смогу быть достойной, будучи замужем за состоятельным мужчиной, что моим успехом будет успех моего мужа, что весь смысл моей жизни предполагается определять мужчине, а не самой! Ты заставила меня отвернуться от лучшей подруги, которой Бог наградил меня! Ты заставляла меня лгать о моем происхождении, как будто это был грех родиться бедной и безродной! Я всегда была слабой, а ты не учила меня это преодолеть и быть сильной! Когда Арчи порвал со мной, ты сказала мне, что всегда знала, что на самом деле он не любил меня... Тогда, почему ты скрывала от меня правду? Ты говоришь, что Кенди безнравственна, но мы не лучше, вечно живя во лжи!

- Неблагодарная тварь! - вскричала миссис Брайтон, поднимая руку, чтобы дать пощечину дочери, но в воздухе ее остановила рука посильнее.

- Не делай того, о чем будешь сожалеть позже! - сказал мистер Брайтон, вошедший в комнату, встревоженный сердитым голосом своей жены, но незамеченный двумя женщинами, слишком переполненными грузом слов, которые они говорили друг другу.

- Ты понятия не имеешь о том, что Энни только что сказала мне! - со слезами пожаловалась женщина.

- Если ты о планах Энни, я уже все знаю, - сдержанно ответил мистер Брайтон.

- Ты знал!!! Ты знал и ни слова не говорил! - парировала мать Энни, не веря ушам своим.

- Я думал, что это был вопрос, которым Энни должна была заняться сама, - уточнил мужчина, выпуская руку жены.

- Но ты должен был ей сказать, что вся эта идея с Италией - не разумный план, - все еще настаивала миссис Брайтон.

- Все наоборот, милая, я буду первым, кто ее поддержит!

- Но... - запнулась женщина, чувствуя, что весь ее мир начал разваливаться.

- Энни, дорогая, - нежным тоном обратился мистер Брайтон к дочери. - Ты можешь извинить свою мать и меня? Мы должны немного поговорить наедине.

- Да, папа, - кивнула молодая женщина, молча идя к выходу, но прежде, чем она закрыла за собой дверь, она посмотрела на заплаканные глаза матери. - Простите меня, мама, прости, но сейчас я не могу отказаться от этой мечты. Это единственное мое, что у меня действительно есть, - сказала она напоследок, оставляя родителей одних.

Пока Энни Брайтон шла по залу, она еще ощущала резкий запах спора, который случился у нее с матерью, но с каждым новым сделанным ею шагом, ее сердце ощущало себя легче и свободнее. Она подняла голову, зная, что настало время расправить крылья.

После побед в Аргонне и Фландрии для немецких дипломатов было только вопросом времени, чтобы понять, что нельзя больше затягивать с подписыванием перемирия. Когда военные действия прекратились 11-ого ноября, Союзники продвигались к Монтмеди на французской границе, и остаток месяца войска только и ждали их приказа вступить на немецкую территорию.

Даже притом, что война фактически закончилась, Союзнические Армии не закончили свои дела. Торжествующие войска должны были занять побежденные страны, и даже добровольный персонал должен был оставаться на старом континенте, пока Союзники не обосновали свои штабы в Германии, Турции и на Севере Африки. Однако, у жизни были свои запасы для Терренса Грандчестера.

Когда перемирие было подписано 11-го ноября, Терри остался в Бюзанси на неделю, выздоравливая после раны на руке. Двумя днями после исторического события, он получил письмо с печатью Соединенных Штатов, в котором правительство его страны поздравляло его за храбрость, демонстрируемую им в бою, и уведомляло, что его освобождали от дальнейшей службы в армии США. Письмо также содержало комплект билетов на корабль и на поезд для его возвращения в Америку.

Молодой человек держал в руке документы, пораженный новостями, еще не в силах переварить, что весь этот кошмар закончился, и он мог сам распоряжаться своей жизнью. Внезапно он осознал, что он должен начать принимать длинный ряд решений, касающихся его скорого будущего, и предпринимать действия как можно скорее. Таким образом, он небрежно вынул правую руку из ремня и отложил его, начиная писать тексты для нескольких телеграмм, которые он планировал сразу отослать.

