Столкновение в Вихре

Той первой ночью после нашей краткой встречи я лег спать, думая о нежном диком цветке, с которым только что столкнулся. Никогда раньше девушка не казалась мне такой смелой и уверенной в себе, как эта невысокая блондинка с глазами, убивающими наповал своим зеленым блеском. Я помнил, как тонкий материал ее платья обтекал мягкие изгибы ее подросткового тела. Мой нахальный разум не мог не окунуться в мысли о радостях, что покрывало платье.

Той ночью я уснул, представляя, что раскрыл восторг ее наготы, требуя себе право на обладание всеми ее милостями.

Но теперь эта самая красота, с телом, более зрелым и великолепным, поскольку соответствовало полностью преобразившейся женщине, была в моих руках, ее дыхание учащалось и учащалось, ее руки неистово водили по моей спине и бокам, ее рот был открыт и отдан мне на жадное исследование.

Я мягко потянул ее, чтобы уложить на моем левом боку. Мои губы неохотно оставили ее лишь затем, чтобы атаковать с равной страстью ее горло; я жаждал этой сливочной длинной шеи.

Что происходит, когда Терри держит меня в своих объятиях? Я все еще не могу сказать, несмотря на годы... Я только знаю, что он становится хозяином чувственной игры своим соблазнительным касанием, и подсознательно я рада участвовать, следуя за ним.

Когда мы оказались на кровати, я чувствовала, что мы уже перемещаемся в мир, который я никогда себе не представляла. Теперь все было открытием. Ничто, что бы я ни читала или видела, не подготовило мой разум и тело для этой встречи кожи и душ. Он плавал по моей шее и горлу, пока не добрался до плеч, и я почувствовала, как он медленно опустил полоски шнурка моего лифчика. Вскоре он оставлял влажный след на моих плечах и обнаженных руках, а мое тело все дрожало. В то же время я ощущала его руки, бегущие вдоль моего тела, касаясь страстными ладонями и пальцами мест, которые раньше казались мне недоступными, придавая моим ногам и бедрам под нижней юбкой форму, как гончар глине.

Неожиданно он прервал свое страстное объятие, а его руки переместились вверх. Он поднял торс, и снова эти синие мечи его глаз проникли в мой дух с его взглядом. Он медленно развязал ленты, которые держали мою комбинацию, и затем я вспомнила, что это была последняя часть одежды, которая покрывала наготу моей груди.

Тогда мой рот достиг границы этих белых холмов, что оставлял непокрытым вырез комбинации. И тогда я понял, что она не носила корсет, как большинство женщин делало в то время. Я улыбнулся про себя от этого открытия. Моя веснушчатая девочка была мятежником даже в этих деталях, смело идя против общественных предписаний. И для меня, это простое открытие женского бунта означало, что красота ее высокой груди, которой я втайне восхищался в больнице, всегда скрытой под униформой медсестры, была результатом не тугого корсета, а ее естественным даром.

Моя рука не могла сопротивляться лихорадочному желанию, которым я так долго томился, наполнить мои ладони и пальцы соблазнительной грудью любимой женщины. В этот момент будто неземная радость распахнула двери и позволила мне увидеть золотые лучи небесной земли. Ее грудь была мягкой и упругой одновременно; она прекрасно подошла моей ладони, будто они были созданы друг для друга. Она застонала от удовольствия.

Моим рукам не потребовалось много времени, чтобы развязать шнурки комбинации. На мгновение я остановил свою дикую атаку ее тела, чтобы торжественно созерцать великолепное зрелище своих рук, раздевающих ее, поскольку бесценный вид ее обнаженной груди впервые открылся мне. Я заметил легкий след волнения на ее лице, и снова ощутил страх перед этой девственницей, которая была незаслуженно пожалована мне. Я взглянул ей в глаза и, держа ее нежное личико в своих руках, сказал ей:

- Ты самое прекрасное создание, которое я когда-либо видел, любимая, - дрожащим голосом произнес я. - Не надо стыдиться своей красоты. Пожалуйста, позволь мне разделить с тобой скрытые чары физической любви. Я обещаю, что это будет приятно для нас обоих.

Некоторые говорят, что я симпатичная, но я всегда сомневалась в их суждениях. Тем не менее, в этот момент Терри заставил меня почувствовать себя прекрасной и желанной, словно греческая богиня, и неожиданно я перестала стесняться. Даже тогда, когда он начал покрывать поцелуями мои чувствительнейшие уголочки, выпивая из моей груди всю мою душу, или когда его руки закончили ритуал, освобождая нас обоих от остатков одежды.

Я не в первый раз видела его обнаженным, но обстоятельства были настолько другими. Тогда в операционной меня заботило лишь спасение его жизни, но теперь, посреди темноты, едва освещаемой свечою, он представлял собой захватывающее дух видение. И я, созерцающая его мужскую красоту, впервые восхищаясь величественным зрелищем наших различий, а он смотрел на меня, как будто я была единственной женщиной на Земле.

Я протянула руку к его лицу и отбросила несколько каштановых прядей, которые накрывали его милый лоб. Я не знаю, что я сделала в этот момент, но, должно быть, мои мысли во вздохе передались его сердцу, потому что он улыбнулся мне, и его лицо осветилось огнем, которого я никогда не видела в нем. Я обвила руками его шею, и мы официально начали исследовать наши тела в общем приключении, которого никогда не смели вообразить во всей его степени.

Мы бесконечно признавались друг другу в нашей взаимной любви; нашими трогательными словами, нашими губами, каждой новой лаской, которой мы учились, каждым биением сердца, которое яростно учащалось, внутри наших неясных стонов, всеми нашими вздохами и каждой мыслью, которую мы могли разглядеть один в другом. В этом волшебном восторге, где не существовало границ между его и моим телом, то, как его руки отливали мои изгибы и мои - его поджарые мышцы, было лишь логическим последствием нашего предыдущего духовного соединения.

Я не отводил глаз от своей жены и задавался вопросом, когда мой ангел успел превратиться в соблазнительную Афродиту, впервые делящую со мной постель. Она была даже красивее, чем в моих самых честолюбивых мечтах, и в то же время меня неистово привлекала и пугала ее невозможная красота. А вдруг она исчезнет, если я опять до нее дотронусь? Я колебался. Но ее ласковое касание моего лба убедило меня, что, несмотря на мою невероятную судьбу, это все-таки явь. Мое сердце бурлило от радости, так что у меня не было иного выхода, кроме как выпустить этот разгорающийся огонь через мои ласки, простым способом, который создал Господь, чтобы выразить то, что находится за пределами человеческих слов.

Я простирался до каждой возможности, которую блаженная география предлагала мне в качестве щедрого подарка. Мои руки и губы измерили и попробовали каждую частичку ее молочной вселенной, а мой пульс бился в таком темпе, который я никогда не думал, что могу выдержать и остаться в живых. Что бы я ни познал как удовольствие прежде, стало жалким и нелепым по сравнению с высшим блаженством, созданным из восхитительных изгибов и пульсирующих долин. Вскоре все превратилось в сладостные женские стоны в моих ушах, лепестки роз под кончиками моих пальцев, обширные горизонты шелковистой кожи, фонтан ароматов, пробудивших мои самые сокровенные желания, пока мои руки ласкали драгоценность меж ее бедер.

Что бы я ни желала от его тела, ничто не могло сравниться с тем, что он дарил мне этой первой ночью. Даже, когда я подумала, что растаю в его объятии, я пришла к выводу, что я преодолела первое потрясение, и мое сердце начало приказывать мне ласкать его все смелее с каждым разом. Дрожащими пальцами, слишком неопытная, но полная любви, я принимала каждую часть его крепкого тела, удивляясь гладкому контакту его кожи.

Никто никогда не говорил мне, как должно жене доставлять удовольствие своему мужу, а с другой стороны, я ведь игнорировала длинный список придуманных нашим обществом запретов, ограничивающих женский чувственный опыт. Тогда, я лишь повиновалась единственному разумному совету, данному подругой: следовать своему сердцу. Так что я инстинктивно делала то, что любовь диктовала мне, каждой новой лаской открывая места, разжигавшие в нем огонь.

Что касается его наступлений, смелеющих с каждой секундой, то они вели меня на грань удовольствия, и я ощущала, как незнакомое тепло прокралось из низа живота, наполняя мое тело и заставляя меня истекать желанием его еще большей близости, превыше объятий, так, как мужчина может быть близок к женщине.

Мне не нужно было говорить ему, чего я хотела. Он опять прочел мои мысли.

Эта женщина, которую я встретил, когда мы были только подростками. Эта женщина, которую я с тех пор безумно полюбил. Эта женщина, которую я потерял из-за своей глупости в прошлом и только что вернул божественной милостью, которой, я был уверен, что не заслуживал, вот-вот должна была стать моей и только моей, потому что я решил, что буду не только ее первым, но и ее единственным.

Я смотрел с нежным огнем в ее изумрудные глаза, и она возвратила взгляд с такой же любовью. Она знала, что я собирался овладеть ей, и посреди страсти на ее прекрасном лице показалась еще и странная смесь торжественности и радости.

- Будь моей, - прошептал я ей, снова вдыхая опьяняющий запах ее волос. - Будь моей женщиной, моей женой, моей единственной.

- Не бойся, возьми меня сейчас, - ответила она, и я медленно вошел в ее плоть, обнаружив к своей радости, что ее тело несильно сопротивлялось, чтобы принять меня.

Она задохнулась при первом касании, и я подумал, что это была боль ее первого раза. Это до смерти перепугало меня. Я никогда не был с девственницей, и чувствовал ужасную вину за то, что сделал больно ей, моей Кенди, которая была моей самой дорогой привязанностью.

- Прости меня, любимая, - просил я, нежно обнимая ее и целуя в губы еще раз.

- Не нужно жалеть. Просто люби меня, Терри, - пробормотала она среди моих поцелуев.

Я затих на бесконечный момент, позволяя ей привыкнуть к высшему контакту наших тел, но позже я почувствовал, как ее напряжение исчезло, оставляя комнату новой потребности моего тела внутри ее. Ее толкнувшиеся бедра заставили меня понять, что первая боль была для нее незначительной, и она стремилась продвинуться в наше интимное объятие.

То, чего недоставало целую вечность, просто отыскало свое место, когда он принял меня в свое самое интимное объятие. Тогда я могла охватить понятие, что значит быть женщиной, окончательную причину той любви, которую я чувствовала к нему так долго. То, что было тайной во время моей юности, все те опасения, сомнения и неуверенности, то, что было только страстным желанием в течение стольких лет, которые привели к нашей разлуке, вся боль и страдания, все испарилось во вдохе, и я был заполнена. Он был мой, со мной, внутри меня, и поток бурлящего удовольствия начинал достигать своего пика.

Затем будто яркий свет ослепил мои глаза. Следующие моменты были заманчивы. Я никогда не чувствовал такую огромную радость и боль в одно и то же время, как будто с каждым движением моего тела к ней моя душа умирала и возрождалась. Волны переполняющего восторга накрывали наши тела с возрастающей силой, а обжигающий огонь внутри нас добавлял и добавлял жара.

Итак, это было то, что означает заниматься любовью. Это было нечто выше простого секса, и прежде я никогда не испытывал такого чуда. Она была здесь, отданная в мои сокровенные ласки, на ней, вокруг нее, внутри нее. Лицо Кенди исказилось от страсти, произнося мое имя в глубоких криках, а ее ноги и руки обнимали меня. Удивительно, но сознание того, что она наслаждалась нашим любовным обменом, было куда приятнее, чем мое собственное удовольствие.

Она напряглась в необычайном проявлении электрической энергии, выкрикнув мое имя, и я почувствовал, как в этот самый момент неизвестный ток пробежал по моему позвоночнику. Будто в этот волшебный момент наши тела окунулись в поток бурлящих грез, оба уносясь, пока не достигли душистых лугов далекой земли, пойманные в пузырек мирного истощения.

Я упал на нее с хриплым стоном и зарылся головой во впадину ее шеи. Она выпустила мое тело из тисков ее ног, и мы улеглись, все еще запертые друг в друге. Я ощутил необъяснимую боль, идущую из груди, - узел внутри сердца переместился к горлу, ища выход. Он стремительно добрался до легких и голосовых связок и не выпускал мою душу, пока я не разразился слезами, громко рыдая.

Я с новой силой стиснул мое маленькое сокровище, боясь, что она исчезнет как сон. Я помню, как громко плакал без стыда.

- Кенди, Кенди, Кенди! - снова и снова повторял я между всхлипами, чувствуя, что мои крики не собирались проходить, и сжимая ее тело, тогда как она отвечала на мою вспышку увещеванием и нежными ласками. - Я думал, что потерял тебя навсегда, - признавался я со слезами. - Я блуждал по жизни таким одиноким и обезумевшим без тебя... Без тебя так темно.

Она нежно улыбнулась, как умела только она, той особенной улыбкой, которая, я знал, предназначалась только мне и никому другому на этой Земле.

- Мне тоже было так одиноко без тебя, Терри. Без тебя так холодно, - шептала она, - но теперь никто и ничто не разлучит нас. Я - твоя жена.

Ее слова и нежная забота облегчили мою внезапную боль, и мое сердце наполнилось милой безмятежностью. Я погрузился в самый глубокий и спокойный сон, которым когда-либо наслаждался; внутри утвердилось чувство незнакомой завершенности. После вечности тоски моя душа нашла свою потерянную половину.

Секунду спустя после того, как он достиг небес, я присоединилась к нему, а потом все стало мягко падать, как перышко, парящее в воздухе, пока, наконец, не опустится на тихую воду поющей лагуны. Он плакал в моих объятиях, и я плакала вместе с ним. Я столько раз говорила себе, что наша любовь умерла, что нет никакой надежды снова его увидеть, несмотря на то, что мы оба были живы... А теперь мы были здесь, соединяя все наши вселенные в одно чудо. После этого все стало миром и завершенностью.

Я оставила девичество, чтобы получить более высшее положение. Я стала женщиной... Его женщиной.

Женщина рядом с тобой...

Музыку, пламя, цветок -

Все обнимает покой.

Если с тобой ее нет,

Сходят с ума без нее

Музыка, пламя и свет.

Хуан Рамон Хименес

Приятный звук старинной мелодии проник Кенди в сон. Она узнала ноты, и ее сердце наполнилось восхитительным сиропом. В прошлом простое воспоминание об этой песне заставило бы ее плакать, но после вкушения высшей любовной амброзии печальные воспоминания показались похороненными в далекой могиле, где они не могли больше причинить ей боль.

Она открыла малахитовые глаза и разглядела мужской силуэт, сидящий рядом с ней. Ее душа прыгнула от радости, когда она поняла, что он играл на старенькой гармонике, которую она однажды дала ему. Он хранил ее все эти годы, с той же заботой, с какой сохранил свою любовь к ней.

- Привет, - сказал ой ей в темноте, когда понял, что она проснулась.

- Привет, - ответила она с улыбкой, которой не улыбалась раньше.

- Это было, как будто мы были в волшебном пузырьке, и не было ничего, кроме нашей любви. Разве нет? - спросил он, играя ее прядями, покрывавшими белую подушку в соблазнительном беспорядке.

- Была ли я где-то еще, кроме как здесь, в твоих объятиях? Я не помню, - сказала она, поворачиваясь на бок, и вытянула руки, чтобы обнять его. Он принял свою жену, окружая ее ласками ее непослушно кудрявых волос и обнаженной кожи ее спины и бедер, а она спрятала лицо на его груди.

- И все-таки, мы всегда должны помнить, что за пределами этой комнаты мир, который, кажется, против нас, - прошептал он ей на ухо. - Чужая сила выше человеческой воли, которая уносит нас далеко друг от друга, снова и снова. Но есть и сила, которая притягивает нас, сила нашей любви, которая оказалась сильнее времени и судьбы.

- Та любовь, которая длится вечно, мой любимый, - сказала она, поднимая лицо, а ее губы снова искали путь к его рту. Его губы встретили ее на полпути, и поскольку поцелуй становился глубже, на некоторое время в темной комнате воцарилось молчание.

- Когда я потерял тебя, - попытался он начать объяснение посреди дождя поцелуев, - я...

- Тише! - прервала она, опять его целуя. - Не говори об этом... не надо, - и она заставила его замолчать сладостными чарами ее ласк. - Люби меня еще, - было последним, что она сказала тоном, где смешались просьба и требование. Большего побуждения Терри не было нужно.

Утомленная, она бросилась всем своим весом на него, кладя покоиться золотую головку на его грудь. Ее щеки наслаждались касанием мягкой кожи на его хорошо сложенных мускулах, а ее правая рука прочертила по линии шрама на его ребрах слева.

Его дыхание постепенно замедлялось, но он был все еще переполнен недавним экстазом. Он просто лежал неподвижно, наслаждаясь блаженным чувством веса Кенди на своем теле, чудесным прессом ее груди на его груди, длины ее красивых ног, переплетенных с его ногами, ее рук, творящих чудеса с его торсом, и близким контактом их тел.

- Перед этим, - хриплым голосом заговорил он, - я хотел сказать тебе кое-что, но ты мне не позволила.

- Нет никакой причины говорить о прошлом, любимый, - промурлыкала она.

- Я думаю, что есть, - настаивал он.

- Не понимаю, - сказала она со вздохом, чувствуя, что ее клонит в сон.

- Со мной произошло нечто, чем я хочу поделиться с тобой. Тебе не интересно узнать? - удивился он.

- Мне интересно все, что тебя касается, но не тогда, когда такой разговор причиняет тебе боль, - мягко уточнила она.

- Я почувствую себя лучше после того, как расскажу это... кроме того, я не хочу, чтобы ты узнавала обо мне из сплетен. Лучше я расскажу тебе это сам. И я думаю, что в моей истории есть и хорошее, и этим мне бы хотелось с тобой поделиться, - добавил он.

- Раз уж это так важно, давай, я тебя выслушаю, - сдалась она, покоясь головой на его груди со вздохом смирения.

Он поднял руки, чтобы окружить ее крошечное тело под покрывалами, и мягко лаская ее спину, начал свой рассказ:

- Кенди, это часть моей жизни, которой я не горжусь. Когда мы расстались, я сначала думал, что смогу справиться с потерей. Я лишь обманывал себя, но вскоре понял, что не настолько силен, как полагал. Каждый раз, когда я был с Сюзанной, я мог думать только о тебе, и память о нашей любви была так мучительна, что я начал много пить.

Прежде, чем я смог это понять, я стал алкоголиком и ушел с работы, оставляя позади Нью-Йорк и Сюзанну. Кенди, я говорил себе, что без тебя не стоит жить, и в моем позорном падении я пытался бежать от своих проблем вместо того, чтобы встретиться с ними лицом к лицу. Поскольку я потерял работу, я нанялся в бродячий театр, который был хуже некуда. Тебе было бы стыдно за меня, если ты тогда меня увидела...

Тогда Кенди подняла голову от груди своего мужа и посмотрела прямо ему в глаза. Про себя она задавалась вопросом, позволить ли ему продолжить свою болезненную исповедь или открыть, что она уже знает эту историю... Но она остановила себя, думая, что для него могло быть еще труднее узнать, что она видела его в те грустные времена.

Молодая женщина посмотрела на него с такой нежностью, что ему почему-то стало спокойнее, и он решил продолжать историю.

- Однажды труппа гастролировала в Чикаго, моя дорогая, и возможно то, что я знал, что ты жила там, наряду с литрами виски, которые я обычно глушил в те дни, заставило меня увидеть твой образ одной ночью.

- Что? - переспросила Кенди, не в силах поверить тому, что она только что услышала.

- Однажды ночью во время своего выступления, - объяснил Терри, глядя в изумленные глаза жены. - Я видел твое лицо среди публики. Это было только мое воображение, но...

- Так ты видел меня! - воскликнула она, изумленная, и приподнялась, опираясь на руки. - Не могу поверить, что ты действительно меня видел, как и сказала твоя мать! - произнесла молодая женщина, слишком удивленная, чтобы скрыть свои чувства.

Теперь настала очередь Терри удивляться. Слова Кенди неожиданно открыли ему ошеломляющую правду, в которую он отказывался верить.

- Что ты имеешь в виду под всем этим? И при чем тут моя мать? - спросил он, крайне смущенный. - Ты ведь не хочешь сказать, что ты и правда была там? Не так ли?

- О Терри, ты действительно видел меня! - заговорила она, тронутая, бросаясь ему на шею. - Да, Терри, я была там, но я никогда не думала, что ты мог различить меня в той темноте, мой любимый, и ты должен знать, что я никогда тебя не стыдилась. Конечно, мне было грустно видеть тебя в таком состоянии, и я немного сердилась, что ты впустую тратил свой драгоценный талант, но глубоко внутри я знала, что ты победишь своих демонов, как ты и сделал.

Кенди рассказала Терри свою версию истории и объяснила свою неожиданную встречу с Элеонорой Бейкер.

В свою очередь, молодой человек говорил о влиянии, которое оказало на него появление Кенди, и решение, которое он принял после этого. Пара едва могла поверить, как кусочки мозаики, складываясь один к одному, формировали вместе трогательную картину любовной поэмы, участниками которой они являлись.

Они продолжали говорить о прошедших событиях, и вскоре разговор коснулся других моментов прошлого, когда они были так близки к встрече, но что-то мешало им увидеться друг с другом. Они пересматривали события и чувства, которые пережили тогда, и впервые начали постигать тайну невидимой нити, которая их связывала. Тот раз, когда она прибежала в Саутгемптон, чтобы увидеть его, прежде чем корабль уйдет в море, но не успела, в то время как он слышал вдалеке ее голос, не веря зову своего сердца. Следующая зима, когда она прибежала на Холм Пони всего-то несколько минут спустя после того, как он стоял там. Настойчивые боли в их сердцах с тех пор, как они прибыли во Францию, возрастающее беспокойство в течение того снежного вечера, когда они снова встретились друг с другом, и боль Кенди ночью, когда его ранило..., все начало приобретать смысл.

- Ты всегда был вот здесь, - сказала она, показывая на свое сердце. - Я могу тебя чувствовать, как чувствую свои собственные удары. Понимаешь? И теперь я знаю, что даже, когда судьба забирала тебя далеко от меня столько раз, на самом деле ты никогда не уходил. Теперь, когда ты здесь снова со мной, я понимаю, - так было задумано.

- Кенди! - вздохнул он, лаская ее щеку мягкими касаниями кончиками пальцев. - Эта любовь должна была быть. Это ты была всегда внутри меня, в моих мечтах, возможно даже прежде, чем я встретил тебя, и с тех пор это всегда была ты, - и затем он добавил, улыбнувшись с веселой радостью: - Голос на корабле, присутствие в Холме Пони, лицо в бродячем театре, укол в моем сердце... и теперь женщина в моих руках!

Молодой актер крепко обнял свою дорогую жену, чмокая ее ушную дольку, повторяя шепотом ей на ухо, что она его ангел-хранитель. Она отвечала приглушенным мурлыканьем, которое снова распалило в нем огонь.

- Кенди, пожалуйста, - просил он шепотом, - скажи мне снова, что ты любила меня, несмотря на прошедшие годы, и что мечтала обо мне, как я мечтал о тебе... скажи мне, что ты лишь ждала меня все это время!

Молодая женщина ответила с дорожкой поцелуев по его груди и шее, направляя свой путь к его губам.

- Я думала о тебе, мечтала о тебе, и была только твоей, - сказала она между поцелуями. - На самом деле, ты должен кое-что знать, - прибавила она, поднимая красивую головку, чтобы посмотреть прямо ему в глаза. - Я рассердилась на тебя той ночью, когда выходила с Ивом, по одной простой причине. Ты сказал, что хотел стереть с моих губ каждый французский поцелуй, который я получила, и я обиделась, потому что до тех пор меня целовали только однажды... ты, - призналась она. - Терри, я знаю вкус только твоих поцелуев, - успела она сказать, прежде чем страсть ее мужа снова унесла ее в неутолимый огонь их любви.

Ты хочешь уходить? Но день не скоро:

То соловей - не жаворонок был,

Что пением смутил твой слух пугливый;

Он здесь всю ночь поет в кусту гранатном.

Поверь мне, милый, то был соловей.

То жаворонок был, предвестник утра,

Не соловей. Смотри, любовь моя, -

Завистливым лучом уж на востоке

Заря завесу облак прорезает.

Ночь тушит свечи: радостное утро

На цыпочки встает на горных кручах.

Уйти - мне жить, остаться - умереть.

Уильям Шекспир

Она снова открыла глаза, чувствуя, как робкие лучи солнца начали задевать ее ясное лицо. Рассвет поднимался на горизонте, и Кенди пробудилась от сна, в котором она жила в объятиях Терри. Она медленно выпуталась из его захвата, и, ощущая сквозняк, предвещающий приближение осени, она встала закрыть окно. Она потихоньку надела шелковую комбинацию и босиком подошла к окну. Там маленький жаворонок пел на карнизе.

Ноздри Кенди наполнились ароматом нового дня, и она ощутила тихие вспышки в сердце. Это блаженное утро, которым она проснулась в качестве миссис Терренс Грандчестер, и абсолютная правда страстной ночи, которую они провели вместе, осветило ее душу от алтаря ее нового тела. И все же, утро и песня жаворонка были также и грустными знаками разлуки, которой она так долго боялась, драматичное событие, что было только в нескольких часах от того, чтобы стать реальностью.

- Кенди! - позвал ее сонный мужской голос из постели, и она немедленно ответила на зов Терри.

- Поспи еще немного, время есть, - сказала она, приближаясь к кровати и снова занимая свое место в его объятиях.

- Ты будешь говорить, что это соловей, которого я слышу, моя милая Джульетта? - шепнул он с тихой усмешкой.

- Если бы я могла так сказать, - ответила она, начиная испытывать ужасную борьбу между желанием быть сильной и огромной печалью.

- Привет, о смерть! Джульетта хочет так… Ну что ж поговорим с тобой, мой ангел. День не настал, есть время впереди, - продекламировал он, накручивая один из ее золотых локонов на свой указательный палец.

- Не говори так, Терри, - упрекнула она его с грустноватым смешком. - Это - не игра.

- Я знаю, что нет, потому что я никогда не чувствовал себя таким счастливым после своего представления. Это радость иного характера, - объяснил он.

- Да, я знаю то, что ты хочешь сказать, - согласилась она, - но теперь попробуй заснуть, по крайней мере, на часок.

- У меня есть идея получше, - возразил он с озорным взглядом своих больших синих глаз, - давай примем ванну вместе.

- Что?

Молодой человек не ответил девушке и без церемоний встал с постели, вытягиваясь во всей длине.

- ТЕРРИ! - вскричала молодая женщина, кидая в него подушкой, а ее щеки стремительно залились румянцем.

Молодой человек поймал снаряд и спустя секунду внутреннего размышления над причиной этой атаки, до него дошло, что девушка была потрясена его смелым предложением и видом его наготы при утреннем свете. Он нашел эту реакцию крайне забавной, и его задорная натура пробудилась внутри, приводя его в лучшее из настроений.

- Почему моя жена так напугана? - спросил он, кошачьими шагами приближаясь к кровати. Молодой человек взял лицо Кенди в свои ладони, дьявольски усмехаясь. - Скажи мне, Кенди, не ты ли была той, с кем я делил свои самые сокровенные тайны прошлой ночью? Ты опять собираешься быть со мной застенчивой?

- Я не застенчивая! - парировала она, задирая нос.

- Тогда прими со мной ванну, - бросал он ей вызов. - Покажи мне, что ты все та же смелая девчонка, которую я всегда знал.

- Ну... Я… - колебалась она. - Я не думаю, что я в настроении принимать ванну прямо сейчас.

- Оправдания, - отвечал он. - Но они не принимаются.

И с этими словами молодой человек подхватил свою жену на руки, пока она вопила, чтобы он отпустил ее, но поскольку ее жалобы смешивались с открытым смехом, мужчина не обращал внимания на ее требования.

В ванной Кенди некоторое время пыталась сопротивляться, но он легко выиграл битву, потому что его противник на самом деле не желал отказываться от приглашения. От него потребовалось лишь несколько щипков и поцелуев, чтобы заставить ее обрести уверенность и принять, что нагота тела существует не только для постельных забав. Вскоре белая шелковая комбинация оказалась на полу, а они сидели в ванне, брызгаясь и играя, словно два малыша.