Пару дней спустя, Терри прибыл в Париж, рассчитывая встретить Кенди в Больнице Святого Жака. Он знал, что было немного шансов найти ее там, раз война закончилась. Ее могли отослать обратно в Америку или в любую другую область во Франции перед ее возвращением, потому что медицинская помощь была все еще необходима по всей стране. Однако он надеялся снова ее увидеть хоть на несколько часов перед отъездом в Англию.

Пока карета везла его по парижским улицам, попадающимся на пути, он чувствовал, как его сердце бьется быстрее от предвкушения еще одного заключения Кенди в свои объятия. Он пытался подумать о словах, которые мог бы сказать, но, в конце концов, посмеялся над собой, прекрасно зная, что в такие моменты слова никогда не выходят так, как мы собирались их говорить, и чаще их недостаточно, чтобы выразить чувства внутри наших сердец.

К сожалению, Терри не ошибся в своих подозрениях, и когда он добрался до больницы, он узнал от Жюльен и Флэмми, что Кенди была в Аррас, и должна будет, вероятно, остаться там на неопределенное время. Леди сдержали свое обещание и не сообщили Терри, что Кенди работала в полевом госпитале, но ободрили молодого человека продолжить свою поездку, уверяя, что его жена скоро вернется в Америку.

В этот же вечер Терри уехал на поезде и потом на корабле в Дувр, где его уже ожидал Марвин Стюарт, его администратор.

Миссис О'Брайан держала руку дочери, с восхищением глядя на изящное кольцо на пальце Патти.

- Помолвлена!! О, моя дорогая, я так за тебя счастлива!! - задыхалась от счастья женщина. - Кто он?

- Да, это именно тот вопрос, о котором я думал! - отозвался мистер О'Брайан, сидевший в глубоком кресле и потягивающий свой любимый коньяк из изящного бокала. - Хочется верить, что это юноша из хорошей семьи. Когда мы встретимся с ним, милая?

Патти глубоко вздохнула, зная, что момент, которого она так боялась, наконец, настал. В ее памяти возникло лицо Тома, улыбающееся ей, и затем голос, который она долго не слышала, прозвучал из ее сердца.

- Ну же, Патти, не бойся! - были слова Кенди, звенящие в ушах брюнетки.

Молодая женщина подняла глаза, глядя на собственного отца.

- Его зовут Томас Стивенсон, и он один из лучших друзей Кенди, - объяснила Патти.

- Если он - друг мисс Одри, тогда он должен быть из престижной и богатой семьи, - отметила миссис О'Брайан, крайне довольная объяснением, только что придуманным.

- Видишь ли, мама, - Патти колебалась, - я могу вам сказать, что Том хороший человек, унаследовавший состояние, честно нажитое его отцом, и он распоряжался им с тех пор, как мистер Стивенсон отошел в мир иной.

- Это все, что я хотел услышать, - удовлетворенно ответил мистер О'Брайан, оставляя стакан на столике рядом. - Я бы хотел встретиться с этим мистером Стивенсоном как можно скорее. Есть многое, что я хочу с ним обсудить, - добавил он напоследок.

- Он уже здесь в городе, папа, - ответила Патти, закручивая материал своей черной юбки. - Он хочет поговорить с вами обоими и подготовить детали для свадьбы с вашего согласия.

- О, это просто замечательно, милая! - вскричала от радости миссис О'Брайан. - Но нам понадобится некоторое время, чтобы все подготовить и решить, будет ли церемония здесь в Штатах или в Англии!

- Но... - робко сказала Патти, - есть кое-что, что вам нужно знать о Томе.

Мистер О'Брайан посмотрел на ее дочь с небольшим подозрением в темных глазах. Ему не понравился тон голоса его дочери. Он звучал точно так же в тот день, когда она осмелилась высказать что-то против решения отправления ее в Академию Святого Павла. В то время девушка была слишком привязана к своей бабушке, и мистер О'Брайан боялся, что необычное поступки его матери могут быть опасны для образования девушки. К счастью, тогда он знал, как справиться с ситуацией, и сделал бы то же самое, если этот мистер Стивенсон был не тем, человеком, которого заслуживала Патти.