- Ты всегда была такой же непослушной, когда Мисс Пони собиралась тебя купать? - спрашивал он, смеясь.

- Я сделаю вид, будто не слышала этого, - парировала она, надувшись.

- Я полагаю, ты была одной из тех упрямых девчонок, которые терпеть не могут воду и мыло. Вот почему у тебя веснушки. Это наказание за твое непослушание.

- О, ты правда можешь быть просто невыносимым, когда захочешь! Ты знал это? - сказала блондинка, дуя пену ему в лицо.

- Эй! Это грубо! Я думаю, придется сделать то, должно быть, делали, эти добрые женщины, воспитавшие тебя, - вынес он приговор с притворной серьезностью.

- Что?

- Задать тебе хорошую взбучку, - ответил он, и она обороняюще отшатнулась, пытаясь покинуть ванну раньше, чем он смог что-либо сделать. Однако молодой человек двигался быстрее и схватил ее рукой, таща ее, пока она опять не оказалась в его объятиях.

- Начинай считать, пока я тебя колочу, - сказал он, начиная целовать ее плечи и спину, но она благополучно сбилась со счета.

Они продолжали играть и ласкать друг друга столько, сколько могли, но время ни для кого не останавливается, ни для мужчины, ни для женщины, и молодая пара с неохотой, наконец, вылезла из ванны. При молчаливом согласии друг друга, они начали готовиться покинуть гостиницу. Она предложила молодому человеку помогать ему со стрижкой, и, воспользовавшись бритвой, которая была у него с собой, она еще раз подрезала ему волосы на военный манер.

Он сидел перед зеркалом, пока она быстрыми руками выполняла свою задачу. Пока шелковистые коричневые пряди падали на пол, молодой человек не отводил глаз от изумрудных звезд, отражающихся в зеркале. Впервые за утро он серьезно задумался о неизбежной разлуке, ужасно расстроенный нехваткой времени для человека, которого больше всего он любит. Все же, он пообещал себе быть сильным так, чтобы ей было не так трудно.

После того, как она закончила, Терри посмотрел на себя с некоторым раздражением, и молодая женщина тихо посмеялась над его нежеланием ходить с такими короткими волосами. Пока он брился в ванной, она подняла коричневые прядки и перевязала их лентой, которую взяла из своей нижней юбки.

Кенди глубоко вздохнула, чувствуя себя немного странно и возбужденно от нового ощущения себя в новой роли, по крайней мере на краткий момент, - роли жены, о которой она так долго мечтала. Затем молодая женщина приблизилась к письменному столу и, взяв одну из красных роз в хрустальной вазе, она вдохнула запах, думая о будущем, которое будет ждать ее, как только война закончится, и они с мужем смогут вернуться домой.

Через несколько минут они уехали на вокзал.

Терренс посмотрел на свою жену, все еще не веря, что он прожил предыдущие часы. Всякий раз, когда его разум перебирал события, он чувствовал ликование и завершенность, и, как он решил заранее, он старался сделать все, чтобы рассматривать ближайшую разлуку с наиболее оптимистичной точки зрения. Хотя он не мог избежать удара в сердце, когда они услышали, как служащий станции звал пассажиров, уезжавших в Верден на девятичасовом поезде.

- Я буду писать тебе каждый день, даже если письма будут приходить не так часто, - бормотал он, горячо обнимая ее. - Обещай, что позаботишься о себе, мой ангел.

- Обещаю... Пожалуйста, побереги себя получше на сей раз, - умоляла она, зарывшись лицом в его грудь.

- Не волнуйся, дорогая, со мной все будет в порядке, - ответил он, и с этими словами он выискал ее глаза. - Послушай, Кенди, послушай внимательно... Когда война закончится, все будет очень суматошно и запутано. Не жди меня. Поезжай со своей медицинской бригадой первым же кораблем в Америку и жди меня в Нью-Йорке. Мой адрес и моей матери у тебя есть. Как только я доберусь туда, я разыщу тебя и проведу остаток моих дней, делая тебя счастливой. Обещаю.

- Ты уже делаешь меня счастливой, - поправила она.

Служащий станции снова напомнил, что пора садиться в поезд.

- Терри, - прошептала Кенди, коснувшись руками своей шеи. - Возьми вот это... - сказала она, надевая на его шею свой золотой крестик. - Он был со мной с тех пор, как я впервые покинула Дом Пони, когда мне было 12. Он защитит тебя и, поскольку он всегда ко мне возвращался... он наверняка вернет тебя в мои объятия, очень скоро, - хрипло проговорила она, отчаянно сражаясь, чтобы сдержать слезы.

- Тогда, пожалуйста, сохрани это для меня, - сказал он, отдавая ей свое изумрудное кольцо. - Той горькой ночью в Нью-Йорке, когда ты ушла, не позволив мне снова взглянуть в твои глаза, я чувствовал такую потерю, что в течение месяцев у меня были кошмары, - объяснил мужчина тихим голосом, который тронул Кенди до самой глубины сердца.

- Любовь моя, - прошептала она и обняла бы его еще сильнее, если бы он не вынуждал ее не отводить от него взгляда, пока он продолжал свое объяснение.

- После того, как я увидел тебя в бродячем театре, я вернулся в Нью-Йорк, ища подарок матери на день рождения, и я увидел это кольцо, - говорил молодой человек. - В тот момент, когда я обнаружил камень, я понял, что у него был точно такой же цвет, что и у твоих глаз. Я не задумываясь купил его, чтобы у меня было напоминание о глазах женщины, которые были моим светом... о глазах, которые я не мог увидеть до последнего времени. Но теперь, после того, что случилось, я не думаю, что мне оно еще понадобится, потому что у меня есть трепетное воспоминание о твоих глазах, вверяющих свою любовь мне, человеку, который все еще не чувствует, что заслужил такую радость. Я хочу, чтобы оно было у тебя, пока я буду далеко, и когда мы вновь увидимся, я верну тебе твой крестик, а ты отдашь мне это кольцо. Кроме того, однажды я могу потерять его на фронте. В твоих руках оно будет сохраннее.

Молодая женщина взяла кольцо и положила его в кошелечек вместе с коричневыми прядями. Сразу после этого она подняла на него глаза, все еще глубоко тронутая историей, которую он ей рассказал.

- Я люблю тебя так, что мне кажется, что я вот-вот взорвусь, - сказала она ему, и секунду спустя они снова целовались, как будто не делали этого целую вечность.

- Терри, - выдохнула она, обняв его так крепко, что он подумал, что не сможет дышать. Девушка обвила его шею руками и с закрытыми глазами тайно произнесла молитву.

Поезд тронулся, и молодой человек, отделившись от объятий женщины, прыгнул в него.

- Помни, - сказал он напоследок. - Теперь мы единое целое. Я твой... ты моя жена. Не забывай этого никогда. Мы всегда будем одним целым.

Молодая женщина махала рукой, вслушиваясь в каждое его слово, пока уходящий поезд набирал скорость. За несколько секунд он стал лишь точкой на горизонте, и молодая женщина на платформе, наконец, горько заплакала.

- Ты была очень храброй, теперь ты можешь выплакаться, сколько тебе потребуется, дитя мое, - сказал глубокий голос сзади, и широкая теплая рука покровительственно опустилась на плечо Кенди.

- Отец Граубнер! - молодая женщина бросилась в объятия мужчины. - Я чувствую, что армия разрывает мою душу на части, - выкрикивала она меж всхлипами.

- И делает это наверняка, - ответил мужчина, успокаивающе похлопывая девушку по спине. - Но эта война вот-вот закончится, и он очень скоро вернется к тебе... вот увидишь.

Священник и девушка долго стояли на платформе. Граубнер пришел на станцию, чтобы проводить Терри, но когда он заметил трогательное прощание пары, он подумал, что будет богохульством прервать их, и он предпочел подождать, пока молодой человек не отбыл, чтобы предложить всю моральную поддержку, которая понадобится молодой жене.

- Это так больно! - печально ответила она.

- Тогда поплачь еще немного, пока все слезы не уйдут... Потом настанет время для молитв. Я буду молиться вместе с тобой, - пообещал мужчина.

Густые облака наверху затягивали небо, и легкий туман начал опускаться на Париж.

__________________________________________________________________________________________

От автора:

Этой главе предполагалось стать подарком на день рождения Кенди, но я просто не смогла вовремя ее закончить. Хотя я не сожалею, потому что крайне довольна результатом.

То, что вы только что прочитали, является моей уважительной данью любви Кенди и Терри, и я надеюсь, что никого не оскорбила. Заслуга этих строк не только моя. Я многим обязана Ниле за вдохновение некоторых частей главы, а также Мишель, моему самому суровому и полезному цензору. Многие сцены были улучшены и расширены благодаря ее неоценимым предложениям.

Теперь мы в двух главах от конца. Это было долгое путешествие для всех нас, и особенно для Кенди и Терри. Будем же молиться с нашей героиней и уважаемым священником за то, чтобы Господь защитил Терренса, пока он рискует жизнью на Западном фронте.

Элис

Кстати:

Жак Преве - это реальный человек, которому было 18 лет, и он жил в Париже в то время, когда в нашей истории Кенди и Терри поженились. Преве действительно стал известным поэтом и сценаристом. Некоторые из его стихов были положены на музыку. Песня, которую переводит наш герой в этой главе, называется «Опавшие листья» (Les Feuilles Mortes) и была очень популярна в 50-е годы ХХ века.

Глава 14

«Интриги, Ревность и Отвага»

Гам в доме был постоянный. А могло ли быть иначе, когда здесь жили двадцать детей в возрасте от трех до десяти? Но пожилая женщина привыкла к постоянному тарараму, и иногда она думала, что она уже не смогла бы без этого обойтись. Двадцать пять лет постоянного шума, бесконечных домашних приключений, невинного смеха и более тысячи и одной слезы, были лучшей частью ее жизни, и она ни секунды не сожалела о годах, проведенных в Доме Пони, ее доме.

Она отложила ложку и оставила мясо потушиться некоторое время. В этом момент детская ручка потянула ее длинную юбку, и она увидела надувшееся личико с большими черными глазами.

- Я должна буду это съесть? - спросила девчушка, не слишком обрадованная перспективой.

- Да, должна, Андреа, - ответила пожилая женщина с материнской улыбкой. - Но я дам тебе большой кусок пирога на десерт, - обещала она, и лицо девочки засияло.

- Я люблю Вас, Мисс Пони! - воскликнул ребенок, протягивая руки, в то время как старая леди взяла девочку в свои. Секундой позже Андреа запечатлела громкий поцелуй на щеке женщины, и леди не могла не вспомнить о другом ребенке, которого она вырастила в прошлом. Леди сжала девочку в руках, будто желая защитить ее от неведомой опасности. Как бы ей хотелось суметь удержать под своим заботливым крылышком каждого ребенка, которого она воспитала, но она знала, что все они должны были покинуть гнездо и, рано или поздно, встретиться лицом к лицу с миром.

- Теперь иди на улицу и поиграй еще немного, пока обед будет готов, хорошо? - ласково скомандовала женщина, опуская ребенка на пол, и тот немедленно повиновался.

Мисс Пони выключила огонь и поставила блюдо на кухонный стол, пока воспоминания наводняли ее разум. Воспоминания о девочке с кудрявыми белокурыми волосами и сверкающими зелеными глазами, которые сияли множеством огней, когда она смеялась; воспоминания об этой девчушке, впервые покинувшей Дом Пони, сдерживая слезы и отчаянно сражаясь, чтобы заставить себя улыбаться.

Воспоминания о ребенке, который стал женщиной и был далеко-далеко, в другой стране, среди хаоса, делая то, что делала всю свою жизнь, отдавая себя другим с любовью и состраданием. Пожилая женщина не могла сдержать слез, поглядев на фотографию Кенди в военной форме, которая стояла на камине вместе со другими фотографиями дорогих детей Пони. Как бы она хотела защитить свою храбрую Кенди, как могла это сделать, когда та была маленькой, держа ее крошечное тело в своих теплых руках, напевая колыбельную, чтобы заставить ее уснуть.

Старая леди вспомнила, что ее опасения за безопасность Кенди начались очень рано, когда шестилетняя девочка смело карабкалась на верхушки деревьев, и Мисс Пони сотни раз умирала от страха, что малышка ушибется, если упадет с дерева. Время шло, девочка выросла и покинула дом, чтобы встретиться с миром, который не однажды оставлял ее сердце разбитым. Как хотела Мисс Пони суметь избежать этой боли. Если б только это было в ее власти, чтобы Кенди была невредима, чтобы никто и ничто не могло когда-либо снова причинить ей боль... Но она знала, это было невозможно.

- Прошло больше года, как мы видели нашу Кенди, Сестра Лин, - сказала она вслух, но из соседней комнаты не послышалось никакого ответа. - Сестра Лин? Сестра Лин? - снова позвала старая леди, но затем она поняла, что Сестры Лин не было в столовой, как она думала.

Воспитательница вышла из кухни и по пути встретила маленького мальчика, выскакивающего в коридор.

- Ты видел Сестру Лин, Брэндон? - спросила Мисс Пони.

- Да, мадам, она в часовне, - ответил мальчик, и Мисс Пони отпустила его, а сама направилась в комнату, которую они использовали как часовню.

Когда старая леди пришла, она увидела свою преданную соратницу на коленях перед алтарем, и Мисс Пони пришла в замешательство, потому что это не было обычным часом для молитв Сестры Лин, а она, разумеется, была женщиной укоренившихся привычек.

Когда она подошла достаточно близко, леди, монахиню, освещало несколько свечей, пока ее губы повторяли молитву.

- Что-нибудь случилось, Сестра Лин? - осмелилась прервать Мисс Пони.

- Не сейчас, - начала объяснять монахиня, повернув голову к старой подруге. - Этим утром, когда я произнесла свои первые молитвы, я почувствовала, что настают черные дни, Мисс Пони. Я не знаю, когда или сколько они продлятся. Но я уверена, что мы должны молиться за наших взрослых детей и их друзей, - продолжала говорить женщина. - По этой причине я ставлю эти свечи. Две больших - за Кенди и мистера Грандчестера.