- Да, Патти, говори, - попросил отец.

- Отец Тома был фермером. Он сделал состояние, выращивая скот, и это то, чем занимается Том, - сказала Патти родителям, видя, как изменяются их лица, пока она говорила. - Кроме того, Том не был настоящим сыном мистера Стивенсона. Он был усыновлен. На самом деле, он воспитывался в том же приюте, что и Кенди и Энни, до восьми лет.

- Фермер!!! Усыновленный фермер Бог знает какого происхождения! - задохнулась миссис О'Брайан, ошеломленная словами дочери.

- Как ты посмела связаться с таким человеком, Патрисия? Ты была не в своем уме? - упрекнул мистер О'Брайан, явно расстроенный новостями, которые оказались хуже, чем он ожидал.

- Том не преступник, отец. Я не стыжусь своей любви к нему! - ответила Патти, удивляющаяся страстности своих собственных слов. - Ты никогда не возражал против моей дружбы с Энни и Кенди, и ты знал, что они тоже были удочерены.

- Это совсем другое дело! - крикнул мистер О'Брайан еще больше разгневанный реакцией его дочери. - Твои подруги не собираются стать частью нашей семьи. Кроме того, ты была невестой Алистера Корнуэлла, который был настоящим Одри! Какой позор, что ты не знаешь, как чтить его память, доверяясь первому простаку, который встретился тебе на пути!

Последние слова, сказанные мистером О'Брайаном, ударили Патти по самому сердцу, оборвав последнюю ниточку, которая сдерживала ее обиду на отца. Несознательно, отец Патти построил стену между собой и дочерью, и в этот момент молодая леди поняла, что окончательное разделение было неизбежно. Только человек, не имевший даже малейшего понятия о том, какая была Патти и что она чувствовала, мог бы сказать такие болезненные и несправедливые вещи о двух мужчинах, которых она любила.

- Отец, ты не знаешь, что говоришь, - ответила Патти с горящими глазами. - Я люблю и чту память Стира больше, чем ты можешь себе представить, но если ты думаешь, что ему могла бы не понравиться моя ныне существующая любовь к Тому, ты ошибаешься. Стир был намного больше, чем ты знаешь. Он был добрым и чувствительным человеком, который никогда не позволял предубеждениям править своим сердцем. Он знал Тома и гордился тем, что был его другом. Я знаю, что теперь Стир очень счастлив за меня. И если бы ты любил меня, как он, ты был бы тоже за меня счастлив!

- Я не могу признать свою дочь в этой женщине, которая говорит со мной! - выпалил мистер О'Брайан.

- Конечно, не можете. Ни ты, ни ты! - обратилась в слезах Патти к обоим родителям. - У вас никогда не было времени, чтобы узнать меня! Принять настоящую меня внутри этого сердца!

Вы отослали меня от бабушки, единственного человека, который стал близок мне, пока вы двое были так заняты своим бизнесом и общественными обязанностями. Вы послали меня в эту школу, где я бы зачахла от печали и одиночества, если бы не одна девочка. Та, которую вы теперь избегаете с презрением, потому что она сирота, но кто, проявил ко мне больше любви и понимания, чем вы оба вместе взятые!

- Патти, дорогая! Что ты говоришь?! - воскликнула миссис О'Брайан, не в силах понять упреков дочери.

- Я говорю правду, мама! Это грустно, но мы должны это принять! - проговорила Патти между всхлипами.

- Ты сейчас не в своем уме, Патрисия, и не можешь мыслить ясно, - ответил мистер О'Брайан, прилагая большие усилия, чтобы оставаться спокойным. - Завтра я поговорю с этим мистером Стивенсоном и скажу ему, что помолвки между тобой и им быть не может. Затем мы подготовимся, чтобы вернуться в Англию после зимы и там найдем тебе хорошего мужа!

Патти слушала решительные слова отца, зная, что настал самый решающий момент. Именно сейчас ей придется решить, собирается ли она повиноваться распоряжениям своего отца и отвернется от Тома или разорвет отношения со своими родителями, возможно, на всю оставшуюся жизнь.

- Мы оба долгое время были одиноки, Патти, - слова Тома отозвались эхом в ушах Патти. - Однако, я обещаю тебе, что это больше никогда не повторится. Наша любовь сотрет грустные воспоминания. Вместе мы напишем новую историю.

Молодая женщина глубоко вздохнула, почувствовав новую силу, наполняющую ее сердце. Она приняла свое последнее решение.

- Я не вернусь в Англию, отец, - возразила Патти, вытирая слезы вышитым носовым платком. - Я… я выйду замуж за Тома в январе. Вам будут рады на церемонии, если вы захотите присоединиться, - сказала девушка удивленным родителям.

- Как ты осмеливаешься не повиноваться моим приказам?! - негодующе воскликнул мистер О'Брайан. - Ты будешь делать то, что я решу.

- Отец, мама, - торжественно сказала вставшая Патти, глядя на обоих родителей, - я бы хотела, чтобы вы простили мою вспышку.

- Хорошо, дорогая. Я так рада слышать, что ты, наконец, говоришь что-то разумное, - с облегчением ответила миссис О'Брайан.

- Нет, мама. Это не то, что ты думаешь, - ответила молодая женщина. - Я сожалею о том, что увлеклась, но я не сожалею о том, что сказала, потому что это правда. К сожалению, я стала человеком, которого вы не можете понять. Мы думаем настолько по-разному, что наши отношения почти невозможны.

Я уважаю вас как своих родителей, но не могу следовать вашим желаниям. Вы должны помнить, что я уже не маленькая. Я достигла совершеннолетия и имею законное право принимать свои собственные решения.

- Если ты не повинуешься моим приказам, Патрисия, тогда можешь забыть, что ты О'Брайан, - пригрозил отец Патти, используя последний ресурс перед поразительным сопротивлением дочери.

- Мне действительно жаль это слышать, но другого я не ожидала, отец, - ответила Патти, опустив голову. - Я не изменю своего решения, - решительно заключила она.

- Тогда убирайся из моего дома прямо сейчас! - вскричал мужчина, теряя свой флегматичный тон.

- Пожалуйста, дорогой, - молила миссис О'Брайан, не зная, поддержать ли дочь или мужа, - ты не можешь выбросить свою собственную дочь на улицу!

- Не беспокойся, мама, - сказала Патти матери с понимающим взглядом. - Я не одна. Бабушка примет меня в своем доме, пока я не выйду замуж за Тома. Мы уже знали, что все этим закончится.

- Замечательно! Моя дочь и моя мать сговорились против меня! Теперь, Патрисия, покинь этот дом. Я не хочу тебя больше видеть до конца моей жизни, - выпалил мужчина.

- Не волнуйся, отец, - холодно сказала Патти. - Мне потребуется только время, чтобы упаковать вещи обратно.

И с этим последним предложением молодая женщина покинула комнату по направлению к своей спальне. Она снова упаковала багаж, который только что начала распаковывать, думая, складывая платья, что ее родители обсуждали в главной гостиной. Как бы грустно это ни было, Патти знала, что расставание с родителями было лучшим, что она могла сделать. Она снова встретила потерянное счастье, и не собиралась его выпускать.

После Дня благодарения мадам Элрой приказала армии своих слуг начать трудоемкую задачу по украшению дома в поместье Одри для Рождества. Поэтому из сундуков, которые миссис Элрой хранила на огромном чердаке, появились настоящие орды красных, зеленых и золотых украшений, гирлянд, молочая, колокольчиков, ангелов и т. д., и по всем комнатам горничные взбирались на лестницы, чистя и украшая самые потаенные уголки.

Снаружи особняка, садовники и несколько дюжин слуг старательно работали, украшая фасад дома тысячами белых огней. Джордж Джонсон смотрел в окно своего личного кабинета в доме, восхищаясь проделанной колоссальной работой, когда он заметил вдалеке большой лимузин, выехавший на перекресток по главному пути по направлению к дому. Когда автомобиль приблизился достаточно, Джордж сразу узнал герб Брайтонов на капоте лимузина. Секундами позже транспортное средство остановилось прямо у входа, и оттуда вышла молодая леди с темными шелковистыми волосами.