- Им будет грозить опасность? - спросила Мисс Пони, осеняя себя крестным знамением.

- Не знаю, Мисс Пони, но мы должны молиться за них, - сказала Сестра Лин серьезным тоном. - Эта за Энни, эта за мистера Корнуэлла, эти две за Тома и его невесту, а эта за мистера Одри. Для них всех настает время испытаний, - закончила женщина, тоже перекрестившись.

- Мы не можем защитить их, Сестра Лин, и все же, на Господа уповаем, - прошептала Мисс Пони, и ее подруга согласно кивнула.

Это было слишком много новых эмоций менее, чем за 24 часа, чтобы с ними справиться. Кенди перешла от боли до полного блаженства, а затем ее отослали назад к тоске и страху. И все же, когда отец Граубнер попрощался с ней у больничного входа, молодая женщина поняла, что она должна отставить свои чувства в сторону, чтобы четко исполнять свои обязанности. Все в больничных холлах, казалось, перевернулось с ног на голову. Медсестры и доктора бегали вверх и вниз, на пути были коробки с лекарствами и медицинским оборудованием, и множество носилок с ранеными, только что оставленные на полу, ожидающие своей очереди, чтобы их отнесли либо в палату, либо в операционную. Она тут же поняла, что случилось: только что прибыл новый поезд с ранеными.

- Где, черт возьми, ты пропадала, Кенди? - возопил женский голос, который блондинка сразу узнала. - Тебе полагалось быть на дежурстве с семи часов! Могу я узнать, чем это принцесса занималась? - бушевала Флэмми.

- Флэмми, мне очень жаль... Я... - начала Кенди, думая, как она объяснит подруге, что пережила в течение предыдущих часов.

- Я думала, ты повзрослела, но...

- Перестань, Флэмми! - вмешался третий женский голос с твердым, но примирительным тоном.

Кенди повернула голову, чтобы увидеть янтарные глаза Жюльен, которые смотрели на нее понимающим взглядом.

- Я уверена, что у Кенди была веская причина для ее непривычного отсутствия, - продолжала Жюльен, - но сейчас мы не можем терять время на объяснения. Пусть-ка лучше она прямо сейчас наденет свою униформу и начнет помогать нам. Ты так не думаешь, Флэмми? - и приблизившись к брюнетке помладше, Жюльен шепнула ей на ухо так, чтобы никто, кроме Флэмми, не мог услышать. - Помни, что ты здесь не только босс, но и подруга Кенди. Ты знаешь, что она не пренебрегла бы своей работой без должного основания.

Выражение лица брюнетки сразу изменилось, стоило ей услышать последние слова.

- Хорошо, Кенди, надевай форму. Мы поговорим об этом позже, - в конце концов, сказала Флэмми, обращаясь к блондинке.

Три женщины разбежались в разных направлениях, а позади комнаты медсестер двое голубых глаз наблюдали за ними с расстроенным взглядом. Когда три медсестры исчезли в коридорах, та, кому принадлежали эти глаза, вышла на свет. Это была Нэнси.

- Если бы на ее месте была я, - с горечью думала женщина, - Флэмми была бы куда строже... но с тех пор, как блондинка ее подруга... Эта глупая девчонка! Такая красивая и милая, что меня тошнит!

Нэнси Торндайк, бывшая кошмаром для Терри во время его первых дней пребывания в больнице, не забыла оскорбления, нанесенного ей, когда все пациенты палаты A-12 потребовали заменить ее на Кенди. Женщина не сделала ни единого комментария по этому делу, но внутри себя хранила обиду, поджидая случая отомстить. Но ее неприятности не закончились, когда ее снова перевели в палату C-10. Когда пациенты той палаты поняли, что Нэнси назначили ухаживать за ними вместо Кенди, все они установили грубые отношения с сухой женщиной и с большим успехом усердно старались усложнить ей жизнь.

У Нэнси было так много проблем, что Флэмми приняла меры, чтобы держать ее подальше от прямого внимания пациентов. Так что с этих пор почти месяц женщина занималась административной работой.

В течение того времени она была назначена в архив больниц, где ее строгое чувство порядка наконец нашло свое применение. Однако, это не удовлетворяло Нэнси, ибо она все еще была обижена отказом своих пациентов, который считала профессиональным провалом. Во всех этих неприятностях Нэнси винила Кенди.

- Она такая самонадеянная, потому что старшая медсестра - ее лучшая подруга, и доктор Бонно к ней неравнодушен... кто знает, возможно, они уже поладили, и поэтому он ей так покровительствует... Но на этот раз, Кендис Уайт, на этот раз ты потерпишь неудачу! - подумала она, прежде, чем направилась к офису Полковника Волара.

Солнце стояло над обширным лесом Франции. Грохочущий рев по железной дороге нарушил спокойную тишину, поскольку поезд пересек лес своей вечной стремительной атакой. Несколько пассажиров ехали в вагонах весь день из Парижа, терпя постоянные задержки на каждой станции, на которой останавливались в течение поездки. Однако, с каждым новым поворотом железных колес они были ближе к месту назначения. Прибытие поезда в Верден было вопросом нескольких минут.

Терренс испустил вздох, вспоминая, что в этот же самый час днем ранее он был в объятиях Кенди на мосту Святого Мишеля. Нежная и грустная улыбка появилась на его губах как отражение щедрого собрания чувств и ощущений, переполняющих его. Всего лишь восемь часов назад он еще был рядом с ней, и уже тосковал. Хотя на этот раз его тоска не была горестной, потому что с каждой минутой, отмеряемой часами, он знал, что конец войны приближался, и приближалось счастье, в возможность которого он когда-то не мог поверить. Этой простой мысли было достаточно, чтобы сделать его сильнее духом, несмотря на неизбежную опасность, с которой ему снова предстояло столкнуться.

Для Терренса все возможные ужасы, которые могло принести новое сражение бледнели при свете, растекающемся по его душе. Чудо взаимной любви наполняло его рассудок букетом сладостных воспоминаний и ярких надежд. Особенный аромат окружил его сердце, и он чувствовал, как он наводнял его самую сущность. Не замечая сам, он открыто улыбался, а его пальцы гладили распятие, которое было у него в руке.

Он чувствовал внутри такую радость, что ему хотелось кричать о своем счастье во все стороны, но он знал, что лучше сохранить свою радость только для себя, по крайней мере, на некоторое время.

- О, Альберт! - затем подумал он. - Я бы хотел, чтобы ты был здесь. Я знаю, ты одобришь решение, которое мы приняли.

В этот момент Терри решил, что Альберт - первый, кто заслуживает узнать новость, и он решил написать письмо своему другу, как только доберется до Вердена.

4-е сентября 1918 г.

Дорогой друг,

Пока я пишу тебе это письмо, я пытаюсь представить твое лицо, когда ты прочтешь новости в этих строчках. Если бы ты был другим человеком, ты бы, вероятно, разозлился на меня за то, что я только что сделал, но Альберт, которого я однажды встретил, ценит и уважает решения своих друзей, когда они законны.

Я знаю, что ты не мог игнорировать причины, которые разлучили меня с Кенди в прошлом. Хотя, как я говорил в своем прошлом письме, эти поводы больше не существуют, пока моя любовь к Кенди еще живет во мне, даже глубже и сильнее, чем когда-либо прежде.

Это бы мрачный период моего прошлого, когда я думал, что эта моя любовь была бесполезна, потому что полагал, что она больше не вознаградится. Так поразительно, как это могло прозвучать, я только что нашел неожиданную милость и впервые в своей жизни, решил ухватить счастье обеими руками и не больше не выпускать. Она любит меня! Этим все сказано! Она любит меня, и тогда моя вселенная обрела новое лицо!

Пожалуйста, Альберт, прости меня за безумие, которое охватило мое сердце, когда я обнаружил, что то, что считал для себя безнадежно утерянным, все еще принадлежало мне. В тот момент я был так переполнен чувствами, что мог думать лишь о той радости, которую разделял вместе с Кенди, и без колебаний попросил ее выйти за меня замуж. Она согласилась, и мы поженились три дня назад.

Это было решение, принятое впопыхах, потому что я снова уезжал на фронт, и теперь, когда я об этом думаю, то могу с гордостью сообщить тебе, что ничуть не сожалею об этом. Женитьба на Кенди - лучшая мысль, которая когда-либо приходила мне в голову.

Хотя, я понимаю, что твоя семья предпочла бы сделать из этого события большую и роскошную церемонию, все же, мой дорогой друг, в тот момент любое соображение помимо нашей любви казалось бесполезным. Мы хотели быть вместе так, чтобы никто не мог заставить нас разлучиться снова. Сегодня я опять на фронте, в Вердене, но нить, которая связывает Кенди и меня - за пределами географических расстояний. Теперь мы только ждем, когда закончиться эта война так, чтобы мы могли вернуться домой и начать новую жизнь вместе.

Я знаю, что ты заботился о благополучии Кенди с тех пор, как она была ребенком. Ты тот, кто был рядом с ней, несмотря ни на что, и теперь, когда она стала моей женой, я обещаю тебе, что посвящу свою жизнь заботе о ней с такой же преданностью. Ты всегда будешь занимать особое место в наших сердцах и нашем доме, дорогой друг. Я ни за что и никогда не забуду, что мы встретились потому, что однажды ты решил отослать ее в Англию. Я обязан тебе жизнью и надеждой.

Я лишь желаю, чтобы ты смог найти такое же счастье и душевное равновесие, которое мы испытываем сейчас.

Пожалуйста, дорогой Альберт, ты можешь сообщить об этом нашим близким друзьям, но все же удостоверься, что пресса об этом не пронюхает. Когда мы вернемся в Соединенные Штаты, я найду способ встретиться с ними и поведаю миру о своей радости, но сейчас нам лучше хранить это в тайне, поскольку мне не полагалось жениться, будучи новобранцем. Я знаю, что ты поймешь мои чувства.

Будь здоров, мой друг, и продолжай бороться за осуществление своей мечты. Теперь я могу сказать, что иногда на этой Земле мечты сбываются.

Искренне твой,

Терренс

Окончив чтение, Альберт глубоко вздохнул. В этот момент в его памяти вспыхнул старый и дорогой образ из его ранней жизни. На секунду он снова стал подростком, а Кенди - маленькой девочкой, смотревшей на него с удивленной гримаской и еще заплаканными глазами. Она была там, сидевшая в траве с ее невозможно кудрявыми волосами в двух хвостиках и большими зелеными омутами, красноватыми от недавнего плача, такая милая и очаровательная, словно шестилетний маленький херувим.

- Ты кто... привидение или пришелец из космоса? - спросила она с некоторым испугом.

А потом он попытался объяснить этой маленькой симпатяшке, что он человек, как и она, и что его странная одежда всего лишь шотландский костюм. Он заметил, что девочка была грустной, и постарался улучшить ей настроение, сыграв для нее на волынке.

- Такой звук, как будто улитки ползают! - было ее комментарием после того, как она послушала шотландскую мелодию, который он играл для нее, и он только не мог не рассмеяться над забавным заявлением.

- Малышка, ты выглядите намного лучше, когда улыбаешься! - пробормотал повзрослевший Альберт, складывая письмо обратно в конверт. - Кажется, наша Кенди уже не малышка, - подумал он и откинулся в кресло, - теперь она замужняя женщина... О, Кенди! С того дня на Холме Пони, мы проделали долгий путь вместе!

Синие глаза Альберта засияли в восторге, вспоминая, как нервничал он, подписывая документы на удочерение восемью годами раньше. Тогда он спрашивал себя, сумеет ли он справиться с ответственностью заботы о девочке. С того дня он всегда беспокоился и задавался вопросом, правильно ли он поступает по отношению к ней, действительно ли решения, которые он принимал ради пользы Кенди, были лучшие для его протеже. Заботиться о ком-то особенно трудно, когда человек тебе небезразличен... Но теперь, когда она нашла свой собственный путь в объятиях человека, которого любила, Альберт почувствовал, что он удовлетворительно исполнил свой долг.

- Я так счастлив за вас обоих, Кенди и Терри, - сказал он себе с радостью, но затем черная тень пересекла его прекрасные черты. - Но теперь... есть кое-кто, за кого мне следует беспокоиться... Как я скажу об этом Арчи?

Персоналу больницы Святого Жака пришлось отработать двойное дежурство из-за нового прибытия раненых из Аррас, а потом пятая часть медсестер и докторов работала и третью смену, чтобы поддерживать работу больницы, пока другие взяли шестичасовой перерыв. После 36 часов продолжительной работы Кенди, Флэмми и Жюльен вернулись в свои комнаты, чтобы отдохнуть, в чем срочно нуждались. Молодая блондинка приняла душ и надела ночную сорочку, а Флэмми, в свою очередь, заняла ванную. Когда брюнетка вышла из душа, она вспомнила, что Кенди задолжала ей объяснение своего отсутствия.

- Теперь я могу узнать, где ты была всю ночь? - пытливо спросила Флэмми, высушив полотенцем длинные каштановые волосы, но вскоре поняла, что ее соседка по комнате была уже в стране снов. - Может, ты и права, Кенди, - сказала Флэмми своей спящей подруге, забираясь в ситцевую пижаму. - Нам нужно немного поспать. Позже у нас будет время поговорить.

Флэмми нырнула под простыни, и прежде, чем она заснула, она услышала, как блондинка прошептала имя.

- О, нет! - устало вздохнула Флэмми. - Еще одна ночь: Терри то, Терри се, даже во сне! Боже, пощади меня! Могла бы она, по крайней мере, держать свой вечноговорящий рот закрытым, когда спит? - хихикнула Флэмми и выключила свет.

Тихий стук в дверь возвестил о визите, которого уже ждала Кенди. Девушка встала и оделась, но Флэмми еще крепко спала.

- Войдите, - почти шепотом сказала Кенди, и дверь неслышно открылась. Это была Жюльен.

- Как вы, девочки, себя чувствуете этим утром? - спросила женщина постарше, закрывая за собой дверь и приближаясь к Кенди. - Я смотрю, наш бесстрашный лидер все еще спит как ангел, - прокомментировала она.