- Энн Брайтон! - подумал Джонсон. - Интересно, зачем она здесь...

Молодую женщину немедленно принял старый дворецкий, который сопровождал ее к главной комнате дома, где он оставил ее одну. Девушка стояла посреди просторной комнаты, нервно крутя кружева на своих перчатках. Она подняла глаза и увидела над огромным мраморным камином красивый портрет, изображающий трех главных наследников состояния Одри: Уильяма Альберта, Арчибальда и Кендис Уайт. Несмотря на раздражение бабушки Элрой, Альберт настоял на включении Кенди в портрет и, поскольку Арчи поддержал идею своего дяди, у старой леди не было иного выхода, кроме как смириться с большой картиной маслом как частью официального убранства.

Энни еще раз полюбовалась на яркие зеленые глаза, смотревшие на нее с добротой с портрета, думая, что художник проделал превосходную работу, запечатлев нежность Кенди на холсте. Однако, за великолепной улыбкой подруги, отраженной на картине, Энни заметила кое-что, что она не смогла увидеть прежде. Это было что-то вроде рассеянности, возможно, печаль, которую Энни обнаружила впервые.

- Ты, должно быть, столько страдала, дорогая Кенди, - думала Энни, - но я обещаю, что не подведу тебя снова. На этот раз я ничему не позволю потревожить счастье, которое ты заслуживаешь.

- Мисс Брайтон, - позвал ее дворецкий, заставляя Энни вернуться из внутренних размышлений, - мистер Корнуэлл говорит, что он с удовольствием поговорит с Вами. Пожалуйста, следуйте за мной, - попросил мужчина деланным голосом.

Молодая леди и дворецкий долго шли по роскошно украшенным коридорам, пока не достигли белой двери, которую мужчина открыл для Энни, чтобы войти. Это была комната, используемая Арчи в качестве личного кабинета. Молодой человек стоял позади письменного стола красного дерева, и когда леди вошла, он сделал несколько шагов, чтобы поприветствовать ее простым кивком белокурой головы. Он почти наклонил лицо, чтобы поцеловать руку Энни, но тогда молодая женщина пожала руку Арчи простым жестом, который говорил, что подобную галантность между ними двумя можно опустить, а затем она тут же убрала руку.

- Должно быть, ты спрашиваешь, почему я здесь, - первой заговорила Энни.

- Ну, если быть честным, то да, - просто ответил Арчи, - но ты, должно быть, думаешь, что я становлюсь болваном. Пожалуйста, присядь, Энни, - предложил мужчина, указывая на кресло перед письменным столом.

- Я не займу у тебя много времени, Арчи... Арчибальд, - заявила она так холодно, как могла. - Это о Кенди я пришла поговорить с тобой, - выпалила она, перейдя сразу к сути.

Арчи почувствовал небольшую неловкость от перемены отношения всегда милой девушки, которая внезапно показалась напряженной и далекой, как если бы его присутствие беспокоило ее. Внутренне, он чувствовал свою вину за такое преобразования обычно доброго настроения Энни.

- О Кенди? - спросил заинтригованный Арчи, задаваясь вопросом, выяснила ли Энни, что он порвал с ней из-за Кенди, и пришла сюда упрекать его за это.

- Да, я так понимаю, ты уже знаешь, что она во Франции вышла замуж, - сказала Энни, понимая, что тема не была приятна Арчи. И все-таки она знала, что этого нельзя было избежать. Тревожная тень сразу промелькнула на лице Арчи, и Энни знала, что не ошибалась в своих подозрениях.

- Это так, - просто подтвердил он.

- Тогда ты понимаешь, что, поскольку война уже закончилась, Кенди и Терри скоро вернутся в Америку, - продолжала она, но Арчи еще не понимал, к чему клонит Энни.

- Я предполагаю, - холодно ответил молодой человек, слегка постукивая пальцами по полированной поверхности стола.

- Хорошо, - вздохнула Энни так тихо, что Арчи едва мог почувствовать. - Я хочу, чтобы для Кенди все было прекрасно, когда она вернется. У нее и Терри не было даже медового месяца, и когда они приедут, мне бы не хотелось, чтобы Кенди начала за нас беспокоиться, вместо того, чтобы наслаждаться своей новой жизнью с мужем. Я думаю, она всегда заботилась о всех нас, и теперь она заслуживает немного времени для себя самой.

- И что ты предполагаешь нам делать, чтобы Кенди и ее... знаменитый муж были совершенно счастливы? - поинтересовался Арчи, не без намека на иронию в голосе. Энни это заметила и была вынуждена приложить дополнительное усилие, чтобы ответить.

- Ну, я думала, - решила она продолжать свое объяснение вместо ответа на сарказм Арчи, - что мы должны уберечь Кенди от новости о нашем разрыве. По крайней мере, на некоторое время.

- Что мы получим, скрывая правду? - спросил Арчи, начиная все больше расстраиваться от желаний Энни.

- Я вижу, тебе не нравится мысль о лжи, - ответила Энни, из всех сил сдерживая слезы, - но я прошу об этом не ради себя, а ради Кенди. Ты знаешь, что она любит нас обоих и ждет... - она колебалась.

- …Что мы поженимся, - у Арчи достало смелости закончить предложение.

- Да, - брюнетка продолжала попытки собрать силы, чтобы добиться того, что решила получить, - и поскольку она так сильно любит нас обоих, я знаю, что она будет очень опечалена этой ситуацией. Я бы хотела, чтобы мы притворились, что все идет прекрасно...

- И как долго продолжалась бы эта комедия? - прямо спросил Арчи.

- Не слишком долго. Только дай мне месяц для Кенди и Терри, пока они начнут привыкать к своей новой жизни, и для меня, чтобы все подготовить для моей поездки в Италию, - объяснила молодая женщина, пробуждая любопытство Арчи.

- Я не думаю, что увеселительный тур по Италии может быть хорошей мыслью сейчас, когда война только что закончилась. В стране наверняка настоящая разруха. Ты думала об этом? - спросил Арчи, впервые при разговоре размышляя о чем-то еще помимо собственной злобы на Терренса.

- Я собираюсь ехать не ради удовольствия, - сказала Энни, поднимая голову, и внутри нее зажегся робкий новый огонек, - я собираюсь учиться в Италии. Я могу остаться там на очень долгий срок.

- Понятно, - было все, что мог сказать крайне удивленный Арчи.

- Когда Кенди узнает о нашем разрыве, я хочу, чтобы она видела, что мы оба прекрасно себя чувствуем и полны своих личных планов. У тебя есть твой бизнес, о котором заботиться, а я буду очень занята в Европе, - затем Энни сделала недолгую паузу и, снова набравшись смелости, прибавила: - Пожалуйста, Арчибальд, не думай, что это ради меня... или ради Терри. Сделай это ради Кенди.

Молодой человек взглянул на Энни изумленными глазами. Тут ему стало ясно, что девушка могла видеть сквозь его сердце, как будто он был сделан из стекла. Она все знала. Он вздохнул и потупил взор, наконец, уступивший.

- Хорошо, Энни, - согласился молодой человек, - мы сыграем в эту твою игру... ради Кенди.

- Так ты согласен?.. Хорошо!! - сказала молодая женщина, еще не веря, что она так легко его убедила. - Значит, сделка, - добавила она, вставая и предлагая руку мужчине перед ней энергичным жестом.

- Сделка... то, что теперь между нами... да, - отвечал он, пожимая руку Энни, все больше удивляясь ее реакциям.

- Есть несколько деталей, которые мы еще должны обговорить, - объяснила девушка, идя к двери, сопровождаемая молодым человеком, - но если ты не возражаешь, я все сделаю в свое время через Альберта, он даст тебе знать.

- Так ты что, уже и Альберта вовлекла в эту комедию! - воскликнул он, ошеломленный.

- Он всегда был там ради Кенди, - ответила девушка с проникающим взглядом, - как ты и я никогда не были раньше. Не понимаю, с чего бы ему отказываться помогать мне в этом, если это все ради благополучия Кенди. Конечно, он сразу согласился. Хорошего дня, Арчибальд, и спасибо за твою помощь, - категорически закончила она.