- Она скоро проснется, вот увидишь, - улыбнулась Кенди, и Жюльен заметила новый свет на лице блондинки.

- Ну, что ж, девушка. Ты можешь рассказать Флэмми целую историю, когда она проснется, но со мной ты поделишься прямо сейчас. Жду-не дождусь! - хихикнула женщина с игривой искоркой в янтарных глазах.

- О, Жюли! - вот и все, что могла вымолвить Кенди, прежде чем ее щеки покрылись прелестным румянцем. - Я не знаю, как начать, - сказала она, хватаясь руками за лицо.

- У тебя все на лице написано, - улыбнулась Жюльен, пригласив подругу присесть на кровать для продолжения беседы. - Когда ты не вернулась вечером, наша бедная Флэмми ужасно за тебя беспокоилась, но я знала, что волноваться было не о чем, потому что ты была с ним, - возбужденно объяснила женщина.

- Я не знаю, что со мной произошло... Я просто не подумала, что вы, девочки, могли беспокоиться... - сказала блондинка, не в силах найти оправдания.

- Даже и не пытайся извиняться, Кенди, - усмехнулась развеселившаяся Жюльен. - Влюбленной парочке, которой грозит разлука, не обязательно приносить извинения за то, что они забыли обо всех остальных. Но скажи мне, было все, что ты ожидала? - умышленно спросила женщина.

- Больше, чем я могла мечтать, он... - она немного колебалась, - он попросил меня выйти за него замуж!

- Это самое меньшее, что он мог бы сделать, этот упрямец, - прокомментировала хихикающая Жюльен.

- Но это не все! - блондинка продолжала отчаянно краснеть. - Мы на самом деле поженились!

- Что-о вы сделали?!!! - воскликнул третий женский голос, исходящий от другой кровати, изумляя Кенди и Жюльен. - Вы двое с ума сошли или как? Это незаконно... он... он же служит в Армии! - проговорила ошеломленная Флэмми, сидя на постели.

- А ты подслушивала, притворяясь спящей! - пошутила Жюльен, весьма позабавленная видом молодой брюнетки со спутавшимися волосами и шоком, отразившемся на ее лице. - Брось, Флэмми, не дуйся. Они влюблены, и им этого не запретишь.

Ты бы предпочла, чтобы наша Кенди провела вечер с мужчиной, не будучи замужем?

- Конечно, нет, но... - пыталась спорить брюнетка, но затем она припомнила ангельское выражение лица Кенди, когда та спала прошлым вечером, так изумительно спокойно, как никогда раньше, и в этот момент она поняла причину этого нового счастья подруги.

- Что ж... не смотри на меня так, Жюльен! - возразила Флэмми. - Я полагаю, что должна поздравить тебя, Кенди, - сдалась молодая женщина, вставая с постели, чтобы обнять блондинку.

- Мы обе должны! - добавила Жюльен, присоединяясь к подругам, и по прошествии начальной эйфории две брюнетки уселись рядом с блондинкой: Жюльен задавала вопросы, вгонявшие Кенди в краску, а Флэмми хоть и была шокирована, но не настолько, чтобы потерять интерес к разговору.

- Ты понимаешь, что это может означать? - спросила Жюльен, по-матерински держа руки Кенди. - Ты могла забеременеть в этот самый момент! Ты подумала об этом? - говорила женщина постарше с лучистой улыбкой.

- Ты так думаешь? - удивилась Кенди, расширивая огромные глаза, и инстинктивно приложила руку к животу.

- Ну, технически это возможно, вы, девушки, это знаете. Но мы должны подождать пару месяцев, прежде чем осмеливаться предполагать, - было авторитетным комментарием Флэмми, но Кенди ее не слушала, потому что ее разум был уже слишком переполнен сладкой возможностью зачатия ребенка Терренса внутри нее.

В течение лет, которые казались столетиями, она оставила сокровенную мечту о создании семьи с Терри, и все же, вдруг мечта могла стать изумительной реальностью. Она была так счастлива от этой мысли, что не подумала о том, что в середине войны и вдалеке от дома беременность могла бы принести больше проблем, чем радости. Однако, в этот миг ничто не могло омрачить блаженства Кенди.

Моя любимая Кенди,

3-ье сентября, 1918г.

Прошел день с тех пор, как я покинул Париж, и это уже кажется столетием без тебя в моих объятиях. Я без проблем вечером добрался до Вердена, и теперь я вновь со своим взводом. Похоже, мы нескоро увидим какие-либо действия, и поскольку немцы отступают в разных пунктах на границе, возможно, что война может закончиться раньше, чем мы столкнемся с настоящим сражением. Пожалуйста, мой милый ангел, не волнуйся за меня. Обещаю, что буду в полном порядке, и я намерен сдержать свое слово...

4-ое сентября

...Эта тоска по тебе все еще глубока, но она уже другая, моя любовь. В то время, как в прошлом память о тебе была драгоценной раной в моем сердце, которая кровоточила каждый раз, когда я дышал, то теперь, зная, что твоя любовь принадлежит мне, зная, что мы предаться этой любви, мысли о тебе - это радость, исцеляющая мою душу и дающая мне силу, чтобы жить...

5-ое сентября

... Вечером, пока я на дежурстве, и до меня доносится порывистый грохот далеких взрывов, время от времени я закрываю глаза, чтобы увидеть твою нежную улыбку, и в этот момент я знаю, что, несмотря на окружающую меня темноту, я самый счастливый человек в этом мире. Если раньше я страдал от боли, или чувствовал себя одиноким, или подвергался тяжелым испытаниям, то теперь я позабыл о них. Но сегодня я думаю скорее о будущем, понимаешь, и привыкаю строить планы для нас обоих. Прошло так много времени с тех пор, как был вынужден бросить мечтать о нашем совместном будущем, что я чувствую, будто это был другой человек. Я пытался смириться с мыслью, что в моя личная пьеса будет только обо «мне» одном до конца жизни, которая не сулила блестящих перспектив. Однако, теперь я пробуждаюсь и думаю о «нас» и удивляю себя этим замечательным чувством, что люди называют надеждой.

6-ое сентября

...Ты уже однажды встречалась с этим парнем, Капитаном Джексоном. Он самый забавный тип, которого я когда-либо знал. По причине, которую я не совсем понимаю, у него есть своего рода навязчивая идея исследования народной речи. Он притворяется, что узнает о прошлом людей, только слушая их разговор. Я предоставил ему своего рода испытание, играя с ним и запутывая его своим акцентом. Который был, пока я не увидел тебя снова, и по твоей вине потерял концентрацию и забыл о Джексоне. Но кто обвинит меня в этом? Как я мог бы думать о другом, когда так внезапно появилась ты, вскружив мне голову смесью радости и боли?

Теперь, когда я вернулся, этот Джексон проявляет любопытство, потому что заметил во мне что-то новое, только не может выяснить, что это... А это ты!

Ты, которая сделала меня другим человеком. Ты, которая возродила меня, чтобы увидеть мир в новом свете. Ты, которая внесла новое значение моей жизни.

7-ое сентября

... Когда я думал, что потерял тебя навсегда, я привык играть с фантазией, несбыточной, как думал раньше. Я мечтал, что ты была моей, по крайней мере, ночью, и каждый раз, когда я просыпался от этой соблазнительной мечты, я привык думать, что иметь такую милость, по крайней мере, однажды было бы достаточно для моего сердца... Однако, теперь я знаю, как был неправ. Я только что обнаружил, что мое сердце безнадежно алчно, когда оно добирается до твоих ласк. Я жажду ощутить вкус твоих губ и тепло твоего беспокойного тела. Одной страстной ночи с тобой недостаточно. Я ужасно хочу тебя, и ты нужна мне рядом до конца моей жизни и дольше. Я тоскую по тебе, Кенди.

8-ое сентября

... О Кенди! Сегодня я проснулся в плохом настроении! Мне хотелось подраться с каждым человеком, который стоял на моем пути, но я не понимал причины. Так что в свободное время я поискал уединенное место и немного поиграл на гармошке. Это весьма мне помогло привести в порядок свои мысли, и через некоторое время я сделал вывод о том, что со мной происходит. Я ревновал, вот и все, что беспокоило меня. Я знаю, что это глупо, но я просто не могу не ревновать к каждому, кто имеет честь быть рядом с тобой.

Я ревную к тому, кто может видеть зеленые луга твоих глаз, пока я вдали от тебя. Я безумно ревную к каждому пациенту, о котором ты заботишься в этот момент, и мой безумный рассудок ревнует ко времени, которое ты проводишь не со мной, и одежде, которая ласкает твое тело, и мыслям, которые занимают тебя, но где нет меня.

Будешь ли ты еще любить меня, будучи невменяемой, как и я? Пожалуйста, не упрекай меня за мое чувство собственности. Более чем однажды я отказывался от тебя из-за обстоятельств, и теперь, когда ты моя, я просто не могу тебя отпустить. Я хочу, чтобы ты была со мной и только со мной. Но не волнуйся, я не буду твоим тюремщиком, я обещаю, что у тебя всегда будет свобода, какая ты пожелаешь. Скорее, это я заключенный в тюрьму твоей любви, и нет для меня другой радости, кроме мысли о тебе. Прости мое безумие. Я просто безумно в тебя влюблен.

9-ое сентября

Любить тебя без всякой надежды было настоящим адом. Представлять, что ты была жена кого-то еще, было самым страшным мучением, которому я когда-либо подвергался. Думать, что ты могла держать на меня обиду, было еще хуже. Но возможно самой болезненной горестью была мысль, что я никогда не увижу тебя снова, никогда не услышу твой голос, произносящий мое имя, никогда не возьму твои руки в свои или схвачу в свои объятия со всей той страстью, которую я хранил лишь для тебя. Ты чувствовала ту же боль, когда, как и я, думала, что наша любовь умерла?

Поэтому ничто, с чем я сейчас мог столкнуться лицом к лицу, не может сравниться с этим страданием. Я сейчас так счастлив в этой узкой траншее, где пишу эти строки, что если бы кто-нибудь смог прямо сейчас заглянуть в мое сердце, он бы подумал, что я схожу с ума. Как может у меня быть внутри столько света, когда все вокруг погружено во тьму? Это не я, любимая, это костер твоей любви во мне, освещающий мое сердце. И все же, моя радость не может быть полной, пока тебя нет рядом со мной. Ты нужна мне, и иногда я прихожу в отчаяние от этой безумной войны, если б она вдруг закончилась, чтобы мы оба могли вернуться домой... к нам домой.

Мы только что получили приказ на мобилизацию. Возможно, что мы встретимся с врагом в близлежащем месте, на юге. Однако, это только слухи, потому что в армии каждый пустяк кажется главная военной тайной, и большинство времени мы получаем окончательные распоряжения в последний момент.

По этой причине я теперь посылаю тебе все эти письма, воспользовавшись преимуществом первого грузовика с почтой, который уезжает из лагеря с тех пор, как я сюда прибыл. Я надеюсь, ты скоро получишь мои послания. Я только что получил два твоих письма и ношу их у сердца вместе с твоим крестиком. Я читаю и перечитываю твои нежные слова и представляю твои любимые глаза, мой ангел. Как я хочу увидеть свой образ, отражающийся в этих зеленых зеркалах. Пожалуйста, моя дорогая жена - клянусь Святым Джорджем! Как чудесно называть тебя так - береги себя и не волнуйся за меня. Я в руках Божьих, и я уверен, что он сохранит мою жизнь, чтобы сделать тебя счастливой.

Неистово твой,

Терри

5-ое сентября

Моя любовь,

Есть кое-что, что у меня не было времени сказать тебе. Это лето с солнечными днями, которое уходит, пока я пишу тебе, было таким, каким я давно не наслаждалась. С тех пор, как я уехала из Нью-Йорка, холод той ночи накрыла мое сердце, храня заледеневшим даже летом. Ничто не могло бы меня согреть... только ты, твоя улыбка, взгляд твоих глаз, твои руки... Глубоко внутри я это знала, но усердно пыталась все это отрицать. Теперь мне не нужно скрывать своих чувств.

Даже если ты далеко, я все еще чувствую тепло и безопасность, ибо знаю, что твое сердце со мной, и память о каждой ласке, которую мы разделили, хранит во мне согревающее пламя. Однако, само собой разумеется, как сильно я скучаю по тебе. Я тоскую по твоим словам в моих ушах, твоих шутках, твоем смехе и даже твоей злости, и, должна еще признаться, что мне не хватает нашего сокровенного мира, который мы вместе создали нашей первой ночью. Ты так нужен моему телу и душе, любимый мой.

День, когда ты уехал, был таким трудным! У нас было много работы, но даже среди многочисленных дел я не могла перестать думать о тебе. Чувствовал ли ты, как мои мысли целовали твои виски? Ты слышал мою душу, зовущую твою тем вечером, когда я ложилась спать? О, Терри! Я буду считать и дни, и часы, и секунды, пока снова не вижу тебя.

Пока проходят дни, я мечтаю о нашем совместном будущем, и перспектива кажется такой чудесной, что я едва могу поверить этому, и все же, я должна убедиться, что я твоя жена. Когда я читаю новости о победах Союзников, я понимаю, что скоро я буду с тобой. Тогда я погружаюсь в мечты, представляя тысячу способов заставить тебя улыбнуться. Я сохраню все эти идеи, чтобы использовать их в следующий раз, когда увижу тебя. А пока, думай обо мне столько, сколько я думаю о тебе.

Со всей моей любовью,

Твоя Кенди.

P.S. Я не забыла написать, что я люблю тебя?

Первый холодный порыв сентября мел сухие листья по саду Одри, заставляя их летать грациозной вьюгой и унося их прочь от деревьев, где они родились.

Стук лошадиных копыт слышался издалека, мчась по необъятному имению. Ритмичный скач стал громче, поскольку лошадь, наконец, заметно спускалась с холма. Одетый в черный костюм для верховой езды и кожаные ботинки светловолосый мужчина сидел верхом на арабском жеребце, пересекающем луга. Его блестящие волосы летели с ветром, переплетенные со свободным шелковым шарфом, повязанным вокруг шеи. Его голубые глаза горели едва сдерживаемым гневом и негодованием.