- Позволь мне попросить дворецкого проводить тебя до двери, - только и сумел предложить мужчина, не совсем зная, что ответить на заявление леди.

- Нет, благодарю, я уже знаю дорогу, - сказала она напоследок, поворачиваясь спиной к Арчи уходя по коридору, оставляя позади того, кто едва мог поверить, что застенчивая девушка, которую он встретил в своей ранней юности, становилась совсем другим человеком.

- Ты меняешься, Энни!.. Мы все настолько меняемся, что я боюсь, скоро мы не сможем узнать друг друга, - сказал он, испуская глубокий вздох.

Энни Брайтон села в лимузин, и когда она покидала огромное поместье, она повернулась, чтобы увидеть вдали особняк.

- Значит, я была права, - печально думала она, позволяя, наконец, слезам пролиться. - Тебе никогда не завоевать Кенди, и теперь ты страдаешь, мой дорогой Арчи, - всхлипывала она, не в силах обуздать свою боль. - Не злись так на Терри, Арчи, мы не можем винить их в наших расстроенных чувствах и безответных привязанностях. Никто из нас не хотел этого.

Молодая женщина продолжала тихо плакать по пути домой, спрашивая себя, когда, наконец, иссякнет фонтан ее слез по Арчибальду Корнуэллу.

Было спокойное и холодное утро конца ноября. Дух сезона уже витал в воздухе, и соседи были заняты украшением своих домов к праздникам. Молодой человек посмотрел на еще зеленые и ухоженные дворики, белые подъезды, украшенные гирляндами и огнями на карнизах, подоконниках и крышах. Атмосфера наполнялась традиционным американским Рождеством. Было почти сном чувствовать себя дома и вдыхать хорошо знакомый аромат Лонг-Айлендского воздуха. Автомобиль продолжал двигаться по тихому жилому району, пока вдали не различил дом, в который направлялся.

Машина остановилась перед изящным викторианским домом, доминирующим над пригородным ландшафтом умеренными линиями. Молодой человек вышел из автомобиля и как только он оплатил драйвер такси за его услуги, он шел с твердыми шагами к двери главного дома.

Фелисити Паркер проверяла бакалейные товары, которые только что принес посыльный. Во все годы, которые она проработала как экономка, женщина ни разу не потеряла ни пенни и не пренебрегла никакой из своих обязанностей. В доме было пять горничных, садовник и шофер, и всеми ими управляла ее мягкая, но умелая рука, и она гордилась хорошей работой, которую всегда делала.

Внимательный взгляд леди был сосредоточен на проверке качества яблок, когда зазвонил звонок перед входной дверью. Она посмотрела на кухонные часы и удивилась, кого это можно было ожидать у входа в безбожный час одиннадцати утра. Владелец дома никогда никого не принимал перед ланчем.

- Я посмотрю, кто стучит, - сказала горничная, помогавшая Фелисити со списком из магазина.

- Нет, дорогая, - ответила старшая женщина, - предоставь это мне. Должно быть, это новый журналист, который думает, что может получить интервью так сразу. Я поставлю этого парня на место, - и говоря это, женщина оставила фартук на стуле и, поправляя прическу, она пошла в столовую, затем гостиную и позже в зал.

Фелисити мысленно подготовилась, как она разберется с мнимым молодым репортером. Однако, когда она открыла дверь, она действительно обнаружила молодого человека, хотя не совсем того, которого ожидала. Прямо перед нею, в зеленой форме пехоты США, стоял мужчина в свои ранние двадцать с каштановыми волосами и синими глазами, устремленными на нее с озорным выражением. Фелисити задохнулась от изумления и от неожиданности едва не лишилась чувств.

- Боже правый! - возопила она. - Это сон! Дитя мое! Не могу поверить, что ты здесь! - восклицала женщина, бросаясь на шею молодому человеку. - Как я рада видеть тебя живым и невредимым!

- Я тоже рад тебя видеть, Фелисити, - ответил молодой человек, обнимая свою бывшую няню, искренне радуясь тому, что снова видит ее.