Лошадь дошла до конюшен, и светловолосый всадник натянул поводья, чтобы замедлить шаг животного, пока не заставлял его остановиться. Конюх подбежал помочь своему хозяину, и минутой позже молодой человек в черном медленно шел к особняку, а его обеспокоенный разум атаковал вихрь возбужденных мыслей.

- Линчевание! - повторял себе Альберт. - Как это могло быть возможным! Здесь, в Иллинойсе! В Америке, так называемой, земле свободы и надежды! Как низко пасть нас может заставить насилие и нетерпимость!

Молодой человек вошел в свою спальню и быстрыми движениями начал снимать одежду. Он энергично встряхнул золотыми прядями, входя в ванную, где его уже ожидала ванна, заполненная теплой водой. Горячая ванна после долгой прогулки верхом всегда имела успокаивающее воздействие на его настроение. Тем не менее, в этот день его негодование было так сильно, что ему не удавалось найти обычное облегчение, даже когда его поджарые мышцы погрузились в теплую воду.

Этим утром Альберт прочитал в газетах, что группа экстремистов правого крыла линчевала немецкого иммигранта на юге штата Иллинойс, потому что предположительно он был против участия Соединенных Штатов в войне. Новости были последней каплей для молодого миллионера, который с негодованием следил за растущими репрессиями правительства в течение военного времени.

Из-за исторического момента администрация Президента Вильсона создала различные учреждения, которые контролировали промышленную продукцию и управляли экономикой, чтобы позволить себе военные расходы. С другой стороны, правительство также пыталось создать единое общественное мнение путем массовой рекламной кампанией, которая призывала граждан поддержать армию США, и разработкой законов и ограничений, которые вырезали и наказывали любой знак разногласия с постановлениями правительства.

Принимая во внимание, что Вильсон преуспел в управлении экономикой страны и добился неплохих результатов, свобода народа подвергалась серьезной угрозе его Законами Саботажа и Враждебной агитации. Но откровенное противостояние войне не было единственной идея, подвергнутой цензуре. С начала Российской революции центральные и правые крылья США боялись разрастания коммунизма в Америке, так что социалистическая партия и ее сторонники были также подвергнуты репрессиям. Вообще, любой вид публичных разногласий с политикой правительства строго наказывался тюрьмой, а людей поощряли доносить на соседей и знакомых, если они проявляли признаки враждебной агитации. Пресса была вынуждена публиковать только те новости, которые подтверждали успех Союзников и героические дела Американского Экспедиционного Корпуса.

Такие меры пробудили старые этнические обиды и крайние националистические тенденции. Немецких, ирландских и еврейских иммигрантов оскорбляли, увольняли и открыто дискредитировали. Дискриминация стала своего рода законной практикой из-за войны и спасения нации. Вольнодумие также осуждалось в интеллектуальных кругах. Студенты в университетах должны были быть осторожны с идеями, с которыми они соглашались, если не хотели быть исключенными. Лидер гуманистов Юджин В. Дебс, человек, которым Альберт восхищался, был недавно посажен в тюрьму из-за своих идей на 10 лет, и что ухудшало дело, этим утром в новостях рассказали историю линчевания.

Альберта, человека, верящего в свободу идей и ненасильственных методов, крайне расстроили недавние события. Он был убежден, что правительство, которое не желает слышать мнение своего народа, когда оно не соответствует официальным постановлениям, обречено на неудачу. Кроме того, он также боялся, что даже экономических мер, принятых Вильсоном, будет недостаточно, чтобы избежать экономического краха, который рано или поздно принесет война. Альберт был уверен, что худшее еще впереди, в последующие годы после окончания войны.

- Этот конфликт принесет ужасную экономическую прожорливость, - думал он, играя со скользким мылом в руках. - Когда борьба закончится, Союзнические страны попытаются заставить Центральные силы возместить их военные расходы, у них будет недостаточно денег, чтобы оплатить их долги и затем понадобятся международные ссуды... А откуда возьмутся эти деньги? - мысленно задался он вопросом и смог найти единственный ответ. - От нас, конечно, американских банкиров! Это может показаться весьма заманчивым бизнесом... Хотя, в конечном счете, это может стать опасной авантюрой... Я должен предупредить об этом Арчи перед тем, как оставлю семейный бизнес в его руках.

Эта последняя мысль заставила Альберта на некоторое время забыть о своих социальных и политических волнениях и в то же время напомнила ему о семейном деле, с которым он очень скоро должен был столкнуться. Фактически, он принял решение, чтобы встретиться с проблемой в этот же день.

- Арчи, Арчи! - сказал себе Альберт. - Не хочу видеть твоего лица, когда я сообщу тебе новости! - И с этой последней мыслью Альберт полностью погрузился в воду, пытаясь смыть свои беспокйоства. Однако, секундой после, как робкий стук в дверь заставила молодого человека вернуться к действительности.

- Мистер Одри, - произнес голос Джорджа, - мистер Корнуэлл уже ждет Вас в Вашей студии.

- Скажи ему, что я буду через минуту, - ответил молодой человек, вылезая из ванны.

Будучи практичным человеком, у Альберта заняло лишь несколько минут на обычно безупречно сшитый костюм и Оксфордские ботинки. С белокурыми прядями, еще влажными, мужчина направил стопы в свою студию, твердо шагая по изящному коридору.

Двух молодых магнатов ожидал нудный день с бесконечными делами и необходимыми решениями, но этим утром финансовые сделки не были главной заботой головы Уильяма Альберта Одри.

Когда Альберт прибыл в студию, его племянник уже читал некоторые из отчетов, которые Джордж принес им. Мужчина постарше вошел в комнату и поприветствовал другого обычным похлопыванием по плечу. Вскоре они глубоко сосредоточились на своей работе, и пока Альберт серьезно инструктировал Арчи по семейным вопросам, чтобы точно передать племяннику твердые принципы, характерные для своего личного способа заниматься бизнесом. В тот момент Арчи не знал, что десятью годами позже эти уроки спасут благосостояние Одри от полного банкротства в десятилетие Великой Депрессии.

- Я хочу, чтобы ты взглянул на это, - сказал мужчина постарше, вручая племяннику несколько документов.

Молодой человек проверил бумаги и через некоторое время, не веря глазам своим, он провел по песочным прядям и отбросил их, чтобы снова прочесть с еще большим вниманием. Как только он удостоверился, что понял значение документов, он поднял глаза с вопросительным взглядом в миндальных зрачках.

- Я ошибаюсь или эти документы заканчивают наше сотрудничество с Лока и Лока Компанией? - недоверчиво задал вопрос Арчи.

- Ты прав, - кивнул Альберт с легкой улыбкой. - Как только они подпишут эти документы, это будет удачный конец всего нашего общего бизнеса с семьей Лока.

- Должен признаться, я рад, что нам не нужно будет видеть лиц наших дорогих кузенов при каждой встрече, но разве наше сотрудничество с их компанией не было выгодно для Одри? - спросил скептически Арчи.

- Только на вид, - собранно ответил Альберт. - Это они получили большую выгоду от этого сотрудничества, и я подумал, что однажды мы можем пожалеть об этом.

- Что ты имеешь в виду? - потребовал объяснить Арчи, в подозрении приподнимая бровь.

- Меня всегда беспокоила мысль, что в будущем Нил унаследует состояние Лока. Я искренне сомневаюсь, что он когда-нибудь сможет быть таким хорошим бизнесменом, как его отец, и я также боюсь, что в последующие годы он может оказаться бременем для наших собственных дел. С тех пор, как я принял управление нашими компаниями, я решил следовать хорошо спланированной стратегии, чтобы постепенно покончить с нашим сотрудничеством с Лока. Несколько акций сегодня, еще несколько на следующей неделе, и так далее до этого самого дня. Я надеюсь, что завтра они смогут подписать эти документы, и мы, наконец, будем свободны и в безопасности, что особенно важно, поскольку Нилу очень скоро будет двадцать один.

- Это дорого обошлось? - спросил Арчи, все еще в сомнениях.

- Не совсем, если учесть то, что я недавно обнаружил, - объяснил Альберт, давая Арчи большой желтый конверт.

- Что это?

- Кое-что в поведении Нила навело меня на некоторые подозрения, так что я попросил, чтобы люди Джорджа следили за шагами твоего дражайшего кузена. То, что ты держишь в руках - очень подробный отчет о действиях Лизы и Нила. На этих страницах ты узнаешь, что они оба тесно связаны с группой людей сомнительной репутации в этом городе, - продолжал свои объяснения Альберт с поразительным спокойствием, с каким поглаживал притихшую гончую собаку, отдыхающую рядом.

- Эти люди - преступники! - задохнулся Арчи, прочтя отчет.

- Ну, некоторым образом да, но они так умны, что власти не нашли ничего, что бы доказывало все возможные обвинения против них, - ответил синеглазый мужчина.

- Ты скажешь об этом дяде? - спросил встревоженный Арчи.

- Да, но я не думаю, что он поверит тому, что написано в этом отчете. Он всегда отказывался видеть, что у него за дети. Так или иначе, если Нил и Лиза окажутся слишком вовлечены в дела своих новых друзей, то нашей семье не нужно будет бояться проблем, которые могут затронуть наш бизнес. Если Лока когда-нибудь посмеют преступить закон, я буду очень сожалеть о Саре, но я боюсь, ни ты, ни я не сможем помочь им избежать последствий их глупости.

- Будь уверен, я и пальцем не пошевельну, Альберт. Некоторые вещи я никогда им не прощу. Я правда доволен, что ты вовремя все это сделал, - с удовлетворением отметил Арчи.

- Я тоже, но теперь позволь мне показать тебе новую компанию по недвижимости, которую я только что купил... - продолжил дядя, и оба мужчины погрузились в рассмотрении длинного списка с результатами доходов и расходов, в то время как Альберт продолжал комментировать свое недовольство политикой правительства.

Дядя и племянник старательно работали, пока парой часов позже одна из служанок вошла в комнату с чаем, который заказал Альберт. Тогда они отложили задания в стороне, чтобы сделать перерыв, и мужчина постарше забавлялся тем, что кормил тонкую гончую кусочками печенья. Внутри себя Альберт пытался найти подходящий момент, чтобы сообщить Арчи новости, только что прибывшие из Франции, но так как он не находил способ начать, он ходил вокруг да около, болтая некоторое время о продвижениях Союзников во Франции и Италии. Но Арчи, на которого уже нашла рассеянность, отвечал на заявления своего дяди лишь односложными словами.

- Ты меня слушаешь? - спросил синеглазый мужчина, пытаясь привлечь внимание племянника.

- А?.. Ах, да, демократы... я, так или иначе, буду голосовать за республиканскую партию, - был отрывистый ответ Арчи, пока он потягивал чай.

- Арчи! Мы закончили эту тему сто лет назад. Я говорил о войне. Что с тобой происходит?

- Прости, Альберт... Я просто думал об Энни и... - запнулся молодой человек, сменив положение на кожаном кресле, в котором сидел.

- Понятно... Дальнейшие объяснения излишни, - ответил Альберт, стараясь облегчить смущение Арчи.

- Спасибо... На самом деле, я думаю, что не поблагодарил тебя достаточно за всю твою поддержку во всем этом, особенно за мистера и миссис Брайтон, - с застенчивой улыбкой признался молодой человек.

- Не за что, Арчи. Это меньшее, что я мог бы сделать как глава семьи, - небрежно ответил Альберт.

- Да, но я понимаю, что было совсем не просто предстать перед мистером Брайтоном. Он всегда был добрым и вежливым человеком, но он действительно расстроен этим разрывом. Однако ты очень мудро взял ситуацию под контроль. Мне действительно жаль, что тебе пришлось пережить этот неприятный момент из-за меня, - принес извинения Арчи, честно стыдящийся того, что вовлек Альберта в свои личные проблемы.

- Не говори так. Ты знаешь, что я поддерживаю твое решение только потому, что оно твое, и я его уважаю. Но ты еще не говорил, какие у тебя планы теперь, когда ты свободен, - напомнил Альберт, наконец, увидев способ начать разговор, от которого он отказывался.

- Ну... Я меня есть определенные надежды... но я должен буду отложить все мои планы до окончания войны... хотя едва могу дождаться, - признался мужчина помладше, и его миндальные глаза засияли особым блеском, пока он вставал с внезапным энергичным импульсом.

- Надежды?.. Арчи, ты не говоришь, что ты задумал... - задал вопрос Альберт, явно встревоженный словами и отношением племянника.

- Да, Альберт! Я знаю, что ты не веришь, что у меня есть шанс, но я решил попытаться еще раз, и когда Кенди вернется, я начну ухаживать за ней. Даже если в начале будет отказываться из-за Энни, я не сдамся. Я буду бороться за ее любовь, неважно, сколько времени на это потребуется, - пылко произнес Арчи.

- Нет, не будешь! - резко парировал Альберт.

- Что ты хочешь сказать? Ты собираешься запретить мне искать свое счастье? Ты только что сказал, что уважаешь мои решения... Почему к этому решению отношение уже иное? - спросил Арчи, смущенный ответом своего дяди и друга.

- Нет, Арчи, не то, чтобы я запрещаю тебе искать свое счастье... это просто...

- Может, ты решил сам добиваться расположения Кенди, забыв о юридических границах, которые вас с ней связывают! - выпалил молодой человек, явно расстроенный неодобрением Альберта.

- Что за ерунду ты говоришь, Арчи? - выругался Альберт, оскорбленный намеками молодого человека, хотя его добрый и собранный характер скоро возымел верх, и он тут же извинил племянника. - Но я прощаю тебя, потому что знаю, что ты не в своем уме!.. Я желаю, чтобы ты смог найти женщину, которая тебе действительно нужна, но боюсь, что ты не можешь даже мечтать о Кенди, потому что теперь она...

- Что!? - вскричал Арчи со свирепым взглядом в светлых глазах.

- Арчи, сядь. Есть новости, которые я получил только вчера. Я собирался сказать тебе и всем нашим друзьям на этой неделе... - сказал мужчина постарше, пытаясь снизить напряжение.

- Что случилось с Кенди?! Она в порядке? Пожалуйста, не говори мне, что она... - отчаянно молил Арчи, вцепляясь в плечи Альберта.

- Нет, Арчи! Успокойся! Она в порядке. На самом деле она теперь лучше, чем была когда-либо прежде. Лучше чем ты и я вместе взятые, - поспешил объяснить Альберт, приглашая молодого человека снова присесть.

- Тогда что можем мне помешать признаться ей в своих чувствах?

- Арчи, пожалуйста... Я получил новости из Франции... - спокойным голосом говорил Альберт, вынимая конверт из письменного стола. - В этом письме говорится о важном решении, которое приняла Кенди. Фактически, когда война закончится, а я уверен, это будет очень скоро, Кенди не вернется в Чикаго.

- Но почему? - удивился Арчи, ужасно смущенный.

- Арчи, я надеюсь, что ты поймешь и примешь это как джентльмен… Когда Кенди вернется, она будет жить в Нью-Йорке.

- Почему она должна жить в Нью-Йорке? Она там никого не знает... - глаза Арчи некоторое время блуждали, пытаясь найти логическое объяснение, чтобы восстановить равновесие, внезапно потерянное разумом, но секунду спустя беспокойный пристальный взгляд возобладал в его глазах со смесью гнева и недоверия, - кроме... Нет! Ты же не хочешь сказать, что она решила искать этого сукиного сына, которому ни черта не нужна! - взорвался он.

- Прежде всего, я бы оценил, если бы ты не оскорблял моего друга таким образом, - твердо парировал Альберт, - и послушай меня секунду, Арчи. Ты прав, когда подумал, что это связано с Терренсом, но не так, как ты думаешь. Возможно, не обратил внимания, но когда США объявляли войну Германии, Терренс поступил в армию. После этого, это было вопросом судьбы. Кенди и Терри нашли друг друга во Франции... - сказал, наконец, Альберт, действительно сожалея, что ранит молодого человека столь глубоко.

- Но как? - дрожащим голосом спросил Арчи.

- Боюсь, Терренс был ранен и послан в ту самую больницу, где работала Кенди. На самом деле, она ухаживала за ним в течение его выздоровления, - разъяснил Альберт.

- КОНЕЧНО! - вспыхнул Арчи, снова встав и бесцельно бродя по просторной комнате. - И этот ублюдок воспользовался преимуществом положения! Что за грязная игра.

- Арчи! - задохнулся Альберт, не зная, что еще сказать.

- Я вижу, ты встал на сторону Грандчестера, - упрекнул Арчи, - но если ты думаешь, что на сей раз я промолчу и откажусь, как раньше, вы с Грандчестером ошибаетесь! Ты просишь, чтобы я вел себя как джентльмен? Так позволь мне тебе сказать, что я устал быть джентльменом! Я буду бороться за любовь Кенди, неважно, если она теперь его подруга, потому что он ее не заслуживает! - заключил он, махая правой руки угрожающим жестом.

- В этом-то и дело, Арчи! Она ему не подруга! - ответил Альберт, всерьез обеспокоенный тоном, который принимал разговор.

- Что ты имеешь в виду?? - сердито спросил Арчи, и Альберт понял, что нужно сказать худшую часть новостей прямо сейчас.

- Арчи, Терри и Кенди поженились. Теперь Кенди миссис Грандчестер, и когда она вернется, то будет жить в Нью-Йорке со своим мужем. Нравится тебе это или нет, ты должен будешь принять это! - энергично выговорил мужчина постарше.

Арчи стоял безмолвный, пока решающие слова Альберта тонули в его ушах болезненным эхом, звеня снова и снова, пронзая его грудь словно меч, пока его сердце не разбилось на тысячу осколков. Он инстинктивно сжал кулаки и ясно чувствовал, как его челюсти прилипли друг к другу, предотвращая произнесение единственного слова.

Прежде, чем Альберт мог что-то сказать или сделать, молодой человек убежал в гневе, хлопнув дверью позади. Альберт знал, что в такой момент человек нуждается в некотором уединении, чтобы пролить слезы, которым гордость не позволяет показывать публике; так что он просто позволил своему племяннику уйти, надеясь, что приличные дозы одиночества смогут помочь ему преодолеть начальный удар.

Молодой человек бежал по роскошным залам и коридорам, пока не достиг своей спальни. Убедившись, что он остался действительно один, он упал на колени, тихо плача.

- Что ты наделала, Кенди, моя любимая?! - с упреком воскликнул он. - Ты, милая девочка, такая чувствительная и заботливая, когда дело касается других, но всегда бессердечная к моей любви к тебе? Почему ты слепа к моей страсти? Почему ты снова и снова так причиняешь мне боль? - произносил он между горькими рыданиями, пока его разум погружался в воспоминания. - Я так долго любил тебя! С тех пор, как мы были детьми! И всегда был кто-то еще! Всегда кто-то еще! Я принял твое решение, когда сначала ты выбрала Энтони, потому что я так любил вас обоих. Я вел себя как джентльмен, несмотря на мою молодость и скрыл признание любви, которое горело на моих губах... А потом... наш дорогой Энтони умер, оставив нас всех в печали... и я думал, что будет лучше позволить тебе облегчить свою боль в руках твоих матерей. Я наивно полагал, что позже, когда наши сердца излечатся от этой огромной потери, ты, наконец, удостоишь меня своей любовью. Но этот человек должен был появиться из ада, чтобы только принести тебе еще больше страданий, снова и снова, и у меня язык не повернулся, чтобы отказаться, когда ты попросила, чтобы я позаботился об Энни... О чем я думал тогда?

Молодой человек медленно встал и подошел к письменному столу рядом с окном. Там был маленький деревянный ящик, который он ленивым жестом открыл, вынимая одно из многих писем, собранных в прошлом году. Он снова вдохнул их запах, и воз его сожалений мысленно катился.

- У розы сладкий аромат, - думал он, а слезы все еще бежали по его щекам, - но есть и шипы, чтобы пронзить сердце мужчины. И теперь, моя прелестная роза, ты только что нанесли роковой удар моей бедной душе, отдав себя презренному ублюдку, который никогда не знал, как оценить твой дар!!! В прошлом, когда я понял, что он потерял тебя, я мог бы выдерживать бремя твоей нелюбви, моя милая, потому что знал, что никто не завоюет твоею любовь, но я только эгоистично обманывал себя, - горевал он, и его руки выпустили письмо, а пара янтарных глаз встретилась с собственным отражением в большом зеркале. - Ты никогда не смотрела на меня! - вслух причитал он, глядя на свои красивые черты. - Никогда не смотрела на мужчину, чьей любви хотели бы добиться другие женщины. Напротив, все это время ты продолжала любить его!! У него однажды были шансы, и он потерял их все, он не имеет право возвращать тебя! Он, который, как я полагал, даже более жалкий, чем я сам, потому что у него не было радости твоей близкой дружбы... он, который, в конце концов, стал счастливым обладателем твоих нежнейших объятий... и сокровеннейших ласк!!!! Если б ты только выбрала кого-то еще, это было бы не так больно!!! Почему он, из всех мужчин в этом мире, Кенди? Тот, кого я презираю за причинение тебе боли в прошлом!!! Тот, кто с этого дня будет объектом моей ненависти. Тот, кто будет чумой моих кошмаров, потому что я представляю, как он наслаждается вкусом твоих поцелуев, которых я никогда не попробую!! - громко вопил он, а его кулак разбил зеркало. - О, Кенди, моя Кенди!!! Какое проклятие наложила ты на меня!!! - плакал Арчи, не чувствуя боли кровившей руки.

Немцы отступали, но для генерала Людендорфа не все было потеряно. Он знал, что должен сопротивляться во Франции как можно дольше. Если б он смог удержать позиции вдоль границы до наступления зимы, это дало бы немецким дипломатам достаточно времени и военного давления, чтобы заключить более выгодное перемирие. Если они не смогли выиграть войну, то, по крайней мере, должны были постараться получить менее обременительные условия мира.

Так что его планом было медленно и постепенно отступать, пытаясь сохранить позиции с минимумом подразделений. Фош разгадал намерения противника и решил, что должен остановить мобилизацию немцев, заставив их сдаться прежде, чем они пустятся в бегство, так, чтобы они расплатились большим унижением и более выгодными результатами для Союзников. В конце концов, война может быть хорошим бизнесом для тех, кто побеждает. В 1919 году наставало время заключить сделку, и каждая сторона хотела занять наилучшее положение.

В течение сентября, октября и ноября Союзники организовали свое последнее наступление, то, что привело бы их к окончательной победе. Оно было разделено на три главных фронта. Один во Фландерсе, на северной границе с Бельгией, другой над Камбре и Сен-Кантеном, и последний по Мезьеру и Седану. Идея заключалась в том, чтобы взять под свой контроль железную дорогу, по которой немцы обычно перевозили свои войска, боевое снаряжение и припасы. Первый пункт, который решил атаковать Фош, был Сен-Мийель, город в нескольких милях от юга Вердена. Для такой миссии была выбрана американская армия.

К сентябрю 1918 года американцы уже организовали свой штаб в Весле, и 1-ая Американская Армия тогда была назначена атаковать Сен-Мийельский выступ и сократить его так, чтобы Союзники смогли получить свободную связь по железнодорожным линиям, от Парижа до области Лотарингии. Цель американцев состояла в том, чтобы взять выступ Сен-Мийеля и продвинуться к Аргонскому лесу, несколько миль на север. В эту миссию была включена вторая дивизия.

Поэтому ночью 11-ого сентября Терренс Грандчестер опять сидел в окопе под обстрелом, ожидая своей очереди действовать. В один час 12-ого сентября, сражение началось с сильной артиллерийской атаки, которая продолжалось несколько часов. Пехота, тем временем, ждала в тишине между темными стенками траншей. Доносились лишь осенний ветер и взрывы орудий, тающие с сильным запахом пороха, который наполнял атмосферу. Молодой человек сидел рядом с Терренсом, держа свой пулемет Браунинга нервными пальцами, поскольку вздрагивал от страха с каждым новым взрывом. Это был первый раз, когда он участвовал в бою, и Терренс не мог винить его в том, что тот напуган. Молодой актер опустил руки на плечо своего молодого соратника, стараясь уменьшить его страхи.

- Все это чертовски страшно, - произнес Грандчестер, - и все же, ты должен управлять собой, если хочешь остаться в живых.

- Как Вы можете быть таким спокойным? - поразился молодой человек, глядя на невозмутимого сержанта.

- Я так же боюсь, как и ты, Мэтью, - ухмыльнулся Грандчестер, - но я стараюсь сосредоточиться на своей цели. Если я хочу достигнуть ее, то должен сконцентрироваться.

- И что это за цель? - спросил молодой человек.

- Я должен жить, Мэтью, - ответил сержант со странным пламенем, на краткую секунду мелькнувшим в его глазах. - Есть кое-кто, кому это нужно. Так что, когда мы встретимся в врагом, я сосредоточу все свои силы, чтобы сохранить свою жизнь и исполнить свой долг. В этот момент нет места никаким другим мыслям или чувствам. Просто сконцентрируйся на этом, и только рассудок поможет тебе остаться в живых. Сфокусируй свой разум на этой мысли, а свои пять чувств на сражении.

- А что, если я просто не смогу это сделать? - поинтересовался молодой человек.

- Тогда доверься молитвам твоей матери, Мэтью, потому что не думаю, что Господь Бог услышит хоть какую-то молитву от такого грешника как ты, - пошутил сержант, давая молодому человеку легкий пинок, который немного ослабил напряжение молодого человека.

В 5 утра пехота вышла из траншей. И снова Терренсу пришлось столкнуться с ужасающим видом людей, убивающих друг друга, и снова его руки должны были окраситься кровью. Он знал, что не сможет стереть эти пятна, которые на нем останутся, даже если он снова и снова будет смывать их, они всегда будут терзать его совесть и станут частью его кошмаров. Однако, у него был один аргумент, который поддерживал его в эти часы: он должен жить, и если придется убить, чтобы спасти свою жизнь, он это сделает. Впервые в своей жизни он знал, что его существование имело ясную цель.

Битва длилась почти 24 часа, но к счастью, немцы сопротивлялись не так решительно, как ожидалось. Тринадцатого сентября приступ был взят, и несколькими часами позже американские силы сменились французскими подразделениями. Первая Американская Армия продолжала путь к Аргонскому лесу, где их ожидал целый месяц болезненной борьбы.

На пути к северу Терренс смотрел в окно поезда, поглаживая распятие в своих руках. Он видел вечнозеленые ветви сосен, контрастирующие с золотым ландшафтом, доказательство наступающей осени, и его разум тут же принес ему сладкую память о глазах его жены. Он тихо вздохнул, благодаря Бога, что она была далеко и в безопасности. В переписке, которую он поддерживал с Альбертом в предыдущие месяцы, молодой миллионер открыл ему, что принял меры, чтобы держать Кенди подальше от фронта. Однако, Терренс не был бы настолько счастлив, если бы знал, что случится в Париже.

Слухи могут стать опасной ловушкой, в которую рано или поздно попадает желаемая добыча. Пока Кенди усердно работала в течение долгих смен, и все свободное время мечтала о человеке, которого любила, истово молясь, как никогда прежде, кто-то другой был занят распространением ядовитой смесью лжи и реальных фактов, на которую легко откликались уста, охочие до сплетен. В конце концов, не так уж трудно достигнуть темной грани внутри человеческих сердец. Нужно лишь чуть-чуть задеть струну, чтобы выявить человеческие слабости. В конечном счете, они могут пригодиться в достижении некоторых целей.

Кендис Уайт Одри в предыдущем году послали на фронт в Ипр, а затем на Камбре, вернув в Париж в декабре, лишь на несколько дней позже того, как полковник Волард - тогда еще майор Волард - был назначен директором больницы. С тех пор было послано в разные области по Западному фронту пять различных групп медицинского персонала, но Одри никогда не назначали снова, несмотря на факт, что она получила опыт и необходимые навыки.

Когда Одри прибыла в больницу после фронта, она заболела гриппом на пару недель и даже, когда Волард возможно не знал ее, он был так заинтересован в ее выздоровлении, что нанес ей пару визитов. Интерес Воларда можно расценить как простой знак вежливости и уважения к героине из одной из союзнических стран. И все?