- О, Боже! Боже! - с трудом дышала женщина. - Когда ты приехал? С тобой все в порядке? Мы слышали, что ты был ранен! Ты должен был сказать нам заранее, что едешь, а теперь у твоей матери будет сердечный приступ от неожиданности! - тараторила Фелисити, пытаясь обмахивать себя рукой.

- Что ж, мы должны это увидеть, - ответил мужчина, улыбаясь болтающей без умолку женщине, - но ты не думаешь, что будет лучше, если ты пригласишь меня войти? Ведь здесь немного прохладно, - добавил он, подмигивая леди, которая тут же впустила его.

- Что происходит, Фелисити? Почему ты так кричишь? - спросил голос, исходящий из студии, и секундой позже в гостиной появилась белокурая женщина в белом халате и с большой книгой в руках.

Элеонора Бейкер выпустила книгу, прикладывая руку ко рту, еще не в состоянии произнести хоть слово. Ее радужные глаза вдруг наполнились слезами, пока она молча созерцала фигуру Терренса, стоящего перед ней, прямо посреди ее приемной. На том же самом месте, где она видела его последний раз почти два года назад.

- Мама, - сказал Терри хриплым голосом, - я вернулся! - было все, что он мог сказать, видя, как его мать протягивает к нему руки.

- Мой сын! Мой сын! Терри, мое любимое дитя! - воскликнула женщина, обнимая его и благодаря Бога за милость возвращения своего сына. В этот момент она поняла, что закончились ее бессонные ночи.

- Ты можешь простить меня за всю боль, что я причинил тебе? - спросил молодой человек, пока его мать еще тихонько плакала в его руках.

- Радость этого дня возмещает каждую слезу, которую мы могли пролить, Терри, - ответила женщина, зная, что только что сказала лучшие строки во всей своей жизни до сих пор.

Это был день празднования в доме Бейкер, и Фелисити Паркер впервые в своей профессиональной карьере не могла думать о бакалее, позабытой на кухне. Добрая женщина была так переполнена событиями, что она решила оставить ответственность на совести повара, пока сама приняла пару пилюль, чтобы успокоить свое колотящееся сердце. В конце концов, она была не так уж молода.

Легкий ветерок проносился по городу вечером, когда Кендис Уайт прибыла в Париж. Волею случая, карета, в которой она ехала, везла ее по бульвару Святого Мишеля, заставляя ее снова переживать тот полдень, который она имела последний раз провела с Терри. Она еще раз посчитала дни, которые ей еще придется ждать за время путешествия в Англию и потом в Нью-Йорк. Если она удастся взять корабль до Ливерпуля, как она планировала, она будет дома к седьмому декабря. Она едва могла дождаться, когда настанет этот день!

Как только война закончилась, она обратилась с просьбой уволить ее из армии, но не получала никакого ответа несколько недель. Однако, когда она почти потеряла всю надежду и смирилась, что ей придется провести праздники во Франции, она получила разрешение вернуться. Молодая женщина читала и перечитывала краткие строки, в которых правительство ее страны благодарило ее за ценные услуги, хотя все, что она могла понять, поскольку слезы катились по ее щекам, было то, что скоро она будет с теми, кого она любила, празднующая Рождество, как она обещала всем своим друзьям в предыдущем году.

Кенди постаралась запомнить каждый вид города, который она пересекала по пути к больнице Святого Жака. Латинские окрестности, Сена, Мон Мартр, каменные мосты, Шампс-д'Элизе, Пляс де Ля Конкорд, Люксембургский сад, - каждое место имело свое воспоминание, которое всегда будет жить в ней. Полтора года, которые она провела во Франции, были совсем не простые, и все же она не могла пожаловаться, потому что в течение этого времени Бог благословлял ее разными способами.

Не потребовалось много времени, прежде чем карета миновала парк около больницы, и Кенди знала, что прибыла к месту назначения. Она никогда не любила прощаться со своими друзьями, но понимала, что другого выбора не было. Молодая женщина стояла перед старым зданием, пытаясь собрать необходимую смелость, чтобы войти в больницу.