Флэмми Гамильтон, всегда далекая и холодная со всем персоналом, которым она командовала, внезапно переменила свое отношение к Кендис Одри, как только они обе вернулись в Париж. Некоторые могут подумать, что изменение Гамильтон связано с фактом, что Одри фактически спасла ей жизнь. Однако, такое превращение случилось точно к тому времени как Волард прибыл в Святой Жак. Совпадение?

Доктор Бонно открыто ухаживал за Кендис Одри более года, но она никогда не проявляла никакого интереса. Зачем молодой незамужней женщине отклонять внимание человека со столь обещающим будущим, какое было у Бонно, не говоря уже о его симпатичной внешности? Была ли тайная любовь, в которой она не могла признаться, и которая не позволяла ей вознаградить привязанность Боннота?

Летом пациенты из палате A-12 фактически, подняли мятеж, чтобы Одри была их медсестрой. Волард решил проблему, просто послав медсестру назад в упомянутую палату. Некоторые думали, что эта мера была довольно слабой и не совсем по- военному. Более строгим было бы решение перевести медсестру в другую больницу как урок для пациентов-бунтовщиков. Однако, Волард предпочел оставить Одри в больнице Святого Жака.

Наконец, недавно, Одри исчезла на целую ночь и даже опоздала в свою смену на следующее утро. Однако, Гамильтон ничего не сделала, чтобы наказать Одри за проступок. Не странно ли все это в самом деле, особенно, когда Флэмми Гамильтон всегда была такой строгой начальницей?

Нэнси Торндайк знала причины всех этих странных событий. Она работала, создавая больничные архивы в течение месяца, и в своем задании она нашла бумаги Кенди, содержащие очень любопытную информацию. Так она узнала, что молодая блондинка была членом очень богатой семьи, которая имела связи с высокими военачальниками во французской армии. Она читала письма Фоша майору Легару, майору Ля Саль и полковнику Воларду, строго предписывающие держать Одри в тылу. Это объяснило таинственное увольнение Ля Саль, того, кто послал Одри в Ипр, и интерес Воларда в удерживании Кенди подальше от линии фронта.

Нэнси сложила два и два, и увидев цельную картину, она поняла, что события можно легко истолковать по-другому. После этого, потребовалась лишь пара неформальных бесед кое с кем из коллег с репутацией завзятых сплетников, чтобы распространить слух, что у Эрика Воларда связь Кендис Одри, и по этой причине он пытается защитить свою любовницу, держа ее подальше от полевых госпиталей. Флэмми Гамильтон наверняка знала о романе и, следовательно, изменила отношение к Одри, когда Воларда назначили директором больницы. С другой стороны, Бонно не мог соперничать с полковником, который, несмотря на свой возраст и брачные узы, мог предложить намного больше своей любовнице, чем Бонно смог когда-либо предложить своей жене. Маленькая американская блондинка оказалась не такой уж чистой и наивной.

Слух мгновенно распространился, и через неделю дошел до ушей Воларда. Он, разумеется, был глубоко оскорблен и обеспокоен из-за своей жены. В молодости Волард не был святым, как большинство солдат, и Мадам Волард отреагировала на неверность своего мужа крайне резкой обидой, так что их брак был близок к полному провалу и окончательному разрыву. К счастью, время, любовь и хорошая доза прощения спасли Воларда от громкого развода, и в предыдущие пять лет они не без усилий восстанавливали доверие друг друга.

Понятно, что Волард боялся, что скандальный слух о его предполагаемой интрижке с американской медсестрой мог дойти до его жены, снова разрушив их еще натянутые отношения. Волард также боялся, что сплетня могла повредить его профессиональной репутации, особенно, когда он имел отношение к молодой леди, чье семейство имело связи с Маршалом Фошом. Так, Волард решил кое-что делать, чтобы сразу утихомирить злую сплетню.

Кенди была одна в своей спальне. Нежными руками она сложила льняное платье, которое мисс Пони и сестра Лин прислали ей в качестве подарка на день рождения, чтобы хранить его в коробке. После стирки и тщательного накрахмаливания она сказала себе, что она никогда больше не будет его носить. В конце концов, это было ее подвенечное платье, и она не собиралась надевать его для простой прогулки по парку, но хранить его как подарок в память о дне, когда она поклялась в вечной любви мужчине ее жизни.

Она погладила кипенно-белую органди, которая украшала лиф, и крошечные пуговки в форме жемчуга, не в силах избежать воспоминания о руках Терри, как он расстегивал их нервными пальцами.

Молодая женщина почувствовала, как румянец покрыл ее розовые щеки, но в этот раз она наслаждалась теплым ощущением, вспоминая ласки мужа. Она закрыла глаза и вновь почувствовала его поцелуи, и услышала его слова любви в ушах. Закрыв коробку, она легла на кровать, отсылая разум к самым сладостным и сокровенным воспоминаниям. Она нащупала правой рукой изумрудное кольцо, которое носила на шее на серебряной цепочке, всегда спрятанной под униформой, и сжала жестом нежности.

Лишь днем ранее Кенди получила письма Терренса, и каждое написанное им слово, пульсировало в ее венах каждую секунду, весь день и ночь напролет. Она закрыла глаза, повторяя про себя предложения, которые уже выучила наизусть, проигрывая своего рода тайный диалог.

Однако, теперь я просыпаюсь и думаю о "нас", и удивляюсь этому замечательному чувству, что некоторые зовут надеждой.

- О, Терри! - вздохнула она. - Надежда - это то, что теперь наполняет мое сердце... мысль, что я могу ждать ребенка, твоего ребенка.

Я читаю и перечитываю твои слова любви и представляю твои любимые глаза, мой ангел. Как я жажду увидеть свое отражение в этих зеленых зеркалах.

- Так же, как я жажду увидеть твои глаза и почувствовать на себе твои теплые руки.

Мысль о тебе - это радость, которая исцеляет мою душу и дает мне силы продолжать жить...

- Я чувствую то же самое, любимый, но зная, что ты в самом центре нового сражения, я не нахожу покоя и волнуюсь! - вдруг вспомнила она с упавшим духом.

Я в руках Божьих, и я уверен, что он сохранит мне жизнь, чтобы сделать тебя счастливой.

- О, Терри! - сказала она вслух, но поскольку услышала открывающуюся дверь, то поспешила вытереть слезы, которые уже текли по щекам.

В этот момент в комнату вошла Флэмми с очками в руке, поскольку она тоже вытирала заплаканные глаза безупречно белым носовым платком.

- Флэмми! - воскликнула Кенди, удивленная слезами подруги настолько, насколько ее неожиданным появлением в то время дня, когда ей полагалось быть на дежурстве.

- Кенди! - было все, что могла выговорить Флэмми перед тем, как броситься в объятия подруги.

Молодая блондинка нежно обняла брюнетку, стараясь успокоить ее взволнованное сердце словами утешения. Они стояли некоторое время, обняв друг друга, пока Флэмми не почувствовала, что все ее слезы вышли. Тогда обе женщины сели к Кенди на кровать, а блондинка держала подругу за руки.

- Не хочешь поделиться тем, что у тебя здесь? - спросила Кенди, притронувшись к ее груди рукой. - Или предпочтешь просто посидеть немного со мной, в тишине?

- Кенди... Я… - нерешительно пробормотала Флэмми. - Я думаю, что было бы неплохо поговорить, - сказала она, задаваясь вопросом, сколько печалей она могла бы доверить.

Молодая брюнетка отбросила одну из темных прядей, которые покрывали ее лоб, а затем вынула из кармана порванный конверт, который показала подруге.

- Это письмо от Ива, - упавшим голосом объяснила Флэмми.

- Я не знала, что он тебе пишет, - сказала немного смущенная Кенди.

- Он не пишет, Кенди... Как можно? - ответила подавленная брюнетка. - Он написал Жюльен, но она дала мне прочитать письмо.

Кенди оторвала глаза от конверта, адресуя подруге вопросительный взгляд. Внезапно длинный ряд случайностей, отдельные слова, знакова, и реакции Флэмми, наконец, возымели смысл, и Кенди смогла все прочесть во влажных темных глазах подруги, будто в открытой книге.

- Флэмми... ты... любишь его! - прошептала блондинка, все еще не веря признаниям карих зрачков.

- Нет-нет! - поспешила отрицать Флэмми, все еще не соглашаясь раскрыть сокровенные чувства. - Я… Я просто… беспокоилась… Я... - запиналась она, не в состоянии найти подходящее объяснение.

- А если нет, то почему ты плачешь? И почему запинаешься? Это не та Флэмми, которую я знаю, - парировала Кенди.

- Разве все должны быть влюблены в кого-нибудь только потому, что ты так влюблена в Терренса? - использовала Флэмми последний аргумент.

- Брось, Флэмми, ты сказала, что хотела поговорить. Это бы чуть-чуть помогло, если бы ты действительно, была со мной откровенна... Что ты теряешь? - спросила Кенди самым проникновенным тоном, и несмотря на недоверие Флэмми, брюнетка, наконец, поддалась обаянию подруги. Она сказала себе, что, поскольку Кенди уже вышла замуж за Грандчестера, не было смысла скрывать свои чувства от своей подруги.

- Хорошо, - согласилась, наконец, Флэмми, отводя глаза и нервно сжимая носовой платок. - Ты права, Кенди... Я... я... влюблена в него.

- Почему ты раньше мне не сказала о своих чувствах? - потребовала ответа смущенная Кенди.

- Потому что тогда ты бы отступила, - ответила Флэмми, и новая слеза покатилась по ее щеке. - А я этого не хотела. Я не хочу, чтобы меня выбрали из-за милосердия другой женщины. Это не в моем стиле... назови это гордостью, если хочешь... кроме того, я не был уверен, а если бы ты, в конце концов, полюбила его... это сделало бы его очень счастливым... Как я могла тогда вмешиваться?..

- О, Флэмми! Ты держалась так спокойно все это время, а я был настолько слепа, что этого даже не замечала! - жалела Кенди. - Что я за подруга! - добавила она с упреком себе.

- Нет… нет, Кенди. Не вини себя так, - с грустной улыбкой, полной понимания, отвечала Флэмми. - Как ты могла увидеть мои молчаливые проблемы, когда у тебя самой творилось такое?

- Флэмми, ты настоящий друг! - воскликнула глубоко тронутая Кенди, заключая подругу в объятия.

Обе женщины некоторое время хранили молчание, обняв друг друга и чувствуя, как невидимые узы, объединившие их, стали крепче.

- Ну теперь хватит обо мне! - с улыбкой объявила блондинка. - Ты должна сказать мне, почему ты была такой грустной... Это из-за того, что говорится в письме Ива?

- В общем, да, - буркнула Флэмми с глубоким вздохом, - он работал в Аррас, но теперь его только что послали с полевым госпиталем вслед за Четвертой Французской Армией. Они совершают марш к югу, Кенди! Это может быть слишком опасно, у немцев очень сильные позиции в этой области! Я боюсь, Кенди... Я все еще помню, как погиб доктор Дюваль! - тихо плакала Флэмми, без рыданий, лишь сжимая кулак и позволяя литься слезам.

- Не думай так, Флэмми, - сказала Кенди, стараясь быть сильной, даже, когда ее сердце екнуло внутри, услышав, что Французская Армия совершала марш на юг. Что это было? Предчувствие? Пытаясь прогнать свои собственные опасения, блондинка взяла подругу за руки и самым спокойным тоном заговорила. - Ив будет в порядке, вот увидишь. Доверься Господу и позволь Ему защитить наших мужчин на фронте. Теперь мы должны быть сильными... Посмотри на Жюли! Какой стойкой она была почти четыре года!!!!

- Ты права! - признала Флэмми. - Я даже не знаю, почему я так чувствую, когда он даже не думает обо мне! Вы, девушки, беспокоитесь за своих мужей... а я... он даже не пишет мне! - печально заметила она.

- Но может стать подходящим временем, чтобы начать с ним переписываться, - намекнула Кенди с хитрой улыбкой.

- Ты в своем уме, Кенди? - ответила Флэмми, потрясенная предложением подруги. - Я не знаю, что говорить... Плюс... нет шансов, что ему могут нравиться такие как я...

- Флэмми Гамильтон! - отчитала ее Кенди. - Никогда-никогда не относись к себе так неуважительно! Ты замечательная женщина, и если Ив этого не заметит, тогда он просто тебя не заслуживает! И все-таки... я думаю, всегда есть шанс у тех, кто пытается!

- Я не знаю, я не хотел бы мечтать только для того, чтобы разочароваться в конце всех моих усилий! - спорила Флэмми, защищаясь.

- Чего ты хочешь, Флэмми? - энергично задала вопрос Кенди, нахмурив нежное личико. - Ты что, хочешь дожидаться, пока не состаришься, только чтобы выяснить, что сожалеешь о том, что никогда не осмелилась сделать? Чепуха!!! - воскликнула Кенди и уткнула руки в боки. - Я просила когда-нибудь за то, что вытащила тебя из той траншеи? - вопросила блондинка, сверля подругу командирским взглядом.

- Нет... почему ты это говоришь? - спросила смущенная Флэмми.

- Хорошо, теперь я собираюсь это сделать! - ответила Кенди с улыбкой, но не теряя авторитетного взгляда в зеленых очах. - Ты останешься здесь и напишешь это несчастное письмо, пока я за тебя додежурю. И не смей выходить, не написав его. Когда закончишь, я сама его отправлю! - приказала она, выйдя из комнаты прежде, чем Флэмми могла произнести хоть слово.

Брюнетка встала, чтобы последовать за подругой, но когда она попыталась открыть дверь, то поняла, что Кенди заперла ее и унесла с собой ключи. Флэмми вздохнула, взмахнув руками, частично расстроенная и частично рассерженная на подругу.

- Да как ты смеешь, упрямая избалованная девчонка! - крикнула Флэмми, но ответа не получила.

Она немного походила по комнатке туда-сюда, пока в ее голове шли дебаты с армией аргументов против идеи Кенди. Однако, несколькими минутами позже, она села за небольшой письменный стол, который делили обе соседки, и, взяв лист чистой бумаги, начала писать.

Как только возбужденные шаги Флэмми больше не слышались с другой стороны двери, Кенди покинула коридор, направляясь к палате, где ей полагалось замещать Флэмми. По пути она снова ощутила укол в грудь.